Великодушные враги (Право на измену)

13

Злосчастное путешествие по продуваемой всеми ветрами равнине графства Лотиан Джонет суждено было запомнить на всю жизнь. Хотя Роберту не связали руки, его заставили ехать в окружении злобного и хорошо вооруженного конвоя. Джонет запротестовала против грубого обращения, но Мэрдок Дуглас не пожелал ее даже выслушать.

— У меня очень мало времени, госпожа Максвелл, и еще меньше охоты обращать внимание на жалобы и стоны предателя. Мьюр слишком долго хозяйничал в Шотландии, как в своей вотчине. Высокомерный болван! Он сам постелил себе постель, вот пускай теперь сам в нее и ляжет!

С этими словами Мэрдок отвернулся от нее, но потом оглянулся назад, тыча пальцем в направлении Александра.

— Разумеется, нет нужды представлять вам лорда Хэпберна. Вы так близко знакомы, что он сможет отлично о вас позаботиться по дороге домой. У Хэпберна скверная репутация, но он хоть благородного происхождения, и притом единственный из всей компании, кто может сойти за джентльмена, черт бы его побрал.

Тут черные глазки Мэрдока маслено заблестели:

— Вряд ли мне стоит о чем-то беспокоиться, оставляя вас двоих наедине.

Джонет попыталась удержать на лице невозмутимое выражение. Она не хотела смотреть на Александра, не хотела даже думать о нем с тех пор, как он отошел от них несколько минут назад. Любая мысль, любое чувство, связанные с ним, причиняли ей нестерпимую боль. Девушка понимала, что у нее не хватит сил осмыслить создавшееся положение сейчас, когда надо высоко держать голову и стараться сохранить хотя бы видимость собственного достоинства.

Она стояла, покусывая нижнюю губу, и смотрела вслед удаляющемуся Мэрдоку Дугласу. Никогда в жизни она не чувствовала себя такой беспомощной и униженной, никогда раньше ей не было так одиноко.

— У нашего лорда-губернатора своеобразное представление о том, как развлекать своих гостей, — раздался позади нее голос Александра. — Идемте, госпожа Максвелл, я помогу вам сесть в седло.

Он назвал ее «госпожой Максвелл». Не «Джонет» или «милой» или хоть шутливым прозвищем «Джон». Джонет обернулась, ожидая увидеть перед собой некое злобное и уродливое существо, укравшее голос Александра, но не заметила в нем никаких перемен. Ничто в его внешности не выдавало его истинной сути.

— Это правда? — не удержавшись и презирая себя за слабость, спросила она.

— Поскольку я не имею представления о том, что именно входит в понятие «это», мне, вероятно, следовало бы сказать, что я не знаю. Тем не менее у меня есть веские основания полагать, что «это» — правда, — невозмутимо ответил он.

— Ты все это задумал с самого начала? Ты желаешь смерти Роберту?

Если он и заколебался, то лишь на миг.

— Да.

Одно короткое слово враз разрушило все ее иллюзорные представления о доброте и справедливости. Но он хоть не стал отрицать. А если бы стал? Неужели она настолько глупа, чтобы снова ему поверить?

Джонет отвернулась и побрела к своей лошади. Не глядя на его протянутые руки, она из последних сил вскарабкалась в седло и, получив преимущество в высоте, принялась изучать обращенное к ней снизу вверх лицо Александра. Даже сам Люцифер не мог бы выглядеть более прекрасным внешне, и даже он, князь тьмы, не был так черен душой.

— Хотела бы я знать, — сказала Джонет, отводя взгляд от его лица, — получают ли люди дар творить зло от рождения, или этому надо учиться, как любому другому ремеслу? Возможно, когда-нибудь ты мне объяснишь. — Ее голос задрожал, и она с трудом подавила слезы, заставляя себя продолжать. — Впрочем, одно правдивое признание ты сделал уже вчера. Ты и в самом деле отъявленный негодяй.

Он молча передал ей поводья и сам вскочил в седло. Попытка смутить его не удалась, и Джонет почувствовала разочарование. Впрочем, она и сама не знала, чего, собственно, пыталась добиться.

В течение нескольких часов они больше не сказали друг другу ни слова. К тому времени, как вдали показались стены Эдинбурга, было уже далеко за полдень. Даже люди Дугласа выглядели усталыми. Джонет все еще держалась в седле, но лишь мрачная решимость, порожденная гордостью и ненавистью, не давала ей упасть.

Отряд с топотом проскакал мимо загородной королевской резиденции Холируд, въехал через городские ворота прямо на Главную улицу и остановился у тюрьмы Толбут. Мрачное здание, сложенное из серого камня, в этот день могло показаться заброшенным, если бы не вытянувшиеся на караул стражники у ворот. Ни парламент, ни суды не заседали, ибо страной правили Дугласы, творя собственный суд, скорый и неправый.

Мэрдок Дуглас отдал приказ, двое его людей спешились и стащили лорда Мьюра с лошади. Джонет торопливо поравнялась с лордом-губернатором.

— Что вы делаете? — возмущенно спросила она. — Если моего дядю необходимо взять под стражу, пусть его отвезут в замок. На каком основании вы держите его здесь?

— Мьюр напал на королевский отряд и был обвинен в измене. Тюремная камера — самое подходящее место для предателя.

Джонет уставилась на него в ярости.

— Если речь идет об измене, то Роберт тут ни при чем. Вы сами все это подстроили! Вы все предусмотрели с самого начала!

— Суд установит степень его вины. Если виновен — вынесет соответствующее решение. — Губы Мэрдока искривились в самодовольной ухмылке. — Я лишь выполню волю суда, милая. Вот и все.

— И все? За кого вы меня принимаете?

Джонет сделала глубокий вздох, чтобы не потерять самообладания. Бесполезно было взывать к совести Мэрдока, бесполезно ожидать хоть какой-то справедливости от назначенного Дугласами суда. Весь этот заговор против Роберта был кем-то тщательно подготовлен, и Мэрдок явно наслаждался своим участием в его осуществлении.

Она стремительно развернула лошадь, едва не сбив с ног двух солдат, поспешивших убраться с ее пути, а поравнявшись с Робертом, соскользнула с седла и встала рядом с ним прежде, чем кто-либо успел ее остановить.

— Если лорд Мьюр останется здесь, я тоже останусь, — твердо заявила Джонет. — Без него я отсюда не уеду.

— Нет, Джонет, — Роберт положил руку ей на плечо. — Ничего хорошего из этого не выйдет, девочка моя. Ровным счетом ничего.

Он взглянул на нее и сделал героическую попытку улыбнуться.

— Вспомни, о чем мы говорили сегодня утром. Отныне ты должна подчиняться воле Дугласов. Со мной все будет в порядке.

— Нет, не будет. Они вас убьют, мы оба это прекрасно понимаем.

Роберт притянул ее к себе.

— Раз уж я добрался живым до Эдинбурга, Джонет, значит, я в безопасности на какое-то время, — прошептал он, спрятав лицо в ее коротких волосах, а потом с неуклюжей нежностью провел изувеченной рукой по ее лицу. — Теперь им придется соблюдать хотя бы видимость законности. Они не убьют меня до суда.

Мэрдок что-то отрывисто пролаял, и один из стражников, подойдя к ним, схватил Роберта за локоть. Джонет уцепилась за него, крепко зажмурив воспаленные и горящие, как в лихорадке, глаза. Горло у нее болело от долго сдерживаемых слез. Она предчувствовала, что больше никогда не увидит Роберта.

— Идемте, госпожа, здесь не место для вас. Позвольте мне помочь вам сесть в седло.

Джонет вся напряглась. Это был голос Александра, звучавший, правда, отрывисто и резко: так он обычно говорил, когда бывал рассержен. Она выпрямилась и обернулась. Словно какая-то струна лопнула у нее внутри. Размахнувшись, она изо всех сил ударила его по лицу.

На мгновение все умолкли в изумлении, потом окружавшие их солдаты громко загоготали. Ладонь у Джонет горела, она с восторгом и ужасом наблюдала, как на щеке у Александра проступает красный след от ее руки.

Роберт оттолкнул стражника и вновь обнял ее, но Александр продолжал вести себя так, словно ничего не случилось.

— Вам здесь не место, — повторил он спокойно. — Вы остановитесь в городской резиденции графа Ангуса. Сейчас там временно расположился Мэрдок. Он поручил мне доставить вас туда.

— Нет, только не ты! — вскричал Роберт. — Я на пушечный выстрел не подпущу ее к тебе!

Хозяин Дэрнэма холодно взглянул ему прямо в глаза.

— Вы предпочитаете, чтобы она осталась здесь и продолжала наблюдать за происходящим? Мэрдок, может быть, и глуп, но вас я никогда дураком не считал.

Драматическая сцена уже начала привлекать внимание прохожих. Меньше всего это было нужно Мэрдоку.

— Отведите Мьюра внутрь, — прорычал он. — И усадите эту чертову девку на лошадь. Привяжите, если потребуется!

Стражник вновь схватил Роберта за локоть и потащил за собой. Джонет пыталась последовать за ним, но Александр подхватил ее под руку.

— Хочешь, чтобы у Мьюра остались печальные воспоминания? Ты больше ничем ему не поможешь, а вот навредить можешь запросто. Ради всего святого, неужели ты не понимаешь, что все это только на руку Мэрдоку? Не доставляй ему такого удовольствия.

Джонет яростно заморгала, чтобы сдержать слезы. С минуту она стояла, наблюдая за тем, как Роберт исчезает в дверях тюрьмы, потом повернулась к Александру.

— Жаль, что я помешала тому бандиту пристрелить тебя!

— Не сомневаюсь, — он улыбнулся и отпустил ее руку. — Но в этом случае и ты была бы уже мертва.

— Уж лучше бы я была мертва!

— Уверяю тебя, вчера ты бы так не подумала.

Александр обернулся к одному из солдат.

— Приведите сюда лошадь этой леди и мою тоже. И побыстрее.

Солдат с готовностью кивнул, обрадовавшись, что нашелся кто-то, сумевший найти выход из неприятного положения. Лошадей привели, и Александр подсадил Джонет в седло. Его удивило, что девушка не стала протестовать, впрочем, она совершенно выбилась из сил. В тот краткий миг, пока он держал ее в объятиях, Александр почувствовал, как она дрожит.

Он нахмурился и отвернулся. Все происходящее напоминало страшную сцену, разыгравшуюся пятнадцать лет назад. С острейшей болью он вспомнил другого пленника и другую женщину, вот так же дрожавшую и плачущую. Это случилось ясным осенним днем, очень похожим на нынешний, хотя теперь стояла весна. Как и тогда, солнце золотило соседние крыши и шпиль расположенного неподалеку собора святого Эгидия. Его отец исчез в воротах тюрьмы Толбут. Больше Александр никогда не видел его живым.

Он пришпорил лошадь и поскакал вперед, даже не оглянувшись, чтобы проверить, следует или нет за ним Джонет с полудюжиной дугласовских стражников. Что ж, теперь его отец будет отомщен. Доказать невиновность Гэвина Хэпберна скорее всего не удастся, но Роберту Максвеллу придется заплатить за преследование ни в чем не повинного человека, причем таким способом, лучше которого Александр при всем желании не смог бы придумать.

Увы, месть, как ни странно, не доставила молодому хозяину Дэрнэма и половины того удовлетворения, которого он вправе был ожидать. Страдания Джонет лишили его значительной доли предвкушаемого удовольствия. Поначалу он казался сам себе ловким малым, но теперь устыдился устроенного им обмана. Он бессовестно использовал девушку. Она не заслужила подобного отношения.

Ему нравилась Джонет. Увлечение ею осложняло и без того непростую ситуацию. Александр этого не ожидал и даже не знал, что теперь предпринять, а чувство неопределенности выводило его из себя.

Они подъехали к дому Ангуса, и Александр так резко осадил своего скакуна, что тот поднялся на дыбы.

— Я должен быть в замке по делам, — отрывисто бросил он стражнику, ехавшему за ним следом. — Проводите госпожу Максвелл в дом и скажите экономке, чтобы предоставила ей все, что потребуется.

Александр посмотрел на Джонет и вновь перевел взгляд на ошеломленного солдата.

— И повежливее, — добавил он, — а не то будете иметь дело со мной.

— Лорд-канцлер желает видеть вас немедленно.

Александр взглянул на пажа, удивляясь, что Ангус послал за ним так скоро. Он поднялся и вслед за посыльным вошел в роскошно убранные, отделанные дубовыми панелями покои. Арчибальд Дуглас, шестой граф Ангусский, отчим короля Якова V и Высокий Канцлер Шотландии, сидел за массивным столом резного дуба. В белой шелковой рубашке и камзоле алого бархата он выглядел очень внушительно. По правую руку от него стоял Мэрдок Дуглас.

Александр отвесил церемонный поклон.

— Вы посылали за мной, милорд?

— Разумеется, Хэпберн, иначе вас бы здесь не было, — сухо ответил Ангус.

Александр улыбнулся.

— Я в вашем распоряжении.

Канцлер поднялся. Он был высок, строен, с золотисто-каштановыми волосами и красивым лицом, благодаря которому четырнадцать лет назад завоевал сердце королевы и ее трон. Он не сумел удержать ни то, ни другое, на это ему не хватило ума и мужества. Теперь он вновь правил Шотландией лишь потому, что держал в плену законного монарха. Интересно, подумал Александр, научил ли его хоть чему-нибудь предыдущий опыт. Видимо, нет.

— Позвольте вас поздравить, милорд, — начал он. — Насколько мне известно, папа разрешил развод Маргарите, и отныне вы — свободный человек.

Ангус бросил на него пристальный взгляд и снова сел.

— Бумаги только что прибыли. Откуда же вам об этом известно?

Александр равнодушно пожал плечами.

— Слухом земля полнится. Разве упомнишь, кто, когда и что кому-то сказал?

Напоминание о разводе разозлило Ангуса. Он боролся против этого последние восемь лет.

— Ладно вам, Хэпберн. Вы суете нос во все, что происходит в этой стране, и мне это отлично известно. А теперь поведайте мне кое-что более существенное. Что происходит? Генрих решил бросить меня на произвол судьбы? Похоже на то, если судить по этим треклятым договорам между Англией и Францией.

— Англия и Франция против Шотландии? — Александр удивленно поднял брови. — Я вижу, содержание этих договоров известно вам куда лучше, чем мне, милорд.

— Да к чертям эти договоры! Они ничего не решают. Английский посланник разбил лагерь прямо у меня под дверью. Он привез мне письма от англичан — губернатора Нортумберленда и кардинала Вулзи, этого наместника Сатаны, который чуть не… — Ангус опомнился и перевел дух. — Ладно, неважно, что пишет Вулзи. Достаточно сказать, что в настоящий момент мои отношения с Генрихом нельзя назвать безоблачными. По крайней мере, Вулзи пытается меня в этом уверить. Но я полагал, что вам и без меня все известно.

— Генриху требуется марионетка, — мягко вставил Александр. — У вас просто нет нужных для этого качеств.

— Разумеется, их у меня нет. И хотя я благодарен Генриху за поддержку, будь я проклят, если позволю вертеть собой, как куклой!

Александр выждал паузу.

— Конечно, если Генрих действительно решил вас бросить, Маргарита становится реальной претенденткой на регентство. Поддержать свою родную сестру: что может быть для него более естественным? Особенно теперь, когда она получила развод.

— Ладно, Хэпберн. Что вам известно? — потребовал Ангус.

— По правде говоря, очень немногое. Но я вам все скажу, как только мы избавимся от посторонних.

Ангус бросил взгляд на Мэрдока.

— Дуглас — мой человек. Я доверяю ему, как родному брату.

— Что вы говорите? — вежливо удивился Александр. — Джордж вряд ли обрадуется, услышав это.

Ангус нахмурился.

— Ну хорошо, Мэрдок, я с тобой позже переговорю. Как только освобожусь.

Мэрдок бросил на Александра молниеносный взгляд, полный лютой злобы.

— Конечно, Ангус. Мне тоже нужно многое тебе сказать… только позже. Александр проследил за его уходом со сладким чувством удовлетворения. Это была крохотная победа, однако любая победа над Мэрдоком казалась ему божественным нектаром. К тому же он считал, что должен хотя бы подобным образом воздать мерзавцу за все те муки, которым тот подверг Джонет у дверей тюрьмы.

— Вы полагаете, это умно — так искушать его? — спросил Ангус. — Мэрдок Дуглас по праву считается человеком могущественным.

Александр встретил его взгляд.

— Хотя он слишком часто склонен об этом забывать, всем своим могуществом Мэрдок Дуглас обязан вам, милорд. Тем не менее его амбиции простираются далеко.

— Что это значит?

Александр улыбнулся и уставился на собеседника безмятежным, ничего не выражающим взглядом. Он забросил наживку. Вполне достаточно на первое время.

— Только то, что его амбиции простираются далеко.

— То же самое можно сказать о каждом из нас, — Ангус нахмурился и забарабанил пальцами по столу.

Ему явно не терпелось перейти к делу, но он помедлил еще минуту.

— Послушайте, Хэпберн, я готов к прямому разговору. Мне необходимо знать, что замышляет Генрих. У вас есть связи в Англии, причем в высших кругах. Вы должны что-то знать. Черт побери, это ведь по настоянию Генриха я вернул вам ваши земли!

Он замолчал, и его взгляд стал суровым.

— Вы оказывали мне помощь в прошлом. Мне нужны поставляемые вами сведения. Однако я прекрасно понимаю, что вы работаете не только на меня, но и на этого интригана Вулзи.

Тут лорд-канцлер наклонился над столом и понизил голос.

— Но я хочу, чтобы вы поняли одно: все, что у вас есть, Хэпберн, — ваши земли, положение в обществе, даже воздух, которым вы дышите, — все это вы получили благодаря мне, и только мне. Если я узнаю, что вы меня предали, вы все это потеряете, причем так быстро, что ваши английские друзья не успеют ничего предпринять.

— Я отбыл свой срок в Англии, — сурово возразил Александр. — Ровно тринадцать лет. Я оказался там в нужное время и сослужил этой стране службу в последней маленькой войне с Францией не далее как три года назад. Именно благодаря своим заслугам я и получил назад свои земли; никакие «друзья в высших кругах», существующие исключительно в вашем воображении, мне не помогали. И вопреки всему, что вы и остальные тупоголовые таны [Т а н — старинный шотландский титул крупного землевладельца, главы клана.] думаете обо мне, сам я прежде всего считаю себя шотландцем.

Ангус выпрямился.

— Хорошо, пока что я поверю вам на слово. Но советую припомнить эту маленькую речь, если какие-либо посулы из-за нашей южной границы покажутся вам соблазнительными. — Он перевел дух. — Ну, а теперь выкладывайте ваши новости.

— Их не так уж много. Все это время Маргарита вела оживленную переписку со своим братом. В основном речь идет о выяснении отношений. К тому же она остро нуждается в деньгах.

Александр сделал паузу, пристально изучая свои собственные руки.

— По правде говоря, — вновь заговорил он, — ваша бывшая супруга одержима страстью к эпистолярному жанру. Она состоит в переписке едва ли не с половиной французского двора.

— Что?

Александр поднял голову и столкнулся с затравленным взглядом Ангуса. На все еще красивом лице лорд-канцлера уже были явственно заметны морщины, а в бороде проступала седина. Во всем его облике сказывалась усталость от борьбы с куда более закаленными политическими противниками.

— Маргарита обращалась с письмами к придворным, к самому Франциску и даже к Олбани, требуя помощи, чтобы вернуть своего сына. Ничего нового в этом нет, но в изменившейся политической обстановке французы могут отнестись к ее просьбам всерьез. Если договоры с Англией не будут соблюдаться, для них предпочтительнее видеть на троне Маргариту, а не вас. Они даже начали поговаривать о ее браке с Олбани. Вы же знаете, герцог недавно овдовел.

Ангус нахмурился, но не сказал ни слова, и Александр продолжил:

— Мне точно известно, что они засылают сюда своих лазутчиков. Судя по слухам, в наше хозяйство вкладывается огромное количество французского серебра. Часть его размещена в самых высоких кругах. — Он усмехнулся. — Конечно, серебро любому из нас может пригодиться, но все же я бы поостерегся в выборе друзей, милорд.

— Я вас понял, — мрачно кивнул Ангус. — Ну а что вам известно о наших друзьях с юга?

— Нортумберленд старается подкупить или запугать всех, кого может, по обе стороны границы. Некоторые шотландские лорды уже начинают терять терпение. Они хотели бы знать, сколько вы еще сумеете продержаться и чью сторону им выгоднее принять. Кстати, губернатор Нортумберленда порадуется, когда узнает, что Мьюр арестован. Никто не питает большей ненависти к англичанам, чем Роберт Максвелл, и это чувство, разумеется, взаимно.

Хозяин Дэрнэма задумчиво прищурился и помедлил, выжидая.

— Тем не менее, — продолжил он свою мысль, — было бы разумно оставить Мьюра в живых на какое-то время. Он близкий друг герцога Олбани, а сам Олбани — друг короля Франции. Если у вас произойдет разрыв с Генрихом и вы решите наладить отношения с французами… — Александр нарочито не закончил фразу и выразительно пожал плечами.

— Да, я об этом уже думал. Но пока что я крепко связан с Генрихом и не собираюсь порывать с ним — да поможет мне Бог.

— Бог и Вулзи, — тихонько подсказал Александр. — Знаете, говорят, что один вполне заменяет другого.

В первый раз за все время разговора Ангус улыбнулся.

— Надеюсь, это не так!

— Что касается истинных намерений Генриха, не думаю, что о них известно даже ему самому, — все так же задумчиво продолжал Александр. — Точно я знаю лишь одно: больше всех на свете Генрих ненавидит Франциска, короля Франции. И вся эта комедия с апофеозом любви и доброй воли, которую они сыграли, кажется мне не более правдоподобной, чем дружба паука с мухой. Единственное, чего я пока не могу для себя решить, — так это: кто из них паук? Но, похоже, мы скоро об этом узнаем. Они не заставят нас долго ждать. Терпение никогда не входило в число добродетелей Генриха.

— Другими словами, вы считаете, что мне надо выждать и посмотреть, который из двух останется несъеденным.

Александр улыбнулся.

— Совершенно верно.

— Боже, как мне все это опротивело! Почему мы не можем прямо говорить, что думаем?

Ангус вскочил, но тут же снова сел и принялся нервно барабанить пальцами по столу.

— Где вы остановитесь, Хэпберн? — спросил он. — На случай, если вы мне вдруг понадобитесь.

Александр решил подержать канцлера в неизвестности и поэтому ответил не сразу.

— Наверное, в каком-нибудь трактире. У меня с собой мало денег, надолго я вряд ли задержусь.

Ангус сунул руку в ящик стола и вытащил замшевый кошелек.

— Вот, — сказал он, перебрасывая кошелек через стол, — первый взнос в счет награды за поимку Мьюра. Вы разделите ее пополам с Мэрдоком.

Александр бросил на него вопросительный взгляд, но Ангус только пожал плечами.

— Вы оба доставили его сюда. Не знаю другого способа удовлетворить вас обоих. Вам следует оставаться в Эдинбурге. Мне потребуются ваши глаза и уши. Можете поселиться в моем доме на Главной улице. Я рассчитываю, что вы с Мэрдоком не вцепитесь друг другу в глотку.

— На меня вы, безусловно, можете положиться, ну а с ним советую потолковать. Я точно знаю, у кого состою на службе, а вот наш лорд-губернатор порой об этом забывает.

Ангус нахмурился.

— Если вам что-то известно, Хэпберн, лучше выкладывайте прямо.

Александр покачал головой.

Ангус не сводил с него настороженного взгляда.

— Ладно, Хэпберн, я поговорю с ним. Может, так оно и лучше. Вы оба будете присматривать друг за другом.

— Я, как всегда, к вашим услугам, лорд-канцлер, — улыбнулся Александр. — А уж такую услугу готов оказать бесплатно.

Продолжая улыбаться, он закрыл за собой дверь и пошел по коридору, весьма довольный собой. Теперь Ангус ему доверяет, и для этого даже не пришлось лгать… разве что совсем чуть-чуть. Он выторговал срок для Мьюра. Возможно, времени хватит, чтобы найти способ устроить с ним встречу и пролить свет на тайну, мучившую его последние пятнадцать лет.

Заворачивая за угол, Александр столкнулся со спешащим куда-то с другой стороны коридора человеком. В руках у него была кипа документов. При столкновении документы разлетелись во все стороны.

— О, я… я прошу прощения, — пролепетал бедняга. — Посол срочно затребовал эти бумаги, и я потратил уйму времени, чтобы их подобрать.

— Ничего страшного не случилось, — заверил его Александр.

Секретарь наклонился и начал собирать с полу документы. Александр принялся ему помогать. Наконец, бросив на ходу невнятные слова благодарности, молодой человек поспешил выполнять поручение, а Александр как ни в чем не бывало отправился своей дорогой.

Прошло не меньше пяти минут, прежде чем он разжал кулак и взглянул на клочок бумаги, лежавший у него на ладони. На нем было написано:

«Таверна «Белый лев». Сегодня вечером».

Подписи не было, но ее и не требовалось. Александр узнал почерк.

Джонет беспокойно мерила шагами комнату, не замечая мягких турецких ковров, в которых утопали ноги. Ее провели по всему роскошно убранному трехэтажному городскому особняку, служившему резиденцией графа Ангуса, с ней обращались, как с гостьей. Поразительная метаморфоза произошла с Мэрдоком Дугласом: всю вторую половину дня он был с нею безукоризненно вежлив, и она ради Роберта старалась отвечать ему тем же.

Однако вся эта притворная учтивость уже начинала понемногу сводить ее с ума. Джонет неотступно думала о дяде, вспоминала, как он взглянул на нее перед расставанием. Было ясно, что Роберт не надеялся вновь ее увидеть.

Мысль о вечной разлуке болью отдалась у нее в груди, охватившая ее тоска вызвала новый приступ слез. Утирая щеки тыльной стороной ладони, Джонет подошла к оконной нише и рассеянно выглянула на улицу.

До этого дня она была в Эдинбурге только однажды, еще в детстве. Волнующие воспоминания о богатых лавках и нарядных городских толпах, о незнакомых сладостях и запахах так поразили воображение впечатлительной десятилетней девочки, что она по возвращении домой часто принималась упрашивать дядю свозить ее в Эдинбург еще раз. Но в городе ежедневно происходили уличные потасовки между сторонниками Маргариты и Ангуса; Роберт справедливо считал такую обстановку небезопасной.

Звук открываемой двери заставил Джонет обернуться. Александр Хэпберн вошел в комнату и подошел к столику, уставленному винными бокалами, пивными кружками и разноцветными бутылками. Он стоял к ней спиной.

Джонет отступила дальше в глубь оконной ниши, понимая, что лицо ее заплакано, а глаза подозрительно блестят. С кем ей сейчас меньше всего хотелось встречаться, так это с ним.

Александр взял в руки бокал и, подвергнув неспешному изучению выстроенную на столе армию бутылок, налил себе выпить.

— Могу я вам что-нибудь предложить, госпожа Максвелл? — спросил он, не оборачиваясь. — Вино, я полагаю, хорошее, а ликер… — тут Александр отхлебнул из своего бокала, — просто превосходен. — Он обернулся. — У Ангуса отличный вкус… почти во всем.

Джонет едва не задохнулась.

— Нет, благодарю вас, лорд Хэпберн. На сегодня вы сделали более чем достаточно.

Александр выпил и поставил свой бокал, бесстрастно оглядывая ее с головы до ног.

— Ты плакала.

— У меня были на то причины. Видеть, как дорогого тебе человека и единственного близкого родственника уводят на смерть, и не проронить ни слезинки? Вряд ли такое возможно. Это было бы просто недостойно, вам не кажется?

Впервые за все время она заставила себя взглянуть ему прямо в глаза.

— Впрочем, откуда вам знать? Соображения о том, что достойно и что недостойно, вас, верно, не заботят.

— Нисколько.

Его слова вызвали у Джонет новую вспышку возмущения и ненависти. Он проронил их так небрежно, словно обмануть женщину, использовать ее, чтобы поймать в западню дорогого ей, ни в чем не повинного человека и послать его на смерть, было для него обычным делом. А может, так оно и есть?

Девушка больше не стыдилась своих чувств. Пусть она была наивна и недальновидна, но по крайней мере честна. Она больше не боялась встречи лицом к лицу с Александром и готова была высказать все, что думала. Он не заслуживал даже презрения, и Джонет намеревалась сообщить ему об этом в самых язвительных выражениях.

— Я слышала, люди сплевывают, упоминая ваше имя. Теперь понятно почему. — Она покачала головой. — «Нисколько»! Боже милостивый, неужели это все, что вы можете сказать?

Он подошел к ней поближе.

— А ты бы поверила, если бы я наплел тебе небылиц? Извини, милая, но что-то мне сегодня не хватает фантазии.

— Вот как? До сих пор она вас не подводила. За то короткое время, что я вас знаю, вы успели наплести целую кучу небылиц. — Джонет вскинула голову. — Со мной это получалось легко и просто, не так ли?

Александр остановился в двух шагах от нее. Взгляд серебристо-серых, слегка прищуренных прекрасных глаз проникал ей прямо в душу.

— Тебе больно, Джонет, ты негодуешь, и у тебя есть для этого все основания. Но ведь я тебя предупреждал, что ты ничего обо мне не знаешь. Ты сама вообразила меня безгрешным праведником в белых одеждах. Увы, я не святой, милая. Я всего лишь человек, а не образец добродетели, каким я казался тебе еще вчера, но и не дьявол, каким ты меня считаешь сегодня. Я все тот же, кто проехал с тобой через всю страну, кто сражался за тебя и спал рядом с тобою… Хочешь — верь, хочешь — не верь, милая, но все это я делал искренне, — добавил он после небольшой паузы.

— Эта речь могла бы сработать три дня назад, но сегодня советую вам поберечь горло, милорд. Вы втерлись ко мне в доверие, чтобы я предала Роберта. Вот и все, что вам было от меня нужно. Вы подготовили его убийство и заставили меня принять в этом участие! Я вам никогда не прощу это. Никогда! Я лишь надеюсь, что настанет день, когда вы заплатите за боль, что причинили мне.

— Я же тебе говорил, в жизни редко бывает счастливый конец.

— Да, говорили. И теперь я вижу, почему вы так думаете! Озлобленный на весь мир негодяй! Вы всех стремитесь принизить до себя. Вы берете то, что было чистым и прекрасным, и изо всех сил стараетесь это замарать и уничтожить. Что ж, на сей раз вы славно потрудились, Хэпберн из Дэрнэма! А теперь, когда вы вдоволь налюбовались делом рук своих, убирайтесь вон!

Александр стоял, глядя в пол, словно обдумывая свой ответ.

— Ты должна кое-что понять, Джонет. С нашей помощью или без нее, Мьюр все равно никогда не добрался бы до Франции. И еще: с тобой или без тебя, но в один прекрасный день я все равно нашел бы его. — Он вновь помедлил. — Мне очень жаль, что все так вышло.

Вопреки ее собственной воле глаза Джонет вновь наполнились слезами. И все же она продолжала высоко держать голову. Ее охватило неудержимое желание нанести ему ответный удар, причинить боль, но Александр казался далеким, замкнутым и недоступным, взгляд его серых глаз был невозмутим.

Она нанесла свой удар слепо, по-детски, сознавая его бесполезность и оттого отчаиваясь вдвойне.

— Если есть в этом мире справедливость, Александр, когда-нибудь и ты окажешься в таком же положении. Тебе придется дорого заплатить. И я молю Бога, чтобы ты в этот день был таким же беспомощным, как я сегодня!

Он поднял руку, словно собираясь коснуться ее щеки. Она отшатнулась.

Выражение его глаз не изменилось. Джонет стало не по себе. Казалось, он видит ее насквозь и понимает, как она близка к срыву.

— Я уже заплатил эту дорогую цену, Джонет. Трудно себе представить более беспомощное существо, чем десятилетний ребенок, вынужденный стоять под дверью и слушать, как умирает в страшной агонии его отец. Поверь, я, как никто другой, сочувствую тебе. Но ты можешь успокоиться на какое-то время. Мьюра еще не скоро отведут на плаху, — пояснил Александр, — так что не надо заранее надевать траур по безвременно ушедшему родственнику… великомученику, каким ты его считаешь. Врата рая еще не распахнулись перед ним, и вряд ли это произойдет в ближайшем будущем.

— Убирайся! — Дыхание Джонет стало судорожным и прерывистым. — Глаза бы мои тебя не видели! Убирайся вон и оставь меня в покое.

— Ладно, милая. Я же говорил, что тебе самой придется сделать выбор.

Александр повернулся на каблуках и направился к двери, но остановился, уже взявшись за ручку.

— Я поговорю с Ангусом, чтобы тебе разрешили посетить Мьюра. Боюсь, это все, что я могу сделать.

Он бросил на нее странный взгляд.

— Это больше, чем я хотел бы сделать… для тебя. А теперь позвольте откланяться, госпожа Максвелл. Всего вам доброго.

С минуту Джонет стояла неподвижно, стараясь удержать слезы. Потом она подошла к столу, взяла бокал, из которого пил Александр, и, размахнувшись, швырнула прекрасный тонкого хрусталя бокал в камин.