Великодушные враги (Право на измену)

17

Джонет проснулась с глазами, воспаленными от плача и недосыпания, и, торопливо одевшись, поспешила сойти вниз, в столовую. Она очень мало ела последние несколько дней, а прошлой ночью легла в постель совсем голодной. И вот теперь, несмотря на все, через что ей пришлось пройти, девушка почувствовала сильный голод.

Открыв дверь в столовую, Джонет столкнулась с Томасом Дугласом. Он стоял, держа в одной руке кружку эля, с запястья другой небрежно свисал короткий хлыст для верховой езды.

— Доброе утро, госпожа. Прошу вас, входите.

Джонет заколебалась, но он подпер створку двери носком сапога и, ухмыляясь, жестом пригласил ее войти. Девушка переступила через порог и остановилась, увидев Александра.

Он сидел за покрытым льняной скатертью столом, непринужденно вытянув длинные ноги в высоких сапогах. Справа от него на столе стояла увенчанная шапкой пены кружка эля. Джонет зачарованно смотрела, как он не спеша снимает кожаные перчатки и, поднеся кружку ко рту, отхлебывает щедрый глоток. Его серые глаза спокойно взглянули на нее поверх кружки.

Слуга суетился у приставного столика, уставленного серебряной посудой. Молодые господа явно только что вернулись с ранней верховой прогулки и собирались позавтракать.

Встретившись глазами с Александром, Джонет тотчас же отвернулась. Находиться с ним в одной комнате после того, что произошло прошлой ночью, было для нее невыносимо, и она вновь повернулась к Томасу.

— Боюсь, у меня пропал аппетит. Прошу меня извинить, продолжайте ваш завтрак без меня.

— Как, опять пропал аппетит? Я начинаю беспокоиться за ваше здоровье, госпожа Максвелл. По крайней мере окажите нам честь. Составьте нам компанию.

— Благодарю вас, но я вынуждена отказаться. Возможно, позже, — Джонет направилась к двери, но Томас заступил ей дорогу.

— Я вынужден настаивать. А не то мы с лордом Хэпберном можем подумать, что вы гнушаетесь нашим обществом. Уверен, вам бы этого не хотелось.

Джонет с негодованием посмотрела на него. Она готова была сесть с ними за стол, чтобы доказать, что ей это по силам, но мысленно решила, что впредь будет осторожнее и не позволит подобным образом загнать себя в ловушку.

Томас кивнул стоявшему наготове слуге, и тот живо принес стул. Джонет подошла к столу.

— Ты нам больше не понадобишься, Уолт. Можешь идти.

Слуга перевел удивленный взгляд с уставленного кушаньями приставного столика на пустые тарелки господ и обратно.

— Но, сэр…

— Ступай. Нас обслужит леди.

Джонет резко обернулась.

— Что?

— Я хочу, чтобы вы прислуживали нам за столом, — негромко произнес Томас. — Когда вы станете моей женой, вам частенько придется это делать. Так что, чем раньше начнете привыкать, тем лучше.

Джонет посмотрела ему прямо в глаза.

— Можете убираться к черту, сэр!

Томас в ответ засмеялся.

— Раньше я отправлю к нему Мьюра, могу вас уверить. Готов признать, что к тюремной кормежке он не привык, но вряд ли захочет, чтобы его вообще перестали кормить.

Джонет замерла, взвешивая прозвучавшую в его словах угрозу. Господи, как она теперь жалела, что вчера вечером дала себя уговорить и не обратилась к королеве! Ей не следовало сюда возвращаться! Никогда, ни за что!

— А теперь обслужите нас, госпожа. Мы с лордом Хэпберном проголодались после прогулки, и можете не сомневаться, служанка из дома Максвеллов доставит ему не меньше удовольствия, чем мне.

Как деревянная, Джонет направилась к столику и принялась накладывать на тарелки яичницу с тонкими ломтями мяса, поджаренного с луком. Александр что-то сказал Томасу за ее спиной, и оба рассмеялись. Щеки Джонет запылали. Несомненно, шутка имела прямое отношение к ней.

Она искоса бросила взгляд на Александра и со стуком поставила одну из тарелок у него перед носом, а затем толкнула вторую через стол для Томаса, сбив на пол хлыстик, который он положил рядом с прибором.

— Надеюсь, вы вдоволь натешились, сэр. А теперь, с вашего позволения, я уйду.

— Ишь какая шустрая! Да ты понятия не имеешь о том, как подавать на стол, как я вижу.

Томас взглянул на пол и носком сапога подтолкнул хлыстик.

— А ну-ка подними его, Джонет.

— Поднимайте сами! — вспыхнула она, в ярости совершенно позабыв об осторожности и благоразумии. — Я подала вам завтрак — вам и вашему гостю. А если вы посмеете еще раз мне угрожать, я пойду к графу Ангусу и расскажу ему, как ведут себя его доверенные лица!

Томас встал из-за стола.

— Если мне придется его поднять, — проговорил он вкрадчиво, — уверяю вас, я им воспользуюсь.

Что-то в голубых и холодных глазах Томаса подсказало девушке, что он только и ждет ее отказа. Джонет поняла, что проиграла. Медленно опустившись на колени, она взяла хлыст и подала ему. И ей вдруг стало очень-очень страшно.

Томас подхватил хлыст и легонько провел концом плети по ее щеке, заставив ее поднять лицо к свету.

— Хоть вас и считают красавицей, Джонет Максвелл, вы совершенно не в моем вкусе. Жаль, но это так.

Собрав воедино всю свою смелость, Джонет оттолкнула от себя хлыст и встала с колен.

— Наши чувства, сэр, благодарение Богу, взаимны!

Его это рассмешило.

— Тем не менее нас обвенчают, и вы нарожаете мне сыновей. Вы будете мне верной и послушной женой… — усмехнулся Томас. — В противном случае вам придется горько, очень горько пожалеть.

— Все это, конечно, забавно, — вежливо вставил Александр у них за спиной, — но не пора ли нам приступить к завтраку, Том? Еще немного, и я просто умру с голоду.

Его слова разрушили возникшее между ними напряжение. Томас повернулся кругом и отдал шутливую команду приступить к еде, а Джонет так и застыла на месте, пытаясь прийти в себя.

— Ты не мог бы отослать эту девицу? — с полным ртом продолжал Александр. — У меня мало времени, а нам еще надо поговорить о деле. Если, конечно, у тебя не пропала охота. Не хочу злоупотреблять дружбой.

Джонет даже не слышала, что ответил Томас. Александр не шевельнул и пальцем, чтобы прийти ей на помощь. Вряд ли он намеревается делать это в будущем. Совсем напротив, они с Томасом, похоже, закадычные друзья. Могла ли она надеяться, что он поможет ей выбраться отсюда? Что из сказанного им вчерашней ночью было правдой, а что — ложью?

— Ты что, оглохла, дурища? Я сказал: «Пошла вон отсюда»!

Джонет, вздрогнув, обернулась. Томас жестом указал ей на дверь.

— Ты мне больше не понадобишься. Убирайся.

Она бросила вопросительный взгляд на Александра, но он был поглощен завтраком. С чувством отчаянной безнадежности Джонет направилась к двери.

— К вам посетитель, — объявил стражник. — А ну-ка, отойдите от двери.

Александр оглядел тюремную камеру. В этой самой камере когда-то держали его отца, здесь он и умер. Александр помнил тот день, словно все произошло несколько часов назад, словно с тех пор не миновали годы. Нахмурившись, он протиснулся мимо тюремщика в низкую и узкую дверь.

Мьюр стоял в тени у дальней стены. Слабый свет, проникавший в камеру сквозь единственное пробитое под самым потолком окошко, забранное решеткой, освещал стоявшую у стены узкую койку. Напротив нее, у другой стены, стоял ветхий стол с умывальником и ночным горшком, а рядом — расшатанный табурет.

Александр жадно впитывал все эти детали. У него возникло странное чувство, будто рядом с ним стоит его отец. Мьюр не прерывал молчания, пока тюремщик не оставил их наедине, закрыв за собой дверь.

— Мне сказали, что у меня не будет посетителей, и я поверил, хотя следовало бы догадаться. Что, пришел позлорадствовать?

— Вы меня осудите, если я скажу «да»?

Мьюр ничего не ответил. Александр прошелся по камере, измерив ее шагами от стены до стены. Шесть шагов. Боль и отчаяние, пятнадцать лет запертые у него внутри, всколыхнулись в его душе.

— Не много места для человека, любившего ветер и вольный простор нагорья, — сказал он тихо и поднял глаза. — Интересно, вам так же тяжело, как было ему?

Мьюр вышел из тени.

— Что тебе надо, Хэпберн? У меня мало времени, и я не желаю его тратить, глядя на тебя. Говори, зачем пришел, и убирайся.

— Вот как? А я думал, вы будете рады встретиться для разнообразия с живым Хэпберном из плоти и крови, а не с призраками, которые наверняка здесь бродят. Он вас не навещал? А может, он приходит только по ночам?

— Убирайся!

Александр засмеялся.

— Я уйду только после того, как мы закончим разговор, прерванный недавно Мэрдоком. Вы мне его задолжали пятнадцать лет назад.

— Все, что я могу, это сказать тебе «нет», Хэпберн. Невелико утешение, но от него я ни за что не откажусь.

Александр опустился на покрывавший койку соломенный тюфяк.

— Гм, не слишком удобно, верно? Обычно мужчине требуется удобное ложе для сна, а если такового не имеется, то хоть веселая девчонка, чтобы его согреть и заставить позабыть о неудобствах. Кстати, о Джонет…

Глаза Мьюра сузились.

— На сей раз уловка не сработает. Ты не можешь ей навредить. Джонет под защитой Мэрдока, он собирается выдать ее за своего сына. Это не то, что я желал для нее, но сейчас это единственный разумный выход, и я предпочитаю его всем остальным.

— По-вашему, ей лучше выйти замуж за Дугласа, чем отправиться во Францию и жить в доме Олбани? И это говорит любящий дядюшка!

— Я давно уже перестал молить Бога о чуде.

— А вы попробуйте еще разок. Я могу вывезти девушку во Францию.

Мьюр презрительно засмеялся.

— Мэрдок тебя и близко к ней не подпустит.

— Вы полагаете? К вашему сведению, мы с ней остановились в одном доме. Хотите знать, как близко я к ней подобрался? — улыбнулся Александр. — Возьмем, к примеру, прошлую ночь.

Мьюр замер. Целую минуту мужчины, переполненные ненавистью, молча испытующе смотрели друг на друга.

— Ты лжешь, — граф Мьюр первым прервал молчание. — И если думаешь, что я этому поверю, — ты просто глуп. Стоит тебе пальцем ее тронуть, как Дуглас тебя убьет. Я сам слышал, как он это говорил. И я считаю, что девочке лучше выйти замуж за Томаса, чем куда-то ехать вместе с тобой. — Он повернулся спиной и оперся плечом о стену. — А теперь оставь меня. Мне больше нечего тебе сказать.

— Ну, если вы так настаиваете… — Александр встал и подошел к двери. — Однако не думаю, что Джонет с вами согласится. Наш досточтимый Томас — человек не совсем обычный. У него есть… ну, скажем так, одна маленькая слабость. — Он помолчал и через плечо бросил взгляд на Мьюра. — Парень получает удовольствие не так, как большинство мужчин, хотя — справедливости ради должен признать — ведет себя очень осмотрительно.

— Что ты такое говоришь? — спросил Мьюр.

— Юный Томас предпочитает мужчин, — негромко пояснил Александр. — А когда имеет дело с женщинами, использует их неестественным путем. Но если именно этого вы хотите для Джонет, что ж, воля ваша.

Некоторое время Роберт Максвелл стоял неподвижно, словно окаменев.

— Что ты за гнусное чудовище! — заговорил он наконец. — Намекаешь мне на всю эту мерзость, а сам…

— Это правда, — не повышая голоса, заверил его Александр. — Уверяю вас, это чистая правда. Вам будет о чем поразмыслить по дороге на эшафот. Подумайте хорошенько, на какую семейную идиллию вы обрекаете Джонет. И все потому, что не хотите открытого разговора, чтобы не лишить себя маленького удовольствия напакостить мне в последний раз.

Мьюр сел, рассеянно проводя рукой по волосам.

— Раз уж ты сумел пройти сквозь трое запертых ворот и дюжину сторожей, надо полагать, ты действительно пользуешься влиянием. И, наверное, не понаслышке, а по личному опыту знаешь о… как ты это назвал? Маленькая слабость Томаса? Боже, сколько усилий тебе пришлось приложить, чтобы добраться до меня! Очевидно, я должен считать себя польщенным.

Александр в ответ насмешливо приподнял бровь.

— До личного опыта дело еще не дошло. Я пока что разыгрываю недотрогу. Скажем так: дружба с Томасом сослужила мне хорошую службу, однако общение с ним уже начинает меня тяготить. А теперь решайте, пока он еще не утратил ко мне интереса: хотите, чтобы я вывез Джонет из Шотландии? — Он протянул руку к двери. — Ровно через пять секунд я позову стражника. И если вы сейчас же не скажете мне правду, то потеряете эту возможность навсегда.

— А ты можешь ее вывезти?

— Да.

— К герцогу Олбани?

— К кому угодно по вашему выбору.

— И ты не причинишь ей зла. Поклянись.

— Клянусь.

Их взгляды встретились. Мьюр первым отвел глаза.

— Боже, я сошел с ума, доверяя тебе! Но, похоже, выбора у меня нет. Что ты хотел узнать?

На губах Александра показалась довольная улыбка.

— Я хочу знать, почему вы, черт побери, были так уверены, что именно мой отец продал нас англичанам. Какие у вас были основания, помимо личной ненависти, чтобы арестовать его за измену?

— Были доказательства. Улики.

Лицо Александра окаменело.

— Какие именно?

Мьюр сделал глубокий вздох.

— Нам стало известно, что кто-то поставляет сведения в Англию. Разумеется, соглядатаев, изменников, подстрекателей всегда хватало. Приграничные банды стравливали обе страны друг с другом и наживались на этом. — Он нахмурился. — Но в тот раз речь шла о вещах более серьезных. О лазутчике, пробравшемся в высшие круги. Кто-то из окружения самого короля Якова передавал секретные сведения на юг.

Александр грозно прищурился.

— И вы, разумеется, решили, что предатель — не кто иной, как мой отец.

— Да. Яков доверял ему, хотя Гэвин всегда открыто сочувствовал англичанам. Все его симпатии были на их стороне. Бог свидетель, у него было великое множество связей по ту сторону границы.

— Кроме Бога, тому было немало свидетелей здесь, на земле! — вспыхнул Александр. — Именно поэтому Вулзи никогда бы не воспользовался его услугами.

— Послушай, Хэпберн, ты хочешь узнать все до конца?

Александр заставил себя успокоиться.

— Продолжайте.

— Ладно. Твой отец заинтересовался новой конструкцией пушек, которые строил Яков. Все мы считали, что король помешался на них, но Яков с Гэвином могли говорить о них часами. О Боже! — воскликнул Мьюр с горечью. — Если бы я тогда догадался…

Александр ничего не ответил, и вскоре граф продолжил свой рассказ.

— За два дня до Флоддена Гэвин и Яков поссорились. Мы захватили несколько английских крепостей и остановились отдохнуть на неделю в Форт-Касле. Многие из нас настаивали, что нужно продолжать поход, пока Суррей не подтянул свою армию, но другие… — он поднял голову, — другие, включая твоего отца, пытались уговорить короля повернуть назад. Яков, разумеется, и слышать не хотел о возвращении. Разговор перешел на эти проклятущие пушки — мы ведь тащили их на себе от самого Эдинбурга в дождь, по непролазной грязи. Всем было известно, что через день-два нас ожидает бой. Так вот, Яков и твой отец принялись спорить о размещении артиллерии, хотя король уже отдал все необходимые распоряжения. Гэвин присел к столу и набросал от руки примерный план местности, настаивая на каком-то перемещении пушек, но Яков не пожелал ничего слушать. На следующий вечер, как раз накануне сражения, эту самую карту доставил в штаб один из часовых. Он нашел эту чертову бумагу на земле, прямо возле наших боевых порядков. Когда твоего отца спросили об этом, он заявил, что обходил укрепления по периметру и что бумага, должно быть, выпала у него из-за обшлага камзола. Я ему, конечно, не поверил. Многие ему не поверили.

Мьюр поднял голову, его глаза были холодны.

— Остальное тебе известно. Англичане вошли в низину и оказались вне досягаемости. Наши злосчастные пушки, стоившие нам таких денег и трудов, безобидно палили поверх их голов, не напугав даже лошадей. А потом английская артиллерия открыла огонь, нанеся сокрушительный удар по нашей пехоте. Нас выбили с занимаемых позиций на высотах и вынудили спуститься в долину Флодден. В тот день сложили голову десять тысяч горцев. Десять тысяч, Хэпберн, разрази меня гром!

Мьюр замолчал, и Александр поднял голову.

— Это все? — холодно спросил он и угрожающе двинулся вперед. — Это и есть все ваши доказательства? Безмозглый, самодовольный болван! Ничего здесь нет, кроме стечения обстоятельств, сомнительных догадок и самой чудовищно несправедливой предвзятости! Вы даже не знаете, что вообще было известно англичанам о пушках! А может, им просто повезло с местоположением? Боже всемогущий, да никакой суд не осудил бы его на основании таких улик! Его бы даже не арестовали, если бы не вы, а кто-то другой был назначен губернатором!

— Есть кое-что еще, — угрюмо добавил Мьюр. — Есть сведения, полученные от самих англичан. Это случилось через несколько недель после сражения. Весь Эдинбург был в полном смятении. Маргарита и Арран пытались заключить перемирие, но у нас не было полной уверенности, что Суррей не предпримет поход на столицу. Видит Бог, он мог бы взять ее без единого выстрела. Нам нечем было обороняться. И тут нам повезло. Мы сумели захватить одного из людей Вулзи. Его взяли прямо в королевском замке. Видимо, англичане считали его важной персоной и предложили обмен: мы отдаем их человека, а они нам — письмо предателя, выдавшего секрет наших позиций накануне Флодденской битвы.

— И обмен состоялся?

— Ну уж нет, мы были не так глупы! — отрезал Мьюр. — Лазутчик отправился прямехонько на эшафот. Ты думаешь, они открыли бы нам имя предателя, если бы не были уверены, что оно и без того нам известно? И разве мы могли себе позволить выпустить из города английского шпиона? Он рассказал бы своим хозяевам, насколько уязвим и беззащитен Эдинбург.

Александр прислонился к стене.

— Значит, вы могли узнать правду и отбросили эту возможность. Странно, не правда ли, но меня это совсем не удивляет. Ведь подозреваемым был не кто иной, как мой отец.

— Наши личные счеты тут ни при чем! — возразил Мьюр. — Другие члены совета тоже сочли его виновным.

Александр наклонился вперед.

— Кто именно?

— Маргарита, мой брат Дэвид, Леннокс, Дуглас и Арран. Все они считали Гэвина Хэпберна предателем. — Мьюр мрачно усмехнулся. — Видишь ли, все, кроме Маргариты, были на военном совете в Форд-Касле. Все видели карту.

— И всем вам нужен был козел отпущения, чтобы свалить на него ваши ошибки за провал военной кампании. И если бы не подвернулся мой отец, нашли бы кого-нибудь другого.

— Черт побери, неужели ты можешь быть так слеп?

— Нет. Просто я хорошо знаю своего отца.

Оба уставились друг на друга.

— Ты сделаешь, что обещал? Поможешь Джонет выбраться из Шотландии?

Велик был соблазн сказать «нет», просто чтобы посмотреть, какое лицо будет у Мьюра, но Александр ответил «да».

— Я поклялся. И теперь могу вам сказать, что в любом случае собирался это сделать. Видите ли, я не считаю, что за грехи отцов должны отвечать дети. — Он злорадно ухмыльнулся. — Не говоря уж о племянницах.

Стукнув в дверь, Хэпберн вызвал стражника, а затем вновь обернулся, чтобы бросить последний взгляд на Мьюра. Этот человек погубил его семью, безжалостно отказал ему и его матери, когда они молили о милосердии. И сейчас он, вероятно, видит мерзавца в последний раз.

— У вас богатый выбор, милорд, — проговорил Александр. — Томас Дуглас или Александр Хэпберн. Ну и кого бы вы предпочли в женихи для девушки, которая вам дороже жизни?

Мьюр вскочил.

— Ты обещал, что не причинишь ей вреда. Ты поклялся, что не обидишь ее, Хэпберн!

Стражник уже открыл дверь. Александр переступил через порог и обернулся, насмешливо выгибая бровь:

— До сих пор еще ни одна из моих женщин на меня за это не обижалась.

— Ах ты, сукин сын!

Дверь захлопнулась; Александр приветливо кивнул стражнику, сунул ему монетку и двинулся по коридору к выходу, с наслаждением прислушиваясь к тому, как тяжело, с глухим клацаньем захлопываются следом за ним тюремные двери.

Но к тому времени, как он вышел из тюрьмы Толбут на Главную улицу, вид у хозяина Дэрнэма был озабоченный. Сделать надо было очень многое, а времени оставалось очень мало, ведь ему еще предстояло спасти Джонет. Однако у него не было ни малейших колебаний на этот счет.

Надо было немедленно заняться письмами, устройством нужных встреч и весьма рискованным вымогательством. Ибо если письмо настоящего предателя, сыгравшее роковую роль во Флодденском сражении, существовало когда-то, значит, оно существует и теперь. Александр хорошо знал англичан и готов был поклясться, что письмо не уничтожено. А раз так, значит, он его получит.

Чего бы это ни стоило.