Глава 21 Эрен

Пробуждение в одной постели с любимым мужчиной было для меня в новинку. Хотя вся моя десятая жизнь преподносила мне бесконечные сюрпризы и заставляла по новой взглянуть на привычные вещи, конкретно это чувство было мне совершенно неизвестно.

Просыпаться, ощущая под ладонью крепкую широкую грудь, чувствуя истому и легкость. Это не было похоже на чувства, что были у меня ранее. Тот, прежний опыт, влюбленность моего второго перерождения, которая терзала мое сердце долгие десятилетия, теперь казалась мне блеклым силуэтом, недостойным и толики моего внимания досадным недоразумением. Сейчас я отчетливо понимала, что никогда не любила по-настоящему, а что самое главное — никогда не любили меня.

Меня вожделели, меня соблазняли, мной пользовались. Я была добычей, трофеем или просто покупкой, но ни разу, ни один из тех мужчин не проявлял ко мне столь пылкое, мощное и уверенное чувство, которым одарил меня Виктор. Всё его мягкое внимание, все его легкие прикосновения, все его короткие взгляды и жаркое дыхание над моим ухом, когда он наклонялся во время совместной работы, все это обрело особенный смысл именно этой ночью, усилилось во сто крат, стало осязаемым, понятным и таким притягательным.

Внутреннее спокойствие и удовлетворение, будто бы сошел с пружинящих гнилых мостков на твердую каменную мостовую — вот чем на самом деле оказалась любовь. Не то юношеское, поспешное нечто, которым я ранее довольствовалась, а зрелое и осознанное чувство.

Виктор сделал глубокий вдох и чуть заворочался, я же почувствовала, что левая рука мужчины, на которой я сейчас лежала, как на подушке, скользнула по моей спине и ниже к бедрам. Это простое движение моментально вызвало во мне бурю эмоций и, поддавшись порыву, я без затей ответила, придвинувшись к мужу еще ближе.

— Как ты? — сонно спросил барон, даже не открывая глаз.

— Прекрасно, — шепнула я в ответ. — Доброе утро, милорд.

— Я же просил не обращаться ко мне так, — беззлобно усмехнулся муж.

Его пальцы сейчас нежно поглаживали мою спину, едва-едва не касаясь ягодиц, словно натыкались на невидимое препятствие. Виктор даже полусонный сохранял над собой контроль.

— Вам нужно проверить простынь, — ляпнула я первое, что пришло в голову.

От таких слов Виктор моментально открыл глаза и, приподняв голову, удивленно уставился на меня, прячущуюся сейчас у него под боком.

— Это зачем? — все же спросил барон, и в его вопросе сквозило искреннее удивление. — Искать кровь или что?

— Пара капель должна была остаться и…

— Ой, прекрати, — простецки перебил меня Виктор и, схватив за плечо, с силой прижал к себе.

Я многое знала о мужской физической силе. Бесчисленные побои за предыдущие девять перерождений, работа в борделе, жизнь простолюдинкой. Любой мужчина был пугающе силен, даже если сам по себе не вышел ростом. Сила же Виктора была просто чудовищна, я это ощутила еще накануне, когда он встал со мной на руках с кресла или держал меня за бедра уже на постели. В отличие от множества других мужчин, конкретно мой муж мог голыми руками сломать мне большинство костей, а касания, которые для него казались обычными, оставили бы на моем теле синие отметины.

Но когда он дотрагивался меня, я отчетливо ощущала, насколько сильно он контролирует себя. Даже в порыве страсти, когда его движения становились резкими и почти грубыми, когда мы сливались в едином порыве, а дыхание становилось настолько тяжелым и сбивчивым, что, казалось, мы оба вот-вот потеряем сознание, Виктор Гросс не забывал об осторожности. И эта его нежность и внимательность, то, что он ни на мгновение не забывал обо мне, даже когда страсть превращала нас в безумцев, а из груди рвался рык, было совершенно поразительно и непостижимо.

— У вас могли появиться некоторые сомнения после нашей первой ночи… — начала я.

Едва проснувшись, я сразу же поняла, что ночью крупно напортачила. Нет, я не вспомнила абсолютно всё, чему мне пришлось обучиться в борделе, но даже той части, что я показала супругу накануне, то, как я двигалась, как смотрела, как требовала движения от мужа, пока Виктор не решил остановиться, было достаточно, чтобы вызвать массу вопросов.

Как минимум о том, была ли я невинна до брака.

— Никаких сомнений, — тут же ответил мой муж. — Лучше скажи, как ты?

— Что? — я не поняла вопроса.

Виктор уже окончательно проснулся и подвинулся чуть выше, чтобы сесть, упершись спиной в изголовье. Его рука выскользнула из-под моей головы, а пальцы, которые приятно поглаживали мою спину, исчезли, что вызвало во мне небольшой приступ раздражения. Да, определенно, я веду себя странно, даже для самой себя.

— Я беспокоюсь о твоем состоянии, — опять заговорил мой муж. — Ничего не болит? Не саднит?

Эти вопросы были настолько необычными, что я не могла бы объяснить их даже высоким происхождением Виктора, о котором у меня были подозрения. С каких пор мужчину вовсе могут волновать подобные детали? Дело любой жены на брачном ложе — принять своего мужа до его полного удовлетворения. Такова роль женщины, такова ее природа. Так о чем же сейчас тревожится мой муж?

Особенно учитывая, как внимателен он был. Я отлично чувствовала его напряжение и понимала, что в большинстве случаев Виктор сдерживался. Двигался мягче и медленнее, деликатнее, чем ему того хотелось. Ночью я не предала этому слишком большого значения, поглощенная пламенем страсти, но теперь все становилось более понятным. И его поведение, и его вопросы.

Так он проявлял свою заботу. Даже в таких вещах, когда любой просто теряет голову, Виктор оставался верен своей расчетливой и одновременно внимательной к деталям натуре.

— Все прекрасно, — ответила я, пытаясь подползти ближе к мужу, но так, чтобы это не выглядело слишком нагло и неподобающе с моей стороны. — Меня сейчас преследуют исключительно сожаления о том, что этого момента пришлось ждать так долго.

— В день свадьбы мы были едва знакомы, — серьезно ответил муж. — Может оно и к лучшему, что все сложилось так…

Он совершенно естественно и почти что дежурно поцеловал меня в лоб, как делал это все последние недели, после чего одним мягким движением выскользнул из постели, оставив после себя огромную пустоту. Я же с сожалением посмотрела на эту широкую спину, стараясь успокоить неподобающие мысли, которые лезли мне в голову. Это душой и разумом я была многоопытна в плотских утехах, но Виктор был совершенно прав. Это тело молодо, невинно и совершенно не готово к тем желаниям, которые я в себе обнаружила, оказавшись в объятиях Виктора Гросса.

Соитие с супругом — это долг и, как любая женщина, я всегда относилась к этому в первую очередь как к долгу, исполнение которого приводит к деторождению. В чем и была главная миссия любой женщины — даровать новую жизнь и произвести на свет потомство для своего супруга. Женский блуд был порицаем более, чем блуд мужской, но и потребности женщин всегда были скромнее, за исключением редких случаев.

Я всегда причисляла себя к воздержанному большинству, а некоторые из своих жизней вовсе закончила девственницей, не видя особого смысла в сношениях с мужчинами или в других случайных связях. Но теперь я с удивлением обнаружила, что не так и чужды мне чувственные удовольствия, как я думала ранее. Опытные сердцеедки и даже блудницы любили повторять, что нужно просто найти правильного мужчину, с правильным достоинством, внешностью или даже запахом, чтобы проникнуться к нему тем особым типом симпатии, из-за которой при виде избранника подкашиваются ноги. Мне эти разговоры казались преувеличением, ведь я тоже была опытна, и ничего подобного никогда не испытывала. Но сейчас, наблюдая с брачного ложа за утренними сборами Виктора, я наконец-то осознала, о чем говорили те женщины. И была крайне рада тому, что они оказались правы, а я — заблуждалась.

Виктор почти закончил одеваться и бросил на меня полный коварства взгляд, по которому я тут же поняла — наши мысли сейчас если не совпадают, то весьма по своей природе похожи. Отчего тут же почувствовала, как краснеют щеки, а в груди и низу живота появляется чувство предвкушения. Несмотря на все наши проблемы и грядущие беды, сейчас мне хотелось жить сильнее, чем когда-либо. И жить счастливо.

— Эрен, вставай, — проговорил Виктор. — Я пришлю Лили и пока прикажу принести завтрак.

Я только согласно кивнула, после чего муж покинул покои, а я осталась одна, собирать по кусочкам расползающиеся во все стороны мысли.

Крови на самом деле не было. Я аккуратно осмотрела простынь и поняла, что Виктор был прав — ни следа, ни капли. Это было бы огромной проблемой, если бы мой муж был хоть немного похож на обычного мужчину, но образ мысли Виктора отличался в невероятно выгодную для меня сторону.

— Ох, миледи! — Лили возникла в комнате совершенно внезапно. — Доброго утра, миледи! Вы прямо сияете!

Моя служанка улыбалась так широко, что я думала, у нее треснут губы, но я точно знала, что поведение Лили было искренним. Освоившись в новом месте, она опять стала той доброй и заботливой девушкой, с которой я была знакома все предыдущие жизни. Только теперь над нами двумя не тяготела фигура Франчески и Лили могла обращаться ко мне так, как велело ей сердце.

Я же хоть и придерживалась правил приличий, но все же позволяла девушке больше, чем положено обычной служанке из простолюдинок. Мы вместе шили, прогуливались по замковому двору, вместе выходили на рынок, а Лили еще и делилась со мной всевозможными городскими сплетнями, так помогая мне быть в курсе происходящих вокруг событий без нужды лично общаться с людьми. Я знала, что так же поступает и Виктор — принимает доклады от Арчибальда, Ларса или Грегора, но мужчины в этом плане скупы на детали и стараются по-военному излагать барону только конкретные факты. И даже если они и обсуждают какие-то сплетни, то касаются они скорее, самого Виктора, а не других жителей замка.

Мне же Лили выкладывала всё, что могла разузнать, чем не раз скрашивала наше шитье или утренние сборы.

— Ох, миледи! Какая вы сегодня красивая! — Лили бросила взгляд на смятую постель и ее глаза задорно блеснули. — Я так за вас рада!

Это было нетипично для девушки, особенно ее внимание к кровати. Я ведь время от времени сминала простыни и одеяла подобным же образом, чтобы сымитировать перед слугами то, что мы с Виктором исполняем супружеский долг. Но конкретно сейчас Лили вела себя так, будто бы случилось то, чего она давно ждала.

— Откуда столько радости? — немного раздраженно спросила я.

— Я просто довольна, что у моей госпожи все наконец-то хорошо! — честно призналась девушка.

— И как ты это поняла? — с интересом спросила я.

— Ой, миледи… — Лили стала стремительно краснеть.

— Нет уж, мне теперь интересно, — ответила я, усаживаясь за столик, чтобы Лили привела в порядок мои волосы. — Ведь это утро не такое уж и необычное.

— Миледи, этого почти никто кроме меня не замечал, но очевидно же, что вы с бароном наконец-то нашли общий язык! — сбивчиво прошептала мне на ухо девушка. — В комнате прямо витает запах ночной страсти! И то, как сияет ваш взгляд! И как полегчала походка барона! Все идеально и прекрасно! Радость-то какая!

Я с ужасом обернулась на Лили, которая сейчас только что не пританцовывала, мурлыкая какую-то песенку себе под нос, пока расправляла мои кудри. Нет, не было в словах служанки неуважения или каких-то намеков, девушка на самом деле была искренне рада тому, что происходило между мной и бароном Гроссом.

— Ты не будешь об этом трепаться, — холодно сообщила я служанке. — Держи рот на замке.

— Миледи! — недовольно возразила Лили, но тут же осеклась. — Я вас поняла, но люди-то не слепые… Всё сами увидят, вы не сомневайтесь. И я скажу, что все за вас очень болели, искренне! Ведь если между лордом и его супругой разлад, то жди бед! Кто же успокоит такого человека, как барон Гросс? Он если не в духе, то вся дружина понурая ходит, озирается!

— Не припомню, чтобы барон бил подчиненных или как-то жестоко наказывал, — ответила я, позволяя служанке делать ее работу. Гребень в руках Лили жил отдельной от ее языка жизнью, так что мои спутавшиеся волосы быстро принимали достойный вид.

— Он и не бьет, — ответила Лили, — но может же работы какой придумать, или приказ дать! А барон очень изобретательный человек, это каждый знает! Ямы-то вон чистили? Чистили. Двор подметают едва ли не каждый день, крышу казармы ремонтировали, ворота чинили! Барон вместо того, чтобы мастерам платить, очень умело своих солдат трудиться заставляет, раз уж он им жалованье платит, так и говорят, что отрабатывают свое серебро до последней четвертушки! Некоторые говорят, лучше бы бил, а другие одергивают, что с такой силищей, как у барона, он и зашибить может, причем с одного удара! Ой!

Дверь в покои отворилась, и в комнату вошел мой муж, так что Лили мигом прикусила язык. Сборы много времени не заняли — переоделись мы за ширмой, пока Виктор терпеливо ожидал моей готовности за накрытым столом.

Остаток дня прошел идеально. Сначала мы с Виктором осмотрели главный зал на предмет готовности к свадьбе Ларса, после я пошла с инспекцией на кухню, а барон — на казармы, где тоже вовсю шли приготовления. Условились встретиться около полудня уже в кабинете, откуда планировали не выходить до самого вечера. Нужно было проверить накладные и рассчитать городских лавочников и пекарей, которые помогали с подготовкой к свадьбе — только замковая кухня с этим бы просто не справилась. Все расходы покрывали купцы Морделы, но раз уж празднование будет проходить в главном зале, то и контроль над мероприятием барон взял на себя. Так проще уследить, чтобы ничего не было взято из замковых запасов, а мы — не прихватили лишнего за счет Морделов.

Это могло показаться мелочным и странным — мы и так оказывали честь Морделам, но Виктор однозначно дал понять, что лишнего серебра, пусть оно и будет выражено в оставшейся еде или дополнительной оплате работникам — ему было ни к чему. Его решение вызвало у меня непонимание, а вот Морделы подобный шаг горячо поддержали. Видимо, так Виктор стремился показать будущим компаньонам по торговой гильдии, что он в делах последователен и внимательно следит за финансами.

— Поскорей бы все это уже закончилось, — выдохнул муж, заканчивая заполнять очередной сводный лист, — меня эта система четвертушек и дюжин с ума скоро сведет.

— В смысле? — удивилась я.

— Это неудобно, — ответил Виктор, устало потирая глаза вымазанными чернилами пальцами. — Я понимаю, почему это используется, ведь если человек неграмотный, то считать до четырех и двенадцати его можно научить, но все же…

— А как иначе? — удивилась я. — Что может быть удобнее?

— Для образованных людей удобнее была бы десятеричная система, — ответил мой муж. — Минимальная монета это медяк. Сто медяков это серебряный, сто серебряных это фунт. И никаких сложных расчетов. Просто отбрасывай или приписывай нули.

Я замерла, пытаясь понять, о чем говорил Виктор. Точнее, я прекрасно понимала, в чем суть его предположения, но это было настолько… непривычно, что просто не хотелось укладываться в голове. Кроме того, появлялась масса вопросов, почему такая система не сработает или почему она будет неудобна, но, конечно же, в главном Виктор был прав — для необразованных людей это будет слишком сложно. Одно дело — счет до дюжины, который возможно провести по костяшкам пальцев, а совсем другое — расчеты десятками.

Я задумалась над словами мужа, и внезапно осознала, что он и так тяготел к расчетам через десятки, а не дюжины. Виктор все свои планы и подсчеты стремился свести к цифре, которая без остатка делилась бы на десять. Суммы, бюджеты, объемы закупок. Там, где простой человек считает для удобства дюжинами, Виктор считал десятками. Если дополнительный заказ муки, то тридцать, сорок или пятьдесят мешков вместо тридцати шести, сорока восьми или шестидесяти. Если расчет бюджета — то в круглых суммах в серебре, которые без остатка делились на десять, но не всегда на двадцать, как делали для удобства перевода в фунты опытные счетоводы. И таких мелочей в расчетах Виктора была масса, мелочей, которые я раньше не замечала.

Но я никогда не слышала о подобной монетной системе, за все свои девять жизней. Может, так принято на востоке? Но тогда торговля с заморскими соседями была бы намного сложнее, и эта особенность была бы на слуху, как минимум, в качестве повода посмеяться или обсудить отличие методов счета. Да и для такой системы поголовно все люди должны уметь кое-как считать до ста, пусть и по десяткам, иначе наступит рассвет мелкого мошенничества.

Все эти вопросы навалились крайне внезапно, но я не стала развивать эту тему. Для себя просто решила, что попробую перестроиться на счёт десятками в своих записях, чтобы Виктору было проще, вот и всё. А придет время, супруг сам расскажет, где он обучился подобному и что это было за королевство, которое могло позволить себе подобную монетарную систему, ведь для такого счёта «сто на сто» требовалось огромное количество промежуточных монет различного достоинства. И еще больше людей, которые бы ими пользовались.

С наступлением вечера мы с Виктором наконец-то выдохнули. Все приготовления были практически завершены, оплата от Морделов получена, зал — подготовлен. Даже к Петеру на всякий случай отправили посыльного, справиться, как дела у жреца Алдира и готов ли он завтра в полдень провести церемонию бракосочетания.

И после целого дня трудов мы наконец-то снова оказались в наших покоях, за нашим традиционным ужином. Виктор, довольный собой, активно терзал кусок вырезки, который ему приготовили отдельно из свежего мяса, поставленного мясником этим утром для замковой кухни, я же наблюдала за мужем, лениво ковыряясь в тарелке и потягивая фрамийское. Вкус вина уже стал портиться из-за того, что кувшин вскрыли, но это все еще был превосходный напиток.

— Не налегай на выпивку, — усмехнулся Виктор, беря в руку свой кубок, в который помещалась добрая пинта. — А то завтра голова болеть будет.

— Фрамийское слишком хорошее вино, чтобы отказываться, — парировала я. — Вы сами настояли, что кувшин надо открыть.

— Как твое самочувствие? — прямо спросил барон, не поднимая глаз от тарелки.

Вопрос прозвучал буднично, но я понимала, о чем именно он спрашивает. И это была очень деликатная и даже постыдная тема, если бы на месте Виктора был любой другой мужчина.

— Лучше себя никогда не чувствовала, — честно ответила я.

На самом деле, весь день в теле была легкость, которую я не ощущала долгие десятилетия, пройдя через множество перерождений.

— Рад слышать, — кивнул барон.

Я видела, что муж хочет сказать мне что-то еще, но Виктор только отправил в рот последний кусок мяса, после чего сделал большой глоток из своего кубка. Какое грубое использование столь тонкого напитка… Фрамийское следовало смаковать, но уж точно не использовать в качестве столового вина, которым запивают мясо.

Мужчина встал из-за стола и, совершенно не смущаясь, на полпути к ширме начал стягивать с себя рубаху. Я же осталась на своем месте, провожая глазами массивную фигуру.

Уже подойдя к углу, где размещалась ванна и куда слуги по приказу барона натаскали горячей воды, Виктор остановился и посмотрел мне в глаза.

Посмотрел именно так, как смотрел на меня этим утром. Это был коварный взгляд, который пробирал меня до самых костей, проникал в самое нутро. Муж замер, словно ожидая моей реакции, моего решения. Я отставила кубок в сторону и, наблюдая, как губы Виктора растягиваются в широкой улыбке, полной предвкушения, проследовала вслед за супругом за ширму, на ходу распуская завязки платья.

Загрузка...