Внеплановое отцовство для двоих (СИ)

Глава 16

Дом Зинаиды Васильевной располагается в нескольких километрах от города в поселке, где преимущественно дачи. Благо таблички с наименованиями улиц есть. Я без труда нахожу нужный адрес.

Паркую машину возле обочины и для начала осматриваю территорию, поражаясь, насколько дом свекрови выделяется на фоне остальных. Мне как любителю порядка очень импонирует чистота.

У старухи (кем себя называет Зинаида) все настолько ладненько, что я бы пожал ей руку в знак уважения.

Перед железной калиткой, свежевыкрашенной оранжевым цветом, земля, выскобленная метлой, ни одной соринки нет. Я прохожу во двор, наступая на деревянные трапики, брошенные тут вместо каменной дорожки. Даже простые доски вымыты щеткой, что само дерево приобрело естественный желтоватый цвет.

Трава вся подстрижена. Вдалеке проклевываются прополотые посадки, каждая обозначенная табличкой.

Дом и постройки ветхие, но тоже покрыты разноцветной эмалью, оттого и выглядят приличными в сравнении.

Дверь в жилье со скрипом открывается и на порог выходит полноватая женщина, одетая в длинное темно-синее платье, белоснежный фартук поверх и косынке, аккуратно скрывающей волосы.

— Здравствуйте, Максим Леонидович! — радушно восклицает Зинаида.

От волнения, что ли, она торопится спуститься с крыльца, опираясь на трость, но движения ей даются сложно.

— Без лишней суеты прошу вас, — останавливаю ее на второй ступени. — Сам поднимусь.

— Ох, ох как неудобно! Старость не радость. Вот раньше я могла на любое дерево влезть, а теперь ноги ели волочу, — сетует, но быстро остепеняется. — Только вы господин приехали сюда не затем, чтобы слушать проблемы о здоровье бедной пенсионерки?

И так пристально впивается в меня взглядом, будто надеется на снисхождение.

— Рассчитываю, что нет.

Я не имею должного запаса времени на долгие лирические вступления.

Зинаида, поняв, что на меня где сядешь там и слезешь, молча отходит в сторону, пропуская в дом.

Внутри веранды, конечно же, все вылизано до блеска. Семенихина еще и позаботилась об аромате, поставив на прибитую полку мисочку с апельсиновой кожурой. Миленько.

— Присаживайтесь, пожалуйста, — указывает на стул возле стола, застеленного новейшей цветастой клеенкой.

Делаю, как просит. Здесь комфортно, без преувеличения. Это как вернуться в детство к бабушке.

— О чем вы хотели поговорить?

— Секундочку, любезный, — с отдышкой отвечает. — Я же пирогов напекла, ягодный чай поставила. Мне будет неловко беседовать с гостем не накормив.

— Я не гость, а приехал оказать вам персональную услугу.

Та благополучно пропускает мимо ушей напоминание и скрывается внутри дома.

Жду Зинаиду недолго.

Она возвращается, держа в руках поднос. На нем праздничный сервиз из разряда тех, что на постоянной основе пылится серванте. И пироги. На вид аппетитные и пышные. Пахнут вкусно.

Во владениях Семенихиных я около десяти минут, но до сих пор не наблюдаю одного персонажа…

— А где ваш сын?

— Алёшка на ферме трудится. Он очень работящий каждую копейку в семью! С первыми петухами из дома ушел, вот не знаю, когда вернется…

— Полагаю, со вторыми петухами? — откидываюсь на стул.

У Зинаиды едва заметно дергается подбородок, оттого что сильно сомкнула челюсть, но тут же натянула улыбку.

— Вы не поняли. Я имела в виду, что мой сын ушел из дома на рассвете.

Да все я понял.

Разлив по чашкам чай, Зинаида плюхается за противоположную часть стола.

К еде не рвусь, а напоминаю о сути приезда. Достаю блокнот и готовлюсь записывать.

Помедлив, Зинаида сдается.

— Я тут в больницу обращалась с проблемой в ногах. Мне врачи не помогли, а только хуже сделали, собаки такие! — стучит ногтем по столу. — Таблетки поддельные назначили, теперь вообще ходить не могу. Абсцесс, наверное, начался, — хлопает себя по лодыжке.

Внимательно смотрю за ней.

— Значит, на правую ногу жалуетесь?

— Ага.

— А иск планируете подать комитету здравоохранения или коммерческому медицинскому центру?

Она, растерявшись, округляет глаза.

— На городскую больницу.

— Нога вы сказали, беспокоит левая?

— Левая! Ноет, сил нет.

— Или правая?

Лицо Зинаиды багровеет.

— Все болит, — говорит сквозь зубы.

Закрываю блокнот.

— Вы проиграете, потому что врете. Не в больных ногах причина. Так зачем вы меня позвали?

Не верю, что старушка, которая старательно убирает дом, вот-вот лишится ног. Да и к тому же путается в показаниях. На страдающую от деменции она тоже непохожа.

Опускаю взгляд, к наручным часам засекая остаток положенного для консультации времени.

— Ладно, — кряхтит, — раскусили. Я хотела поговорить про невестку. Я знаю, что вы связались с Нинкой, но предупреждаю, с этой девкой лучше дел не иметь. Она ветреная, совсем не подходит для семейной жизни. Нинка гуляла от Алёшеньки по кабакам с мужиками! Целой ордой бородатых верзил. А еще она ругается матом, засранка и…

Покашляв, перебиваю сердечную:

— Вы всерьез собираетесь жаловаться мне на Нину за пятьдесят тысяч рублей?

Зинаида наваливается на стол.

— Вас уберечь пытаюсь от такой халды и за внуков боюсь. Всю кровь выпьет, и жизнь сломает, как это было с моим сыном! Верной Нинка тебе никогда не станет. У Алёшки от ее стряпни аж кишечник раздражался. Хорошо, что я вовремя на подмогу явилась и переехала к молодым. Брось ты вертихвостку. Мне не веришь, у знакомых спроси, тех, у кого работала. Ее все увольняют. Обидно за тебя. Такой видный мужчина…

— А мы не на свидании, чтобы обижаться.

Зинаида ёрзает.

Я заметил, что и сама старуха то и дело посматривает на ходики, висящие на стене. Или за мою спину. Там как раз окно, ведущее во двор.

Зинаида просит паузу и грузно встает со стула. Шаркает из веранды в дом под предлогом принять лекарство.

А я остаюсь и тоже поднявшись, шагаю к окну. Отодвигаю штору. Ничего интересного во дворе не происходит. Вижу лишь стекло, засиженное мухами, которое мне очень захотелось помыть. И трупики высохших насекомых на подоконнике.

Заприметив спрятанную грязь, начинаю видеть ее повсюду, хотя изначально внимание бы не обратил. По углам паутина. Отодвигаю носком ботинка ковер и нахожу под ним заметенный мусор. Испытываю брезгливость.

Стало быть, ушлая свекровь несправедливо обвиняла Нину в неряшестве, если сама имеет за этим грешок. Она ждала меня и хотела произвести впечатление. Показать себя лучше, чем есть на самом деле.

Пауза затягивается, и я даже чувствую, что меня бросили.

Не выдержав, открываю дверь в дом. Прямо с порога в нос бьет ужасный смрад. Трудно описать словами ту вонь, вроде прелого тела вперемешку с успокоительными каплями и дерьмом. Мне захотелось блевать.

Красочно было на веранде, а внутри темно от нераздвинутых штор и коридор завален ветошью.

Дальше не захожу. Увольте.

Я наблюдал такое в практике с жильцами, что тащили с помойки всякий хлам.

В глубине дома слышится голос Зинаиды, кажется, она разговаривает по телефону.

— Ну, где ты потерялся? — шипит. — Я уже не могу тянуть время. Этот гад будто читает мои мысли. Я не знаю, как еще его отвлекать. Он даже не жрёт ничего. Что? С фермы не выезжал? Алёша, ты дурень. Ничего нельзя тебе доверить.

А время действительно заканчивается, чему я крайне рад.

— Не ори Алёша. Мама что-нибудь придумает. Уже придумала. Адвокат пожалеет, что замахнулся на Нинку. Мне не найти другой идиотки, эту забирать надо. Молодую жену хочешь? Тю! Ни одна дура не согласится жить с тобой, кроме Нинки.

Я бы поучаствовал в этих дворцовых интригах, если любезная Зинаида продлила консультацию.

Я не испытываю страх и полностью в себе уверен.

Иду к столу, выписываю чек. У меня все официально.

Возвращается Зинаида с ангельским выражением лица. Не слышал бы ее кулуарные беседы, точно не поверил, что эта милая женщина способна на скверные слова. В руке она держит пачку денег, перевязанную резинкой.

— Пересчитывать будете?

— Нет, но, признаюсь, эта была самая легкая консультация за последние годы, — чуть не смеюсь над ней.

Зинаида не оскорбляется, а будто расцветает сильнее.

— А мне-то как полегчало! Прямо камень с души упал!

На этом и прощаемся.

По пути в город я почти расслабляюсь, заранее планируя остаток дня.

Уже на подъезде телефон снова вспыхивает от звонка. Беспокоит Иллария владелица благотворительного фонда. Она приятная женщина. В разговоре не отказываю, хотя мог бы и пропустить.

— Максим Леонидович, спешу вам напомнить о своем дне рождения и официальном мероприятии. Оно запланировано на завтра! Вы же приедете?

— Да, как и обещал.

— Чудно! Но должна предупредить, что в ресторане, где пройдет церемония, будут присутствовать журналисты. Все дело в вас. Я все еще не могу забыть ту огромную сумму, что вы пожертвовали в фонд. С вашей помощью мы помогли семьям. Я хочу, чтобы как можно больше людей узнало о вашем щедром сердце.

— Неожиданно, — сбавляю скорость от услышанного. — Впрочем, лишняя реклама не помешает, но впредь, Иллария, очень прошу обсуждать такие вещи со мной заранее.

— Простите, мое упущение. Но я не могу перестать вами восхищаться. Иногда мысли о вас затмевают здравый рассудок! Моя вина…

Всегда лестно, если говорят такое, особенно женщины.

— Главное, теперь не забывайте.

— Хорошо. Название ресторана и время скину вам сообщением, чтобы не отвлекать лишний раз от важных дел.

— Тогда до встречи на празднике.

По возвращении домой ничего не предвещало беды, однако, еще поднимаясь в лифте на свой этаж, до слуха доносится жесткая музыка, похожая на рок. А с учетом того что квартира полностью занимает весь верхний ярус дома, начинаю испытывать странные сомнения.

Покидаю лифт.

Звук определенно исходит из квартиры.

Кроме того, возле порога я замечаю крайне разозленного мужчину, который бьет кулаком по двери и тычет пальцев в звонок, но ему никто не открывает.

— Гнилое отродие! — орет.

— Спокойно, — окрикиваю его, готовясь к предстоящему спору.

Но едва тот оборачивается на голос, как вся перспектива к конфликту исчезает. Мы узнаем друг друга мгновенно.

Высокий и возмущенный человек — мой давний клиент Андрей Ветров.

Мы познакомились в трудный для него час. Он обратился ко мне в фирму за помощью. Какие-то бессовестные завистники обвинили этого порядочного и святого человека в незаконном отъеме целой сети антикварных магазинов. В воровстве реликвий и лишения десятков работников своих мест!

Вранье полное.

Нам удалось доказать, что все было подарено Ветрову на добровольной основе. По совпадению прошлый владелец магазинов перед последним слушанием куда-то исчез и до сих пор не найден.

— Максим? — удивляется и вскидывает бровь. — Вот так встреча, а я как раз собираюсь вспомнить техники панкратиона на тех, — ударяет по двери, — оглохших идиотах.

— Похоже, разминаться придется на мне, — смеюсь. — Не знал, что ты мой сосед.

— Я сдаю квартиру этажом ниже. Жильцы позвонили с утра пораньше и жаловались на ужасный шум. Я решил не связываться лишний раз с полицией и приехал с другого конца города сам. Что происходит у тебя дома?

Знал бы я ответ на этот вопрос.

Андрей отступает.

Я подхожу к двери и достаю из кармана ключ.

— У меня там женщина, Андрей Вечеславович, — предупреждаю. — Мы с утра немного повздорили, наверное, она злится.

Лицо клиента тут же расслабляется, а по губам скользит улыбка.

Я так тоже улыбался, когда считал себя свободным от обязательств, как птица в полете. Именно так и ухмылялся, смотря на женатого брата.

— Моя кошка иногда злится, и тогда я глажу ее по спине или по животу.

— Жаль, что Нина не кошка, — отпираю дверь.

— Но это не значит, что не сработает.

Вместе входим в квартиру.

Нас чуть ли не отбрасывает от вибрации и гула как из самой преисподней. Настолько громко играет рок из колонок в гостиной, что, кажется, скоро из ушей пойдет кровь.

— Нина! — ору, но мой голос теряется среди всего этого хаоса.

Почувствовав неладное, быстро иду вглубь квартиры.

Я нахожу Ниночку живой, стоящей между диванов. Она распростерла руки, будто взывая к богу. Вдобавок к голове Нины с обеих сторон скотчем прикреплены две диванные подушки, защищающие слух.

Выяснять что-то сейчас бесполезно.

Беру со столика пульт управления системой дома и жму отмену. Сам раздражаюсь. Начинает болеть голова. Кнопки не срабатывают. Переворачиваю пульт и замечаю, что батарейки вытащены.

С какой-то безысходностью оглядываюсь на Ветрова.

Он, побледнев, озирается и, заприметив упаковку батареек на кресле, спешит выручать. Даже после этого ничего не выходит.

Иду к музыкальному центру и выдергиваю его нахрен за шнур!

Нина замечает меня и что-то объясняет.

Я все равно не слышу. Музыка продолжает орать. Впервые с таким сталкиваюсь.

— Надо закрыть квартиру и вызывать мастера, пока кто-нибудь из нас не лишился слуха! — докричавшись до Андрея, указываю в сторону двери.

Он мотает головой и хмурится, а затем шагает к источнику шума. С размаха ударяет кулаком по центру. На второй раз вдруг возникает тишина.

За звоном внутри головы мы не с первой секунды догадываемся, что все нормализовалось.

— Не шутите так больше, — хрипит Ветров.

— С этой женщиной я тебе ничего не могу гарантировать, друг.

Пожимаем руки на прощание.

У Нины подгибаются ноги. Она обессиленно падает на диван. Подхожу к ней и снимаю конструкцию с головы.

— Что случилось?

— А?!

— Не кричи, уже все хорошо.

— Проклятье, в ушах заложило, — стонет она. — Я всего лишь хотела чуточку послушать музыку, но твоя умная система едва не убила меня…жесть Макс…я ведь и правда думала, что умру. Все перестало реагировать. Я словно оказалась запертой в ловушке.

У нее от испуга на глазах блестят слезы.

Усаживаюсь рядом и, вспоминая совет Андрея, медленно глажу Нину вдоль спины, спускаюсь ниже и вновь возвращаюсь к лопаткам. А она утыкается щекой мне в плечо и с облегчением вздыхает, перестает трястись от шока.

Кажется, совет и правда рабочий.