В свободном полете

Глава 14

Губы Джейка чуть касаются моего лба. Мучительно пытаюсь открыть глаза.

— Мне нужно на работу, — шепчет он.

— И что? — ворчу я, перекатываясь на живот.

— Я оставил для тебя ключи на комоде, закрой дверь, когда будешь уходить, но… — Он нежно целует меня в плечо. — Тебе не обязательно уходить, если ты не хочешь.

Снова приоткрываю глаза, моргаю, на часах 7.45. О-о-о.

Не помню, как вновь закрыла глаза, но мгновенно прихожу в себя, когда за окном раздается оглушительный автомобильный гудок. Джейка нет, на часах 9.15. Сна ни в одном глазу. Не вижу смысла задерживаться здесь.

Просыпаться в чужой постели — довольно своеобразный опыт, в основном потому, что я редко прибегаю к нему. Но эта постель еще более чужая, чем остальные. Осторожно выскальзываю из-под простыней, словно боюсь спугнуть привидение. Будто бы, стоит прислушаться получше, и я расслышу ее похрапывание. Возможно, между диванными подушками все еще остались ее волосы. Подхватываю одежду и на цыпочках бегу в ванную.

Она следует за мной и туда. Крем для тела, гель с запахом лаванды, блеск для губ и увлажняющий крем — все это, должно быть, принадлежит ей. Трудно представить себе, что Джейк из тех мужчин, которые стремятся сохранить кожу на руках мягкой, а губы — сияющими. Отрываю кусочек ее туалетной бумаги, пользуюсь ее унитазом и мою руки ее антибактериальным мылом.

А теперь она в гостиной. Ее отсутствие оставило громадную пустоту в квартире. И там, где прежде стоял ее журнальный столик, сейчас валяется мой громадный портфель.

Никогда не испытывала привязанности к дамским сумочкам и искренне удивляюсь таким людям, как Джейк, которые суют бумажник в карман и выходят из дому. Что до меня, я не могу никуда отправиться без кошелька, ключей, мобильного телефона, запасной пачки сигарет, журнала, расчески и нескольких глав рукописи, которую я в настоящий момент читаю. А потом есть еще вещи первой необходимости: зонтик, смена носков, полбутылки подогретой воды и рецепт на противозачаточные пилюли, которые я никогда не принимаю. Смущенно, почти виновато упаковываю свое барахло, убирая его с глаз.

И еще ключи, оставленные Джейком на комоде. Они тоже принадлежали ей? Сую связку в карман и выхожу за дверь, поспешно запирая ее за собой.

Проклятая квартира — при дневном свете довольно назойливое свидетельство всех болезненных, открытых ран Джейка — остается позади. Но теперь придется вступить в противоборство с остальным Бруклином. Яркий солнечный Бруклин с голубым небом и разбросанными по нему облачками, такими тонкими и длинными, что напоминают руки, раскрытые для объятий. Прищурившись, браню себя, что забыла очки.

Единственный признак того, что здесь есть транспорт, — автобус, проползший по соседней улице. Никаких такси. Конечно, это уж было бы слишком. У мужчины, разгружающего какие-то ящики на углу, спрашиваю дорогу до ближайшего метро. Он отвечает в основном жестами.

— Gracias, — говорю ему.

Чем дальше я бреду от квартиры Джейка, тем меньше она задевает меня. Ну да, отсутствующий журнальный столик в гостиной. Ну, забытый кошачий лоток в углу. Большое дело. Но бокалы для вина — одна мысль об этих дьявольских сосудах заставляет меня съежиться. Потому что где-то в глубине, в тайниках моего хрупкого эго, зарождается мысль, что я тоже вполне могу стать своего рода пластиковой заменой. Дешевой, функциональной и одноразовой.

Где, черт возьми, это метро?

К счастью, выясняется, что Бруклин спланирован так же, как Манхэттен. Поэтому хотя я и не знаю, где именно нахожусь, но по крайней мере, выясняю, что двигаюсь в нужном направлении. С пятнадцатой улицы дохожу до одиннадцатой, а затем поворачиваю на почти старинную авеню, сплошь состоящую из бутиков и хозяйственных магазинов. Если считать, что станции метро располагаются в наиболее оживленных местах, то, полагаю, это именно такое место.

Прохожу мимо небольшой закусочной, что тоже хороший знак. Потом газетный киоск — еще лучше. А потом я застываю как вкопанная. К окну ветеринарной лечебницы прилеплена яркая желтая листовка, горестно взывающая.

Его зовут Слайв. Очаровательная помесь питбуля и лабрадора с забавной глуповатой ухмылкой. Весь белый, одна лапа черная. Как будто кто-то пытался связать ему черный джемпер и остановился после нескольких первых петель.

«ВОЗЬМИТЕ МЕНЯ!» — умоляет листовка. Горло сжимается, в груди возникает тупая боль. Подхожу поближе, чтобы прочесть весь текст.

«Нужны добровольцы! Приди и скажи «привет!»»

Разве нужно что-то добавлять?

О'кей, не то чтобы у меня было что-то общее с Джулией Эндрюс, но остаток моего дня — точь-в-точь страница из либретто «Звуков музыки». Я играю роль импульсивной няни Марии, разумеется. Я настолько вхожу в эту роль, что вскоре уже радостно кружусь на лужайке парка — голова запрокинута, руки вытянуты… Я даже принимаю на себя высокую ответственность обучения пению.

— До! — командую я.

— До! — отвечает он.

«Олень! Олень и лань! Ре — как солнышка лучи!»[10]

— Ми! — кричу я.

— Вуф! — соглашается он.

— Я так зову себя! — Бросаю палку, наблюдаю, как он галопом несется за ней. «Фа — бежать так далеко»[11].

Давным-давно я так не резвилась. Много лет, раз уж мне даже захотелось кувыркаться. Эх, отчего же мне никто прежде не раскрыл секрет существования Бруклина. Кому нужен кондиционированный воздух тесного офиса, когда на улице так благоухают цветы? Думаю, наши со Слайвом мнения совпадают — ничто не сравнится с полуденным солнышком, пробивающимся сквозь листву, которая оставляет темные пятнышки на наших потных спинах. Держу пари, самая стоящая работа в самой почтенной компании не принесла бы мне и половины того удовлетворения, которое я испытала сегодня.

«К теплой траве беззаботно прильнуть. Книжку читать и возможность вздремнуть. «Эй, телефон, не звони!» — «Не звоню». Это все вещи, что я так люблю».

К закату возвращаю Слайва и выхожу из лечебницы, сильно попахивая псиной. Меня-то это не особенно беспокоит, но, может быть, не слишком приятно моим попутчикам в метро. Побрякивание в кармане, впрочем, напоминает, что желанный душ всего в пяти кварталах отсюда. Взбегаю на три лестничных пролета, поворот ключа — да, вы правильно уловили мою мысль.

Не вылезаю из-под душа, пока не становлюсь вся почти багровой. Ванную оглашает глубокий томный вздох облегчения. А затем, когда клубы пара, благоухающего алоэ, окутывают зеркало, они внезапно начинают растворяться, словно вытягиваемые невидимым пылесосом.

Дверь открыта. И в дверях неподвижно стоит Джейк.

Уверена, в его голове бушуют остроумные замечания, очаровательные извинения, пара любезных фраз. Но вслух он произносит только одно паническое «Упс!».

Главным инстинктом оказывается скромность, поэтому хватаю полотенце — и визжу.

Дверь захлопывается, обрывая меня на самой пронзительной ноте. Оборачиваюсь полотенцем. Далее следует минута неловкого молчания.

— Джейк?

— Да?

— Все в порядке. Можешь войти, если хочешь.

Дверь чуть приоткрывается. Он просовывает голову внутрь.

— Извини, — начинает Джейк. — Я не…

— Нет, это ты меня извини. Я сегодня гуляла в парке и пришла только затем, чтобы принять душ. Я не думала, что ты вернешься так рано, и…

— Все в порядке. — Дверь приоткрывается чуть шире. — Я просто не ожидал застать тебя. То есть я очень рад, что ты здесь. Я хотел, чтобы ты осталась. Не думал, что это возможно, но надеялся… — И замолкает.

Улыбаюсь ему. Ослепительной белоснежной улыбкой. Впрочем, сомневаюсь, что Джейк заметил ее. Потому что в ту же минуту позволяю полотенцу упасть на пол.

Слайв разгребает лапами кучу листьев, виляя хвостом и умоляюще поглядывая на меня.

— Слайв — хороший мальчик, — поощряю его со своего насеста под ближайшим деревом.

Он с важным видом усаживается на окорочка. Подхватываю с земли ветку и бросаю ему.

— Давай, малыш! — Дугой расстилаясь над землей, он несется за палкой.

За последние пару дней мы со Слайвом здорово подружились. Я люблю его, потому что он не осуждает меня, а я, надеюсь, отвечаю ему тем же. Мне нет дела до того, что его бросили или дурно с ним обращались. В свою очередь, Слайв не обращает внимания на то, что одежда моя помята, а моя специализация в английском оказалась несколько бесполезна.

Слайв рысью возвращается с поноской и бросает ее передо мной. Затем усаживается, выжидательно склонив голову набок.

Игнорирую намек. У меня есть план получше.

— Эй, Слайв, а где утка!

И он срывается с места, проносится пару ярдов в направлении озера, где трогает лапой воду и тычется носом в поисках эфемерной птицы. С легкой завистью возвращаюсь к завершающим главам «Die Dämmerung».

Как легко было бы ускользнуть в блаженный покой, наслаждаться солнышком, щенячьей преданностью и иметь время, чтобы упиваться прелестным литературным финалом. Но мне уже давно пора закончить с этой книгой, и глупо думать, что Принцесса расположена к шагам доброй воли. Даже если бы она не связывала вообще никаких планов с этим материалом, Принцесса рассчитывала бы на всесторонний, тщательный, исчерпывающий анализ.

С растущим негодованием заставляю себя просмотреть несколько последних страниц. И в голове вырисовываются наброски будущих критических комментариев.

Услышав жужжание в кармане, я вздрагиваю. Не сразу соображаю, что это звонит телефон. Слава Богу. Чертова штука не работала уже целую вечность. Я уж начала думать, что никому нет до меня дела. Вообще-то я в Бруклине уже неделю. Вы не думаете, что хоть кто-нибудь на Манхэттене должен был заметить мое отсутствие?

— Алло?

— Эй, все устроилось! Я договорился об интервью. У тебя ведь остался адрес?

— Э-э, не знаю…

— Уолл-стрит, помнишь? У тебя есть деловой костюм?

— А? Нет.

— Но ты сказала, что пойдешь домой переодеться!

— Я?

— Они ждут тебя через полчаса в «Ливингстон, Гейнор и Прайс»!

Ой-ой-ой. Кто, что и где?

— Марк?

— Да?

— Марк Шапиро?

— Да, и что?

— Я не могу через полчаса быть на собеседовании. Я в Бруклине.

— Каким образом? Ты же пятнадцать минут назад вышла из моего офиса!

— Нет. Я уже несколько недель не общалась с вами.

Пауза.

— Это ведь Сара Гилл?

— О нет. Это Сара… — Ну, давай, скажи это! — Пелтье-е.

— О, извини. — И бросает трубку.

Закрыв крышечку телефона, задумчиво прижимаю его к подбородку. Это что-то значит. Единственный раз, когда агент нашел хотя бы относительно приличную работу, оказывается, что она не для меня. А может, стоило это использовать — получаса вполне достаточно, чтобы приодеться и отправиться на собеседование на Манхэттен. Или стоит перезвонить Марку Шапиро и потребовать от него большего внимания? В конце концов, что такого есть у той другой Сары, чего нет у меня?

Подбородок начинает слегка вибрировать. Смотрю на экран телефона. Марк Шапиро сам решил улучшить впечатление. Чертов звонок.

— Сара?

— Да?

— Сара Пелтье-е?

— Да, Марк, это я.

— Вас все еще интересует работа с недвижимостью?

— А она все еще возможна?

— Да-а. Они только что звонили. Им очень понравилась ваша письменная работа.

— Шутите.

— Я могу договориться о следующем туре собеседования, если вас это интересует.

Мгновение обдумываю эту идею. Но лишь мгновение.

— Марк, я говорила вам. Мне на самом деле неинтересна недвижимость. Из сферы издательского бизнеса никаких предложений не поступало?

— Хм. Вообще-то нет. Но я дам вам знать, как только что-нибудь появится.

— Спасибо. Буду признательна вам. Закончив разговор, заталкиваю телефон в карман, на его законное место. С глаз долой, из сердца вон. Слайв тявкает, утка взмахивает крыльями и стрелой мчится над водой. Миссия выполнена. Счастливый щенок вприпрыжку возвращается ко мне за одобрением. Пора отправляться домой.

По тенистой аллее возвращаемся к цивилизации, мимо загона, где полным ходом идет первый в сезоне урок верховой езды. Прелестная гнедая кобыла, свесив над воротами длинную изящную шею, провожает нас долгим влажным взглядом. Слайв останавливается. Задрав свою маленькую лапку, он оборачивается, видимо, любопытствуя, видела ли я когда-нибудь такого громадного пса, как он.

Возвращаемся в лечебницу, где унылая служительница забирает Слайва и ведет щенка в его конуру. Уже четвертый день подряд она носит один и тот же значок с именем, поэтому рискну предположить, что ее и в самом деле зовут Джулия.

— Вы проводите с ним много времени, — говорит она таким тоном, словно я делаю что-то дурное.

— Да. Мне кажется, ему это нравится.

— Почему бы вам не забрать его?

Мое лицо вспыхивает. Как она смеет! Как можно заставлять добровольца испытывать чувство вины?

— Я… я не могу взять его.

— Вот как? — Глаза-бусинки сверкнули в мою сторону. — А почему?

— У меня нет времени заботиться о нем.

— А мне сдается, у вас полно времени.

— Я работаю.

— О! — Она приподнимает бровь, явно не веря мне. — В самом деле?

— Ну, не сейчас. Но скоро начну.

Брови возвращаются в исходное положение.

— Угу. — Джулия отворачивается и вешает поводок на стену. — Понятно.

В мрачном настроении выхожу из лечебницы и направляюсь в квартиру Джейка, смущенная и очень обиженная. В такие моменты есть только одно лекарство. Шопинг быстро поднимет мне настроение. Так что по пути домой захожу в винный магазин.

Пока я изучаю сладостно манящие бесконечные ряды и колонны бутылок, появляется продавщица.

— Красное или белое? — любезно спрашивает она.

— Я вот думаю, может, красное?

— В каких ценовых рамках?

— Что-нибудь не слишком дорогое. Она быстро просматривает варианты.

— Вы пробовали «Коппола»?

— «Коппола»? Как режиссер? — удивляюсь я.

— Полагаю, да, — вежливо улыбается девушка.

— Отлично, я… — Но, тут же умолкаю. — Секундочку. «София» или «Фрэнсис Форд»?

— «Фрэнсис Форд», разумеется. — И показывает бутылку.

— Я беру это.

Пока она пробивает чек, я разглядываю полки. И тут мое внимание привлекает витрина.

— Сколько стоят эти бокалы? — интересуюсь я.

— Кажется, двадцать восемь долларов за набор из четырех предметов.

Я судорожно сглатываю.

— А что, если я куплю только один?

— Не вижу препятствий, — улыбается она.

Агрессивное поведение злобной служительницы ветеринарной лечебницы удручает меня весь следующий день. И тогда я делаю то, что сделал бы на моем месте каждый зрелый, взрослый, ответственный человек. Я на время забываю о бедном беззащитном животном и решаю, отказавшись от нашей прогулки в парке, остаться дома и вымыть посуду.

Намыливая новый бокал, я вдруг отдергиваю руки, словно обжегшись горячей водой. Бокал выскальзывает и разбивается вдребезги.

Что я делаю? Какого черта я мою посуду у мужчины? Только потому, что сижу без работы? Закрываю кран и сажусь на кушетку, оставив осколки в раковине. Задумчиво кручу большими пальцами, окидываю рассеянным взором квартиру, отмечая, что полы нуждаются в большом количестве моющего средства, а ковру необходима безотлагательная чистка. Но нет, черт побери! Решительно складываю руки на груди.

К трем часам решаю, что уже можно включить телевизор. Смотреть, разумеется, нечего. Выключаю и с отвращением отбрасываю пульт. До возвращения Джейка целых два часа. Что делать одной с такой прорвой времени в относительно чужом жилище?

И тогда-то мне в голову приходит чудовищная мысль.

Вплоть до настоящего момента мне казалось истинным благословением то, что Джейк сердечно приютил меня в своем доме и позволил считать его моим собственным маленьким оазисом. Но сейчас моя благодарность иссякает. Изнывая от тоски, я решаю предаться пороку, который всегда презирала.

Я начинаю шпионить и совать свой нос повсюду.

Уже через несколько минут нахожу то, за чем охотилась. В самом дальнем углу шкафа с видеокассетами, рядом с коллекцией Дэвида Линча, стоит стопка кассет, надписанных от руки.

Вставляю первую: это рекламный ролик газировки. Вынимаю. Вторая озаглавлена: «Внушение и обслуживание». Звучит многообещающе, но на деле оказывается вовсе не тем, что я ожидала. Это сборник корпоративных записей, обучающий утраченному искусству утонченного навязывания товара. Вынимаю. И наконец я добираюсь до кассеты «Короткометражки Джейка: без названия». Быстро проматываю титры… и вот оно.

Великолепный короткометражный фильм, профессионально снятый. Оператор явно склонен к сложным ракурсам и тщательно подбирает свет. Сюжет не слишком выдающийся, но в конце концов, когда к короткометражкам писали полноценные сценарии?

Фильм хорош — даже прекрасен, — но это не удивляет меня. Я предполагала, что Джейк талантлив, но фильм все же разочаровал меня, поскольку он совсем без «клубнички». Ни извращений, ни отклонений, ни обнажения тайных страхов и пороков. Ни малейшего намека на женоненавистничество или любые другие пороки, которыми я могла бы попрекнуть его впоследствии.

Нет, это не годится. Если уж шпионить, нужно делать это грамотно. Кладу телевизионный пульт и ныряю в спальню.

Поверьте, ни один камешек не остался неперевернутым. Мои любознательные руки прикоснулись к каждому дюйму жилища Джейка. Ящик с носками и ящик с папками, даже файлы его компьютера стали пищей для моей безудержной любознательности.

И час спустя у меня в руках все еще ничего нет. Убеждаю себя, что этим следует восхищаться. Джейк — само совершенство. Ему абсолютно нечего скрывать.

Чувствую себя совершенно разбитой.

Вот в этом-то и проблема, когда суешь нос в чужие дела. Печально было бы обнаружить свидетельство того, что Джейк далек от идеала. Но еще хуже, что не нашлось ничего хоть отчасти порочащего его. Возможно, я просто плохо искала.

В четыре часа решаю, что вполне можно покурить.

Беру пачку сигарет с кухонного стола. Заодно прихватываю стопку корреспонденции Джейка и устраиваюсь с ней на матрасе. Закуриваю, включаю телевизор и просматриваю кучу его счетов.

И вот оно. Застряло между последним выпуском «Досуг в Нью-Йорке» и анкетой для получения кредитки. Каталог. Но адресованный не Джейку. Адресованный ей. Таинственной «Ей».

Симоне Андерсон.

Почему это имя мне так знакомо?

Ну конечно! Метнувшись за пультом, перематываю кассету. Задержав дыхание, нажимаю «play».

Почти сразу же появляется ее имя, прямо под надписью «Сценарист». А затем опять, секунду спустя, единственное имя под заголовком «Особая благодарность».

Вскакиваю и переворачиваю все вверх дном в поисках своего телефона.

— Симона? Дай подумать, — говорит Лори. — А что за имя такое?

— Держу пари, француженка, — шепчу я, ведя беседу из-под стола Джейка. Полагаю, это самое безопасное место. Ведь не исключено, что он придет домой раньше и застукает меня. Но даже если Джейк войдет прямо сейчас, я успею найти объяснение тому, что делаю под столом.

— Да брось, — стонет Лори. — Фамилия Андерсон совершенно не французская. А вот Пелтье — настоящее французское имя.

— Едва ли.

— Сара, не принижай себя. Забудь, что ты вообще слышала имя Симоны Андерсон. И прекрати шпионить!

О, если бы это было так просто!

Понимаю теперь, что мой метод обыска был обречен с самого начала, поскольку я не имела конкретной цели. Но теперь я знаю, что искать. Выползаю из-под стола и выдвигаю первый ящик. Ранее я нашла маленькую записную книжку, но не обратила на нее внимания. Она и сейчас спокойно лежит на стопке скрепок. Осторожно беру книжку, не потревожив ни одного из предметов, и раскрываю ее на первой странице.

Привет, Симона Андерсон.

Под ее именем числятся два номера, один домашний, второй служебный. Достаю свой телефон и вновь ныряю под стол. Набираю служебный.

— Алло, книжный магазин «Регал».

Внизу хлопнула дверь. Быстро отключаюсь.

Джейк вернулся.