Ветер перемен

==== Глава 46. Обыкновенное чудо ====

От чудовищного удара упавшей мачты «Блудница» глубоко просела в воду. Со всех сторон послышались крики, люди пытались выпутаться из обрывков разрезанных стахами парусов, веревок и канатов. Равенна что-то отчаянно кричала, призывая матросов крепить закачавшиеся мачты самой «Блудницы», но в такой панике ее просто никто не слушал.

Два корабля сцепились намертво, закружили на месте, когда ветер поволок «Блудницу» с поднятыми парусами вперед, а упавшая мачта корабля Сагаира застряла намертво между двумя мачтами фрегата Равенны. С натужным скрипом «Блудница» зашаталась на волнах, стремясь вырваться из хватки, накренилась, затрещала обломанная мачта корабля Сагаира, почти что отрываясь от основания.

Лиара поняла, что это ее последний шанс. Еще несколько мгновений, и мачта отвалится с концами, а два корабля разойдутся в стороны, и тогда она уже не успеет добраться до Рады. Из последних сил подхватившись с палубы, она бросилась вперед, к замершему между двумя бортами толстенному бревну.

Алеор опередил ее. Мягко, словно кот, он вскочил на хлипкий мостик, перебежал по нему на вражеский корабль и почти что взлетел по трапу на корму, к Сагаиру, который ждал его, расслабленный и спокойный. Сагаир шагнул к нему навстречу, плавно и неторопливо, словно собирался танцевать. И в следующий миг вокруг них двумя серебристыми вспышками завертелась сталь.

Ты бежишь на палубу корабля, где сражаются два Тваугебира! На миг Лиара ощутила себя по-настоящему сумасшедшей: ведь только безумец мог полезть туда, где дрались два этих монстра. И также молниеносно отбросила прочь мысли, а ноги сами вскочили на дрожащую, опасно кренящуюся мачту.

У нее не получилось так же ловко, как и у эльфа. Корабли шатало, крутило на месте, кренило из стороны в сторону, словно «Блудница» обладала собственной волей и отчаянно стремилась вырваться из хватки вражеского корабля. Мачта под ногами ходила ходуном, и Лиаре пришлось расставить руки в стороны и балансировать над бурлящей внизу, между двух кораблей, ледяной морской водой. Оскальзываясь, почти падая, она с трудом преодолела расстояние до противоположного борта, и в тот момент, когда пыталась спрыгнуть на палубу, что-то сильно ударило ее в спину.

Лиара охнула, взмахнув руками и покатившись вперед по твердым доскам настила. А сзади послышалось какое-то громкое сопение и полный гнева рык Улыбашки:

— Ты совсем страх потерял меня в спину толкать?! Я едва Светозарную за борт не вышвырнула!

— Если бы ты не поторопилась, за бортом сейчас были бы мы все, — ответил ей хриплый, смутно знакомый Лиаре голос.

Лиара обернулась через плечо и разглядела кое-как поднимающихся рядом на ноги Улыбашку и Гардана, а в следующий миг мачта с громким треском наконец оторвалась от основания до конца и тяжело поползла прочь с корабля. «Блудницу» швырнуло ветром вперед, верхушка обломанной мачты на ее палубе резко задралась в небо, когда толстое основание потянуло к низу, сползая с борта, и моряки вновь бросились врассыпную, чтобы не быть раздавленными падающей мачтой.

Сердце так бешено колотилось в груди, что дышать было больно, а живот словно набили льдышками страха, посылающими слабость в дрожащие руки и ноги.

В каких-нибудь десяти метрах от нее на корме отчаянно дрались Алеор с Сагаиром. Это не походило ни на что, виденное ей в жизни. Мечи мелькали так быстро, что окружили сражающихся двумя сверкающими колесами из стали, а сами они ни секунды не оставались на месте, постоянно перемещаясь, кружась друг вокруг друга, танцуя, расходясь и набрасываясь вновь и вновь.

Прямо на ее глазах Сагаир неуловимым движением подсек ноги Алеора, и тот опрокинулся навзничь, но в полете успел извернуться как кот и пнуть брата ногой в живот. Сагаира отбросило к бортовому ограждению, и Алеор перекатился по полу, нанося удар снизу вверх, который Сагаир моментально отбил, смещаясь вправо и только наращивая темп атаки.

Это было похоже на ураган, перемещающийся вдоль кормы, и Лиара прекрасно понимала, что в любой миг этот ураган может достигнуть их самих. Нужно было убраться подальше, как можно дальше убраться от сражающихся эльфов, хоть это само по себе и звучало абсурдно, ведь они все вместе остались на предоставленном воле волн корабле посреди открытого моря, «Блудница» уже ушла далеко в сторону, а ее команде было пока что не до того, чтобы сворачивать паруса и разворачивать ее в обратную сторону.

Лиара обернулась к Раде и едва не застонала от отчаяния: два стаха, мощно взмахивая черными кожистыми крыльями, поднимались с палубы, а она безвольно болталась между ними, поддерживаемая под руки, словно мешок с мукой.

— Нет!

Лиара сорвалась с места, бросаясь в ее сторону, надеясь, что успеет хотя бы подпрыгнуть и за ноги стахов уцепиться, чтобы удержать их от взлета, но когда она пробежала разделяющее их расстояние и выпрыгнула так высоко, как только могла, руки лишь цапнули воздух. Больно ударившись грудью о борт при приземлении, Лиара замерла, чувствуя невыносимое, глубокое, как море отчаяние.

Ее взгляд встретился с глазами Рады. Лицо той было распухшим и почти неузнаваемым, превратившись в один лилово-зеленый синяк, но эти глаза, синие, как весеннее небо, полное солнечных лучей, Лиара узнала бы где угодно. И в них сейчас почему-то была только нежность, невероятная, буквально парализовавшая ее нежность, такая огромная, что запросто растопила бы все ледники мира.

За спиной послышался грохот тяжелых башмаков Улыбашки и ее рык:

— Не уйдешь!

Лиара с трудом оторвалась от глаз Рады и обернулась, успев заметить, как на бегу Улыбашка отводит руку и весь корпус назад, раскручивая в руке топор.

— Нет! — вновь крикнула Лиара, выбрасывая руку вперед и пытаясь остановить гномиху, но топор уже слетел с ее ладони, с глухим гулом проносясь прямо мимо лица Лиары.

На один миг сердце остановилось, когда Лиара представила, как этот топор вонзается прямо в тело Рады, если гномиха промахнулась. А потом серебристый сполох ударил одного из стахов в грудь, и он с рычанием откинулся назад, выпуская Раду и начиная медленно падать в море.

Оба стаха держали по одной руке Рады, а потому после падения одного из них, Раду резко рвануло вниз, и она хрипло вскрикнула, повиснув на одной руке. Стах, что еще держал ее, заметно просел в воздухе, часто забил крыльями, пытаясь справиться с весом. Он еще успел оскалиться и зарычать на Улыбашку сквозь длинные острые иглы-клыки, как второй ее топор ударил его в лицо, и стах выпустил Раду, опрокидываясь на спину.

Лиара охнула, когда Рада камнем рухнула в воду, а мимо нее самой метнулась чья-то тень. Это был Гардан, в один короткий прыжок преодолевший отделявшее его от борта расстояние и перемахнувший через него в море.

— Веревку! — вскрикнула Лиара, бросаясь к каким-то обрывкам канатов возле борта, которые раньше держали мачту.

Ее руки схватились за тугие узлы, и Лиара принялась отчаянно дергать их, вот только узлы не поддавались.

— Отойди! — приказала Улыбашка, и Лиара отскочила прочь, а гномиха быстрым движением тонкого ножа перерезала веревку у самого узла и потянула ее к себе.

Лиара метнулась к борту, за которым в воде виднелись две головы: Радина, что поминутно скрывалась под высокими волнами, и Гардана, который отчаянно плыл к ней, мощно загребая морскую воду.

Улыбашка уже была рядом с ней. Вдвоем они быстро скинули вниз обрывок каната, и гномиха отчаянно замотала руками над головой, вопя:

— Парень! Давай сюда! Мы вас вытащим!

В этот момент Гардан доплыл до Рады и подхватил ее, и Лиара вздохнула, чувствуя такое невыносимое облегчение, что ноги подломились.

Теперь оставалось лишь дождаться, когда наемник подтащит Раду к борту корабля, и они с Улыбашкой вытянут их из воды. Лиара обернулась, ища глазами сражающихся братьев, и сердце ее вновь остановилось.

Алеор не успевал. Он двигался очень быстро, так быстро, как не смог бы ни один живой человек на его месте, и все же Сагаир опережал его. Как бы ни стремился Алеор, как бы ни атаковал, как бы ни набрасывался на брата то с одной, то с другой стороны, Сагаир все равно был на полвздоха быстрее, сильнее, ловчее. Его руки летали двумя стремительными стрекозами, их движение можно было разглядеть только с огромным трудом. Он перемещался с одной точки на другую, словно не касался ногами палубы, словно корабль не бросало на волнах из стороны в сторону, и на него не наваливался всей своей мощью Алеор. И при этом было видно, с какой легкостью даются ему эти движения, в то время, как Алеор начал уставать.

Ренон-младший тяжело задышал, и руки его теперь вздымались уже не с такой скоростью, как раньше. На каждое движение ему теперь нужно было еще дополнительных полвздоха, чтобы набраться сил, а Сагаир лениво пережидал эти мгновения, словно специально дразня его, играя с ним, позволяя ему вымотаться до предела. Атмосфера вокруг сражающихся эльфов стремительно менялась, и теперь это уже не выглядело битвой двух ураганов, теперь это была раздувшая капюшон кобра, покачивающаяся в воздухе и выжидающая мгновение, чтобы нанести последний, сокрушительный удар.

Лиаре захотелось крикнуть, хоть как-то предупредить Алеора, заставить его отступить или уйти прочь, но слова замерли в глотке, пережатые чьими-то сильными ледяными пальцами. Она прекрасно знала, что Алеор не остановится, как и Сагаир, что им обоим некуда было деваться с этого корабля, и что уйти отсюда мог только один Ренон. И она видела, с какой ленивой легкостью Сагаир идет к тому, чтобы остаться единственным Стальвом Этлана, почти что играя отбрасывая прочь своего младшего брата раз за разом.

Атмосфера накалилась добела, и воздух вокруг двух братьев задрожал. Лиара боялась вздохнуть, и ей даже показалось, что сердце в груди замерло на один невыносимо длинный миг. Сагаир сделал резкий выпад, и Алеор скрестил перед собой лезвия кинжала и меча, чтобы закрыть грудь. В последний момент вооруженная мечом рука Сагаира ушла в сторону, Алеор инстинктивно дернулся следом за ней, и вторая сжатая в сухой кулак ладонь врезалась прямо в лицо Алеора. Он запрокинул голову, откинулся назад, от неожиданности ослабляя хватку на скрещенных мечах перед грудью, захрипел от боли, и Сагаиру оказалось достаточно этих мгновений, что были тоньше волоска. Серый меч в его руках ударил вперед, быстро, как гадючьи клыки, и пронзил плечо Алеора насквозь.

С криком младший Ренон упал на одно колено, а Лиара прижала к губам ладони в слепом ужасе. Сагаир по-хозяйски навис над братом и для надежности хорошенько рванул рукоять меча в сторону, вырывая у брата второй крик. Левая рука Алеора разжалась, и кинжал выпал из нее на палубу.

— Ты слаб, мальчик! — Сагаир неторопливо выпрямился, глядя сверху вниз на Алеора с жестокой улыбкой на тонких губах и холодным презрением на дне синих, как небо, глаз. — Ровно так же слаб, как был, когда мы последний раз встречались. Я надеялся, что хоть какой-то урок ты вынес из этой встречи, и хоть что-то сделал за прошедшие полторы тысячи лет. Да вот только все, что ты умеешь делать, это прятаться за спинами женщин и подначивать полоумных церковников на бунт!

— Алеор! — во всю глотку закричала Улыбашка рядом с Лиарой, словно только что вырвавшаяся из оцепенения. Глаза у нее были огромными и полными ужаса.

Сагаир не обратил на ее крик никакого внимания. Спокойно вытащив меч из тела брата одним плавным движением, он резко встряхнул клинком, и алые капли просыпались гранатовыми зернами на выскобленные до белизны доски палубы.

— А теперь умри, мальчик, — тихо проговорил Сагаир, занося меч над головой обеими руками.

— Спасибо, Сагаир! — с трудом проговорил Алеор, и руки старшего Ренона замерли.

— За что? — без особого интереса поинтересовался тот, глядя сверху вниз на брата.

— За то, что вылил часть моей крови, — хрипло отозвался Алеор, кивая на алые потоки, уже успевшие пропитать его черную куртку насквозь и начать капать на доски палубного настила.

Внезапно ледяной холод продрал Лиару по всему позвоночнику, когда Алеор вдруг хрипло-хрипло задышал, содрогаясь всем телом. Мокрые, свалявшиеся от пота волосы закрывали его лицо, и его не было видно, но Лиара чувствовала, что прямо сейчас что-то происходит. Эльф весь звенел, будто неподатливая сталь под кузнечным молотом, дрожал всем телом, рвался куда-то, и Лиара начала догадываться, что он делает.

Алеор говорил, что не может выпустить Тваугебира, пока концентрация серебра в его крови не достигнет нужного уровня. И раз она еще этого уровня не достигла, он просто принял единственно возможное в этой ситуации решение: позволил Сагаиру вылить из него часть лишней крови, чтобы Тваугебиру хватило сил вырваться. Этот эльф совершенно безумен, промелькнула в голове леденящая жилы мысль, и Лиара содрогнулась от пробежавшего по позвоночнику холодка.

Лицо Сагаира внезапно изменилось, и тень подозрения промелькнула в глазах. А в следующий миг Алеор вскочил, и из его глотки вырвался леденящий душу вопль, то ли взвизг, то ли рык, что-то пронзительно высокое и настолько неприятное, что руки Лиары инстинктивно потянулись к голове, чтобы заткнуть уши.

Головой вперед то, что раньше было Алеором, ударило Сагаира в грудь. Тот явно не ожидал атаки, и отступил назад, но меч в руках удержал. Немыслимой тяжестью Тваугебир повис на его руках, отжимая их вниз. Его левое плечо было пронзено насквозь, левая рука не двигалась, повиснув плетью, но он словно и не чувствовал боли, отжимая и отжимая обе руки Сагаира вниз, давя на них всем телом.

По палубе под ногами Лиары побежала дрожь, застонали, затрещали доски под ногами двух застывших на корме эльфов. С ревом Алеор все-таки перемог брата, и они оба почти что упали на палубу, а меч Сагаира, звякнув, ударился о борт и вылетел за заграждение.

Корабль ощутимо качнуло, и Алеор откатился прочь от брата, сжавшись в тугой комок и стоя на палубе напротив него. Сейчас он выглядел поистине жутко: весь в крови, с недвигающейся рукой и глазами, в которых серебристым льдом замерзла радужка. Изо рта его вырывалось тяжелое дыхание, словно у бешеной собаки.

— Ну что ж, может, ты чему-то и научился, — спокойно признал стоящий напротив него Сагаир. Глаза его медленно обрастали инеем, который затягивал всю глазницу и расползался дальше, прямо на щеки и брови, покрывая кожу тонкой корочкой серебристого льда. — Только этого недостаточно, чтобы остановить меня.

Еще миг они колебались на невыносимо тонкой бритвенной грани времени, приглядываясь друг другу, привыкая к друг другу, словно видели в первый раз. А затем невидимая пружина разжалась, два Тваугебира стремительно бросились друг на друга и закружились в черном вихре, в котором с трудом можно было различить контуры их тел. Как воронка смерча, разразившегося прямо посреди корабельной кормы, сражались два брата, сражались с немыслимой скоростью, отчего их движения казались размытыми, чересчур замедленными, и глаз был не в состоянии выхватить из этого безумия хоть один четкий удар. До Лиары доносилось разноголосое визгливое рычание, что-то среднее между рыком глотки хищника и протяжным воплем ночной птицы, леденящее кровь и лишающее воли, и она с трудом подавила в себе порыв броситься через борт в море к Гардану и Раде, лишь бы оказаться подальше от этих двоих, как можно дальше.

— Твою мать! — тяжело сглотнула рядом Улыбашка и резко развернулась к борту, за которым Гардан уже подтаскивал Раду к болтающейся над самой водой веревке. — Надо немедленно вытаскивать их и смываться отсюда!

— Куда? — почти что в отчаянии вскричала Лиара. — «Блудница» ушла! Мы можем или в воду, или сюда!

— Грозар Громовержец, убереги нас! — зашептала Улыбашка, и руки ее, что держали веревку, которую снизу перехватил Гардан, задрожали.

Рассудив, что если им в открытом море будет еще ничего, то Раде уж совсем плохо, Лиара силой заставила себя отвернуться от сражающихся Тваугебиров и принялась вместе с Улыбашкой тянуть веревку. Откуда взялись силы, она уже и знать не знала, вот только наемник с Радой все равно были почти что неподъемные, и толку от ее потуг не было совсем. А вот Улыбашка пошире расставила свои короткие толстые ноги и налегла на веревку с такой силой, с какой не смогли бы и трое человеческих мужчин. И уже через несколько минут Лиара принимала из рук Гардана почти что бездыханное тело Рады и помогала перетаскивать его через борт.

Черный Ветер навзничь упала на доски, и рассыпавшиеся по палубе брызги с ее мокрых волос были розовыми, с отсветом крови. Она дышала, с трудом, но дышала, и Лиара вдруг ощутила себя такой беспомощной, такой робкой, глядя на нее. По всему телу Рады расцветали темные отметины от синяков с плохо зарубцевавшимися кровяными подтеками, а лицо едва узнавалось под огромной опухолью, залившей все синевой и деформировавшей ее черты.

Лиара только беспомощно тронула ее щеку, ту, что выглядела более здоровой, понимая, что даже не в силах ничем помочь. Она не была целителем, она не владела энергией Источников, и она была иссушена до того предела, после которого уже не могла пропустить через себя ни единой крохотной капельки силы Великой Матери.

Рядом с руганью перебирался через борт Гардан, которого поддерживала Улыбашка, с другой стороны палубы с оглушительным визгом и рычанием дрались насмерть Тваугебиры, а Лиара склонялась над Радой, поливая горячими слезами ее разбитое лицо. И веки Рады дрогнули, поначалу слегка-слегка, затем глаза открылись, и в них вновь была нежность, неописуемая, огромная нежность, заполняющая собой весь мир.

Золото в груди стало невыносимым, тугим, пульсирующим, будто прямо внутри нее колотилось огромное чужое сердце, стремясь разорвать ее плоть и вспыхнуть вновь рожденным солнцем в мириадах брызг солнечной пыли. Рада уже почти что и не соображала, что происходит вокруг нее, едва заметила собственное падение в соленую ледяную воду и руки Гардана, непонятно каким образом взявшегося тут и куда-то потащившего ее через волны. Перед глазами ее все качалось и мелькало, и свет то и дело совсем мерк, сменяясь чем-то иным: заполняющим все золотым сиянием.

Откуда-то издали наплывала громадными волнами, накрывала с головой, наполняла ее целиком, как пустой кувшин, музыка, которой Рада даже не могла дать названия. Звуковые волны, дышащие мощью ветров и тишиной предрассветных туманов в начале осени, громадные золотые переливы, заполняющие всю ее до самой последней клеточки трепетом крохотного мотылька, пойманного в стеклянную колбу и поднесенного к источнику света. Ей казалось, что ее сейчас разорвет, сомнет, растолчет в пыль этой немыслимой мощью, и все-таки что-то еще оставалось, что-то способное держаться, когда уже никаких сил не было в этом иссушенном и изнуренном теле.

Тысячами вспышек расплылось перед глазами что-то ослепительно-золотое, и из его глубины на нее смотрели. Это был взгляд, который невозможно было описать, взгляд, который подчинял себе, который узнавал ее за один миг, узнавал всю ее, все о ней, о ее прошлом и будущем, о том, из чего она была сделана, на что годилась. Это был взгляд мастера, рассматривающего кусок руды и размышляющего, что бы слепить из него. Это был взгляд двух ослепительных пламенников, чьи зрачки напоминали то ли павлиньи перья, то ли лесной пожар, и Раде казалось, что она сейчас сгорит, вспыхнет, будто сухая трава, и обратится в пепел, в рассыпчатую золу, а дальше и вовсе в ничто, так горячи и требовательны были эти глаза.

Только этого не случилось. Интенсивность отступила, и прямо из этих двух зрачков на нее посмотрели другие глаза, серые, словно штормовое море, полные теплых, горьких слез, и из вспышки потрескивающего жаркого света выплыло лицо Лиары в обрамлении серых, затягивающих небо облаков с голубыми разрывами туч.

Рада попыталась открыть рот и что-нибудь ей сказать, и вот тут-то все и началось.

Камнем на нее упала и придавила, буквально размазала ее по доскам палубного настила тишина. Базальтовая мощь, такая твердая, что и алмаз бы не прорезал, скала света рухнула сверху, протиснувшись сквозь ее тело, и это тело, жалкое, избитое, усталое, полное боли и страха, это тело внезапно ощутило такое наслаждение, что Рада хрипло вскрикнула, не в силах терпеть это.

Пела каждая клетка, пела, заливаясь тысячами соловьев на рассвете, рыже-розовым ореолом солнца на самой кромке густо-синих древесных крон, усыпанными крохотными серыми капельками тумана листьями, замершими в ожидании первого золотого луча. Нектар слаще меда, ослепительно сияющая радость, медоточивая нежность устремилась в ее тело, наполнив его до предела, пронзая насквозь, напаивая после стольких лет мучений, стольких лет жажды и слепой полу-жизни на пыльном бездорожье среди тысяч путей, которыми несли Раду ее глупые ноги. И она застонала от наслаждения, от узнавания, от такого немыслимого облегчения каждого кусочка собственной плоти, которого просто не могло существовать, просто не могло.

Этого не может быть! Это не со мной! Это мне снится!

Она увидела, будто со стороны, как все ее раны, все ее опухоли, порезы и синяки исчезли. То есть еще миг назад они были, а в следующий миг их уже не было. Было просто ее тело: здоровое, крепкое тело, буквально пылающее каждой клеткой, пронзенное тысячами солнечных лучей, что вырывались через каждую пору золотыми пучками.

Этого не может быть! Рада задыхалась в коконе ослепительного наслаждения, в собственном здоровом теле, в котором не было ни следа былых побоев и повреждений. Для исцеления всегда нужен посредник, сила не приходит прямо из Источника в тело! Это невозможно! Этого не может быть!

В тот же миг наслаждение обратилось в боль, и Рада закричала уже по-другому, когда кипящий яд хлынул в ее жилы, напитав тело, словно губку, насквозь обжигающей болью расплавленного текучего металла. В мгновение ока опухоль вновь исказила ее лицо, застонали отбитые кости, закровили и заныли внутренние органы, кожа покрылась синяками и ссадинами, и Рада задохнулась от боли и непонимания. С ней происходило что-то, что просто не укладывалось в ее голове. Что-то, чего не могло быть.

ЭТО — ЕСТЬ. ВЕРЬ. И БУДЕШЬ ЖИТЬ.

Это был не голос, это было чувство-ощущение, картинка со вкусом, запахом и цветом, развернувшаяся прямо в ее распахнутой груди, как распускается большой розовато-золотистый цветок навстречу солнечным лучам. И Рада отчаянно вцепилась в это ощущение, соглашаясь на все, принимая все, лишь бы вновь хотя бы на миг, на одно биение сердца ощутить то золото и блаженство, которое теперь казалось единственным возможным существованием из всех, что она когда-либо знала.

И блаженство хлынуло в нее, золотом, водопадом, срывающимся с теряющейся где-то в небесах скалы, с интенсивностью, способной дробить гранит, с мягкостью самого нежного объятия матери. Тело наполнилось им, напиталось им, тело вновь было здоровым, и на этот раз ей самой не было дела до того, как это получилось. Просто в одном состоянии сознания все это было всепоглощающей болью, а в другом — точно таким же ослепительным наслаждением. Но эта была одна и та же вещь, одна и та же, и одно и то же тело Рады переживало эту вещь, лежа на досках палубного настила и становясь то смертельно раненым, то абсолютно здоровым.

Что-то глубоко внутри нее, вечно досаждающий, шепчущий голосок внутри сознания тихонько бормотал, что прямо сейчас с ней происходило чудо, самое настоящее чудо из тех, о которых пели песни, сочиняли сказки и рассказывали байки. Только это вовсе не чувствовалось как чудо, это было что-то правильное, настолько правильное, истинное, кристально прямое и простое, что Рада знала: по-другому просто не могло быть, не бывало. «По-другому» — было ложью, сереньким блеклым отсветом сквозь заляпанное бугристое слюдяное окошко на фоне ослепительного сияния чистого солнца, бьющего прямо в лицо. И Рада дышала ему навстречу, дышала и не могла надышаться. И лишь ее распахнутые глаза смотрели прямо в серые глаза Лиары, смотрели сквозь нее и видели что-то в ней, отголосок чего-то до боли знакомого, крохотный обломок солнечного каравая, что прятался за серыми тучами на дне ее штормовых зрачков.

Лиара не понимала, что происходит, но Рада перед ней с невероятной скоростью менялась. Еще несколько мгновений назад она была почти что без сознания, и ее тело изломанной изодранной куклой застыло в руках Лиары, такое тяжелое, словно вся сила оставила мышцы вместе с вытекающей на доски палубы ледяной морской водой, которой напиталась одежда Рады.

Потом что-то изменилось в воздухе, изменился сам воздух, атмосфера, пространство — у Лиары не было этому слова. Что-то интенсивно сгустилось вокруг тела Рады, и оно полыхнуло, почти что взорвалось вспышкой света, в которой все порезы, ушибы и травмы на миг исчезли. Лиара даже не успела моргнуть, как все вернулось вновь: раны, обессиленная Рада, вода, освещение, и лишь зрачки Рады сжались в маковую росинку, а глаза были так широко распахнуты, что дрожали ресницы, и в них звенело напряжение, оголенное напряжение до предела натянутых нервов.

— Что происходит? — хрипло воскликнула рядом Улыбашка, не сводя глаз с Рады.

— Я… — Лиара даже не знала, как продолжить, просто не знала, что сказать дальше.

Это было не похоже ни на что из виденного ею в жизни, и при этом было таким знакомым, таким родным, словно случалось с ней тысячи тысяч раз с каждым новым вздохом. Это было чудом.

Вдруг вновь что-то изменилось. Это случилось за одну тысячную сердечного вздоха или взмаха ресниц, только теперь на руках Лиары была уже не изможденная, израненная Рада. Теперь она выглядела точно так же, как и всегда, разве что мокрой насквозь, и на губах ее мягко расцвела нежная, как лепестки яблоневого цвета, улыбка.

— Что?.. — договорить Лиара не успела.

Из-за спины послышался хриплый надтреснутый вопль, словно визг тысяч искаженных в муке ртов. Он прошил ее тело насквозь, заставив вздрогнуть и обернуться через плечо. Там, на корме, скорчившись на палубе и прижимаясь к ней брюхом, словно жаба, отползал от них прочь Сагаир.

Лиара застыла, глядя в его искаженное черной ненавистью лицо. Оно до сих пор было покрыто тонкой пленкой измороси, а глаза выглядели как две серебристые рыбки, шевелящиеся под толстой коркой льда, намерзшего на проруби. Сагаир жался к палубе, двигаясь рвано и резко, почти как атакующая змея, и при этом глаза его не отрывались от Рады, следя за ней, будто завороженные.

Лиара вздрогнула, когда Рада аккуратно отстранилась от нее, поднимаясь на ноги. Она не сказала ни слова, лишь взглянула на Лиару, и в глазах ее был такой ослепительный, такой чистый свет, что весь страх и напряжение моментально схлынули, будто кто-то смыл их с плеч Лиары ледяной водой. Она успокоено осела на палубу, ощутив себя котенком, свернувшимся в чьей-то надежной ладони, знающим, что ему ничего не угрожает. В глазах Рады светились другие глаза, и внутри нее сейчас билось что-то иное, привычное и такое смутно знакомое. Не хватало лишь языков пламени над ее плечами и серебристого копья молнии в руке.

О чем я думаю? Что происходит?.. Мысли расплывались в голове Лиары, расползались старым гнилым тряпьем, ненужные и лишние. Она ровным счетом ничего не понимала, да и не хотела понимать. Ощущение золотого надежного покоя окружило ее кольцом мягких рук, и она доверчиво приникла к чьему-то невидимому плечу, отстраненно разглядывая то, что сейчас разворачивалось прямо перед ее глазами.

Рада выпрямилась, внезапно показавшись выше, чем была на самом деле. Лиара еще расслышала пораженный полувскрик Улыбашки и проклятие Гардана, когда самое настоящее пламя заплясало на ее коже, обхватив все ее тело и при этом странным образом не сжигая ни одежду, ни волосы. Лиара даже не удивилась этому, это казалось единственно возможным и естественным. Иначе быть не могло.

Рада шагнула в сторону Сагаира, и он сжался на палубе в оскаленный напряженный комок, рыча на нее сквозь длинные клыки. Что-то невидимое повисло в воздухе между ними, словно стена, которую они толкали друг на друга, стена из воли или ненависти, или лжи, Лиара не понимала. Только Рада сделала еще шаг вперед, и Сагаир зашипел громче, на брюхе пятясь от нее к кормовому ограждению корабля. Сейчас он походил на какого-то паука или мелкое черное насекомое, застигнутое врасплох поднесенным огнем. Словно завороженный он глядел на объявшее ее пламя и шипел, все более угрожающе, шипел до тех пор, пока между ними не осталось меньше десяти метров пространства.

Напряжение достигло предела, став ощутимым в воздухе, словно каждая его крохотная частичка потрескивала как от удара молнии. А потом, словно спугнутый кот, Сагаир вдруг вскочил с места и перевалился через борт, падая в воду. Мелькнули его черные сапоги, но всплеска внизу не послышалось, лишь напряжение внезапно спало с Лиары, и она только сейчас поняла, что была скована им по рукам и ногам, не имея даже возможности мизинцем шевельнуть.

— Боги пресветлые, она его прогнала!.. — выдохнула рядом Улыбашка, и это, судя по всему, было правдой.

Даже Лиаре сейчас было физически тяжело находиться рядом с Радой, и это при том, что она любила эту женщину всем сердцем и всей собой узнавала силу, что исходила от нее. Однако, концентрация этой силы была настолько мощной, что оставалось только удивляться, как еще в щепки не разваливается корабль, как не разлетаются доски крошевом мельчайшей древесной пыли. Казалось, что само небо сейчас превратилось в громадный кулак и через Раду давило на палубу искореженного корабля, словно стремясь утопить его целиком.

— Он упал в воду? — Улыбашка первой очнулась и сорвалась с места, бросаясь к борту. Ее роста не доставало для этого, и она только подпрыгивала у самого борта на месте, пытаясь переглянуть через край. Обернувшись, Улыбашка сдвинула брови и позвала Лиару: — Светозарная, да очнись же ты! Помоги мне! Посмотри, он совсем ушел или где-то прячется?

— Совсем, — сорвалось с губ Лиары, хоть она и не знала, откуда пришло это знание. Но это было так. ТАКОЙ мощи Сагаир просто не мог сопротивляться. Наверное, даже сам Сети’Агон не смог бы, — рассеяно подумала она.

— Но это еще не все, — послышался за ее плечом хриплый голос Гардана, и Лиара поняла, что он имеет в виду.

В странной статичной энергии этого поединка они совсем забыли про Алеора. Естественно, что первым делом следовало нейтрализовать Сагаира, но это не означало, что второй Тваугебир теперь стал безопасным и ласковым. Рада как раз повернулась в его сторону, и Лиара ощутила, как ёкнуло в груди сердце, сжимаясь от страха и жалости.

Алеор скрючился у борта, прижимая к себе свою пронзенную насквозь руку, сгорбившись и рыча. Каким образом у него еще сохранились силы стоять под невыносимостью светлого взгляда чужих глаз, глядящих на мир из глазниц Рады, Лиара даже не представляла. Только когда Рада сделала шаг ему навстречу, вытягивая руку, Алеор приподнял верхнюю губу и зарычал, выставляя напоказ окровавленные десны. И в следующий миг бросился вперед, будто выпущенный из пращи камень.

На один короткий удар сердца Лиара решила, что сейчас случится непоправимое. Только произошло вовсе не то, чего она ожидала. Рада дернулась Тваугебиру навстречу за миг до начала его движения и двигалась она гораздо быстрее его самого. У самого борта корабля они схватились, замерев на месте, застыв, словно погруженные в смолу, и Лиара видела, как дрожат от напряжения руки Рады, сжимающие окровавленные плечи Алеора, как тот всем телом рвется ей навстречу, стремясь дотянуться до ее горла острыми клыками, а единственной двигающейся рукой вцепился в ее живот и почти что проминает пальцами ее мясо, будто пытаясь выдрать внутренности. Потом было какое-то движение, которое Лиара даже не уловила, и в следующий миг на палубе уже никого не было, а за бортом послышался громкий всплеск.

Не помня себя, Лиара бросилась к борту и перегнулась через ограждение, глядя вниз. Там в высоких морских волнах боролись Рада и Тваугебир. С оглушительным шипением пламя, что танцевало на ее коже выпаривало морскую воду и при этом не гасло, и густые белые облака пара валили в стороны, почти что полностью укрыв фигуры сражающихся от глаз Лиары. Она могла разглядеть сквозь это марево лишь кипящую воду, из которой то и дело показывались ноги Алеора, отчаянно дергающиеся, дрожащие в конвульсиях.

— Боги, что она делает? — прохрипел рядом Гардан, и Лиара поняла, что даже не заметила, как он подбежал к борту следом за ней.

Порыв ветра налетел откуда-то издали, слегка разогнав прочь пар, и на этот раз Лиара смогла увидеть Раду, что наваливалась на плечи Алеора, заталкивая его под воду, его отчаянно мотающиеся руки и ноги, когда он барахтался в волнах, пытаясь выбраться из ее хватки.

— Она топит его?! — фальцетом взвизгнула Улыбашка.

Снизу из морских волн долетал рев, рычание, плеск и шум брызг, который перекрывало громкое шипение выпаривающейся воды. Постепенно шум сражения стихал, и вскоре шипение пара осталось единственным, что все еще слышала Лиара. Вскоре пропало и оно, и осталось лишь белое облако над поверхностью воды, в котором совсем негромко что-то плескало.

— Эй! — разрезал это густое белое марево хриплый усталый голос Рады. — Кто-нибудь, бросьте мне канат! Надо вытащить этого идиота и откачать его, пока сердце не остановилось!

— Он еще живой? — дрожащим голосом спросила гномиха, с опаской глядя сквозь медленно рассасывающееся под порывами ветра паровое облако.

— Живой, — уверенно отозвалась Рада. — Но он потерял много крови и прилично глотнул морской воды. Бросайте веревку!

— А Тваугебир? — уточнил Гардан.

— Его больше нет, — ответила Рада. — Это просто Алеор и никого больше.

Солнце проглянуло из-за туч и отразилось от ее золотой макушки, потемневших и облепивших ее голову шапочкой волос. Лиара разглядела ее лицо, на котором не было ни одной раны или царапинки, и вздохнула, понимая, что на этот раз действительно все. Все.

Напряжение спало, и холодный морской ветер уносил прочь клочья тумана, стелющегося над водой. Не было больше никакого пламени на коже Рады, никакой бешеной силы, перемалывающей все ее нутро, интенсивного давления, едва не расплющивающего корабль в лепешку. Была лишь ее Рада, усталая, но здоровая, держащая в руках бездыханного окровавленного Алеора. И Сагаир пропал без следа, словно все это померещилось им, словно всего этого и не было на самом деле.

Лиара ощутила, как подламываются под ней ноги, и без сил опустилась на палубу. Вокруг нее еще что-то кричали Улыбашка с Гарданом, и Рада приглушенно отвечала им из-за борта корабля, но Лиара уже просто не была в состоянии слышать или видеть, что происходит. Силы окончательно оставили ее, силы, которых и так-то не было, а сама она будто бы все это время держалась на тонкой-тонкой стальной нити, протянутой из конца в конец ее тела, и позволяющей ей оставаться на ногах. И теперь, когда закончилось все это безумие, нить, наконец-то, лопнула.

На все воля твоя, Великая Мать. Лиара закрыла глаза и откинулась на доски палубы, позволяя себе провалиться в теплую черноту грез, сквозь которую осыпающимися лепестками вишни под ветром падали золотые пылинки.