Ветер перемен

==== Глава 24. На подступах к Серой Топи ====

День ото дня становилось все холоднее. Дождь то прекращался, то снова начинал накрапывать, и осеннее небо было беспокойным, растревоженным, словно большой зверь, никак не желающий засыпать в своей берлоге и все бесцельно бродящий туда сюда. Облака тянулись низко над землей, и из них то и дело выглядывало точно такое же низкое солнце. И ветер, пронзительный ветер с востока все дул и дул, толкая между плеч, и Рада чувствовала себя так, словно он специально пытается поскорее выгнать ее из страны, словно ему не терпится, чтобы она покинула наконец Мелонию.

Ваэрнский лес кончился, и теперь дорога тянулась через просторные поля с убранной пшеницей. Вдоль нее как грибы вырастали деревни и деревушки, в отдалении среди полей виднелись одинокие фермерские дома в окружении хозяйственных построек. Беспородные псы, мотая хвостами-баранками, иногда подбегали оттуда к дороге, завидев путников, и беззлобно брехали, зарабатывая себе на кость.

Пожалуй, в эти дни псы были единственными созданиями, которые вообще рисковали подходить к четверым путникам. Остальные встреченные на дороге старались держаться от них как можно дальше или вообще, только завидев их издалека, сворачивали с пути и ожидали, пока ведомый Реноном отряд проедет мимо.

Раду всегда поражала скорость, с которой распространялись слухи. Казалось, что у них были крылья, и передвигались они буквально с порывами холодного ветра, потому что во всех селениях по дороге на Онер еще до их приезда знали, что именно на них охотится Свора с Пастырем, и именно они навлекли беду на тот постоялый двор в двух неделях пути к востоку. Это одновременно и облегчало им путь, и осложняло его.

Рада теперь ни при каких обстоятельствах не рискнула бы останавливаться на постоялых дворах или в других людских селениях, а потому спали они так же, как и в начале своего пути: на земле возле походных костров. В дождь это было не слишком-то приятное занятие, но после той ночи погода пошла на поправку, и даже если с неба и накрапывало, то недостаточно сильно, чтобы им помешать. А потому Алеор вел их со всей возможной скоростью, поднимая еще до света и разрешая привал на ночь уже тогда, когда Рада почти что замертво из седла валилась. И как бы ни было разбито усталостью Радино тело, как ни стонала бы Улыбашка, проклиная на чем свет стоит себя за то, что вообще связалась с Алеором, как бы ни перебрехивались все путники с вечно недовольным и едким эльфом, а скорость дала свои плоды, и к Онеру они приближались гораздо быстрее, чем изначально рассчитывал Алеор. Да и от погони вроде бы оторвались, во всяком случае, пока что ни намека на Свору или других слуг Сети’Агона им не встретилось. Да оно и немудрено, учитывая предосторожности, которые предпринял Алеор.

Благодаря Песне Земли, которую он использовал, чтобы сбить Свору со следа, ноги Рады больше не оставляли никаких следов на земле. Конские копыта отпечатывались в грязи у обочины дороги, а вот от ее собственных ног следов не оставалось вообще, будто она ничего и не весила вовсе. Рада заметила это случайно во время вечернего привала, и некоторое время внимательно разглядывала свои ноги, пытаясь понять, не померещилось ли ей. Даже потопталась в грязи в низинке возле дорожного полотна, чтобы точно убедиться. На размокшей земле не осталось ни следа, будто ее сапоги буквально втекали в грязь, сливаясь с ней и становясь ее частью.

Однако помимо следов, которые могли учуять Гончие, были еще и птицы, следящие за ними своими черными глазами-бусинками. Тут Алеор уже ничего не мог поделать и обратился за помощью к Лиаре. Рада понятия не имела, что она сделала, только теперь Алеор утверждал, что на них наброшена какая-то сеть из света, которая отводит глаза тварям, рыщущим для Птичника по окрестностям. Никаких особенных изменений в своем состоянии Рада не чувствовала, за исключением разве что мелкой щекотки, которой стянуло всю кожу. Ощущение было странным: словно она целиком обмазалась маслом. Рада просыпалась и засыпала только с этим чувством, гадая, как же Лиара провернула такую штуку, и главное, когда же наконец в этом уже не будет необходимости. На ее взгляд, они двигались достаточно быстро и ушли уже очень далеко от того места, где погоня пошла по ложному следу, чтобы немного расслабиться. Не совсем потерять бдительность и перестать оглядываться через плечо, — Рада прекрасно помнила, какой ценой это обошлось в прошлый раз, — но, во всяком случае, уже не гнать во весь опор, изнашивая и себя, и животных. С другой стороны, в одном Алеор был прав: Сети’Агон никогда не отпускал своих жертв с поводка. Если уж он хотел кого убить или поймать, то этот несчастный рано или поздно умирал, а это означало, что перспективы у них у всех не слишком радостные.

Рада нахмурилась, прокручивая в голове все, что услышала за это время от эльфа. И невольно ее взгляд уперся в спину искорки, что ехала вновь на своей гнедой кобыле справа от Рады, стараясь держаться как можно ближе к ней. Плечи ее закрывал серенький плащ, купленный ими по дороге у первого же торговца, который не успел еще услышать новости о Своре и нападении на постоялый двор. Кудряшки большой пушистой шапочкой охватывали голову искорки, и Рада поймала себя на мысли, что вновь хочет запустить в них пальцы и ощутить эту странную мягкость, от которой внутри все пронзала звенящая нежность. Не могло быть так, чтобы эта девочка была Аватарой, это было бы слишком жестоко. Да и она клялась всеми Богами, что не имеет ничего общего с Источниками, что никогда не соединялась с ними, и что та огненная женщина, что пришла на помощь во время нападения Гончих, тоже с этим никак связана не была.

Если вы слышите меня, боги, сделайте так, чтобы так оно все и было. Пожалуйста, не дайте ей оказаться Аватарой, уберегите ее. Лиара почувствовала ее взгляд и обернулась, и в ее серых задумчивых штормовых глазах тоже был невысказанный вопрос и тревога.

Благодаря случайно брошенной фразе эльфа, подробности которой он комментировать отказался, Рада теперь вообще чувствовала себя так, словно весь мир ополчился на нее. И все дело было в Эвилид, тех самых, что, по словам Алеора, вновь вернулись в мир. Мозг буксовал и отказывался понимать, как они были заперты в Черном Источнике, и уж тем более, каким именно образом их оттуда все-таки вытащили, да это и не было так уж и важно. Важно было другое: сами Эвилид. В молодости она изучала историю Первой Войны, ее все изучали до дыр, покуда все эти даты, имена и названия намертво не впечатывались в память. Потом, правда, она выбросила большую часть этой информации из головы. Ну, каким образом родственные связи дома Стальвов, к которому принадлежал Ирантир, со всеми остальными эльфийскими домами могли помочь ей научиться фехтовать? Однако, кое-что в памяти осталось, и прежде всего, — Эвилид.

Сильнейшие ученики Крона, его надежные соратники, которые отреклись от всего мира для того, чтобы вместе со своим господином осуществить полный захват власти над Этланом. Среди них были и те, кто присягал Анкана, и выходцы из Истинных жрецов Церкви, Белой и Черной Рук, причем не какие-нибудь слабые ведуны, едва способные зажечь свечу, но одни из самых могущественных. И их имена и деяния тоже одно за другим всплывали в памяти, заставляя холодные мурашки бежать по коже. Инди’Агон, почти равный по силе Сети’Агону, в одиночку уничтоживший город эльфов Атаэль Давир вместе со всем его населением. Файиль, обезумевшая женщина-тарваг, которая однажды сожгла заживо десять тысяч сдавшихся в плен людей, перед этим пообещав, что помилует каждого, кто сложит оружие. Авелах, которого иногда называли еще и Праведником, бывший до войны одним из Первых Жрецов, который обманом и посулами заставил несколько полных Церковных приходов перейти на сторону Крона, а потом подчинил себе ведунов, полностью контролируя их мозги и заставляя сражаться против Ирантира. Говорили, что эти люди плакали и кричали от отчаяния, убивая собственных близких, сражавшихся на другой стороне, но не подчиниться влиянию Авелаха не могли. Раду передернуло. Если теперь все эти твари были вновь на свободе, значит, Сети’Агон планировал новое вторжение, еще одну войну, к которой мир ох как не был готов. А тут еще и Танец Хаоса примешивался…

Понятное дело, что все это могло быть связано друг с другом, что это и должно было быть связано. Сети’Агон мог решить воспользоваться наступлением Танца Хаоса и паники, которую он с собой нес, для того, чтобы нанести удар по народам Этлана и попытаться захватить власть. В таком случае, возникал вопрос: что будут делать Аватары Создателя? Их непосредственной задачей было остановить Аватара Хаоса и его полчища, не дать зашитым в черные мешки мертвякам перебить все население Этлана во имя планов Голоса Хозяина, как называл себя Аватар Хаоса. Остановить мертвяков было очень сложно: оружие их почти что и не брало, зато сами они убивали с легкостью и быстротой, и убитые ими люди на следующем рассвете поднимались, если их тела никто не сжигал. Обычно на то, чтобы завершить Танец Хаоса, Аватарам требовалось от одного до нескольких десятков лет, и за это время население Этлана стремительно сокращалось, государства замыкались в себе, закрывались друг от друга, подозрительность, недоверие и страх пропитывали все внешние контакты с миром.

И если именно в такой момент в спину Аватарам ударит еще и Сети’Агон со всеми своими полчищами, то они окажутся между молотом и наковальней. Станут ли они сражаться на два фронта? Развернут ли они армии Спутников, примкнувших к ним для борьбы с Аватаром Хаоса, против Сета, если это понадобится? Рада не знала этого. Она помнила только, как был разрушен Мелонъяр Тонал.

Последний король Мелонъяр Тонала, Хорезмир Проклятый, ослепленный гордыней и нашептываниями приближенных, отказался поддержать Танец Хаоса. Он объявил, что Аватары борются лишь за собственное господство, что хотят захватить все страны Срединного Материка и создать свою империю, а угроза со стороны Аватара Хаоса слишком незначительна, и Мелонъяр Тонал уж точно справится с ней самостоятельно. А вся буча поднялась только из-за того, что Аватара Энерион была рождена в семье правителя государства Руон, и потому наследовала трон. Свой приход к власти она начала с армией Руона за спиной, которую и повела по миру, используя солдат против мертвяков Аватара Хаоса. Чтобы никому не пришло в голову, что Аватары пытаются создать свою империю, Энерион объявила о прекращении существования государства Руон и передаче всех его земель в руки Церкви, а всех способных сражаться людей увела за собой. В этом-то Хорезмир и увидел попытку захвата власти в Мелонъяр Тонале, в происхождении Энерион, от которого она отказалась так же, как и от родового имени. И когда он попытался помешать войскам Аватар пройти на территорию Мелонъяр Тонала, где в чащобах Ваэрнского леса скрывалась большая группировка Голоса Хозяина, Аватара Эланор, известная своим гневливым и вспыльчивым нравом, приказала сравнять с землей Мелонъяр Тонал вместе со всеми, кто попытается встать между ней и Аватаром Хаоса. Войско Спутников вошло в кольцо гор, со всех сторон защищающих неприступное государство, и через несколько месяцев Мелонъяр Тонал прекратил свое существование.

Единственное, что в этой ситуации радовало, так это то, что выжившим остаткам мелонъярцев хватило мозгов присягнуть Аватарам и присоединиться к армии Спутников. И как только Танец Хаоса завершился, эти остатки вернулись на родину и провозгласили создание государства Мелония с королевской властью, которая больше не была наследственной. Сыновья Хорезмира были изгнаны из страны и постепенно перебиты, а власть в Мелонии разделили между королем и Лордом-Протектором, чтобы им нужно было долго и упорно договариваться друг с другом перед тем, как вступать в очередную войну или принимать решения государственной важности. И это, на взгляд Рады, было настоящим благом.

Однако, память о том, как Аватары за несколько месяцев сравняли с землей Мелонъяр Тонал за нежелание сражаться на их стороне против Аватара Хаоса, жила в народном сознании и по сей день. С одной стороны, это было хорошо: никто не рискнул бы повторить идиотский поступок Хорезмира в будущем и отказаться оказывать им поддержку. С другой стороны, Раде даже думать не хотелось, что случится, если одна из Аватар или обе родятся на территории Мелонии. По старой традиции их могли насадить на вилы еще до того, как они успеют даже найти друг друга, и не посмотрев на то, что эти двое должны были защитить все остальное население Этлана от Аватара Хаоса. А Раде не хотелось думать о том, что будет, если Аватары Создателя просто не доживут до Танца Хаоса.

С каждым днем мысли Рады становились все мрачнее и мрачнее. Она отдавала себе отчет в том, что у Сети’Агона никогда не бывало слишком простых планов, и имелось в запасе все время мира, чтобы продумать свои действия вплоть до мельчайших деталей. А раз так, то он, скорее всего, подгадал самый верный момент, чтобы освободить Эвилид и Гротан Кравор, еще более темное зло из самой глубины веков, зло, ставшее причиной гибели Аллариэли и Налеана. И от осознания этого Раде становилось еще хуже, ведь сейчас Сети’Агон обратил свой взор и на нее в том числе. А это означало, что она так или иначе тоже связана с Аватарами, Танцем Хаоса и всей этой новой большой войной, которая неминуемо случится, как только Эвилид оправятся от своего семитысячелетнего заключения в Черном Источнике. И что Сет не отвяжется от нее до тех пор, пока не получит желаемого. И что же ему надо-то от меня, Грозар? Что же я такого сделала, что его внимание обращено ко мне?

Ну ладно, сейчас они путешествовали на запад, за Семь Преград, куда никто из темных созданий Сета просто не сунется: не пройдет теми тропами, раз уж никто больше не прошел. Алеор, правда, поминал трех ведунов-вельдов, которые смогли перебраться прямо в каверну и устроить там свалку, но когда Рада спросила его об их способе передвижения, только покачал головой. «Анкана показали им какой-то трюк, который никому, кроме них неизвестен. Мы не сможем пройти также, придется двигаться обычным способом», — вот и все, что ответил эльф на ее вопрос. А это означало, что им нужно перевалить через горы, пройти Железные Лес и Огненную Землю, Пустые Холмы Червей, Серую Гниль… Что там было дальше, Рада уже и не помнила, да и вообще сомневалась, чтобы хоть кто-то это знал. Ведь никто раньше не доходил до логова Неназываемого, а потому и никаких карт и известных путей, естественно, и в помине не было, так что придется пробиваться самим.

Но ведь придет день, когда им нужно будет вернуться назад, когда их миссия будет закончена, каверна запечатана, и все. Что делать тогда? Забудет ли Сет про нее, когда она подложит ему самую большую свинью за всю его жизнь, запечатав Источник? Сможет ли она вообще вернуться домой, или теперь ей придется прятаться вплоть до собственной смерти от руки какой-нибудь Сетовской твари? В крайнем случае, примешь предложение Алеора, уедешь в Лесной Дом, сменишь имя и будешь жить на землях, которые он тебе выбил у Илиона. И как-нибудь придумаешь, как перевезти туда детей. Перспектива жить всю свою жизнь в обществе одних только эльфов Раду не слишком-то обнадеживала, да и искорка вряд ли согласится поехать с ней в Лесной Дом, ведь она должна была найти свою мать у Речных эльфов… Подожди, а при чем здесь искорка? Рада нахмурилась, но мысль свою додумать не успела. Из мыслей ее вырвал голос Алеора, и его, как всегда, лаконичное объявление:

— Онер.

Рада встрепенулась и вскинула голову, поняв, что давно уже смотрит в гриву Злыдня и не следит за дорогой. Они вывернули из-за очередного холма, и впереди в отдалении замаячила высокая крепостная стена города колоколов.

Ей доводилось бывать в Онере около пятнадцати лет назад, когда сразу же после окончания учебы и свадьбы она удрала с наемным отрядом сюда, на запад Мелонии. Онер считался вторым по красоте городом после Латра, хоть и строился изначально как крепость, закрывающая вход в страну со стороны Серых Топей. Также, он был священным для всех мелонцев городом, резиденцией Первого Жреца Мелонии, и внутри крепостных стен стояли сотни храмов Молодых Богов, чьи высокие шпили украшали тысячи колоколов от самых маленьких величиной с ладонь ребенка до огромных, выше человеческого роста. По праздникам или, наоборот, траурным дням над городом плыл неумолчный перезвон, от которого болели уши и звенело в голове, словно кто-то без конца колотил по черепу тяжелой поварешкой. Впрочем, Раде город, несмотря на всю свою красоту, не слишком понравился: в каждом фонтане, статуе, храме и дворце все равно было полным полно мелонской напыщенности, привычки выставлять напоказ свое богатство и кичиться им перед всем миром. И сейчас ее радовало только то, что они проедут Онер насквозь, даже не останавливаясь в нем.

— Ох, сейчас ведь опять начнется эта зубодробительная долбежка! — проворчала Улыбашка, хмуро сплевывая на землю. — Такое ощущение, что это не город, а громадная пустая кастрюля, набитая обезумевшими дятлами, которые только и делают, что долбят его, долбят, долбят!

— Это все потому, Улыбашка, что больше там долбить некого, — рассмеялся едущий впереди Алеор. — Бордели-то в городе запрещены. Потому что голые зады шлюх мешают ревностным служителям Церкви думать о возвышенном, или что-то в этом духе.

— Донельзя мерзкое место, — вновь буркнула гномиха. — Я здесь месяц просидела, разглядывая их благостные морды и слушая бесконечные псалмы с колоколами. И минуты лишней не проведу в его стенах.

Вид у гномихи был боевой, и то, как она хмурилась, глядя на крепостную стену города, слегка подняло Раде настроение.

Улыбашка больше не выглядела так безумно, как в самом начале их поездки, но стало не намного лучше. У проезжего купца гнома им удалось купить для нее приземистого рыжего валита с белой гривой, представителя единственной породы лошадей, которые вообще выдерживали немалый вес гномов. У него нашлись для нее и штаны с рубахой, и даже плащ, только вот все это было ярко-алого цвета, что привело Улыбашку на грань истерики. Гном божился, что больше никаких тряпок у него с собой нет, и он вообще отдает ей последнее. Улыбашка угрожающе намекнула, что сейчас снимет с него его собственную одежду, а сам он нарядится в красное, однако Алеор остановил кровожадный порыв гномихи. Судя по всему, он подозревал, что этот гном-торговец — единственный, кто еще не слышал о происшествии на постоялом дворе, и только у него они еще смогут что-то себе купить. В итоге так и получилось, и Улыбашка теперь ехала на своем валите красная, как детский праздничный фонарь, с которыми малышня гонялась в Ночь Зимы по улицам города.

Впрочем, всем им досталось по заслугам. У Рады на ногах были стоптанные сапоги, судя по бегающим глазкам гнома-торговца, снятые с какого-то мертвеца, текущие, вонючие, как падаль, да еще и на размер меньше ее собственных ног. Лиаре достались громадные гномьи башмаки, едва пролезающие в стремена, которые то и дело сваливались с нее в грязь, и во время ходьбы с грохотом волочились за ней по дороге. Но это было гораздо лучше, чем ехать с голыми пятками все эти долгие две недели.

Единственным, кто выглядел, как всегда, был Алеор. Первые дни он откровенно потешался над забавным видом собственных спутниц, но позже замкнулся в себе и замолчал. Свалка с Гончими осталась далеко позади, и на лице эльфа вновь начали проступать темно-синие жгуты жил, а взгляд стал затуманенным и голодным. Каждый вечер Лиара тихонько доставала арфу и принималась играть что-то умиротворяющее, красивое и спокойное, отчего эльф затихал, и цвет лица его становился хоть чуть-чуть лучше, а вены слегка уменьшались. Но этого было слишком мало, чтобы Тваугебир окончательно уснул, оставив его в покое, а потому Рада вновь начала подумывать о том, как им выходить из не слишком-то приятного положения. И о том, имеет ли смысл вообще въезжать в Онер. А что если прямо посреди городской площади Тваугебир и вырвется? Это было бы даже хуже, чем если бы на них набросились Гончие. Тех хотя бы могла сжечь Лиара, а с этой тварью что делать?

Город вырастал впереди из серой осенней мороси. Острые глаза Рады различили над тяжеловесной крепостной стеной тонкие золотые шпили церквей, на которых мокрыми тряпками обвисли полотнища Молодых Богов и черно-рыжий флаг Мелонии. За много лет своего существования город значительно разросся, однако, крепостная стена не могла вместить всех желающих поселиться здесь. Потому вокруг нее вырос Посад — большая деревня из разномастных каменных и деревянных домов с шумными рынками, кривыми улочками и неимоверным количеством попрошаек, шлюх, бандитов, карманников и прочей швали, которой не было места в благочестивом граде колоколов. И самое забавное было в том, что под покровом ночи те самые церковники, что гоняли весь этот народ при свете солнца, накинув на головы плащи и воровато оглядываясь, спешили именно сюда, чтобы повидать очередную белозубую дерзкую продажную девку или обратиться за не совсем законными услугами к масляному ростовщику, готовому ссудить жизнь собственной бабки за звонкую монету. Вот за это я и не люблю мелонцев. Показное благочестие и чопорность, глазки к небу и молитвы солнцу. А как стемнеет, сразу же ну любиться как кролики да деньги делать на чужой беде. Мерзость!

Дорога еще немного покружила вокруг приземистых холмов, а потом втекла прямо в широкую улицу, насквозь пронзающую Посад и ведущую к широким воротам в крепостной стене. Несмотря на отвратительную погоду, народу вокруг было полно. Драли глотки уличные музыканты, в грязи играли дети и псы, торговцы зазывали в свои лавки, а бродячим юродивым, монахам и попрошайкам просто не было числа. На углу даже примостился глотатель огня: смуглый парень с кучерявыми черными волосами, сразу видно, — южанин, каким-то чудом попавший в эти северные неприютные края.

Впрочем, еще издали завидев Алеора, люди буквально стекали с дороги прочь, исчезая в переулках между разномастных зданий, возвращаясь в свои дома и захлопывая двери. Попрошайки отступали в тень лавочных навесов, юродивые жались в клубки, набрасывая капюшоны на головы и делая вид, что спят, взрослые в спешке хватали детей за руки и оттаскивали прочь, подальше от отряда Тваугебира. Тот не обращал на это никакого внимания и ехал вперед с жесткой улыбкой, рассекающей лицо пополам. И Рада видела, как вновь у него под глоткой передвигаются черные шарики, словно что-то живое ползает по его венам, пытаясь вырваться наружу.

Улица моментально опустела, и вокруг них остались лишь худющие бродячие собаки, облепленные грязью до такой степени, что невозможно было понять, какого цвета их шерсть. Они тоже замерли на месте, круглыми глазами наблюдая, как мимо проезжает Алеор, вздыбив загривки и скаля клыки, только вот зарычать из них так ни одна и не посмела.

В молчании и тишине они доехали до самых городских ворот. И Рада почти что застонала, глядя, как под широкой каменной аркой выстраивается два десятка стражников, перегораживая им путь. Вид у них был не слишком боевой: от сырости обвисли черно-рыжие плащи, каски на головах были мокрыми, а лица — перепуганными насмерть. Однако по приказу высокого широкоплечего мужчины с густой черной бородой они все равно выстроились стеной и подтянулись, держа алебарды перед собой, остриями навстречу эльфу.

Алеор остановился в десяти шагах от этой импровизированной стены, с усмешкой глядя на командира стражи. Он не сказал ни слова, просто смотрел, сжимая поводья своего коня, и жеребец под ним захрапел, почуяв настроение хозяина и принявшись рыть копытом грязь.

— Цареубийце Раде Киер, ранее принадлежавшей к дому Тан’Элиан, а также всем ее спутникам вход в город Онер запрещен, — в гулкой тишине объявил командир стражи. — Поворачивайте назад.

Алеор не проронил ни слова, лишь чуть склонил голову набок, и Рада заметила, как прорезались желваки на его щеках, а взгляд стал каким-то… бешеным. И это странное, живое и комковатое в его жилах вновь заиграло под подбородком, пытаясь подняться к лицу.

— Я сказал: поворачивайте назад! — чуть громче повторил командир стражи, и вид у него был решительным. — Иначе мы вынуждены будем открыть огонь!

После этих слов по всему периметру крепостной стены между высоких зубцов показались лучники. Как минимум три сотни стрел смотрело прямо на них, и Рада была совершенно уверена, что от такого количества Алеор точно отбиться уже не сможет. А эльф застыл, как изваяние, глядя на стражу безумными, полными жажды глазами и то и дело сглатывая подступающие к горлу комки.

— Алеор, поехали отсюда, — негромко проговорила она, обращаясь к нему. — Нам здесь явно не рады.

— Опять смотреть на этих пережавших себе самое дорогое святош? Нет уж, увольте, — Улыбашка демонстративно свесилась с седла и сплюнула под ноги командиру стражи. — Лучше уж в грязище утопать, чем сидеть в этой гулкой кастрюле.

Алеор молчал, не издавая ни звука и разглядывая стражника. Рада чувствовала, какое сильнейшее напряжение разлилось в воздухе, едва искры от эльфа во все стороны не летели. Командир стражи даже не моргал, словно кролик на удава глядя в ответ эльфу, вот только стоял он прямо и крепко, и Рада знала, что он отдаст приказ стрелять без единого промедления, стоило лишь эльфу сделать одно неверное движение.

— Поехали, Алеор, — только и сказала она, разворачивая Злыдня прочь от ворот и направляя его по узкому проулку Посада. — Бхара с ними.

Отвернуться и двигаться как ни в чем не бывало было очень тяжело, но Рада приказала себе сделать это. Алеор был как зверь: коли чуял слабость, моментально реагировал, и сейчас Раде нужно было проявить всю свою уверенность и силу. И, судя по всему, у нее получилось. Потому что за спиной послышался негромкий стук копыт и голос Улыбашки:

— Чтоб им провалиться, проклятым подсолнечникам! Не стоят они твоего внимания, Алеор, и руки тебе нечего марать. Все равно передохнут как мухи через пару десятилетий, так что и дело с концом.

Рада ощутила, как медленно спадает напряжение, но обернуться посмела только через несколько сот метров. Сразу же следом за ней ехала перепуганная Лиара с глазами-плошками, а за ее спиной бок о бок шагали почти что квадратный валит Улыбашки и чуть более изящный и вытянутый жеребец Алеора, а эльф с гномихой о чем-то негромко переговаривались, сдвинув друг к другу головы. Рада отвернулась и выдохнула, прикрывая глаза и вознося хвалу Грозару. На этот раз обошлось, Алеор удержал тварь, и это было хорошо и плохо одновременно. Хорошо — потому что ничего больше не грозило невинным горожанам, плохо — потому что теперь их ждала та еще поездочка с возможностью в любой миг принять на себя удар вырвавшегося демона.

Посад тянулся и тянулся, большим кольцом огибая Онер. Весть об их появлении в городе облетела его мгновенно, и прямо перед ними двигалась волна шорохов убегающих ног, стука закрывающихся окон и дверей. Шумный, вечно кипящий Посад буквально вымирал на глазах, лишь холодный ветер волок по грязище мусор, да хлопало вывешенное на просушку белье прямо над дорогой. Гулкий звук конских копыт странно гулял по пустой улице, порождая эхо, а где-то в отдалении слышалась музыка и гудение обычной жизни Посада, людские голоса и смех. Интересно, мне теперь всю жизнь вот так суждено прожить? В полной тишине и одиночестве в то время, когда в стороне от меня кипит жизнь? Словно зачумленная, — мрачновато подумала Рада. Ей всегда казалось, что люди сторонятся ее и отходят прочь, что они неоткровенны с ней и лгут в глаза, льстиво улыбаясь и при это мечтая всадить ей нож между лопаток. Но они хотя бы говорили с ней, а не шарахались прочь, как сейчас, уводя от нее детей и запирая на засовы свои дома, когда она только проходила мимо. Вот так, должно быть, чувствует себя Алеор. И он живет с этим уже полторы тысячи лет. А коли и так, то и ты привыкнешь.

В тот день они почти и не разговаривали. На то, чтобы обогнуть Онер, ушло несколько часов, и все это время их сопровождала эта странная тишина посреди шума городской жизни. Настроение упало вконец, однако Рада гнала от себя прочь мрачные мысли. Зато никто не пострадал. Зато им не пришлось оставлять за собой гору трупов и вой потерявших своих близких. Это была та цена, которую она могла заплатить и не развалиться при этом. Привыкай. Если за тобой охотится Сети’Агон, так теперь будет всегда.

Разлившийся над полями туман был белым, словно лебяжье одеяло, и сквозь него проступали силуэты синих гор, едва-едва видимые на таком расстоянии. Горы подступали с севера и юга, образуя естественную преграду для атаки, а прямо в центре между ними и расположился Онер, ключ к западной границе Мелонии. Впереди, насколько хватало глаз, лежала равнина, и Рада часто моргала, задумчиво оглядываясь по сторонам. Впервые в жизни она покидала границы Мелонии. Северные Провинции в счет не шли, несмотря на всю свою независимость и попытки отделиться, они все равно были частью страны и управлялись из Латра, подчиняясь, так или иначе, власти короля Мелонии. А вот теперь дорога вела на запад, к пустошам, не принадлежавшим никому, где никто не смел селиться, и дальше на север вдоль самой кромки Серых Топей, туда, где в укрытой от всех штормов бухте лежал Алькаранк.

К ночи небо слегка расчистилось, и сквозь тяжелое марево туч проглянули звезды. Алеор остановился возле дороги на широком, расчищенном для ночевки караванов пятачке земли. Здесь уже никаких поселений и постоялых дворов не было: сказывалась близость Топей. В воздухе Раде чуялся запах: гнилостно-сладкая вонь испарений, стоящих над незамерзающими болотами круглый год. И взгляд ее невольно обращался на запад.

Когда-то, задолго до Первой Войны, эта местность выглядела совершенно иначе. С севера на юг тянулся Озерный Край — тысячи кристально чистых, небесного цвета озер, на которых обитал Озерный народ — одна из старых рас, разбуженных на заре мира эльфами. Озерники были приветливыми и мирными соседями, занимались рыбной ловлей и разведением съедобных водорослей, поддерживали союзнические отношения как с Молодыми, так и со Старыми расами. Множество мостов проложили они от острова к острову на своих озерах, чтобы путники могли беспрепятственно пересекать страну, и торговые караваны без конца курсировали с запада на восток и обратно через их земли, принося им немалый доход.

Наибольшего расцвета Озерный Край достиг при владычестве Ирантира Стальва. Огромная империя Короля Солнце требовала разветвленной сети дорог, и торговля процветала, особенно для тех, кто мог быстро доставлять товары по водным артериям материка. Озерники построили целый флот и взяли под контроль всю речную сеть, доставляя товары на своих легких ладьях быстро и аккуратно в самые отдаленные уголки империи. Король Солнце позволил им стать единственными перевозчиками товаров в своей империи, взамен запросив лишь одно: немедленную транспортировку его войск в любое место, где они будут необходимы, по первому же его слову. Естественно, что Сети’Агона, планировавшего новое нападение на земли Этлана, это совершенно не устраивало. И во время Второго Восстания Сети’Агона в начале Второй Эпохи, ему удалось отравить скверной земли Озерного Края.

Война была опустошительной и тяжелой. Король Солнце уже давным-давно сгинул в Небесных Чертогах, а его наследники не были достаточно сильны, чтобы удержать в целости огромную империю. Одна за другой начали откалываться провинции и страны, рухнула первая Коалиция Молодых и Старых рас, а начавшийся Танец Хаоса довершил развал. И пока весь мир был занят своими собственными проблемами, скверна распространялась, и Озерный Край начал меняться.

Никто и не заметил, как именно это произошло, только в очередную весну, когда в начале сезона судоходства ладьи озерников должны были прибыть в порты для погрузки товаров, никто не приплыл. Их ждали неделю, ждали месяц, а потом посольства новорожденных стран потянулись в столицу Озерного Края, город Нитрим, чтобы узнать, почему озерники не приходят. И когда ни одно из этих посольств не вернулось назад, все и спохватились. Только было уже поздно. Озерного Края не стало, и прозрачные воды бескрайних озер сменили гнилые Топи с черной вязкой водой. А невысоких миролюбивых озерников — кровожадные, тупые твари, которых прозвали лотриями — «исковерканными».

На торговые пути никто уже не рисковал соваться после пропажи посольств. В Топи отправлялось несколько армий в расчете истребить лотрий и очистить скверну, только вернулись оттуда живыми лишь жалкие остатки. И все они бормотали об ужасе, что бродит по болотам, о Стражах Топей, что не выпустят никого из перепутанной сети полуразвалившихся дорог и останков когда-то красивейших городов на сваях. Сети’Агон добился своей цели: отныне речные пути были небезопасны, прямое сообщение между государствами прервалось, и лишь Асхалат, самая широкая и мощная водная артерия Срединного Материка, делящая его на северную и южную части, стала единственной дорогой, по которой осуществлялись речные перевозки и связь между государствами.

Рыжие отблески огня метались и стелились по земле на сильном ветру, а дрова дымили и чадили. Рада завернулась поглубже в свой плащ, задумчиво поглядывая на запад, где за темной пеленой ночи растянулась Топь. Много чего болтали о Стражах Болот, и каждый рассказ был страшнее предыдущего. Единственное, что радовало, — эти твари не могли выйти за границы Топей и тревожить путников на дороге. А это означало, что им ничего не угрожает.

Вдруг рядом послышался хриплый звук, и Рада резко вскинула голову. Они все сидели кружком у костра на своих одеялах, пытаясь отогреться на пронзительном ветру, усталые и нахохленные, словно воробьи. И Алеор, сидящий прямо напротив нее, вдруг схватился за грудь, хрипя и приглушенно рыча, словно кто-то изо всех сил сжимал его глотку, не давая дышать.

— Во имя Камня! — Улыбашка мигом очутилась на ногах, выхватывая из-за пояса топоры. — Тваугебир!

Лиара со вскриком бросилась в сторону и отбежала на несколько шагов прочь от костра, а Рада с присвистом втянула в себя воздух, глядя на эльфа. Было очень похоже на то, что Улыбашка была права, хоть Рада и не знала, как это должно выглядеть на самом деле. Алеор согнулся пополам, едва не утыкаясь лицом в костер, держась за грудь и хрипя. Тело его непроизвольно содрогалось в конвульсиях, плечи ходили ходуном. Рада видела в приглушенных отблесках костра кисти его рук, пережимающие ткань плаща. Кожа стала белой, как снег, и черные вены, набухшие и толстые, как у больного гангреной, расчерчивали ее на неровные пятна.

— Бхара! Да что же это такое?! — в сердцах закричала Улыбашка молчаливому небу над головой. — Какого беса меня понесло в эту поездку?! Теперь еще и это!

— Спокойно! — резко приказала Рада, вскидывая руку над головой и внимательно следя за Алеором. Он как-то затих, вздрагивая все меньше и едва слышно подвывая, словно избитое животное. Рада видела только его черные вены, в которых что-то медленно перетекало, толстыми бурунчиками проталкиваясь в пальцы и обратно. Страх сжал нутро, и она напряглась всем телом, готовая в любую секунду выхватить из ножен меч. — Спокойно! — повторила Рада. — Медленно отойдите назад, как можно дальше! И не делайте резких движений!

— Ты думаешь, что справишься с ним? — недоверчиво спросила Улыбашка, при этом все-таки начиная пятиться прочь от костра и держа перед собой вскинутые топоры. Лиара отходила молча, глядя на Раду огромными глазами, в которых плескался ужас.

— Не знаю, — проворчала в ответ Рада, концентрируя все свое внимание на Алеоре. Плечи его перестали дрожать, но она почти что всем телом чувствовала, как он напряжен. Словно туго сжатая пружина, в любой момент готовая выстрелить. — Друг, — тихонько позвала она, держа правую руку на рукояти меча и начиная очень медленно подниматься на ноги. — Ты слышишь меня, друг? Ты здесь, с нами?

Медленнее, чем все время мира, Алеор поднял голову, и Рада инстинктивно сглотнула. Лицо эльфа стало ослепительно белым, а все капилляры под кожей — черными, проступившими наружу и выпуклыми. Каждый из них пульсировал, проталкивая что-то густое, свернувшееся шариками, и Рада ощутила тошноту. Но только гораздо страшнее этого живого в венах эльфа были его глаза: вертикальные зрачки, радужка вокруг которых перестала быть круглой и застыла льдистыми копьями ослепительной голубизны, которая с неимоверной скоростью разрасталась. Прямо на глазах у Рады морозные узоры цвета серебра заплетали глаза эльфа, и в них становилось все меньше и меньше человеческого, словно сознание его меркло, как затухающий фитиль свечи.

Почерневшие губы Тваугебира разжались, и он выдавил:

— Не… ходи… за… мной…

От звука его голоса Рада вновь вздрогнула. Он походил на угрожающее шипение большой кошки, и слова проталкивались сквозь зубы с таким трудом, словно Алеор забыл, как говорить.

Он медленно поднялся, и Рада приготовилась отразить любой его удар. Тело эльфа конвульсивно подергивалось, его кидало и качало из стороны в сторону. Он взглянул на нее еще раз, и свет сознания в его глазах померк совсем, сменившись серебристой изморосью. А потом эльф развернулся и побежал, неровно, скачками, пригибаясь к земле, словно животное, все быстрее и быстрее на запад, в сторону Топей.

Рада вновь сглотнула, когда очертания фигуры исчезли вдали. На лбу почему-то выступил холодный пот, и она с трудом отерла его тыльной стороной руки. От этой твари веяло такой жутью, такой первозданной ненавистью и холодом, что у нее все поджилки тряслись. Даже от Гончих не исходило такого ощущения, как от Тваугебира, и Рада передернула плечами, сгоняя прочь морок.

— Боги, как близко-то было! — Улыбашка шумно выдохнула, затыкая топоры в петли на поясе и недоверчиво глядя в темноту, поглотившую эльфа. — Еще бы чуть-чуть, и все, от нас бы даже на бульон ничего не осталось.

— Да, — Рада почувствовала, как от отступающего страха стучат зубы во рту, и отпустила рукоять меча. — Он додержал его до Болот. Теперь мы в безопасности.

— Если он не вернется, — веско заметила Улыбашка, хмуря свои темные брови.

Рада ничего не ответила, вглядываясь в темный горизонт. Туманы затягивали плоскую как блин равнину, наползая с Болот и неся с собой запах гнили и разложения. И откуда-то издали послышался резкий звук, пронзительный и высокий, словно закричала большая ночная птица. Они все трое вздрогнули, но не проронили ни звука, все так же глядя вслед вырвавшемуся Тваугебиру.

— Кану Защитница, убереги его, — тихонько прошептала Лиара за спиной Рады, и та поняла, что думает о том же самом.

Позволь ему и на этот раз выбраться, Кану Защитница. Он с честью несет свое проклятие, и ты-то уж точно знаешь, чего ему это стоит. За это он достоин хоть небольшой помощи, разве нет?