Весталка. История запретной страсти

Глава 39

Яростными порывами ветер расчищал хмурое небо; срывавалась и сыпалась наземь ржавая листва деревьев. Дни и ночи напролёт над Римом шёл холодный мелкий дождь.

Хрупкое здоровье Альбии не вынесло жестоких испытаний – она простудилась в сыром подземелье. Слабая и исхудавшая, она почти не поднималась с постели, дрожа от лихорадки; когда же вставала, чтобы добраться до чаши с водой и еды, которую ей приносили раз в день, то еле держалась на ногах. Порою сознание её мутилось, и она впадала в состояние полубреда, и тогда странные видения наполняли её темницу, неясным шёпотом и шорохами нарушая безмолвие.

Альбия не знала, сколько времени прошло с тех пор, как у неё отняли свободу, она давно потеряла счёт дням. Пинария больше не приходила к ней, и единственным человеком, которого она изредка видела, был её сторож. Этот полуслепой старик полжизни прослужил в храме Весты, выполняя самую тяжёлую работу; ему также были доверены ключи от темницы и надзор за провинившейся жрицей. Каждый раз, принося Альбии хлеб и воду, старик спрашивал, не желает ли она говорить со старшей весталкой. Получив отрицательный ответ, он с осуждением качал головой и, больше не проронив ни слова, уходил прочь.

Хотя Альбия часто вспоминала свой последний разговор с Великой девой, она даже мысли не допускала, что уступит её уговорам и отречётся от своей любви. Она чувствовала, что, несмотря на всё ею испытанное и передуманное, её отвращение к прежней затворнической жизни проснулось вновь, что оно растёт и поглощает иные мысли и чувства. Особенно остро это проявилось теперь, когда её держали под замком. Временами ей казалось, что она вовсе не в темнице, что древняя казнь приведена в исполнение и её уже погребли заживо. И тогда она, широко открыв глаза, всматривалась в окутывавший её мрак, с ужасом ожидая приближения смерти.

Возможно, она бы сдалась и позволила себе умереть, если бы память не возвращала ей образ того, кто стал для неё и счастьем и мукой всей её жизни. Марк был рядом с ней, она различала его присутствие всем своим истосковавшимся измученным сердцем; она протягивала к нему руки, но потом всхлипывала от отчаяния, что никак не может до него дотянуться. И она мечтала о том, как он придёт за ней, он заберёт её из этого ужасного подземелья и они навсегда будут вместе. Эта светлая надежда помогала ей бороться с болезнью и с гнетущей тоской одиночества...

Услышав, как со скрипом отпирают тяжёлую дверь темницы, Альбия сначала оживилась от робкой радости, что её заточению пришёл конец, а потом, подумав о Пинарии, которая пришла изводить её своими наставлениями, отвела взгляд в сторону. Кто-то тихо подошёл к ней, позвал её по имени, и Альбия удивилась, узнав голос Элии.

– О боги! Это вправду ты, Элия? – воскликнула Альбия, приподнимаясь. – Но что ты здесь делаешь? Тебя прислала Великая дева?

– Что я здесь делаю? – переспросила Элия и при свете факела, который она держала в руке, заглянула узнице в лицо.

Та, дрожа всем телом, тоже смотрела на неё расширившимися зрачками.

– Что с тобой? У тебя лихорадка? – испугалась Элия, в неверном свете пляшущего пламени разглядев лицо подруги, показавшееся ей белее алебастра, – лицо, мало похожее на прежнее.

Черты этого лица сохранили свою былую красоту, но, изглоданное болезнью, оно теперь напоминало маску. Линия носа стала резче; глаза, неестественно блестящие, запали; чёрные пряди прилипли ко лбу; губы утратили прелестную нежность и цвет шиповника, стали бескровными и сухими.

– Твоим пыткам пора кончиться! – решительно заявила Элия, опускаясь на колени возле подруги и касаясь её горячих исхудалых рук. – Я сожалею, что так долго ничего не могла сделать для тебя, милая моя Альбия!

– Ты и сейчас ничего не можешь, – с тихой грустью отозвалась Альбия. – Я больна, Элия. Здесь ли, в этой темнице, или в доме весталок, если меня всё же освободят, я скоро умру. У меня больше нет сил сопротивляться той участи, которая меня ждёт... Единственное моё желание, о котором я молю богов: перед смертью увидеть Марка, чтобы мы могли проститься...

– Послушай, Альбия, – снова заговорила Элия; в её тихом голосе звучали нетерпение и беспокойство, – у нас очень мало времени. Может быть, нам больше никогда не представится случай говорить друг с другом, может быть, это наша последняя встреча. Я хочу, чтобы ты знала и помнила, что я искренне любила тебя. Ты была дорога и близка мне как родная сестра. Но, хотя меня восхищает твоя стойкость, твоя верность своим чувствам и убеждениям, я никогда не решилась бы сделать то, к чему ты так стремишься. Ты не ставишь себе в вину то, за что тебя все осуждают; ты жертвуешь своей добродетелью ради любви к мужчине – это пугает меня. Сейчас я открою перед тобой дверь, и ты, если захочешь, навсегда покинешь и эту темницу, и храм, и, наверное, Рим. Но прежде хорошо подумай, готова ли ты выйти отсюда в мир, который долгие годы был закрыт для тебя, готова ли к преследованиям и испытаниям, которые тебя там ожидают?

– Если ты скажешь, что за этой дверью меня ждёт Марк, я тотчас уйду с ним, – не задумываясь ответила Альбия. – Тот мир, о котором ты говоришь, меня не пугает, и, какие бы испытания не выпали в будущем на мою долю, они будут не страшнее тех, какие я уже перенесла. С Марком я ничего не боюсь, но, если мне всё же суждено скоро умереть, я уйду из этого мира свободная и счастливая...

Пока Альбия говорила, её подруга всё ниже склоняла голову. По щекам её текли слёзы.

Но вот из-за двери донёсся какой-то шорох, и Элия, вздрогнув, вскинула голову.

– Пора проститься – твои друзья ждут тебя, – сказала она и крепко обняла Альбию.

Когда дверь отворилась, Альбия увидела на пороге темницы ещё одну весталку. Лицо её было наполовину скрыто покрывалом, и Альбия, как ни приглядывалась к ней, не могла узнать в ней ни одну из своих храмовых подруг. В поисках ответа, растерянная и удивлённая, она взглянула на Элию, но та хранила невозмутимое спокойствие.

– Иди, милая Альбия, навстречу своей новой жизни и будь счастлива, – проговорила светловолосая весталка, помогая подруге встать на ноги. – А я буду молиться Весте, чтобы она простила тебя и никогда не преследовала своей местью.

– Скорее, скорее! – услышала Альбия взволнованный шёпот другой весталки.

Та протянула руки, чтобы подхватить ослабевшую от болезни девушку, покрывало её сползло на плечи, и... изумлённому взору Альбии открылось бледное лицо Деция Блоссия. Не дав ей времени опомниться, Деций схватил её в охапку и потащил за собой.

– Погоди! – вскричала Элия. – Альбии нужно переодеться, иначе эти лохмотья сразу выдадут её!

После того, как девушки обменялись своими одеждами (Деций стоял к ним спиной), Альбия взяла подругу за руки и с грустью сказала:

– Я не знаю, как выразить свою благодарность тебе, моя верная Элия! Моё сердце рвётся на свободу, к любимому, но вместе с тем его гложет страх за тебя. Мне бы не хотелось быть причиной твоих бед, и я готова скорей остаться здесь, чем навлечь на тебя гнев Великой девы. Твои отвага и милосердие могут погубить тебя – я не согласна на спасение, купленное такой ценой.

– Не будем говорить об этом, – отозвалась Элия с суровой решимостью. – Разумеется, мне не избежать неприятностей. Они у меня будут, и я к ним подготовилась. Но тебе не следует беспокоиться об этом – я сама обдумала твой побег и я с самого начала знала, чем рискую...

– Мы все рискуем, – в разговор вмешался Деций, всем своим видом проявлявший нетерпение и тревогу. – Чем дольше мы здесь задержимся, тем больше подвергнем опасности друг друга. Если старик-надзиратель заподозрит неладное, мы будем разоблачены. Нельзя терять ни минуты!

– Идите же! – вскричала Элия с отчаянием и болью в голосе, дрожавшем от слёз, затем обняла Альбию, поцеловала её и вытолкнула за дверь.

Длинным тёмным коридором лежал путь Альбии к желанной свободе. Когда беглянка и её спутник, переодетый весталкой, добрались до выхода, старик-сторож вдруг шагнул им навстречу. Тень от покрывала, надвинутого на самые брови, скрывала лицо Альбии, и невозможно было увидеть, как оно вдруг покрылось крупными каплями пота. От страха быть узнанной сердце её дрогнуло, стало трудно дышать.

– Что-то вы задержались, – проворчал старик, взглянув на шедшего впереди Деция прищуренными глазами.

– О, мы старались не подвести тебя! Зато теперь, благодаря твоей доброте, нашей несчастной подруге стало легче: ведь от наших слов она получила утешение, – оправдываясь ответил Блоссий-младший удивительно нежным женским голосом и – как показалось изумлённой Альбии – кокетливым жестом поправил выбившиеся из-под покрывала золотистые кудряшки.

Сторож повернулся к ним спиной; взвизгнул засов, скрипнул замок – и дверь, ведущая из подземелья к свету, распахнулась.