Внеплановое отцовство для двоих (СИ)

Глава 6

Крадусь ближе, заглядываю в комнату и замечаю, что мужчина несколько секунд назад упал на пол, а теперь ругаясь, поднимается на ноги.

— Кто разлил воду? — спрашивает с меня.

В квартире Максима нет пушистых ковров. Пол почти везде выложен глянцевой плиткой. Он сам по себе гладкий, а если еще и влажный точно убьешься.

Наблюдаю, как адвокат рассерженно отряхивает одежду от невидимых соринок, и вспоминаю сыновей, так странно притихших как раз перед приездом Золотова.

Стало быть, мальчикам не понравился Максим Леонидович почему-то и они таким образом решили насолить ему. Других объяснений я не нахожу. Но рассказать Золотову насчет подозрений тоже не могу.

Стараясь не показывать внутреннее волнение, верчусь и осматриваю комнату.

— Уборщица? — отвечаю первое, что приходит на ум.

— Нина, кроме вас в доме, никого не было.

Вздыхаю и в дальнем углу спальни вижу дивный цветок в большом вазоне. Растение явно экзотическое, а, значит, прихотливое прям как Золотов! У основания стебли цветка похожи на трубки. Наверху они распускаются в широкие листья.

— Вспомнила! — звонко говорю. — Я собиралась полить вон тот цветок у тебя в комнате и случайно выронила стакан из рук, хотела вытереть лужу, да не успела. Ты вернулся и отвлек! Растение потрясающее, а ты совсем не следишь за ним.

Не знаю, как работает теория о том, что лучшая защита — это нападение, но Золотова, кажется, я с толка сбила. Это я делать люблю и умею!

Самодовольно подхожу к Максиму.

Он задумчиво рассматривает цветок, и вместе с тем вид адвоката до сих пор огорченный.

— Очень расстроился, а? — слегка дотрагиваюсь пальцами до его плеча и постукиваю. — Ну, хочешь, я вставлю в медальон твою фотографию и буду носить возле сердца?

Чтобы хоть как-то загладить вину, обнимаю Золотова за спину и прижимаюсь щекой к плечу, при этом тоже смотрю на диковинное растение.

— Трави эти байки кому-нибудь другому Ниночка, — конечно же, не верит в искренность медальона и сердца. — Меня только удивляет, как ты поняла, что цветку требуется вода?

— Для этого нужно быть в гармонии с природой Максим Леонидович, — заявляю. — Я чертовски внимательна к мелочам. Взгляни листики красивые, но чуть-чуть поникли. Значит, им не хватает влаги. Ну и пальцем в горшок потыкала…

Максим недоверчиво поворачивает ко мне лицо.

— И что и там нашла?

— Сухость!

Тихонько стукнув Золотова между лопаток отстраняюсь. Мужчина смотрит на меня как на чудаковатую.

— Нин, так цветок же искусственный. В горшке вместо грунта литой пластик…

Ох…а вот этого я совсем не учла… Как и в любой непонятной ситуации делаю невозмутимое лицо.

— Я и говорю, нащупала сухость! Воды там точно не было.

Пока Золотов ищет логику между поливом и искусственным растением, торопливо ретируюсь обратно к сыновьям.

Мальчики смирно сидят там, где оставили — на диване. Для пущей важности сложив ручки на колени.

Размещаюсь возле них на корточки.

— Вы совсем, что ли? — шепотом провожу профилактическую беседу. — Зачем разлили воду в спальне Максима Леонидовича? И даже не думайте отпираться. Кто, если не вы? Мы в квартире были одни.

Дима стыдливо опускает глаза.

Догадываюсь, что оказалась права.

— Потому что Максим Леонидович злой, — оправдывается Ваня, тоже шепотом. — Он лишь прикидывается хорошеньким. Так ему и надо…

— И как ты понял, что Максим Леонидович злой?

— Он…он… — так и не решается признаться.

Дима, поерзав на диване, встает на ножки и склоняется. Шепчет мне на ухо:

— Прости мамочка, что не признались раньше, но мы ездили на работу к дяде Максиму и просили, чтобы он помог выгнать папу из дома. Мы не любим папу и не хотим с ним жить. А дядя Максим высмеял нас и не помог.

Охаю и жадно глотаю ртом воздух. Я просто в шоке от услышанного. Только и делаю, что таращусь на Диму, а он глазки прячет. Поворачиваюсь к Ване.

— Это правда?

— Если захочешь поставить нас в угол, то неправда.

— Что? Когда это я вас наказывала?

— Бабушка Зина говорила, что надо всегда слушаться взрослых, иначе будет наказание.

— Ваша бабушка под старость лет совсем с рельсов съехала, — кручу пальцем у виска. — Даже не думайте принимать всерьез ее бредни! Каких взрослых слушаться? А если этот взрослый сумасшедший?

Смотрю на сыновей и понимаю, что поступила верно, решив навсегда отделаться от Семенихина. Мальчики не скучают по Алексею и, оказывается, хотели распрощаться гораздо раньше, чем затеяла я.

Интересно, а почему Золотов не рассказа мне о том, что уже общался с Димой и Ваней?

Ах…он же адвокат, конечно, и будет всегда покрывать своих подопечных.

— Солнышки мои любимые, — одной рукой прикасаюсь к Ване, другой к Диме собирая их вместе, — надеюсь, больше сюрпризов мне от вас не ждать?

— Нет, мамулечка, — в голос твердят мне.

Золотов, переодевшись в чистую футболку и спортивные штаны, идет в гостиную и видит нас. Я и мальчики, не сговариваясь, замерли и только посматриваем на Максима.

— Притихли как бедные родственники.

Буркнув, Золотов разворачивается, и слегка прихрамывая, бредет в кухню. Проверил, что мы на месте теперь можно и кофе попить или еще чего-нибудь сделать.

— Бедные и очень голодные до объяснений! — отвечаю на его издевку. — Нам желательно знать, сколько еще дней придется сидеть в квартире на вынужденных каникулах!

При слове «каникулы» у Ванюшки вспыхивает радостью взгляд, а вот Дима, напротив, осунулся. Ободряюще глажу по голове сыновей и встаю. Дефилирую в сторону кухни, не забывая при этом сопеть, чтобы Золотов уж точно понял степень моего недовольства.

— Ну-с? — замираю возле стола и царапаю ногтями его поверхность. — Что сказали в судебном отделе?

— Краснов порхал от перспективы уничтожить мою репутацию, тем самым избавившись от главного соперника и… — смотрит мне на пальцы, — Нин, столешница сделана из итальянского дерева, не порть ее будь так добра.

Удивительно, но сейчас Золотов даже не орет, а говорит с каким-то ледяным спокойствием.

— … Я же хороший человек, — продолжает. — Вот за что ты так со мной, Ниночка?

Убираю руку за спину.

— Хороший человек, Максим Леонидович, себе мордоворотов вроде Сильвестра не нанимает! — чуть посмеиваюсь над мужчиной. Но Золотов совсем не реагирует на мои шутки.

— Будет суд, — заключает он, все так же отрешенно рассматривает пустоту. — И я до сих пор не могу понять, на что ты надеешься, Семенихина?

Отодвигаю стул и усаживаюсь рядом с Золотовым. Только сейчас до меня долетает аромат из кружки Максима. Он пьет совсем не кофе, а кое-что поинтереснее для успокоения души и нервов. Вот поэтому адвокат реагирует на все с прохладцей.

— Эх, Максим Леонидович, — шепчу, чтобы сыновья не услышали, — любишь на посвящение в студенты развлекаться, люби и по судам ходить…

— Ты о чем?

Наконец Золотов не только слушает меня, но и слышит, а не так, как было в массажном салоне.

— Тебе же было хорошо той ночью в общежитии? Ты был молод и горяч…

Максим задумчиво растирает пальцами подбородок и, наверное, мысленно воссоздает события из прошлого.

— И?

— Мне тоже было нормально. Именно нормально, обойдемся без лести.

— Что?! — запоздало восклицает. — Да как ты смеешь?! — не выдержав, встает. — Очередная провокация? У тебя под одеждой спрятан диктофон? Что за бред ты несешь Нина?

Беру кружку Золотова. Понюхав, на глоток соблазняюсь сама, а то сердце в груди уж очень заколотилось. После предлагаю Максиму.

— Выпей еще снадобья. Ты был в таком затуманенном сознании, что и не помнишь меня… и думаю половину того праздника тоже.

И я, конечно, угадываю. Золотов на мои предположения реагирует мгновенно, опустошая залпом напиток для душевной гармонии.

Клочок той ночи навсегда выпал из памяти Максима, оттого он сейчас поглядывает на меня настороженно, будто считает, что я вру, и решила воспользоваться ситуацией.

Хлопаю себя по платью, демонстрируя Золотову, что никаких предметов шпионажа на мне нет.

Максим разочарованно опускает голову.

— Хочешь, чтобы все случилось по закону?

— Сначала было по обоюдному согласию, а теперь да, по закону.

— Ладно, — кривится он. — Ты Семенихина даже представить не можешь, с кем связываешься. Против кого собралась в суде выступать.

— У меня выбора нет.

Внезапно мы оба замолкаем, прислушиваясь к тоненькому голоску Димы. Сынок с кем-то разговаривает, и это точно не Ваня, ведь ответов после заданных Димой вопросов нет.

— Секундочку Максим Леонидович, — предупреждаю я. — Чуть позже меня расчихвостите и оскорбите. Ждите тут и никуда не уходите!

Быстро иду к мягким диванам. Вани в гостиной уже нет. Дима забрался с ножками на диван и разговаривает по моему телефону. Всей сути я не успеваю понять, слышу только:

— Да, бабушка, мы теперь живем очень высоко в красивом доме. Ага, мама тоже с нами и еще какой-то дядька…

Моя вина, что не сказала мальчикам держать язык за зубами! Свекровь тоже хитрая! Собиралась снова меня обругать, а как внук трубку взял, то сразу прикинулась любящей, соловьем на том конце трубки заливается, лишь бы Дима, если что, рассказал о старухе только положительное!

— Дим, дай мне поздороваться с бабушкой.

Прошу Диму ласково. Тот не считает нужным сказать Зинаиде Васильевне, что передает телефон, а просто протягивает устройство мне. Тут же шагаю в дальнюю часть квартиры, в укромный уголок между окном и книжным шкафом.

— Димочка, папа плачет без тебя, сынок, — блажит свекровь и давит на жалость. — Я плачу. Милый ты наш как же плохо без тебя…

— Опеку ты хочешь над мальчишками взять и задарма деньги от государства получать! — шиплю ей в трубку. Свекровь даже ойкает от неожиданности, услышав меня, а не внука. — Сроду дети тебе не сдались, а Лёше тем более. Что не выстроилась очередь невест за вашим драгоценным сыночком? Мной снова хотите управлять через детей?

Та фырчит и тяжело дышит.

— Ах ты змея неблагодарная! Пропащая девка. Еще кровать Алёши после тебя не остыла, а ты уже по другим прыгаешь? Гадина такая. Ты не мать, а кукушка! Тьфу на тебя зараза, порчу наведу, будешь знать!

Оправдываться перед свекровью не собираюсь. Она все равно не поверит.

— С ума только не сходите, Зинаида Васильевна, — закатываю глаза в потолок.

— Ну-ну, море слез прольешь! На коленях приползешь, а мы тебя на порог не пустим и калитку перед носом захлопнем. А внуки будут со мной жить. Я добьюсь этого!

В магию я не верю.

Если бы и правда работали всякие сглазы, то на верхушке мира сего были очень сильные колдуны, обложки модных журналов пестрили ясновидицами. Фармакология давно разорилась за ненадобностью препаратов, а вместо таблеток и пилюль знахари бы просто поплевали на пациента и попрыгали с бубном.

Но свекровь очень повернута на эзотерике.

Я же считаю ее двухвосткой. С утра значит, она богу молится, а как что не так, то на темные силы уповает и запугивает. Раньше она в газетах выискивала статьи с магическими обрядами и вырезала странички, а как эволюционировала до интернета так, вообще, гуру себя стала считать.

Вот научила же на свою голову пользоваться свекровку глобальной сетью!

С каждым новым днем я все больше отвыкаю от бывших родственников. Мне уже не кажется, что без мужа и его матери я не смогу справляться с детьми. Мы с мальчиками не голодаем. На меня добавились бытовые дела, которые выполняла свекровь, но это не критично. Теперь я могу не подбирать слова и не бояться обидеть душевную организацию Зинаиды Васильевны, как было прежде. И ко всему это она стала угрожать первой!

— А поздно, мама, порчу на меня наводить. Я уже на вас такую хворь наслала, что мало не покажется, — еле сдерживая смех импровизирую. — Помните деревянную шкатулку, которую вы невозмутимо украли у меня и сунули в свой чемоданчик? Я же специально не настаивала и отдала вещицу. А знаете почему? Она не для бус была, уготована, а для вашего праха! У-ха-ха!

На том конце трубки очень тихо.

Настолько что слышу, как вдалеке кукарекает петух. Семенихины теперь сельские жители. Они далеко от меня. Могу лишь посочувствовать их соседям.

— Ты врешь! — отзывается свекровь.

Из динамика раздается скип, похожий на дверной.

— Конечно, вру-вру, что вы побежали шкатулочку поскорее выбрасывать на перекресток. Не сжигать, чтобы развеять все колдовство, а выкинуть в надежде, что подберет кто-то другой и на него переползет порча, а вы останетесь целехонькой. Как это подленько Зинаида Васильевна…

— Ничего такого! — свистит мне в трубку. Совсем неубедительно.

А после зовет своего любимого сыночка, хотя я не просила. Когда у свекрови заканчиваются аргументы, она предпочитает скинуть с себя бремя общения и спрятаться за спину Алексея. А еще приукрасить и нажаловаться, что это я неуважительно к ней отношусь и ни во что не ставлю. Наябедничав, передает ему телефон.

Лёша, как всегда, за маменьку, причем, даже если она откровенно виновата, муж выдумает самые фантастические теории, лишь бы ее оправдать.

Сейчас же роль агрессора на мне, поэтому Алексею не нужно напрягать мозжечок.

— Совсем страх потеряла, да? Как ты с матерью моей разговариваешь? Думаешь, ушла из дома и я тебя теперь больше не найду?

— О тебе, Лёша, я не думаю совершенно! И почему ты возле юбки Зинаиды Васильевны? Ты ведь должен быть на работе или уволили уже? — хихикаю.

В квартире Золотова мне неспокойно. Это не лучшее место для жилья, но, по крайней мере, оно предоставляет свободу слова для Семенихиных.

Я так вовлекаюсь в перепалку с бывшим супругом, что чувствую азарт и перестаю замечать реальность. Только фильтры на детей стоят на первом плане в моей голове. Но разговариваю я негромко и периодически оглядываюсь по сторонам, проверяя, нет ли сыновей поблизости.

Выслушиваю оскорбительные прилагательные от Алексея и, дождавшись своей очереди, набираю в рот воздуха, чтобы без остановки вылить заслуженный ушат грязи на мужа.

Неожиданно ощущаю, как тяжелая ладонь опускается мне на плечо. Согревает кожу через плотную ткань вязаного платья.

— Нин, ты долго еще? — без злого умысла интересуется Золотов, а скорее от нетерпения.

— Да, Максим, чуть-чуть и освобожусь, — отстраняю телефон и прикрываю ладошкой динамик.

Такое впечатление складывается, что из желающих меня поругать скоро образуется колонна! Адвокат ведь тоже не закончил со мной спор и устал ждать. Золотов кивнув, тактично дает мне договорить. Зато Алексей все-таки сумел расслышать посторонний мужской голос.

— Ты там не одна? Правильно мать говорила, что ты падшая. Этого я тебе не прощу Нинок, — басит Лёша, оттого что я посмела задеть его самолюбие. — Я найду тебя и убью! Ходи и оборачивайся, усекла?

От угроз по телу проносится нехороший холодок. Взаимные оскорбления начинают перерастать в нечто большее, и я поддерживать такое не намерена.

— Погавкай мне тут! — недовольно ответив, сбрасываю звонок.