В свободном полете

Глава 10

Влюблена ли я в Джейка? На этой неделе — да. Люблю Джейка, потому что впервые за полгода я занята. У меня такая напряженная жизнь! Я вернулась к своим ежедневным физкультурным занятиям. А два дня назад Аманда вручила мне подарочный сертификат на стрижку и окраску волос, который она получила на прошлое Рождество в новом салоне красоты (сама Аманда, ярая поклонница «Бамбе энд Бамбе», не помышляет о том, чтобы доверить свои локоны незнакомым рукам). Поскольку положение безработной располагает к скупости и поиску дешевых распродаж, я добываю фантастическое платье от Дианы фон Фюрстенберг в магазине готовой одежды в «XXI веке». Когда я описала маме по телефону это платье (длинное, облегающее, почти прозрачное), она сказала, что звучит роскошно.

Даже Лори вырвалась в обеденный перерыв, чтобы сопроводить меня в салон и по-быстрому сделать маникюр и педикюр. Так решила она, а не я. Я даже в лучшие времена остаюсь суетливой невротичкой, поэтому о моих ногтях и говорить не стоит. Я сгрызу свежий лак с ногтей, даже не дойдя до дома.

К тому же меня нервирует, когда чужие люди прикасаются к моим ногам. С другой стороны, Лори любезно приподнимает ножку из ванночки. И педикюрша с губкой набрасывается на нее. Нимало не беспокоясь, Лори листает журнал, возможно, надеется увидеть свою фотографию в колонке светских новостей под грифом «Да». И опасается оказаться под грифом «Нет». С облегчением или разочарованием, но не обнаружив своего фото, она откладывает журнал и берет другой.

— Хочешь «Лаки» или «Вог»? — спрашивает она у меня.

— Ни то, ни другое. Я больше не читаю журналов.

— А кто говорит о чтении? Я же спросила «Лаки» или «Вог».

Качаю головой:

— Не могу. Журналы пробуждают во мне желание купить вещи, которые я не могу себе позволить. Предпочитаю ничего о них не знать. Не иметь вкуса, стиля и жить чуть выше черты бедности.

— Тогда возьми «Лаки». Там в конце есть флаеры со скидкой.

— Флаеры со скидкой на барахло, которое мне ни к чему? Еще хуже. Я буду чувствовать себя обязанной купить это. Фу. Дай-ка мне «Пост».

Лори удивленно мигает:

— Извини, ты попросила «Нью-Йорк пост»?

— Ага.

— Что, собираешься разгадывать кроссворд?

— Лучше. Ребусы.

— Ах, — усмехается она. — Эта девушка мне по сердцу.

Лори берет газету и, прежде чем передать мне, раскрывает на колонке светских сплетен.

— Эй, знаешь, кто та актриса, курившая крек на Лудлоу-стрит?

— У меня есть догадки на этот счет, — робко отвечаю я, просматривая текст.

Лори не развивает тему. Она раскрывает свой журнал, который предлагает новый предмет обсуждения.

— Прямо не верится, что ты пропустишь вечеринку в эти выходные.

Закатываю глаза:

— Благодарю, я бы в любом случае это пропустила. Я уж несколько старовата, чтобы являться без приглашения на ваши тусовки.

Лори насмешливо смотрит на меня:

— Старовата?

— Ты понимаешь, о чем я. Я утратила аромат таинственности. Все знают меня, и всем прекрасно известно, что я больше не имею никакого отношения к кино…

— Но ты красила декорации целый день!

— Я все равно буду чувствовать себя незваной гостьей.

— Идиотка! — Перелистывает страницу. — Если бы мы не хотели видеть новых гостей, то назвали бы это закрытым празднованием. Весь смак вечеринки как раз и состоит в том, чтобы пригласить милых девушек. Приглашая тебя, я доставляю удовольствие всем.

Я фыркаю. Если кто-то всерьез считает меня красоткой, то только потому, что я отвечаю самым минимальным требованиям. Я не слишком жирная, у меня вполне ухоженные волосы и нет серьезных дефектов на лице. И даже грудь у меня нормального размера. Поэтому я ношу лифчик, но пока он без специальной подкладки, не вижу никаких проблем.

Я из тех девушек, которых считают красотками на фоне прочих. Если девяносто девять ладно скроенных женщин вертят бедрами на танцполе, в темном полуподвале ночного клуба, при мигающем свете ламп и я присоединяюсь к ним, — тогда, конечно, вы вполне спокойно можете заявить, что танцует сотня красивых девушек. А еще я красотка потому, что близка к Лори. Случайно оказавшись рядом с ней, я словно впитываю ее сексуальность. Находясь рядом с Амандой, я перенимаю ее высокомерный шарм. Но хватит об этом.

— Кроме того, — продолжает Лори, вырывая журнальную страницу и пряча ее в карман жакета, — там, вероятно, будет Энди Дик.

— О нет, Лори, пожалуйста, не связывайся с Энди Диком. Я не помогу тебе, если разразится психологическая катастрофа такого масштаба.

— Ф-фу. — Ее передергивает. — Я вовсе не собираюсь связываться с Энди Диком!

— Слава Богу.

— Я положила глаз на Роальда.

— Нет! — Я шлепаю по ее журналу, требуя полного внимания. — Оператора?

— Он не просто оператор. Он оператор-постановщик.

— Немец?

— Голландец.

— Но он сумасшедший!

— Он художник.

— Он хоть говорит по-английски?

— Чуть-чуть. — Лори переворачивает страницы журнала и рассматривает фотографии звезд. — Думаю, он очень сексуален.

— Из-за акцента? Не говори, что ты западаешь на такие очевидные штуки.

— Дело не в акценте. Все в целом. Художественный образ. Это… — Она обрывает себя и, нахмурившись, демонстрирует мне последний дизайнерский провал Дженнифер Лопес. Бросаю короткий взгляд, не выказывая особого интереса.

— Так что же? — настаиваю я.

— Мм? — Лори продолжает просматривать картинки. — О, видишь ли, операторы-постановщики такие плохие мальчишки. Я просто не в силах удержаться. Они неотразимы.

— Ну, поскольку ты понимаешь, что делаешь…

— Вовсе нет. — Ее короткая пышная челка не может скрыть озорного блеска в глазах. — Именно это так возбуждает меня. — Лори вырывает еще одну страницу. — Но расскажи о своем парне.

— Ах, это! — Я смущенно ерзаю в кресле — дама, полирующая мои пятки, бросает на меня суровый взгляд. Задерживаю дыхание и пытаюсь унять волнение. — Я уже говорила тебе о нем. Это его я заменяла на последней временной работе.

— Точно. Тот парень. — Прижав палец к образцу нового аромата между страницами, Лори задумывается. — Погоди-ка секунду. Ты ведь не согласилась на ту работу, верно?

— Верно.

— И тогда он решил остаться?

— Полагаю…

— Из-за тебя?

— Нет, это просто смешно.

— Тогда почему?

— Понятия не имею. Он довольно загадочный тип. У него… гм… личные проблемы.

Лори присвистывает, слегка приподнимая локоны, падающие на лицо.

— Ох-хо, — бормочет она. Страница выскальзывает из ее пальцев. — А чем он занимается?

— Он… гм… — Напрягаю шею, стараясь не дрожать. — Он хочет быть оператором-постановщиком.

Лори широко распахивает глаза:

— Ох-хо, — повторяет она.

Педикюрша постукивает по моей левой ноге. Повинуясь команде, приподнимаю ее и опускаю в тазик другую ногу.

Отбросив журнал, Лори тяжело вздыхает и откидывает голову назад, разминая затекшие мышцы.

— Слушай, ты видела книжку, о которой я спрашивала? «Гидеон»?

— Лори, ты же знаешь, как…

— Не говори ничего. Если ответ утвердительный, можешь просто пошевелить пальцами или что-нибудь в этом роде.

Это требует жесткого самоконтроля. Но, так или иначе, на некоторое время, я все же прекращаю ерзать и держусь совершенно спокойно.

По пути домой я вновь решаю сэкономить два доллара на метро и неспешно иду по Бродвею. Манекены в крошечных купальниках и соблазнительном, мужского стиля, белье манят из витрин. С этими притворно скромными лицами, в провокационных позах, они выглядят как фривольные кокетки, выставляющие свой товар в квартале красных фонарей. А я в таком случае должна бы превратиться в беспомощного туриста, зарыться лицом в карту города, не обращая внимания на их дьявольские призывы.

И тут я случайно натыкаюсь на искушение, которому не могу противостоять. Оно взывает с обманчиво скромной витрины «Городской одежды».

Прибавляю шагу и спешу домой.

Однако возвращаюсь и жду в возмутительно длинной очереди вместе с другими простаками, которых заманили туда. Ко всему прочему продавщица, предложившая свою помощь, не выказывает ни малейшей расторопности.

— Когда, вы говорите, купили это? — спрашивает она, жуя жвачку и тупо глядя на джинсы, которые я положила на прилавок перед ней.

— Пару дней назад. Продавец сказал, что я могу…

— Помните, в какой именно день?

— О нет. Точно не помню. Но у меня есть чек. — Протягиваю ей. Она разглядывает чек, продолжая тупо жевать.

— Помните, кто вас обслуживал?

— Парень. С кудрявыми волосами.

— Марио! — осеняет ее. Она перебрасывает жвачку за щеку. — Марио, иди сюда!

С минуту мы ждем. Я разглаживаю складки на джинсах, пытаясь придать им вид ни разу не надеванных.

— Да? — Марио робко появляется из-за прилавка. В толпе я не узнала бы его, но сейчас благодаря значку с именем признаю.

— Привет, — широко улыбаюсь я. — Не знаю, помните ли вы меня. Вы продали мне эти джинсы пару дней назад. И сказали, что во время распродажи я могу прийти и получить скидку.

— Правда? — Он приподнимает джинсы, надеясь найти дефекты. — У вас есть чек?

— Да, я отдала девушке. — Указываю на пристально следящую за нами продавщицу.

— Полагаю, проблем быть не должно. — Марио оборачивается к девице, та игриво поправляет кудряшки. — Ты знаешь, как пробить чек?

— Не-а. — Она качает головой.

Пока они обсуждают детали финансовой операции, я вежливо жду, положив руки на прилавок. И тут до меня доходит, как молния пронзает жуткая мысль, что вот теперь я окончательно превратилась в свою мамочку.

Несколько раз упаковываю и вновь распаковываю чемодан, поскольку все время что-то забываю. Нужно сделать выбор между спортивной формой и купальником. Я ведь даже не знаю, что у нас за отель и есть ли там бассейн или спортзал. Кроме того, готова ли я к тому, чтобы Джейк увидел меня в бикини?

Останавливаюсь на спортивной форме. Тогда все. Я готова. Еще раз быстро осматриваю комнату: не забыла ли я чего? Взгляд задерживается на стопке нераспечатанных писем на моем столе. Сверху анкета Колумбийского университета, о существовании которой я якобы не подозреваю.

Смотрю на часы и не могу сдержать стона. Нужно убить еще целый час, прежде чем Джейк заедет за мной.

— Ну что ж, отлично! — Я хватаю анкету и рывком раскрываю ее. Троица идеальных студентов украшает обложку брошюры. Пролистываю, видя все более жизнерадостно сияющие лица. — Родители, должно быть, гордятся вами. — Переворачиваю страницы все быстрее, пока не оказываюсь на безопасной официальной территории, удалившись от фотографий болезненно блаженных, по-детски улыбающихся молодых юристов.

Тянусь за ручкой. Затем, подумав, беру сигарету. А потом — еще лучше! — звонит телефон.

Аккуратно пристраиваю сигарету на кромке пепельницы и на третьем звонке снимаю трубку.

— Алло?

— Алло, могу ли я поговорить с Сарой Пелтье?

— Слушаю вас.

— Привет, Сара. Это Келли Мартин. Я звоню из «Эспен куотерли».

Так, куда я сунула сигарету?

— О, привет, Келли. — Стараюсь быть сдержанной. Это, должно быть, шутка. Как такое возможно? Чтобы я чего-то отчаянно хотела, а потом напрочь, забыла об этом? Откашливаюсь. — Не ожидала, что вы позвоните. Но спасибо.

— Прошу прощения, что задержались с ответом. Мы пытаемся провести своего рода телефонные собеседования со всеми кандидатами. У вас есть время?

Мне следовало бы ответить «нет». Сказать, что сейчас неподходящий момент. Это ведь действительно неподходящий момент.

— Разумеется. — Устраиваюсь в своем «Аэроне». Сигарета взывает ко мне с края пепельницы.

— Итак, Сара, из вашего письма ясно, что вы очень хотите сменить место жительства. Вы прежде бывали в Эспене?

— О да, пару раз. — На самом деле не была ни разу. Но поскольку я повзрослела только четыре часа назад, полагаю, это цифра вполне близка к реальности. — Этот город очаровал меня. Совершенно бесподобный, дух захватывает. — Так и должно быть высоко в горах, кажется.

— Да, здесь очень красиво, — соглашается Келли. — Но должна предупредить вас. Эспен живет от сезона к сезону. И временами здесь бывает очень тихо. Ничего общего с Нью-Йорком.

— Я на это и не рассчитывала.

— Могу ли я поинтересоваться, почему вы хотите уехать?

— Почему я хочу уехать из Нью-Йорка?

— Да.

Почему я хочу уехать из Нью-Йорка?

— Келли, буду с вами откровенна… — Поигрываю веревочкой своих жалюзи. Планки разворачиваются, открывая взору пульсирующую неоновую вывеску на другой стороне улицы. — Я пресытилась Нью-Йорком. — Мигающий синий свет отвлекает меня. Закрываю жалюзи. — Поймите меня правильно. Я вполне довольна своей жизнью здесь. Но знаете, хорошего понемножку. Думаю, что-то всерьез не в порядке с городом, который предлагает так много. Например, я каждый вечер могу смотреть экспериментальное кино в архивах антологии кино. Но знаете что? Все эти фильмы гарантированно ужасны. И могу читать любую из трех еженедельных так называемых альтернативных газет, ни одна из них не предлагает читателю ничего стоящего. И еще я могу измываться над собой каждые выходные, таскаясь на убогие, плохо написанные, дурно поставленные, отвратительно сыгранные пьесы, не пробившиеся на Бродвей. — Чувствуя, что начинаю сбиваться, я пытаюсь вернуться на прежние рельсы. — Я хотела бы жить и работать там, где люди несколько разборчивее. Меня не интересует более, насколько вещи или явления новы, свежи или оригинальны. Я хочу, чтобы они были хороши. Я предпочла бы исследовать новые возможности, а не тратить время, бродя по грязным нью-йоркским мостовым.

Не слишком ли я разоткровенничалась?

— Понимаю, — произносит Келли. — Но, видите ли, Эспен едва ли предоставит вам много возможностей смотреть альтернативное кино или читать альтернативную прессу…

— Вот и хорошо.

— Ага. — Пауза. — Скажите, Сара, вы физически активный человек?

— О да. Очень активный. — Я как-никак на этой неделе каждый день ходила в спортзал.

— В самом деле? Какой вид спорта вы предпочитаете?

— Ну, я люблю… — Лыжи? Туризм? Парашютный спорт? — Кататься на роликах.

— Ага, понятно… — Слышу, как Келли шуршит бумагой. — Еще один, последний вопрос, Сара. Что в первую очередь привлекает вас в нашем журнале? Есть какие-нибудь разделы, авторы или колонки, особенно заинтересовавшие вас?

— Мм… — О черт!

— Вы читали «Эспен куотерли»?

Да! Скажи да!

— Нет, — признаюсь я. — Но собиралась. Кажется, во всех киосках журнал уже распродан. — Это слишком для города, способного предложить, что угодно. — Но, — поспешно добавляю я, — я попросила «Барнс и Нобль» позвонить мне, как только выйдет следующий номер. — Они вообще принимают такие заказы? Кто знает.

— О! — восклицает Келли. — Понятно.

Закончив разговор, звоню маме:

— Я только что провалила очередное интервью.

— Каким образом? Мы же с тобой говорили полчаса назад.

Рассказываю ей все.

— Ой, плюшечка, это ужасно! Только подумай, как замечательно было бы в Эспене. Ты жила бы всего в четырех часах езды от нас. А им нельзя перезвонить и перенести интервью на более удобное время?

— Едва ли это сработает.

— Черт возьми! Какая досада. Мы приезжали бы к тебе на выходные. И ты могла бы бывать дома в любое время…

Хм. Об этом я не подумала. Теперь мой провал уже не кажется таким разрушительным.

— О'кей, мам, спасибо, что обрисовала перспективы.

— Знаешь, плюшечка… — Прямо чувствую, как она пытается деликатно сменить тему. Это всегда дурной знак. — Если ты всерьез обдумываешь отъезд из Нью-Йорка, может, тебе следует просто на пару недель вернуться домой?

— Но, мам, я на самом деле не хочу уезжать из Нью-Йорка.

— Так я и предполагала, — вздыхает она.

Разговор окончен. Тянусь за тем, что осталось от моей сигареты. Внезапно мне становится весело: Эспен со всеми своими роскошными курортами, чопорными горными вершинами и изысканным светским обществом всегда казался мне оазисом. Я никогда прежде не рассматривала это место как возможность вернуться домой. Блин! От одной мысли мурашки по коже. Благодарение Господу, этого несчастья с таким артистизмом удалось избежать.

Часом позже мне звонит снизу Джейк. Быстро спускаюсь на четыре пролета и встречаюсь с ним у машины. Он забрасывает на заднее сиденье мою дорожную сумку.

— И это все?

— Да, люблю путешествовать налегке.

Наглая грубая ложь. У меня только одна сумка, и я не хочу, чтобы он подумал, будто я слишком суетлива. Если я и научилась чему-либо за десятилетние попытки произвести впечатление на парней, так это тому, что лучше проявлять свои характерные черты постепенно, на протяжении длительных промежутков времени.

Джейк помогает мне устроиться на переднем сиденье, затем обходит машину и усаживается на водительское место. Застегивает ремень и отчего-то медлит. Поворачиваюсь к нему и вижу, что он смотрит на меня с улыбкой. Мне тут же хочется захлопать ресницами.

— Мне нравится оттенок твоих волос.

— Спасибо.

Он придвигается чуть ближе:

— Брови ты тоже высветлила?

— Нет! — негодую я. Конечно, я высветлила брови, но Джейк не должен был это заметить.

Он включает двигатель. Мягкая успокаивающая музыка струится из динамика, и хрипловатый мужской голос напевает лирическую мелодию. Ого.

— Смени диск, если хочешь, — предлагает Джейк, встраиваясь в поток автомобилей. — Коробка под твоим сиденьем.

— Нет, нет. Все замечательно, — отвечаю я, стараясь не поддаваться панике.

Я все же невероятно глупа. Полная идиотка. Я должна была сообразить гораздо раньше, что никоим образом не в форме, абсолютно не готова к путешествию вместе с Джейком. Движение на выезде из города будет в лучшем случае напряженным, а точнее, настоящим кошмаром. И беседа станет несколько затруднительной. Но с этим я справлюсь. А вот что мне не по силам, так это тесты, своего рода музыкальные викторины — потому что Джейк наверняка попросит меня выбрать радиостанцию или предложит сменить диск, а мне придется либо изображать дурочку, либо в конце концов признаться, что у меня ужасный музыкальный вкус.

Откуда я знаю, что мой вкус так отвратителен? Что ж, я расскажу вам. Однажды в колледже я встречалась с парнем, который отчаянно пытался приобщить меня к культу Боба Дилана. И однажды вечером он поставил мне «Lay, Lady, Lay». Я плакала.

С тех пор я решила, что мне не нравится сентиментальное, душещипательное барахло о хроническом несчастье. Мне не нравится, когда песня задевает меня за живое и разбивает вдребезги стальную пластину цинизма в моей груди, которую я создавала все годы своего взросления. Если музыка заставляет меня чувствовать хотя бы относительную человечность, пробуждает малейшее чувство взаимопонимания, я не желаю ее слушать.

Из чего я делаю вывод, что некоторые люди слушают «Америку» Саймона и Гарфанкеля и испытывают ностальгию — даже до слез — по цветущим, ушедшим в прошлое шестидесятым. А что я знаю о шестидесятых? Я слушаю «Америку» и вспоминаю «Почти знамениты» Кэмерон Кроу. И, откровенно говоря, предпочитаю последнее.

Джейк выруливает на скоростную полосу. Пять минут спустя наступает момент истины. Заканчивается диск. Джейк извлекает его из проигрывателя и протягивает мне:

— Не положишь ли его в коробку?

— Да. — Лезу под сиденье и вытаскиваю оттуда массивный черный ящик — он весит намного больше, чем требуется, чтобы обнаружить мою неадекватность.

Быстренько пристраиваю диск, отданный Джейком, на пустое местечко.

— Есть там что-нибудь интересное для тебя?

Черт, черт, черт!

— Хм. — Я просматриваю содержимое ящика, боясь обнаружить, что не знаю ни единого названия. — Все, что тебе нравится, меня устроит.

— Мне все там нравится. Это ведь мои диски. А что любишь ты?

— Ну, в основном саундтреки, — говорю я в надежде выиграть время.

— Саундтреки?

— Ага.

— О'кей. — Мгновение Джейк размышляет. — Какие именно саундтреки?

О, черт тебя побери!

— Мм… Мне очень нравится «Фанатик».

Джейк одобрительно кивает: — Отлично. Тогда поставь «Бета-бэнд».

Вставляю диск в проигрыватель. Через несколько секунд в динамиках звучит довольно милая песенка. Склонив голову, внимательно слушаю. Джейк наблюдает за мной краем глаза и улыбается.

— Это «Иссуши дождь».

— Как?

— Ну знаешь, когда Джон Кьюсак в музыкальном магазине говорит: «Сейчас я продам пять копий «Бета-бэнд». И поет эту песню.

— А, да! — Откидываюсь на сиденье, позволяя музыке увлечь меня, согреть и убаюкать. И вспоминаю, как обожаю Джейка Блэка в роли придурковатого парня. Когда диск заканчивается, я даже испытываю разочарование. — Что следующее? — с любопытством спрашиваю у Джейка.

— Что думаешь насчет «Семейки Тенненбаум»?

— Мне нравится.

— Отлично. Поставь Ника Дрейка.

Выполняю. И потрясена тем, что узнаю первую же песню.

— Эй, это из рекламы автомобиля!

Джейк прожигает меня укоризненным взглядом. Я замираю. Только когда лицо его озаряет дьявольская улыбка, понимаю, что он дразнит меня. Вздыхаю с некоторым облегчением.

Свадебная церемония идеальна: она образец того, какими должны быть эти мероприятия. Она короткая. Минимум гимнов, короткий забавный анекдот священника, только одно упоминание «священного союза» и легкое пятнышко на общем благолепии, когда жених чуть запнулся, произнося слова клятвы. Служба завершилась под одобрительные возгласы публики. Она вовсе не восхищалась трогательными выражениями вечной любви, а радовалась тому, что пришло время пить и веселиться.

Мы гуськом потянулись в холл, где две опции говорили сами за себя: длинная очередь в туалет и длинная очередь в бар. Мы с Джейком заняли обе и выскочили на минутку во двор покурить.

Довольно скоро к нам присоединились другие. Как и все парии, социально отверженные, курильщики тянутся друг к другу — в этом есть нечто психическое или химическое, едва ли угадаешь. Не обменявшись взглядами, секретными знаками, рукопожатиями или любыми вербальными конструкциями, мы узнаем друг друга, встречаемся в тайной штаб-квартире прямо у входа в бар и кучкуемся, словно у костра, а огоньки сигарет согревают руки и сердца.

Первый из нашедших нас курильщиков — шафер, высокий жилистый парень, похожий на серфера или скейтбордиста, с волосами до плеч, по случаю торжества намазанными гелем. По его горячим следам тропинку протоптала пухленькая подружка невесты.

— Bay! Курильщики! — заверещала она. — А я-то думала, мы будем единственными.

— Да, мы исчезающий вид, — саркастически заметил Джейк.

— Если я когда-нибудь буду выходить замуж, на приеме обязательно выделю зону для курящих и для некурящих, — хихикает она.

— Джейк! — Шафер хлопнул его по спине. Джейк ответил тем же. — Давненько не виделись. Как поживаешь, парень? Получил твое последнее письмо. Очень мило.

Джейк явно смущен.

— Какое письмо?

— Ну, то, с девушкой. С тату в виде бабочки. Уф! Наверное, больно было делать его… там.

— Ф-фу-у, — выдыхает подружка невесты.

Джейк улыбается мне, качая головой:

— Он шутит.

— Это я-то? — Парень подмигивает мне. — Эй, кажется, мы не встречались.

— О, извините, — говорит Джейк. — Скитер, это Сара. Сара, это Скитер.

— А я Рэйчел! — сообщает подружка, разминая сигарету.

— Сара. — Скитер берет мою руку и запечатлевает на ней торжественный поцелуй. — Вы, вероятно, та девушка, о которой мы так много слышали.

Сердце мое замирает. В ужасе смотрю на Джейка. Он рассказывает обо мне?

— О нет, — возражает Джейк. — Это не та девушка. — Все мы выражаем изумление. — Ну, мы расстались, — поспешно уточняет он. — Пару недель назад. Сара просто мой друг.

Все хранят молчание. Позади нас распахивается дверь, и в проеме появляется фотограф с преступной сигаретой в зубах. Поскольку руки у него заняты, он кивает нам головой в знак приветствия.

— А я удивлялся, куда это вы пропали, ребята.

Скитер предлагает ему закурить. Прикрывая огонек ладонями, фотограф опускает камеру и штатив. Джейк с восхищением рассматривает аппаратуру.

— Средний формат? — интересуется он.

— Ага. «Хассельблад». — Он искоса поглядывает на Джейка. — А ты тоже фотограф?

— Любитель.

— А, да, точно! — прищелкивает пальцами Скитер. — Ты же хотел снимать кино или что-то в этом роде, да? Ну и как?

— Жду счастливого случая, — пожимает плечами Джейк. — А сейчас работаю в фирме, снимающей рекламные ролики.

— В какой фирме? — спрашивает Рэйчел.

— «Стеллар продакшнс».

— А, я знаю «Стеллар». Я тоже работаю в рекламе. «Дж. Уолтер Томпсон».

В ушах звучит тревожный сигнал. Инстинкт подсказывает, что в этой части беседы мне лучше не участвовать. Делаю вид, что докурила сигарету и ищу место, куда бы выбросить окурок. Отхожу к кустам.

— А ты как? — Слышу, как Джейк спрашивает у Скитера. — В прошлый раз, когда мы встречались, у тебя была «тойота», верно?

— «Хонда», — утоняет Скитер.

— Не шутишь? У тебя новая модель, только что выпущенная?

— Парочка. И знаешь, парень, что я тебе скажу — галлон на пятьдесят две мили.

Джейк присвистнул:

— Клево.

Решив, что уже можно вернуться, выхожу из своего укрытия, то есть из-за кустов. К сожалению, вопрос, которого я так старалась избежать, дожидается меня.

— А чем занимаетесь вы? — любезно спрашивает меня Рэйчел, швыряя сигарету прямо на землю и элегантно растирая ее подошвой своей роскошной туфельки.

— Э-э. — Я кошусь на Джейка, и он ободряюще кивает. — Я безработная.

Возможно, мне показалось, но готова поклясться, что я услышала вздох. И убеждена, что Скитер и Рэйчел обменялись паническими взглядами.

— Черт! — произносит Скитер, изображая сочувствие. — Вот ведь дерьмо.

— Долбаная экономика, — подхватывает фотограф. Рэйчел качает головой.

— Сейчас такая тяжелая ситуация. Мне иногда кажется, что все мои приятели потеряли работу. — Она вздыхает. — Думаю, кое-кому из нас просто повезло.

Дверь позади качнулась, и все мы обернулись, радуясь возможности отвлечься. Какой-то придурковатый официант вытер пот со лба и размазал его по лацканам своего фрака.

— Эй, ребята, — шумно выдохнул он, — там произносят тосты.

— Ну ладно. — Скитер пригладил свои блестящие волосы. — Шоу начинается.

Едва ли мне повезло с соседями по столу. Если бы мне улыбнулась удача, мы не сидели бы рядом с Линдси и Колином (служащими инвестиционного банка). Они тоже из Нью-Йорка, но там, где они свили гнездо, в пентхаусе с садом на крыше и террасой, это совершенно иной город. Они для нас такие же иностранцы, как туристы в панамах, покрытые слоями солнцезащитного крема.

По другую сторону стола — Фил, юрист, и его подруга, Марибелла, итальянский скульптор прямо из Италии. Они познакомились по Интернету. И она не знает ни слова по-английски. Хотела бы я иметь такую изящную отмазку. Но мне приходится избегать активного участия в беседе. Время от времени я подзываю официанта и прошу наполнить вновь мой бокал.

Следующей представилась пара справа от нас, но я не расслышала их имен. Я оцепенела от ужаса, внезапно осознав, что сейчас круг замкнется, и нам с Джейком придется рассказать о себе. И только мы за этим столом способны развлечь публику «кратким содержанием предыдущей жизни».

Парень с разбитым сердцем и большими планами в сфере фотоискусства приглашает одинокую безработную девушку на свадьбу друга, надеясь предотвратить суицидальную попытку.

— Простите, — тихо произношу я, ни к кому конкретно не обращаясь. Поднимаюсь и осторожно выскальзываю из-за стола.

Едва я вышла на улицу, как откуда-то с дерева внезапно раздался шипящий звук. Будто я прервала котов в середине их общения — это вяз пренебрежительно отметил, как не стильно, когда девушка не надевает колготки даже душным летним вечером. А кустарник, наверное, недоумевает, отчего утратили популярность нижние юбки.

Закуриваю. Листья колышутся, бормоча «ц-ц-ц».

— Даже не верится, что ты вот так меня бросила!

Оборачиваюсь. Из тени выступает Джейк с двумя бокалами шампанского. Луч света, пробивающийся от входа, весело мерцает в пузырьках.

— Кто кого бросил? Ты, кажется, прекрасно проводил время с этой итальянской художницей.

— Марибеллой? Издеваешься? У нее абсолютно нет чувства юмора. Она не смеялась ни одной моей шутке.

Удивленно смотрю на него:

— Она же не говорит по-английски.

— И что? Я говорил очень громко. — Джейк протягивает мне бокал. — Паршиво тебе, да?

— Нет, ничуть. — Я делаю маленький глоток. — Я просто забыла, как это может быть тяжело.

— Все оттого, что у тебя нет работы?

— Можно считать и так. Последняя моя вечеринка была в честь увольнения. Просто я чувствую, что не имею почти ничего общего с этими людьми.

— Не понимаю, почему ты так к себе относишься. Когда я рассказываю, чем занимаюсь, это производит большое впечатление на людей, а ты ведь знаешь, какой отстой моя работа…

— Это другое…

— Дай мне закончить. Вот что я имею в виду: разве эти люди хвастаются своей замечательной работой? Они лгут. И ты это прекрасно знаешь. И я тоже это прекрасно знаю. Но скажу тебе одну вещь. Никто не любит свою работу. И это факт.

— Ну и что же мне делать? Вернуться туда и начать лгать, как все другие? Притвориться, что у меня есть работа?

— Почему бы и нет?

— Потому что не могу вообразить ничего более пошлого. — Раздраженно наступаю на свой окурок.

— Отлично. Тогда вообще не говори об этом. Ты вовсе не обязана. — Джейк протягивает мне руку. — Я вышел, чтобы сказать: тебе больше не о чем беспокоиться. Играет оркестр. — И после короткой паузы продолжил: — И я хотел узнать, не потанцуешь ли ты со мной.

— А ты умеешь танцевать? — скрестив руки на груди, сердито спрашиваю я.

— Ха! Прошу. — Джейк подставляет локоть. — Не обижай меня.

Мы успеваем захватить хвостик первой мелодии — вечно любимое публикой «Твист энд шаут». Продолжая в темпе рока, оркестр переходит к интерпретации «Тутти-фрутти».

Джейк выскакивает на танцпол и демонстрирует безупречное вращение; полы его расстегнутого пиджака летят по воздуху, сопровождая движение. Он ловко останавливается и протягивает руку:

— Прошу!

Я вцепляюсь в него. Итак, начинаем.

К моему глубокому облегчению, Джейк великолепно танцует. Изящный, гибкий и, что еще важнее, с безупречным чувством ритма. Знаете, я умею делать chasse, jette, pas-de-bourre[6], и классно, заметьте, но я же первая готова признать, что чувство ритма у меня хромает. Попросите меня станцевать произвольно под «Нью-Йорк, Нью-Йорк», и только 50 на 50, что я попаду в ритм. Хотя эта неприятность обрушивается, стоит парню обнять меня за талию и положить крепкую ладонь мне на спину. Именно когда меня охватывает волнение, мой музыкальный слух куда-то исчезает. Если мне везет, то основную часть времени я попадаю в ритм. Если же нет, я могу упасть на пол, увлекая партнера за собой.

С Джейком, оказывается, я танцую совсем иначе. Когда он кружит меня, я словно плыву по паркету, лечу на крыльях. Когда Джейк приподнимает меня после игривого переброса назад, я чувствую такое головокружение, что, выпрямившись, касаюсь его губ быстрым поцелуем.

Брови Джейка удивленно взлетают.

— Bay! — Он смущенно и недоверчиво трогает свои губы. — Такого я не ожидал.

— Не собираюсь извиняться, — игриво заявляю я, обвивая руками его шею. — Весь вечер мечтала сделать это.

— Да ну? — Он лукаво улыбается. — А, знаешь, чего я хочу?

Его ладони скользят вниз по моей спине и крепко сжимают задницу. Я едва не вскрикиваю, и тут язык Джейка проникает глубоко в мой рот. Поцелуй такой силы, что у меня сыплются искры из глаз.

Несколько раз моргаю, чтобы вернулось зрение. В трех футах от нас фотограф опускает камеру и прищелкивает языком.

— Вот это да! — восклицает он. — За такой снимок можно получить хорошие деньги. — Фотограф добродушно улыбается и с важным видом отходит.

— Эй, постой! — кричит ему вслед Джейк, отпустив мою талию.

Я так испугалась, что чуть не шлепнулась на пол.

Фотограф оборачивается. Джейк вытаскивает из кармана бумажник.

— Что, если я попрошу вас прислать мне копию этого снимка? Если я оставлю свой электронный адрес? — Он протягивает визитку. — Я заплачу.

Фотограф берет визитку, но от денег отказывается.

— Посмотрим, что можно сделать, — говорит он.

По мере того как Джейк приближается ко мне, его походка меняется, он начинает пританцовывать. К тому моменту, когда Джейк оказывается рядом, он уже танцует. Улыбаясь во весь рот, он берет меня за руки и начинает кружить. Я останавливаюсь, а Джейк уже готов к новым трюкам.

— Как ты хорош! — говорю я.

— Моя мама была танцовщицей в балете Майами. В детстве я по ее настоянию занимался танцами.

— Ты шутишь!

— Конечно, шучу. — И Джейк вновь кружит меня с таким шиком, что я задумываюсь, а не говорит ли он правду.

Задыхаясь, падаю ему на грудь. Но те крепкие объятия, которых я ждала, вдруг слабеют. Вопросительно смотрю на него, боясь заметить выражение боли.

— Я наступила тебе на ногу?

— Нет. — Слегка отклонив меня назад, Джейк прижимается носом к моему уху — мурашки пробегают по спине вниз и дальше — до кончиков пальцев ног. — Кажется, моя школьная подружка идет сюда, — шепчет он. — Я сейчас подниму тебя, и мы продолжим танцевать, идет?

— О'кей.

— Быстро!

Джейк поднимает меня — и опускает прямо перед феей с волосами цвета воронова крыла, одетой в неуместно короткое красное платье.

— Джейк? — Изящным жестом она откидывает прядь шелковистых волос. — Джейк Бликер? Не может быть! — И гибкими руками обвивает его шею. — Много времени прошло, а? — Она одобрительно похлопывает его по груди. — Хорошо выглядишь.

Джейк высвобождается из ее объятий.

— Ага, ты тоже. — Бросает взгляд на меня.

Я переминаюсь с ноги на ногу. Очень неловкое положение. Я не танцую, но и не участвую в беседе. Я просто идиотка, которая стоит в центре танцпола.

— Сара, это Тина.

— Очень приятно, — говорю я. Тина вежливо кивает мне и вновь поворачивается к Джейку.

— Ну и что с тобой произошло за последнее время? Я слышала, что ты работал в рекламной фирме?

— Да, и все еще там. А ты?

— А ты не слышал? Только что ушла из «Мари Клер». И сейчас редактор отдела моды в журнале «Шарм».

— О, вау! — вырывается у меня. — Потрясающе! — Смотрю на Джейка, произвело ли это на него впечатление. Похоже, нет.

— Да, неплохо. — Тина слегка поворачивается ко мне, давая понять, что заметила мое существование. — А вы, видимо, тоже фотограф? — спрашивает она.

— О нет.

Она вопросительно приподнимает бровь. Я молчу.

— А чем вы занимаетесь? — интересуется она.

— Я из группы «Рокеттс».

Глаза ее широко распахиваются. Жду, что сейчас Тина начнет хохотать. Но ее улыбка становится чуть более широкой и лукавой. Склонив голову набок, она внимательно изучает меня — темные волосы, рост 5,4 фута, ноги укоротить. Тина, должно быть, поняла, что я вру.

Поняла?

О Господи! Я попала в точку!

Выражение лица Тины становится отстраненным.

— О, ребята, простите, вы должны меня извинить. — Взгляд ее бесцельно шарит по собравшимся. — Кажется, Сэмми принялся за четвертый бокал шампанского. Хочу поздороваться пока он еще способен узнать меня. — Взметнув на прощание свои бесстыдно роскошные волосы, она, пританцовывая, удаляется.

— Вот ведь, — хихикает Джейк. — Прости. Я не представлял. Думал, будет здорово пригласить тебя на вечеринку с танцами. Но для тебя это, вероятно, оказалось еще одним тяжелым рабочим днем, да?

— Никоим образом. Все замечательно. У меня есть шанс проявить творческие способности и опробовать новые методы, над которыми я сейчас работаю.

— Да-а? Например?

— Не делать ничего без предварительной растяжки.

Музыка внезапно смолкает. Пару секунд оркестр нестройно переходит к новой композиции. С ужасом понимаю, что они продолжают темы восьмидесятых.

— Да! — Кулак Джейка взмывает в воздух в классической манере стоп-кадра. — «Карма хамелеон»! — И в восторге трясет головой.

Не могу разделить его энтузиазм, поскольку пока он изящными прыжками пересекает зал по диагонали, я пытаюсь исполнить сложный пируэт.

К своему глубочайшему удивлению, приземляюсь весьма удачно. Почти ожидая сдержанных аплодисментов, оборачиваюсь к публике. Однако Джейка нигде не видно. А я оказываюсь лицом к лицу с розовощекой девицей в зеленом атласном платье. Она смотрит на меня во все глаза:

— Это вы «Рокеттс»?

— Бывшая «Рокеттс», — уточняю я, не прекращая танцевать. — В этом месяце меня сократили, поскольку я не соответствовала требованиям по весу. Представляете?

Она хмурит брови, явно не зная, верить или нет.

— Эй, — предлагаю я, приподнимая юбку. — Хотите увидеть мой канкан?

С этими словами я изображаю па, которое запросто посрамило бы целую компанию танцовщиц из «Хорус лайн», из тех, что доллар-в-день. Этот мах был не часть шоу — но сам по себе шоу. Изящно изогнутая ступня, пальчики натянуты, высоко поднятое бедро. Длинная стройная ножка, исполненная страсти, которая подняла ее до небес…

И продолжает движение. В панике наблюдаю, как она взмывает над головой, подол моего платья следует за ней… Затем я чувствую резкую боль в копчике и погружаюсь в темноту.

Поспешно одергиваю платье, надеясь принять менее компрометирующий вид. Когда удается освободить голову из складок ткани, как и следовало ожидать, первым делом вижу Джейка — милого, славного Джейка. Он держит мою туфельку, захлебываясь от хохота. Метнув в него яростный взгляд, протягиваю руку.

— Не хочешь мне помочь? Кажется, я что-то растянула.

— Извини. — Он вытирает слезы, но плечи его все еще конвульсивно подергиваются. — Вот, держи. — Протягивает мне туфлю и помогает подняться. — Ты в порядке?

— Да, все отлично, — бросаю я, словно обронила тапочки.

Обняв меня за талию, Джейк помогает мне, и я, прихрамывая, выбираюсь с танцпола.

— Думаю, нам лучше вернуться в отель.

— Но мы не можем уйти сейчас. Еще не разрезали торт, — возражаю я.

— Закажем десерт в номер.

— Я хочу остаться.

— Может, кино посмотрим?

— Нет. Через пару минут я буду в порядке. Обещаю. — Пытаюсь отодвинуться от него, но коленки подгибаются.

Он крепче прижимает меня к себе.

— Брось, давай выбираться отсюда.

И Джейк бесцеремонно уводит меня. Я так беспомощна, что не в силах сопротивляться.

Едва мне удается, превозмогая боль, устроиться на кровати в лежачем положении, я тут же чувствую, как ушибленные мышцы спины расслабляются, и теплая волна распространяется по всему телу. Пристроив голову на двух мягких подушках и прикрыв глаза, слушаю голос Джейка, доносящийся с другого конца комнаты.

— Да, привет. Это из номера 312. Я хотел бы заказать клубничное пирожное и… что ты хочешь?

Приоткрываю один глаз и бормочу:

— Шоколад.

— Шоколадный мусс?

— Мм. Звучит восхитительно.

— И шоколадный мусс, — говорит он в трубку.

Заставляю себя приподняться и, привалившись к спинке кровати, беру с тумбочки телевизионный пульт. Щелкаю парой кнопок. Никакого эффекта.

— Дай-ка. — Джейк отбирает у меня пульт, нажимает еще на несколько кнопок, и телевизор наконец оживает. — Ты знаешь, что хочешь посмотреть?

— А что есть?

— Здесь есть платные каналы или… — Он щелкает переключателем. — Эй, смотри-ка! «Тутси»!

— О-о-о! Давай посмотрим. — Зарываюсь поглубже под одеяло.

Джейк откладывает пульт. Полностью одетый, он устраивается на дальнем конце кровати, как можно дальше от меня. Приоткрыв тяжелые веки, краем глаза наблюдаю, как Джейк развязывает галстук.

Начинаю засыпать прежде, чем в дверь стучит официант. Но помню, что перед тем как окончательно забыться сном, причмокиваю губами и успеваю подумать, что шоколадный мусс — великолепный завтрак.