Ветер перемен

==== Глава 22. Тайны крови ====

В воздухе пахло напряжением, страхом и огнем. А еще кровью, ее запах тянулся от горящей гостиницы металлическим шлейфом. В темноте по дороге метались полуодетые люди: те, кто был в своих комнатах наверху, когда началось нападение, и успел выбраться через окна до того, как заполыхал пожар. Рада очень сомневалась, что в общей зале кто-то выжил. Гончие ворвались туда и устроили бойню, уцелеть в которой было просто невозможно. И все эти смерти были на ее совести. Если бы она не попросилась ночевать в тепло, если бы не уступила своей слабости и не захотела погреть зад у теплого камина, то этого ничего не случилось бы.

Камнем на душу легла вина, и Рада покрепче прижала к себе вздрагивающую Лиару, сжавшуюся в комок, чувствуя в этом какое-то успокоение. Если бы Гончие настигли нас в лесу, вряд ли мы смогли бы отбиться, даже при всей ее силе. Она бы просто не успела среагировать. И погибла бы. Тебе этого бы хотелось? Почему-то одна мысль о том, что искорки не станет, заставила сердце сжаться и замереть, и Рада тяжело сглотнула ледяной комок в горле. Эта девочка была живой, светлой и звенящей, и одно ее присутствие заставляло весь мир петь ей самые красивые песни, какие только у него были. Ничто не стоило того, чтобы она погибла. Вот и все тогда. Тем более, что изменить ты ничего уже не можешь.

Алое пламя с ревом взметнулось над крышей гостиницы, окутывая ее целиком, и ночь окрасилась в рыжие тона. Они стояли далеко, и даже на таком расстоянии Раде было жарко, словно посреди раскаленного послеполуденного пекла в зените лета. А может, все дело было в том, что адреналин еще плескался в крови, заставляя сердце с шумом колотиться в ребра, перегоняя кровь по всему телу. И еще было острое-острое, словно бритва, тронувшая обнаженный нерв, ощущение жизни. Она выдохнула ночной воздух, чувствуя, как обжигает ноздри изнутри. Они выжили. Чудом, но выжили.

Улыбашка рядом согнулась пополам, упираясь ладонями в колени и пытаясь отдышаться. Выглядело это особенно комично при том, что гномиха была абсолютно голой, извалявшейся в грязи, да еще и бормотала себе под нос какие-то ругательства, качая головой. Раде вдруг стало смешно, и она вновь нервно хмыкнула, глядя на нее. Да уж, не повезло ей. И действительно познакомились только пару часов назад, и сразу же такое. Тут любой бы удрал прочь, сломя голову, а гномиха вот даже осталась и выглядела не так уж чтобы перепуганной, скорее очень удивленной. Не в пример мечущимся по дороге с воплями людям, которые то пытались убежать в сторону леса подальше от горящей гостиницы, то бросались обратно к спасительному теплу и свету, прочь от того, что таилось среди глубоких ночных теней под деревьями. Впрочем, Рада сомневалась, что там еще остались Гончие. Удар, который нанесла Лиара, был так силен, что сжег, наверное, всех тварей, что были в этот момент в гостинице.

Плечи искорки вздрагивали все меньше, но руки все еще продолжали цепляться за Радину рубашку. Она была такая теплая и маленькая рядом, и так близко, и ее мокрые кудряшки, которые перебирали пальцы Рады, казались шелковыми. В груди вновь что-то сжалось, но на этот раз сладко-больно, и по телу разлилась мягкая всепроникающая золотая нежность. Ничего она тебя не контролирует, — подумала Рада, невольно обнимая Лиару еще бережнее. Просто у тебя никогда не было друзей. Ты всегда была одинока, и никто не стремился быть рядом с тобой, вот так, не потому, что у тебя есть деньги, а потому, что ты ему нужна. Вот и все. Поэтому ты и чувствуешь себя так странно. Возможно, впервые в жизни у тебя появился друг. Разве это плохо?

В груди мягко плавилось золото, и это совершенно не походило на что-то плохое или неправильное. Рада поняла, что не в состоянии сопротивляться этому, и прикрыла глаза, опуская голову и утыкаясь лицом в мягкие волосы искорки. Они пахли травяным мылом и были такими теплыми и щекотными, что Рада невольно улыбнулась. И весь мир затих вокруг них, сплетя их в одно целое и оставив наедине, в теплой тишине осенней ночи. Какая бы сила ни была в твоей крови, я все равно буду защищать тебя. Потому что твой свет — самое дорогое, что есть у меня в этом мире.

— Все целы? — послышался издали громкий голос Алеора, неприятно вырвавший Раду из теплого одеяла нежности, укрывшего их с Лиарой. Она открыла глаза и выпрямилась, глядя, как эльф, волоча за узду трех лошадей, спешит к ним от горящего сарая. На лице его была обычная ухмылка, а глаза горели: — Огого! Какая чудесная голозадая команда! Только Радушка у нас как всегда, выделяется!

Лиара вдруг пискнула и, отскочив от Черного Ветра, шмыгнула ей за спину. Ее тяжелый лоб чувствительно ткнулся в спину, и Рада хмыкнула.

— А Улыбашка, смотрю, попыталась сделать вид, что одета, вывалявшись целиком в грязи! Что ж, должен признать, умно! — не унимался эльф. Гномиха угрожающе разогнулась, ничуть не стесняясь, и взвешивая окровавленные топоры в своих руках.

— Ты бы не скалился, а то сейчас сам штаны снимешь, чтобы я оделась! — пригрозила она.

— Ты сможешь надеть их целиком и завязать под горлом, длины хватит, — оскалился эльф. — Только, боюсь, в бедрах не пройдут. Я смотрю, ты у нас девочка — пышная!

— Ну полюбуйся, полюбуйся уже! — раскинула руки Улыбашка, выпрямляя спину и раскидывая руки с топорами в стороны. — Вряд ли кто-то когда-то тебе это показывал! Белки не в счет.

— У меня сейчас кровь из глаз пойдет от такой красоты, — сообщил со смехом эльф, подводя лошадей к ним, и Улыбашка хмуро сплюнула на землю, упирая руки в бока:

— А моя лошадь где?

— А я знаю, как она выглядит? — покосился на нее Алеор. — Я забрал своих, остальные разбежались в начале нападения.

— Подожди, а почему наши не разбежались? — заморгала Рада.

— Потому, что я их привязал, — со всем терпением мира пояснил ей эльф. — Как только вы, девочки, пошли купаться, я пошел в конюшню подготовить наших лошадей на тот случай, если придется уходить быстро. Вот когда я их седлал, Гончие и ударили.

— Ты знал, что будет нападение? — Рада смотрела на него во все глаза, и в голове не было ни одной мысли. Иногда Алеор казался ей не живым существом, а чем-то совершенно холодным и рассудительным без тени жалости или сочувствия. Может, Тваугебиром его зовут не только из-за проклятия в крови? Может, дело еще и в его личных качествах? Она ощутила, как от ярости задрожал голос: — Ты знал, что будет нападение, и никого не предупредил при этом?

— Я предполагал, что будет нападение, Рада, — эльф взглянул в ответ с жесткой улыбкой, и в глазах его был мороз. — Сет просто так своих жертв не отпускает. Но это ты захотела ночевать в таверне, это было твое решение. Так что даже не думай винить меня во всем произошедшем.

Рада смотрела на него, не моргая, и чувствовала, как захрустели костяшки пальцев, до боли сомкнувшись на рукояти меча, что до сих пор был в ее руке. Алеор также смотрел в ответ, и столько жесткой насмешки было в его лице, что ей захотелось прямо сейчас же вбить свой клинок прямо в его ухмыляющиеся зубы.

— Я был на улице, — спокойно проговорил эльф, не отводя глаз. — Я думал, что они ударят с улицы, и специально вышел, подготовил лошадей и ждал, чтобы встретить их не в забитом людьми зале, а возле двери, как и полагается. Вот только Псарь вышвырнул их из-за Грани прямо в общую залу, а дверь к тому времени уже закрыли на ночь изнутри, как делают во всех постоялых дворах у дороги. Так что я ничего не мог сделать. — Взгляд его стал еще более тяжелым, и он добавил, уже очень тихо. — К тому же, как я погляжу, вы очень нужны Сету. Он послал за вами полную Свору во главе с Псарем, и вряд ли он остановится только на этом. А раз вы очень нужны ему, то это значит, что я не дам ему вас получить. А также то, что вы обе стоите гораздо больше, чем весь народ, собравшийся в этой гостинице. Так что я сделал выбор, и выбор правильный.

Еще несколько секунд они молча смотрели друг на друга, и Рада ощутила, как ярость медленно, неохотно, но сходит прочь. Он был таким, каким был, и ей нужно было научиться принимать его таким. Уж, наверное, она не могла переделать характер, сформировавшийся за полторы тысячи лет, да и имела ли она вообще право чему-то его учить? Он делает так, как делает, всегда. Не в его силах предотвратить вещи, которые происходят по чужой воле. Пальцы на рукояти меча ослабили хватку, и она ощутила, как напряжение покидает мышцы.

— Ладно, — дернула плечом Рада, первой опуская ресницы. — Дай мне вещи, все-таки не середина лета.

— Все в твоих седельных сумах, — взгляд Алеора стал мягче, но ироничная ухмылка никуда не делась, когда он протянул Раде поводья Злыдня. — Смотри сама.

— Так, я только одного не поняла, — Улыбашка хмуро сплюнула на землю. — Если ты подготовил их лошадей, то с какой бхариной радости ты не подготовил мою?

— Я тебе уже сказал, что лично мы с ней познакомиться не успели, — усмехнулся, глядя на нее Алеор. — Или ты бы хотела, чтобы я всех лошадей в конюшне оседлал, чтобы у тебя был выбор?

— Если бы ты посмотрел повнимательнее, древолюб ленивый, ты бы понял, какая именно лошадь мне принадлежит, — угрожающее заворчала Улыбашка. — А если бы у тебя было побольше мозгов, ты бы просто спросил у меня об этом.

— Вы мылись, Вирра! — раздраженно отозвался Алеор. — И вряд ли бы порадовались, если бы я полез к вам в купальню интересоваться, какая именно лошадь — твоя! А что касается валитов, то там их было семь! Ты здесь не единственный гном, ими вся гостиница забита, просто дрыхли все! Так что возьми эту гнедую, а в Онере разберемся.

— Да она ж сдохнет подо мной! — Улыбашка с сомнением осмотрела гнедую Звездочку, на которой ездила Лиара. — У нее просто хребет переломится и все!

— Ты не настолько толста, не льсти себе, — огрызнулся Алеор. — А если и переломится, поедешь верхом на Радиной шее. Все лучше, чем пешком.

Рада только зыркнула на него поверх седла Злыдня, резкими движениями вытаскивая из своих седельных сум запасной плащ и свою обычную шерстяную одежду. Спорить с эльфом было бессмысленно: он уже все решил и отступать не собирался, да и сил у нее на это не было. Резким движением расправив плащ, она обернулась и закутала в него прячущуюся за ее спиной Лиару.

— Вот, так теплее будет, — негромко проговорила она.

— А ты? — на нее поднялись два огромных серых глаза, полных такой заботы, что в груди снова потеплело. На носу у Лиары было пятно мокрой земли, как и на лбу и щеках. Не удержавшись, Рада улыбнулась и осторожно стерла пальцем грязь с кончика ее носа.

— Я сейчас переоденусь в теплое. Да и у тебя еще есть запасная одежда, поддень ее, чтобы теплее было. А плащ себе оставь, погрейся.

На то, чтобы собраться в дорогу, у них ушло еще несколько минут. Алеор все это время нетерпеливо топтался рядом, то и дело зыркая на постояльцев сгоревшей гостиницы, которые наконец-то прекратили метаться и собрались в стороне от здания, уныло наблюдая за тем, как полыхает кровля, а вместе с ней — все их имущество, в панике забытое в комнатах.

Рада с наслаждением натянула на себя свою обычную одежду из тонкой шерсти, сверху надела теплую куртку, простеганную в несколько слоев изнутри, чтобы не пробирал до костей осенний ветер. Эту одежду она привезла с собой еще с Севера, и никакой золотой вышивки на ней не было: только черная добротная шерсть и ничего больше. И это было правильно: золотые кони дома Тан’Элиан остались далеко за спиной вместе со всей ее жизнью, которая теперь казалась такой отдаленной, будто и не неделя прошла. Как ты там, сынок? Тревога на сердце так никуда и не ушла, оставшись смутным воспоминанием где-то на грани ее сознания. Она непроизвольно оглянулась на восток, туда, откуда они с таким упорством уезжали все это время. Я обещаю тебе, что приеду за тобой. Я обязательно приеду за тобой, как только разберусь с теми, кто преследует меня. Грозар Громовержец, пусть беда уйдет за мной и не коснется моих детей!

У Улыбашки с собой ни вещей, ни запасной одежды не было, поэтому опять возникла заминка. С грехом пополам им удалось натянуть на ее объемистые бедра старые потертые штаны из тех, что брал с собой для маскировки Алеор, а вот никакой рубашки или даже куртки ей по плечам не оказалось. Потому гномиха, ворча и понося спутников, Гончих и осень на чем свет стоит, обмоталась целиком в запасной плащ Алеора, став при этом абсолютно круглой. Из-под этой кучи черной шерсти торчали только ее голые ноги с короткими растопыренными пальцами, которые гномиха то и дело поджимала от холода.

Рада и сама уныло повозила голыми пальцами в холодной липкой грязи под ногами. Естественно, тащить с собой запасные сапоги никому и в голову не пришло, а это означало, что босиком ей ехать до ближайшей более-менее крупной деревни. Одно было хорошо: лес почти закончился, а вместе с ним и владения Латра, что означало, что следующая деревня не так уж и далеко. Однако до нее еще нужно было доехать, а ночи с каждым днем становились все холоднее, да и дождь то и дело накрапывал с неба, неся с собой пробирающий до костей ветер.

Когда, наконец, со всеми одеваниями, оханьями, жалобами и подтягиваниями стремян для Улыбашки было покончено, и они с грехом пополам водрузили оказавшуюся почти что каменно-тяжелой гномиху на спину моментально просевшей под ее весом гнедой кобылы, Рада смогла вздохнуть спокойно и сама взобралась в седло. Поморщившись, когда ледяные стремена коснулись голых пяток, она свесилась с высокой спины черного жеребца и подала руку Лиаре:

— Давай, искорка, залезай. Со мной поедешь.

Спорить Лиара не стала, да и выглядела она так, словно сил у нее на это не было. Все это время девочка стояла, привалившись к черному боку Злыдня и прикрыв глаза, и вид у нее был такой, будто она прямо сейчас свалится на землю без чувств. Когда ее маленькая ладошка оказалась у Рады в руке, Черному Ветру пришлось практически втаскивать ее в седло. Оказавшись верхом, Лиара сразу же привалилась к ней, с глубоким вздохом устроив голову у Рады на груди и затихнув. Руки ее висели как плети, и сердце вновь сжалось от жалости.

— Ничего, — тихонько прошептала Рада, обнимая ее и перехватывая поводья так, чтобы Лиара оказалась в кольце ее рук. — Ты отдыхай и ни о чем не думай. Я тебя удержу.

— Я знаю, — едва слышно прошелестел голос искорки, и в нем было столько доверия и тепла, что Раду на миг со всех сторон обнял теплый весенний вечер.

— Так, все готовы? — Алеор единственный стоял у своего жеребца, не торопясь вскарабкаться ему на спину.

— Все, — проворчала Улыбашка. — Только скотина эта подо мной и двух миль не протянет, это и ежу ясно.

— Улыбашка, прекращай брюзжать! И без тебя тошно! — поморщился Алеор и отпустил поводья. — А теперь закройте все рты и не двигайтесь. Мне надо сделать кое-что.

— И что же ты собрался делать, древолюб? — хмуро глянула на него гномиха. — Хочешь еще немного времени провести в этом прекрасном месте и полюбоваться его красотами?

— Хочу сделать так, чтобы Гончие нас не нашли. — Алеор отвернулся от них и отошел в сторону.

Поверх кучерявого затылка Лиары Рада с интересом взглянула на то, что делал эльф. Она понятия не имела, что же он задумал, но чувствовала, что на этот раз Алеор собрался задействовать какие-то силы из тех, о которых она не знала. Этот эльф таил в себе множество сюрпризов, недаром же уже больше тысячи лет о нем без конца сочиняли песни и складывали легенды.

Алеор выпрямился, встряхнул плечами, словно разминая руки, и вытащил свой меч. Рада прищурилась, глядя на то, как дымится в темноте черная сталь, будто клинок был ледяным. Если гномиха не лгала насчет сделки Алеора с Фриззом Гранитным Кулаком, то в этом клинке была заключена какая-то неведомая гномья сила, и это объясняло, почему Алеор так дорожил своим мечом и глаз с него не спускал все это время, держа как можно ближе к себе.

Эльф осторожно провел ладонью вдоль дымящейся стали, прикрыл глаза и что-то тихонько забормотал над мечом. Язык, на котором он говорил, был Раде непонятен, но напоминал глухое шмелиное гудение или отдаленный рокот моря. Рядом громко охнула Улыбашка, и Рада взглянула на ее округлившиеся от удивления глаза. Впрочем, больше гномиха не издала ни звука, лишь глядя на Алеора так, будто видела его в первый раз.

А голос эльфа крепчал, набираясь силы, становясь все громче и громче. Рада почувствовала что-то странное: словно ветра улеглись вокруг них, словно весь мир прислушивался к этой странной, заунывной, рокочущей песне то ли волн, то ли земных глубин. Тягучие звуки наполняли ночь, и в голосе Алеора оставалось все меньше и меньше от его привычного тембра. Он тоже становился все более рычащим, гулким, тяжелым, и на миг у Рады перед глазами помутилось. Всего на один удар сердца она увидела, как от земли к клинку эльфа поднимается что-то черное, дрожащее, едва видимое в темноте, но при этом выделяющееся на фоне ночного воздуха. Толстые, дрожащие жгуты, чистая энергия, заплетающаяся вокруг клинка, который сам по себе начал тихо гудеть и раскаляться изнутри чернильно-черным сиянием. Голос эльфа стал еще громче, заревел растревоженными ветрами зимы, загрохотал по узким ущельям камнепадами, а потом он резко дернул лезвие, разрывая острым краем свою ладонь, и в грязь под его ногами хлынули рубиновые капли крови. На глазах Рады жгуты энергий, идущие от земли, жадно присосались к этим каплям, похожие сейчас на больших пиявок, впитали их, поглотили и расползлись под ногами Алеора пятном ночного мрака.

Он поднял глаза и направился к ним, и лицо его было сосредоточенным, словно все мышцы окаменели. Рада еще никогда не видела у него выражения такой концентрации, эльф боролся с чем-то невидимым прямо сейчас, сражался изо всех сил, и даже невооруженным глазом было видно, как тяжело это ему дается.

— Кровь, — сквозь зубы проскрежетал он, подойдя к Раде и протягивая ей лезвие меча.

Вокруг Алеора распространялось какое-то странное, дрожащее марево, сгущенная атмосфера, такая тугая, что Злыдень зафыркал и затанцевал на месте, выкатывая глаза и прядая ушами. Удерживая его одной рукой, Рада зубами стянула перетягивающие ее изрезанное запястье повязки и протянула ладонь эльфу. От напряжения драки глубокие порезы разошлись, и на ладони выступила кровь. Меч, что коснулся ее, был леденяще острым, и по телу пробежала искристая молния, заставив Раду вздрогнуть в седле и чуть не выпустить поводья.

Лиара, казавшаяся совершенно отрешенной от всего, тоже протянула ладонь, испещренную глубокими ссадинами. Черное лезвие всосало и ее капли крови, и она тоже вздрогнула в руках Рады, отчего Злыдень захрапел и пошел в сторону, вытанцовывая в грязи длинными ногами. Рада обернулась к эльфу, глядя, как он протягивает лезвие Улыбашке. Лицо той вытянулось от удивления, смешанного с каким-то потусторонним ужасом, и она молча протянула Алеору руку, которую тот осторожно вскрыл мечом.

Меч в руках Алеора утробно загудел, завибрировал, и эльфу пришлось перехватить его обеими руками, удерживая на месте. Рада видела, как скакало лезвие в его ладонях, и от натуги на них явно проступили жилы. Алеор снова запел, глухо и монотонно, и звук этот примешался к гудению меча, становясь все глубже и глубже, словно кто-то колотил в огромный тяжелый колокол. Звук пошел волнами во все стороны, когда эльф перехватил рукоять меча обратным хватом и с натугой поднял его над головой. Сверкнуло горящей тьмой лезвие, а потом Алеор с силой выдохнув последнее гулкое слово, вонзил меч острием в грязь.

Земля ощутимо содрогнулась, и тяжелое гудение наполнило всю ночь, пропитав ее без остатка. Злыдень громко заржал, вскидывая голову и подпрыгивая на месте, затанцевала и гнедая под Улыбашкой, даже несмотря на ее немалый вес. Лишь один мышастый жеребец эльфа спокойно стоял, понурив голову и подняв уши, ожидая, когда хозяин закончит свои манипуляции.

Звук утонул в земной тверди, которая всосала его, как губка, все затихло. Напряженная атмосфера исчезла, порыв холодного ветра взъерошил волосы Рады, и она только сейчас вспомнила, как дышать.

Отряхнувшись, будто мокрый пес, Алеор вытащил клинок из грязи, аккуратно протер его полой плаща, убрал в ножны на поясе и, как ни в чем ни бывало, направился к своему мышастому. Только шаг у него теперь был гораздо тяжелее, чем буквально несколькими минутами раньше, да и двигался он так, словно пару часов к ряду ворочал тяжеленные мешки.

— Что ты сделал? — тихо спросила Улыбашка, и в голосе ее больше не было ни ворчания, ни смеха, ни неудовольствия. Только огромное, до глубины души пронзающее удивление.

— Я спел земле, — спокойно отозвался эльф, забираясь в седло мышастого и подбирая поводья. — Теперь она направит наши следы отсюда через лес, на юг, в сторону Дагмариена. Если за нами снова пошлют Свору, земля собьет Псов со следа, и они поведут Псаря туда. Думаю, по этому следу они будут идти около недели, пока не поймут, что их обманули. А мы за это время будем уже достаточно далеко, и возможность оторваться от погони несколько повысится.

— Но откуда ты знаешь силу гномов? — Улыбашка смотрела и смотрела на него, и удивлению ее не было предела. — Кто научил тебя петь земле? Ведь на это способны только мы! Ни один человек, ни одно создание, в чьих жилах нет гномьей крови, не может такое сделать!

— А с чего ты взяла, что в моих жилах нет гномьей крови? — осклабился эльф, взглянув на нее через плечо.

— Но… как?! — почти вскричала Улыбашка. — Ты же эльф! Ты Высокий! Как ты это сделал?!

Алеор несколько секунд смотрел на нее, будто обдумывая, стоит это говорить или нет, но все-таки сказал:

— Помнишь ту заварушку с Даротом Огнепастым? — Улыбашка молча кивнула. — Так вот, когда я закончил с этой тварью, Фризз Гранитный Кулак остался мне должен по гроб жизни. И я попросил у него меч гномьей работы, который он сковал бы сам, своими руками, заложив в него силу петь земле. Он это и сделал, однако, вы, гномы, — народ жадный и тугой, и дела с вами вести еще сложнее, чем с евнухами или шлюхами. Только уже по окончании работы Фризз удосужился мимоходом помянуть, что я все равно не смогу пользоваться этой силой, потому что во мне нет гномьей крови. Так что этот меч будет для меня лишь мечом и ничем более, и как только меня зарежут, мои потомки вернут его гномам, потому что для них он будет просто бесполезен. Естественно, меня это не устроило.

— И что ты сделал? — услышала свой собственный голос Рада, замерев и глядя на эльфа.

— Я предложил ему еще одну сделку, — криво усмехнулся он. — Я отдал ему половину своего сердца взамен на половину его. Таким образом, я стал наполовину гномом и получил полную власть над Песней Земли, а он — наполовину наследником Ирантира. Такие условия он посчитал приемлемыми.

Эльф преспокойно развернулся и ткнул пятками в бока своего жеребца, который послушно пошлепал вперед по дороге, помахивая черным хвостом. Рада поняла, что сидит с открытым ртом и смотрит ему вслед, просто не понимая, что эльф только что сказал. Даже Лиара в ее руках приподнялась, глядя в спину эльфа огромными глазами и не говоря ни слова.

Первой пришла в себя Улыбашка. Выругавшись, она ударила кобылу пятками в бока, отчего та издала жалобный взвизг, но пошла вперед. Догнав Алеора, Улыбашка почти что выдохнула ему в лицо:

— Брешешь!

— Считай, как хочешь, — пожал плечами эльф.

— Но это же невозможно! — голос Улыбашки сорвался на фальцет. — Как можно пришить себе половину чужого сердца и при этом остаться живым?! И зачем это понадобилось Фриззу?!

— Ты забываешь, что Гранитный Кулак — царь Рудного Стяга, — спокойно отозвался Алеор. — А я — Светлейший Князь Лесного Дома. И придет проклятый всеми богами мира день, когда я сяду на проклятый трон и начну править этой поганой страной. А Фризз Гранитный Кулак станет моим кровным братом. Теперь тебе понятно, зачем ему это понадобилось?

— Твою ж бхару!.. — только и выдохнула Улыбашка, глядя на него снизу вверх. — Твою ж распоганейшую, вшами искусанную бхару!

— Примерно то же самое сказал и он, когда я предложил ему такую сделку, — улыбнулся Алеор.

— Тогда понятно, почему ты чуть не помер по дороге на Озерстраж! — Улыбашка только покачала головой, совершенно выведенная из себя словами эльфа. — Во имя Камня!

Рада испытывала примерно те же самые чувства, подгоняя Злыдня, который недовольно, но все-таки зашагал следом за мышастым эльфа. Она, конечно, предполагала, что у Алеора есть козыри в рукавах, но что они будут такими!.. Это что же получается, что нас за Семь Преград ведет наследник Ирантира с кровью Тваугебира и половиной сердца Фризза Гранитного Кулака в груди?! Тогда, естественно, Неназываемый становится легкой угрозой! Буквально ничем он становится, даже если и был опасен, даже если это и не брехня! Рада только покачала головой. Это просто не лезло ни в какие рамки, ни в какие законы, к которым она привыкла. Как и вообще этот эльф, которого она, оказывается, вовсе и не знала никогда.

— Повосхищаться моей силой и смелостью вы сможете и позже, — благосклонно сообщил им Алеор, и это моментально вернуло Раде ее раздражение по отношению к нему. — А сейчас нам надо прояснить один очень важный вопрос, касающийся нашей маленькой арфистки. — Он обернулся через плечо и прищурился, глядя на Лиару. — Что ты сделала там, девочка? Я никогда в жизни не видел и не слышал ни о чем подобном.

Лиара сразу как-то вся сжалась, непроизвольно прижавшись к Раде, и та покрепче обняла ее, надеясь, что это хоть немного приободрит искорку. Вид у нее был неуверенный, во всяком случае, она понурила голову, отчего кудряшки полностью закрыли лицо, и тихонько проговорила:

— Я и сама не совсем поняла… Я просто позвала на помощь Великую Мать, и она пришла.

— Пришла? — Алеор придержал коня, заглядывая ей в лицо. — Расскажи в подробностях. Меня там не было, и я хотел бы в точности знать, на что ты способна.

Лиара некоторое время молчала, и Рада уже решила, что она слишком устала, чтобы говорить. Что касается ее самой, то она не была до конца уверена в своих воспоминаниях. В тот миг, когда в коридор прыгнула Гончая, застыв в полете, Раде показалась, что она что-то видела, какую-то высокую объятую пламенем фигуру, но чем больше она пыталась это вспомнить, тем более расплывчатыми становились воспоминания. Что-то ускользало от ее сознания, словно дымная пелена улегшегося между деревьями тумана, что-то важное, дрожащее, золотое, что она должна была помнить, но при этом — не могла.

Наконец искорка заговорила, и голос ее звучал тихо, но твердо.

— Мы бежали по коридору, и нам навстречу выпрыгнул Псарь. Рада сошлась с ним в поединке, но он исчез в воздухе, буквально растворился, как во всех этих сказаниях. Я повернула голову и увидела, что с другой стороны прыгает Гончая, и мне стало страшно, очень страшно. И потом, — голос Лиары слегка задрожал, но она продолжила, — потом я взмолилась Великой Матери, попросила ее помочь. И я соединилась с миром, растеклась в нем, как бывает, когда уходишь в грезы, — Алеор нетерпеливо кивнул, и Лиара села слегка ровнее. — Я увидела потоки силы, какой никогда еще не видела. Золотые волны, густые, такие мощные. И я попыталась бросить их против Гончей, как когда я использовала молнию против того человека на дороге. Только вместо этого получилось иначе. Кто-то пришел. — Лиара замолчала на несколько секунд, погружаясь в себя и пытаясь припомнить, и Рада ощутила, как внутри начинает что-то дрожать, все сильнее и сильнее, словно струна звенела в ответ ее словам. — Это была… женщина. Да, женщина, высокая, вся целиком объятая пламенем, или она сама состояла из пламени, я не знаю. У нее в руках была молния, она отодвинула меня и бросилась на Гончих. И в следующий миг все загорелось.

Несколько секунд Алеор пристально смотрел ей в лицо, раздумывая о чем-то, и уточнил:

— Ты точно видела женщину? Тебе это не показалось? Может, это была Кану Защитница?

— Ннет… — протянула Лиара. — Я не думаю, что это была она. Кану Защитница всегда изображается кроткой, в белом, ее лицо спокойно, она несет мир всему живому. А эта женщина была из пламени, и она буквально звенела от силы.

— Бред какой-то! — фыркнула Улыбашка, закатывая глаза. — Не было там никакой женщины! Ты просто саданула Гончую молнией, и начался пожар. Я там стояла и никого не видела, это уж точно!

— А я видела, — вдруг совершенно неожиданно даже для самой себя сказала Рада. Лиара вскинула голову, с надеждой глядя на нее, и это приободрило. Перед внутренним взором всплыл расплывчатый образ: алые глаза-пламенники, волосы, что лесной пожар. Воспоминание стало ярче, словно слова Лиары подпитали его. — Огненная женщина с копьем-молнией в руке. Она кинулась на Гончих.

— Смотрите-ка, ты начинаешь что-то видеть, — в голосе Алеора звучало удивление, а взгляд его с любопытством прошелся по Раде. — Видимо, девочка на тебя хорошо влияет.

— Но почему я тогда ничего не видела? — нахохлилась Улыбашка. — Никакой огненной бабы, только молнию и все.

— У гномов иная чувствительность к тонким мирам, — ответил ей эльф. — Вы слышите лишь то, что непосредственно связано с Землей, однако все, что выше мира живых, для вас недоступно.

Улыбашка только хмуро зыркнула в ответ и недовольно пожала плечами, демонстрируя свое равнодушие.

— Какой смысл во всех этих духах, о которых вы вечно плетете? Есть сила горных корней, питающая жизнь и весь мир, текущая в деревьях и людях, в меньшей степени, правда, но все-таки есть. Мы созданы из этой силы, рождены ей на свет, так зачем же тогда прислушиваться к теням, которых и нет вовсе? Тонкие миры не могут дать того, что даст тебе земля, Алеор. Потому что если бы это было иначе, ты бы не отдал половину своего сердца Фриззу.

— Я беру все, что может помочь мне, Улыбашка, и не пренебрегаю ничьей помощью, — спокойно ответил ей эльф. — Тонкие миры дают силу иного рода, чем миры Камня. Гномы связаны с землей, но эльфы связаны с небом, и я хочу знать, кто именно приходил к Лиаре. — Он обернулся к ним и спросил: — Эта Великая Мать, о которой ты говоришь. Кто она?

Лиара удивленно заморгала, глядя на него и будто бы не понимая, что он у нее спрашивает.

— Как это: кто она?

— Что непонятно в моем вопросе? — вскинул брови Алеор. — Кто такая Великая Мать?

— А ты разве не знаешь?

— А почему я должен это знать?

Несколько секунд они непонимающе смотрели друг на друга, и Лиара неуверенно заговорила:

— Но ведь… Эльфы же верят в Великую Мать, сила которой пропитывает весь мир. В антипод Создателя, его вторую половину, силу, что создает все.

— Кто тебе это сказал? — в голосе Алеора звучало искреннее удивление. — Я впервые в жизни это слышу.

Лиара только моргала, глядя на него с таким видом, словно весь мир в единый миг обрушился вокруг нее. Рада не совсем понимала, что происходит, но напряглась. Внутри вновь возникло это дрожащее чувство, ощущение правильности всего происходящего, и на память пришла прохладная звездная синь, в которой они тонули несколько дней назад. И Ритм, пропитывающий все.

— Я всегда считала, — медленно заговорила Лиара, встревожено глядя в пространство перед собой, — что это так, что эльфы чтят Создателя-Сознание и Мать-Силу, которые уравновешивают, дополняют, взаимопроникают друг в друга. Что они и есть то, на чем держится мир. И я была уверена, что это так, я даже не сомневалась в этом. Все мои переживания, все, что я когда-либо видела и чувствовала, доказывает это. — Она выпрямилась и вскинула глаза на эльфа, и во взгляде ее была настойчивость, а голос окреп. — Я всегда знала, что Кану Защитница — лишь один лик Великой Матери, лишь одна из ее ипостасей, как все мужские божества из череды Молодых Богов — лишь ипостаси Создателя, представленные в разных телах. И теперь ты говоришь мне, что это не так?

— Я не говорю, что это не так, — тихо проговорил Алеор, очень внимательно разглядывая Лиару, словно видел ее в первый раз. — Я говорю лишь то, что эльфы никогда не чтили никого, кроме Аллариэли и Налеана, Первопришедших Владык, которые привели эльфов в Этлан сквозь круги мира. Но то, о чем говоришь ты, мне неизвестно. Я знал многих Первопришедших из Речного Дома, и поверь мне, они тоже верят во Владык и ни в кого больше. Я никогда не слышал ничего о Великой Матери.

Лиара только смотрела на него в ответ большими глазами.

— А откуда же я тогда это знаю? — тихо спросила она.

— Вот и мне это тоже очень интересно, — эльф почти что всем корпусом повернулся в седле и пристально вглядывался в ее лицо, подмечая каждую ее эмоцию. — Расскажи-ка мне все, что ты знаешь про богов этого мира, Старых, Новых, про всех. Я хочу понять, что и где упущено. Или добавлено.

Это прозвучало так тяжело, что Раде показалось, будто на ее плечи взвалили невыносимый груз. В памяти сразу же всплыл их давешний разговор про Аватар Создателя и то, что Лиара может быть одной из них, и сердце в груди тревожно засаднило. Если эта маленькая девочка — Аватара, это означало, что где-то по миру бродит вторая половина ее души, и как только они найдут друг друга, Лиара обречена. Единственным путем Аватар было сойтись в битве с Аватаром Хаоса и умереть, уничтожив и его до срока, пока он не возродится. И сейчас эта судьба показалась Раде донельзя жестокой и глупой. Зачем ты делаешь это, Создатель? Зачем ты послал свою разорванную на две части душу сюда, чтобы она вечно умирала, раз за разом, в страшных мучениях, посылая моровое поветрие по всему миру? Что за жестокость была в тебе в тот миг, когда это пришло тебе на ум? И за что так страдают эти двое, в немыслимой пытке находя друг друга сквозь тысячи дорог и пыльные оковы вечности лишь для того, чтобы слиться сверкающей искрой на один короткий миг, а потом сгореть в мучениях и боли, чтобы вновь долго и упорно искать друг друга?

— Я попробую, — решительно кивнула Лиара, так серьезно, словно шла на бой, и Рада вздрогнула, не сразу понимая, что искорка отвечает на вопрос Алеора. — Что касается богов, то дело обстоит следующим образом. Есть Великий Отец — Создатель — Сознание, и его животворящая Сила — Великая Мать. Они оба образуют два Источника, Белый и Черный…

— А это еще что за ересь? — пораженно пробормотала Улыбашка, но Лиара, казалось, даже не услышала ее.

— Когда в великой пустоте Сознанию пришла мысль сотворить мир, он вытолкнул из себя Силу, и та породила на свет Старых Богов во главе с тем, кого здесь называют Ниодером. — Рада поняла, что в груди у нее перехватило, огромными глазами глядя на кучерявую макушку перед собой. — Ниодер должен был сотворить мир, мир идеальный, который мог бы существовать вечно, потому что все попытки создания такого мира до него проваливались. — Лицо Алеора вытянулось, и на нем отразилось настоящее удивление. Лиара неуверенно переводила взгляд с него на Улыбашку, но продолжала говорить: — Ниодер не хотел делать второпях, это был его последний шанс, а потому он думал многие-многие вечности подряд, и его сыновьям это надоело. Старший из них — Грозар Громовержец — бросил Ниодеру вызов, и тот проглотил его. По вечным дорогам безвременья внутри тела своего отца скитался Грозар до тех пор, пока не встретил там свою будущую жену — Мегару, на которой и женился. А потом он убил отца изнутри, и из его тела сотворил мир, в котором и поселились его братья и сестры. Поэтому Молодых Богов чтут больше, чем Старых, чьим телом и является Этлан.

Некоторое время стояла полная тишина, и в голове Рады было шаром покати. Потом Алеор спокойно проговорил:

— Я никогда не слышал о том, что Этлан — последняя попытка Ниодера создать мир. Нас учили, что Ниодер — изначальный бог, творец, который действительно проглотил своего сына, и из чьего тела он и создал Этлан. Но чтобы Ниодеру был дан последний шанс, что все попытки до этого проваливались… — Эльф только покачал головой и вновь спросил: — Хорошо, а Марны тогда как же? Кто они?

— Марны, Дракон Времени Талуга, Его Величество Случай, Царица Судьба — все это сущности Создателя, его Первосущности, еще более мощные, чем Старые и Молодые Боги, созданные после них. Они управляют всем, в том числе и судьбами Старых и Молодых Богов, — голос Лиары звучал напряженно, а ищущий взгляд не отрывался от лица Алеора. Рада ощущала, как Лиара мелко дрожит рядом с ней, буквально трясется всем телом, то ли от страха, то ли от усталости.

— Я никогда не слышал ничего подобного, — тихо повторил Алеор. — Только то, что Марны, Талуга и все остальные — равны богам. И ничего больше. Ни откуда они взялись, ни зачем.

— Может… — начала Улыбашка, и Лиара жадно, с надеждой взглянула на нее, да так, что гномиха даже сбилась с мысли, кашлянула, и только потом продолжила: — Может, ты просто переслушала всех этих песен? Может, просто кто-то в детстве тебе рассказывал сказки, а ты не помнишь подробности правильно и все перепутала?

— Да нет же! — напряженно вскричала Лиара, и голос ее дрожал. — Я просто знаю это! Я это чувствовала, я это проживала, когда сливалась с Миром! Иначе и быть не может! Я не вру!

— Никто здесь не думает, что ты врешь, искорка, — тихонько проговорила Рада, стараясь добавить в свой голос как можно больше тепла. Лиара беспомощно развернулась к ней, и глаза у нее были огромные и перепуганные. Ободряюще улыбнувшись ей, Рада договорила: — Мы просто пытаемся понять, откуда ты все это знаешь.

— Ну хорошо, — заметил эльф, не дав Лиаре ответить. — А эта женщина, огненная женщина, которую ты видела вчера. Она — тоже из Богов? Или, может, из этих Первосущностей, вроде Марн?

— Я не знаю, — растеряно покачала головой Лиара. — Она чувствовалась, как сконцентрированная сила, и пришла защитить, как только я позвала Великую Мать. Так что я просто не знаю. — Она нахмурилась, задумчиво глядя вперед, и добавила: — Она не похожа по ощущению на Молодых Богов. Те — гораздо более… персональные, что ли. У них есть чувства, ощущения, у них есть амбиции, а эта женщина была полна первозданной силы, она была силой сама!

— Подожди, — замогильным голосом проговорила Улыбашка, — а откуда ты знаешь, каковы по ощущению Молодые Боги?

— Я видела их в своих грезах, — с простодушностью ребенка ответила Лиара.

Раде показалось, что ее почти что закапывают в землю. Внутри что-то оборвалось, и глухое беспросветное отчаяние пало на плечи. Она даже не знала, почему так, но инстинктивно прижала к себе искорку, словно могла этим как-то защитить ее от пронзительного взгляда Алеора или немого удивления Улыбашки. Грозар Громовержец, Ирантир, Богон Светлый и все-все боги, что только есть в мире! Смилуйтесь, прошу вас! Пусть она не будет Аватарой Создателя! Только не она!..

Улыбашка вдруг громко хмыкнула и махнула рукой.

— Алеор, да просто девка со странностями и все. Что тут рассусоливать-то? Большей ахинеи я никогда не слышала в жизни! — Она наставительно взглянула на Лиару. — И на твоем месте, я бы язык держала за зубами, девочка, и никому об этом не рассказывала! Потому что если хотя бы один Жрец услышит про Великую Мать и Отца-Сознание, растворенных в Белом и Черном Источниках, тебя сожгут как еретичку на рыночной площади, и никто не успеет за тебя вступиться.

— Но это ведь правда! — настойчиво проговорила Лиара. — Я ничего не придумала!

Гномиха только махнула рукой, рассмеявшись и буркнув что-то себе под нос про детей-сказочников. Но взгляд, которым смотрел на Лиару Алеор, Раде очень не понравился. Эльф не считал это ахинеей, и вот это уже пугало.

— Насчет Белого и Черного Источника — это уже давно известно тем, кто так или иначе связан с Анкана, — тихо заговорил эльф, и улыбка на лице гномихи растаяла. — Что же касается остального… Я бы не поверил в это, если бы не одно обстоятельство. Я не успел рассказать об этом, когда говорил вам про историю сражения семь лет назад в Роуре между анай, вельдами и армиями Сети’Агона.

— Что еще за сражение? — встрепенулась Улыбашка, и Алеор поморщился:

— Я тебе потом отдельно расскажу. Суть не в самом сражении, а в том, что несколько вельдов-ведунов прошли за Семь Преград к самому Черному Источнику, про которого все и думали, что это Неназываемый. — Улыбашка издала горлом какой-то странный звук, на который эльф не прореагировал. — Один из них хотел открыть прямой доступ Сети’Агону к Черному Источнику через свое тело, а двое других — помешать ему. Им это удалось, вот только оказалось, что внутри Черного Источника со времен Первой Войны Крона спали Эвилид — сильнейшие из его помощников, из среды которых после разгрома его войск уцелел лишь Сет. И этот ведун успел выпустить их в мир, а вместе с ними вышли и оставшиеся в живых Ходячие Грехи, Гротан Кравор.

Рада ощутила себя так, словно на голову ей выплеснули ушат холодной воды. Эвилид, в дословном переводе «Высшие», были едва ли не настолько же сильны, как и сам Сети’Агон, а это означало, что теперь в мире их было тринадцать. Тринадцать при том, что один только Сет держал весь Этлан в страхе семь тысячелетий. А Гротан Кравор были и того страшнее — бледные тени, олицетворения всего самого темного в человеческом сердце, способные свести с ума и подчинить своей воле за считанные мгновения. Никто не мог сопротивляться им, если не лгали сказания, и Аллариэль с Налеаном, эльфийские Владыки древности, отдали свои жизни, чтобы уничтожить лишь двоих из них, самых слабых.

— Поэтому Анкана и обратились к Илиону, чтобы он послал кого-нибудь за Семь Преград и запечатал Черный Источник, пока Эвилид не добрались до него сами, — спокойно продолжил Алеор таким тоном, словно эти вещи его нисколько не волновали. — Дети Ночи в дела Этлана не вмешиваются, поэтому в лице Владыки Лесного Дома они нашли посредника для выполнения такой задачи. Именно этим мы и займемся за Семью Преградами, а это означает, что вполне возможно Эвилид или Гротан Кравор попытаются нам помешать.

— Во имя Камня! — фальцетом пискнула Улыбашка.

— И судьба не просто так привела тебя, Лиара, к нам как раз в тот момент, когда мы собирались за Семь Преград. И ты, Рада, ты ушла из Мелонии, потому что обстоятельства сложились таким образом, чтобы у тебя не осталось ничего, за что ты могла бы держаться. Я, конечно, надеялся, что поход за Семь Преград прельстит тебя, но не был уверен, что ты согласишься. И тут все так складывается, словно сама Судьба повелевала руками Марн, пока они плели твою нить. А эта девочка, — взгляд Алеора переместился на Лиару, и она ощутимо вздрогнула в руках Рады, — оказывается, знает странные вещи, которые неизвестны даже мне. И утверждает, что эти вещи — истина. — Некоторое время Алеор молчал, вглядываясь в их лица и отыскивая на них что-то, и от этого взгляда Рада чувствовала себя физически некомфортно. Словно прямо сейчас эльф подписывал им обеим смертный приговор. — Единственное, чему я научился за долгие полторы тысячи лет своей жизни, так это тому, что совпадений не бывает, — тихо добавил эльф. — Кто-то из вас двоих нужен Сети’Агону, а может, и обе вместе. И это все так или иначе связано с Танцем Хаоса. Так что нам осталось только понять, в чем же тут дело, не так ли?

Губы эльфа растянулись в хищный оскал, и в его глазах просверкнул алый всполох бешенства Тваугебира. Рада знала этот взгляд: он означал, что Алеор теперь никогда не отвяжется от них двоих, раз речь пошла о Танце Хаоса. Ей оставалось только гадать, что же за знаниями была набита голова искорки, и молиться, чтобы она не оказалась Аватарой Создателя. Потому что тогда я потеряю ее навсегда.

— Бхара, — тяжело покачала головой Улыбашка. — Лучше бы Огнезадый сожрал тебя эти долгие восемьдесят лет назад. Или операция по пересадке сердца прошла неудачно. Потому что тогда ты бы не подписал меня на этот поход.

— Но я остался жив, Улыбашка, а ты сама на это согласилась, — улыбнулся ей Алеор. — К тому же, Псарь видел тебя и знает, что ты с нами. И удрать у тебя уже не получится.

— Я знаю, — тяжело вздохнула гномиха, поводя плечами под укутывающим ее тело плащом. — И это самое поганое в сложившейся ситуации.

И сейчас Рада была согласна с каждым ее словом.