Vалентин

3.6

— Па-а-берегись!

Я пригнулся, над головой просвистело ведро, но не упало, я проследил за ним взглядом — ведро держала не по-эльфийски фигуристая эльфийка, стоя на стремянке и беля из этого ведра потолок мохнатой щеткой. С одной стороны стремянки свисали не по-эльфийски крупные алые бусы, с другой — по-эльфийски русая коса в мое предплечье толщиной, сама эльфийка сноровисто добелила потолок, швырнула ведро куда-то в неведомые дали и широко улыбнулась мне, делая шаг со стремянки:

— Лови! У-ух!

Я подставил руки и поймал ворох цветных юбок, белую вышитую рубашку и торчащие из вороха сапожки, бусы и косу. Все это богатство тут же сигануло как лань через всю комнату и поймало ведро, не дав ему долететь до пола, подмигнуло мне эльфийским голубым глазом и сигануло в окно.

Я все еще стоял посреди просторной кухни, сочетающей стили хай-тэк и хай-так, держал руки в позе ловителя эльфиек и смотрел, как на меня медленно падает стремянка.

Поймал, поставил ровно — я сегодня техподдержка. Осмотрелся.

В комнату вошла та же эльфийка, только в сарафане. Я сглотнул слюну и представился, я вежливый:

— Соболев, Артем, на практику. Мадам Гринь?

— Мадемуазель, — качнула головой эльфийка, кивнула куда-то за окно, — мадам вон, с ума сходит.

— И… давно она так?

Мадемуазель махнула рукой и стала складывать стремянку, я кинулся помогать, она стала отбиваться. В итоге мы сошлись на том, что я убираю, а она готовит чай с блинчиками, и не успел я унести стремянку и собрать строительный мусор, как на столе уже все стояло готовое. Я выкатил глаза на лоб, она отмахнулась:

— Я тоже пространственник.

— Офигеть. Я тут, по ходу, единственный человек со слабым даром, — я закончил уборку и сел за стол. — Так что с ней?

— Множественное пространственно-временное невротическое расстройство, — печально вздохнула мадемуазель, намазывая блинчик вареньем, — это у нее давненько зрело, но на днях вот бомбануло окончательно, когда папа уехал. Ей прописали отдыхать и наслаждаться жизнью, но она не умеет, поэтому мигом нашла себе миллион дел, тысячу проектов и сотню подработок, пару дней назад притащила это все в Академию, после чего ее посадили под домашний арест с лишением интернета, но это мало помогло. В вашем мире нет специалистов по лечению эльфов, да и эльф она… довольно спорный. Мы обращались в ее мир, но там нас, мягко говоря, помоями облили и сказали, что эльфов не лечат, потому что эльфы не болеют, если эльф плохо себя чувствует, значит он неправильно живет, и что как только она все поймет и изменит свою жизнь, ей станет лучше. А по факту сказали, чтобы мы не делали вообще ничего, потому что сделаем только хуже, она должна сама из этого выкарабкаться. Так что вот, сидим, ждем, я за ней вроде как присматриваю, хотя смысла не вижу в этом, у нее дар сильнее и опыта больше, мне за ней не угнаться.

— М-да, — я отпил чая, мадемуазель хотела еще что-то сказать, но ее опередила мадам, внезапно возникшая на подоконнике:

— Мне кости моете? Я знаю. Блинчик дай откусить срочно, мне надо!

Мадемуазель пожертвовала мадам свой блинчик, мадам исчезла в окне и тут же вошла в двери:

— Я с вами буду. А то сидите тут, — достала из воздуха тряпку и стала протирать плиту. Плита была чистая, но я решил об этом промолчать.

Мадемуазель налила мадам чашку чаю, мадам как опытный скалолаз взобралась мне на плечо и стала болтать ногой, попивая чай, при этом продолжая возякать тряпкой по плите в трех метрах от меня, у меня извилины в узлы сворачивались.

— Как вы это делаете?

Она залихватски подмигнула и гордо проскандировала:

— Мастерство не пропьешь, не проешь, не про… кхе-кхе, — я постучал ее по спине, она допила чай и спрыгнула с моего плеча, тут же запрыгнув туда ногами и начав протирать полку, посмотрела на меня оттуда, а пальцем указала от плиты: — Практикант?

— Да.

— Отлично, огород пахать будешь, ты здоровый, должно получиться. Лосика возьмем и пойдем. Ло-ось!

По ту сторону окна возникла здоровенная рогатая голова и посмотрела на нас всех грустными глазами. Мадемуазель тут же сунула лосю блинчик, который он осторожно взял, а мадам спрыгнула с моего плеча на спину лосю, а оттуда — куда- то в неведомые бурьяны, на прощание крикнув:

— Дай скотине воды попить, а я пока плуг найду!

Мадемуазель достала из воздуха кастрюлю воды и поставила на подоконник, лось сунул туда морду и стал шумно пить, я вопросительно посмотрел на эльфийку. Она смущенно отмахнулась:

— Это мамин фамильяр. Она его очень стесняется, поэтому в общественных местах делает вид, что они не вместе и она его не знает. Но услугами пользуется. Она его по ошибке призвала, но ритуал проводится один раз, его нельзя отменить, так что… кого призвал — с тем и живи, короче.

Я с опаской смерил взглядом морду в пол-окна размером и рога, уходящие далеко за пределы окна — попробуй поживи с таким бегемотом. Лось внезапно оторвал взгляд от кастрюли и посмотрел прямо на меня, как-то даже нехорошо стало. А мне еще на нем каким-то образом пахать, м-да.

В двери влетела мадам Гринь и подняла одну бровь под полоток, наступая на меня с угрожающим видом:

— Че, лосика моего обсуждаете, да? Да? Да?! Я знаю. Быстро срочно мне чаю, прям щас!

Я отдал ей свою чашку, она взяла ее одной рукой, второй потрепала по холке «лосика», еще одной рукой достала из воздуха пухлый фотоальбом и раскрыла, рассыпав десяток фотографий, но успела их поймать, не дав долететь до пола. Еще одной рукой указала мне на фото остроухого мужчины с серым лисенком:

— Во, гляди, фамильяр моего папы — лис, круто, да? А вот мамин, — палец указал на еще одну копию мадам Гринь, только пережившую голод и неурожай, — у мамы синичка, маленькая, женственная, поет — очень по-эльфийски, скажи? А вот брат, у брата выдра — да, не очень круто, но у нее хотя бы пальчики! А вот мой, — очередная рука мадам истеричным широким жестом указала на лося, он поднял глаза, исподлобья глядя на мадам и медленно сербая воду со дна кастрюли. Понял, что все на него смотрят, и сербать перестал. Потом нахмурился и продолжил, всем выражением лица демонстрируя, в каком месте он видал всяких недовольных.

Мадам шмыгнула носом, вялым жестом отправила альбом в неведомые дали и отпила моего чая. Мне лося даже как-то жалко стало, я решил за него заступиться:

— Не ну… лось и лось. И че? Зато он… ну… большой?

Мадам патетично запрокинула голову и простонала:

— Но у него даже пальцев нету!

— Но как-то же ты его призвала, фамильяры не приходят просто так, — я переводил взгляд с лося на мадам и пытался найти что-то общее. Пока не очень получалось.

— Ну… — мадам внезапно смутилась и стала ковырять носочком пол, — я вообще единорога хотела, но что-то напутала и получился вот он, — еще один печальный жест в сторону лося, медленно пьющего воду и изображающего оплот безмолвного осуждения всех и вся.

Мадам вздохнула и полезла мне на голову, протирать люстру. Натирала плафон и бурчала:

— Ну лось и лось, и че? Я вот тоже так говорила. Ну лось. Подумаешь! Лови меня.

Я поймал, она повозилась, задумалась и осталась лежать. Внезапно серьезно на меня посмотрела и сказала:

— Реакцию моей семьи надо было видеть. Родители, конечно, держались, но брат тренировал свое чувство юмора долго. Пока я не научила лосика петь, — ее лицо медленно расплылось в нехорошей улыбочке, голубые невинные глаза прищурились в предвкушении. Мадам спрыгнула с моих рук и с нежностью посмотрела на лося: — И вот тут началась самая жара. Да, чудовище? — она встала в гордую позу и взмахнула тряпкой как генеральским жезлом: — Спой!

Лось достал бесконечно укоряющую морду из кастрюли, прокашлялся басом и впечатляюще уныло запел:

— За-ацветали яблони и гру-уши…

У меня челюсть сначала отвалилась, потом встала на место и поползла выше, пытаясь закрыть слуховые каналы — лось пел мало того, что сильно мимо нот, он еще и в ритм не попадал, и слова путал, в сумме выходило что-то такое, что причиняло ушам почти физическую боль. Мадам с ухмылочкой понаблюдала метаморфозы на моем лице, посмотрела на дочь, сидящую с выражением бесконечного святого терпения, перевела взгляд на лося и изобразила жест дирижера, сгребающего весь звук в кулак:

— Все!

Лось замолчал и с облегчением сунул нос обратно в кастрюлю. Мадам посмотрела на меня и гадко улыбнулась:

— Даже тебя пробрало, ага? А ты прикинь, эльфам как, с их повальной музыкальностью? Вот, — вздохнула и помрачнела: — Короче, выгнали нас с лосиком.

— Ты сама ушла, — буркнул лось в глубины кастрюли, мадам пожала плечами:

— А может, и сама. Вообще, меня сначала пытались выгнать, и я не ушла. А потом я сама ушла, и меня пытались вернуть, но я не вернулась.

— Не ушла, а украли, — еще тише пробурчал лось, заранее прижав уши. Мадам вспыхнула:

— Да конечно, ицазже! Украдешь меня! Мы просто сбежали вместе, и поженились, по полному обряду единения душ, чтобы наверняка. Я думала, я оборотнем стану, будем вместе бегать и дуреть по полнолуниям. А вот почему-то фиг, сказки врут.

Лось медленно тяжко вздохнул во всю мощь лосиных легких, мадам вздохнула с ним одновременно, и с тоской посмотрела в окно, куда-то вдаль. Я заметил, что мадемуазель со страшной силой семафорит мне глазами, требуя что-то сделать, я пока не въезжал, что именно, она показала на часы, я посмотрел на свои — и че? Пара оповещений добавилась… И вдруг подумал, что мадам наша Гринь стоит себе тихо и мирно, тряпку в руке держит, по всей кухне не расползается. Госпожа декан требовала от меня две минуты мадамовой неподвижности, а сколько прошло? Что я такое делал, интересно?

— Так, все, рассиделись тут! Работать, негры, солнце еще высоко! — мадам поставила на стол мою чашку, бросила в меня тряпкой, вскочила на лося верхом и ухватила его за рога как велик за руль, разворачивая кругом, обернулась ко мне: — Быстро давай допивай и за плуг, ты тут студент на практике или кто? Срочно быстро мне, прям щас! Кабанчиком тыгдык-тыгдык! Огород сам себя не вспашет!

Я молча кивнул — если у мадам огород, когда у всего остального мира последние листья на деревьях суициднулись, то что я могу сказать?

Допил чай, снял куртку и пошел.