Во власти мечты

16

Салли и Элейн отправились на Баркли-сквер попрощаться с герцогиней перед отъездом в Корнуолл. Элейн была приятно взволнована предстоящей поездкой и ее детская непосредственная радость словно оживила старый притихший дом. Даже слуги улыбались при виде счастливого личика девочки. Их лица разглаживались и делались моложе, они будто забывали о своих годах и привычке ворчать по каждому поводу.

Герцогиня была в гостиной. Она сидела на софе у окна, укрытая старой, немного вытершейся норковой накидкой. Пожилая леди очень обрадовалась приходу Салли и Элейн. Ей очень полюбилась милая, добрая, сообразительная девочка с солнечной улыбкой и прекрасными манерами.

— Мы пришли попрощаться, — сказала она герцогине и тут же добавила: — Нам очень жаль, что вы не едете вместе с нами.

Герцогиня улыбнулась, и Салли вдруг поняла, какой красивой была эта дама когда-то. Сколько бы лет ей сейчас ни было, она не утратила своего неповторимого очарования.

— Спасибо, дорогая, — ответила она Элейн, — но, к сожалению, я бы доставила вам слишком много хлопот. Достаточно с вас одного инвалида.

— Но Энн не будет инвалидом долго, — запротестовала Элейн. — Мисс Гранвилл говорит, что она быстро поправится на морском воздухе. Она уже вставала и ходила вчера. Все было хорошо, только Энн жаловалась, что еще нетвердо держится на ногах.

— Так всегда бывает, когда долго пролежишь, — заметила герцогиня и спросила у Салли: — Как здоровье вашей сестры?

— Поразительно хорошо, учитывая все обстоятельства. Но в Корнуолл она отправится все-таки в карете «скорой помощи». Доктор и слышать не желает о поездке на поезде.

— Правильно, — одобрила герцогиня.

— А мы поедем на поезде, — радостно сообщила Элейн. — В спальном вагоне! Ну, разве не здорово?

— Да, дорогая, просто чудесно, — согласилась герцогиня и взглянула на Салли.

— Мистер Данстен все устроил, — тихо проговорила Салли.

— А почему бы и нет? Он хочет, чтобы его ребенку было удобно, — заметила герцогиня.

Салли казалось, что взгляд герцогини пронзает ее насквозь. Девушка не сомневалась, что герцогиня считает, что мистер Данстен питает интерес к ней, Салли. Но рассказывать об истинном положении дел ей не хотелось. Хотя герцогине наверняка понравилась бы столь романтическая история. Салли только улыбнулась пожилой даме в ответ.

Но кое-что сегодня заставляло Салли нервничать. Энн поручила сестре ходатайствовать перед герцогиней за ее внука, Монтагью.

— Я обещала герцогу, что попытаюсь помочь, — сказала в то утро Энн. — Я не могу нарушить обещание, а сама сейчас не в состоянии пойти на Баркли-сквер. Поговорить о Монтагью необходимо до отъезда.

— Но здесь уж ничего не поделаешь, дорогая, — пыталась успокоить сестру Салли. — Ты сможешь обо всем поговорить после возвращения.

— До этого еще далеко, герцог будет разочарован. Кроме того, герцогине очень много лет…

Сестры замолчали, думая об одном и том же: герцогиня может не дожить до возвращения Энн.

— Сделай все возможное, Салли, — умоляла Энн. — Ты намного тактичнее меня в сложных ситуациях.

— Но мне будет очень трудно, — сопротивлялась Салли. — Она не знает меня так близко, как тебя, и может счесть подобные разговоры дерзостью с моей стороны.

— Ты умеешь говорить так, что это никогда никому не покажется дерзостью, — убеждала сестру Энн. — Кроме того, ты всегда добиваешься того, чего хочешь.

— В самом деле? — удивилась Салли.

— А разве нет?

— Не всегда. Пока не получается то, чего я очень-очень хочу.

— О, Салли, что ты имеешь в виду? Ну-ка, расскажи мне!

Салли покачала головой.

— Секрет, — сказала она и хитро улыбнулась, как бывало в детстве. — Но я сделаю все что смогу для внука герцогини, если у меня появится хоть малейший шанс.

— Какая ты хорошая, Салли, я буду просто счастлива, если тебе что-нибудь удастся.

— Не очень сильно надейся, — предостерегла Салли.

И вот теперь Салли смотрела на герцогиню и никак не могла решиться начать такой личный, даже интимный разговор. Элейн, не в силах усидеть на месте, с интересом рассматривала многочисленные безделушки: серебряные и фарфоровые чаши, табакерки, хрустальные флаконы для духов, шкатулки из слоновой кости.

— А что это, герцогиня? — спросила Элейн, взяв маленький серебряный ножичек удивительно тонкой работы, который даже можно было достать из маленьких ножен.

— Думаю, он предназначался для разрезания бумаги, — ответила герцогиня. — Когда-то давно дети подарили мне эту вещицу на Рождество. Стебби тогда было всего двенадцать. Наверное, он купил этот ножичек в Лондоне, собираясь домой на каникулы.

— Он такой красивый! — восхитилась Элейн.

— А есть у вас фотографии детей, когда они были маленькими? — спросила Салли, надеясь расположить герцогиню к откровенной беседе.

Герцогиня усмехнулась:

— Фотографии? Да у меня их сотни! Я, бывало, заставляла своих компаньонок вклеивать фотографии в альбомы, чтобы избавиться от их нудного нытья. Все альбомы вон в том книжном шкафу за роялем, если хотите посмотреть.

— Я бы с удовольствием, — откликнулась Салли. Она подошла к шкафу и нашла там целую стопку альбомов в голубых кожаных переплетах с золотыми герцогскими коронами. Она выбрала один наугад и отошла с ним к окну. Элейн с нетерпением смотрела на свою гувернантку, а затем спросила:

— Пока вы будете рассматривать фотографии, мисс Гранвилл, можно я навещу Долтона?

— Конечно, иди, дорогая, — разрешила герцогиня, прежде чем Салли успела произнести хоть слово. — Я ведь знаю, почему ты хочешь пойти к нему. Колотый сахар любишь? Когда я была маленькой девочкой, я тоже обожала это лакомство. Иди, иди, дорогая, только не ешь слишком много. А то мисс Гранвилл рассердится на меня.

— Не буду, — пообещала Элейн и опрометью бросилась из комнаты.

— Забавно, до чего все дети одинаковы, — заметила герцогиня, когда дверь за Элейн закрылась. — Мы грызли этот сахар в детстве, потом мои дети частенько бегали в буфетную. У Долтона там скопились большие запасы этого сахара, когда началась война. Думаю ни один визит моих детей не обходился без посещения буфетной. Да, меняются обычаи и моды, но дети всегда одинаковы.

— И это прекрасно, — с улыбкой ответила Салли, — и для нас, и для них. Пусть они не думают об атомных бомбах и реактивных двигателях, пока не минуют возраст, когда радуются кусочку сахара.

— А разве этот возраст проходит? — спросила герцогиня. — Разве мы все не ищем этот сахар так или иначе в любом возрасте?

— Пожалуй, вы правы, — признала Салли.

— Иногда находим, иногда — нет. Мне повезло. — Герцогиня тихонько вздохнула.

Салли открыла альбом на первой странице.

— Думаю, вам очень повезло, что у вас такая чудесная семья. Посмотрите, вот фотография, где сняты все. Какая вы здесь красавица! И дети такие милые!

— Принесите сюда!

Салли подсела к герцогине.

— Я помню, как делалась эта фотография, — сказала пожилая леди. — Тогда в Чейн приехал фотограф из Лондона. Конечно, все хотели выглядеть наилучшим образом, поэтому возникло немало споров и заминок. У Стебби пошла кровь из носа, и никак не удавалось ее остановить. Потом девочки начали ссориться, и одна другую схватила за волосы, а Кэтрин — да, кажется, Кэтрин — разревелась. Помню, муж на них очень рассердился. Мы все пошли в гостиную в весьма мрачном настроении. Фотография вышла бы ужасной, если бы Адриан, мой второй сын, не рассмешил бы нас всех. Он был такой чудесный мальчик. У него отлично получалось изображать других людей. И вот, когда мы все расположились, как велел фотограф, Адриан вдруг голосом викария провозгласил: «Помолимся!» Мы все рассмеялись, и фотография получилась отличная. Вот Адриан, — сказала герцогиня и указала на маленького улыбающегося мальчика рядом с отцом.

— Это он погиб в автокатастрофе? — тихо спросила Салли.

Герцогиня кивнула:

— Иногда я думаю, что все к лучшему. Если бы он не погиб, его бы убили на войне. Он наверняка захотел бы стать летчиком или придумал что-нибудь еще столь же безумное; но на самом деле он был уже не призывного возраста, и это разбило бы ему сердце. Он всегда хотел делать все лучше и быстрее всех. Милый Адриан! Он был просто моим сыном, а не одним из Чейнов.

— У него ведь есть сын, не так ли? — осторожно спросила Салли.

— Да, — ответила герцогиня после короткой паузы.

— Он похож на отца? Он тоже хочет делать все лучше и быстрее других?

— Не знаю, — ответила герцогиня. — Я не вижусь с ним.

— Как печально, — сказала Салли и, заметив, как глаза герцогини потемнели, быстро продолжила: — Я всегда считала, что это очень печально, когда члены семьи теряют связь друг с другом. У нас мало родственников, и я всегда завидовала большим семьям. Мой отец всегда считал, что семья не может считаться полноценной, если родственники не поддерживают отношения друг с другом. Однажды он рассказал мне о необыкновенном случае, который произошел с ним. Не хотите ли послушать эту историю?

Салли говорила с замиранием сердца, боясь, что малейшее упоминание о внуке сердило и волновало герцогиню.

— Да, продолжайте, — произнесла она через минуту не очень любезно. — Послушаем вашу историю.

— Это случилось давно, когда мой отец только приехал в Сент-Читас. Там жила одна женщина, у которой было пятеро сыновей. Однажды эта женщина послала за моим отцом, сказав, что умирает. Никто в этом не усомнился, потому что женщина была далеко не молода и уже давно болела. Она сказала отцу, что доверяет ему все свои сбережения, и попросила, чтобы он разделил поровну все нажитое между членами ее семьи. Муж той женщины был рыбаком и уже несколько лет как умер. К удивлению отца, женщина достала шкатулку, где было восемьсот фунтов: часть — золотом, часть — серебром и медными монетами. Всю жизнь она тайно хранила эту шкатулку под кроватью. Мало кто из рыбаков в те времена доверял банкам.

Мой отец спросил, как она желает поделить деньги, и женщина ответила, что поровну между ее четырьмя сыновьями. Но отец точно знал, что сыновей — пятеро. Женщина не соглашалась и все твердила, что их четверо. Но моего отца не так просто было сбить с толку. Он знал эту семью с детства, и ему было известно, что самый младший из сыновей, Альберт, как-то сильно поссорился с матерью и убежал из дома. Это случилось зимой 1914 года. Тогда ходили слухи, что он поступил на службу в армию. Женщина упрямо стояла на своем: деньги разделить поровну между четырьмя сыновьями. Устав спорить, отец согласился с ней и, забрав шкатулку домой, хранил ее до смерти женщины.

Умерла миссис Маллин, так звали ту женщину, через три месяца. Мой отец почувствовал это. Папа проснулся вдруг среди ночи со странным ощущением, что миссис Маллин зовет его. С минуту он прислушивался, не стучит ли кто в дверь, не пришли ли за ним, но все было тихо. Однако ощущение не покидало его, и отец решил немедленно отправиться в дом миссис Маллин. Как только он подошел к двери, навстречу ему вышел один из ее сыновей и очень удивился, увидев моего отца. Оказалось, он действительно собирался пойти за викарием, потому что миссис Маллин скончалась двадцать минут назад. Мой отец утешил семью и распорядился насчет погребения.

Последующие несколько дней отца не покидали мысли об усопшей. Что бы он ни делал, ему казалось, что она рядом. Сначала он решил, что это просто игра воображения, но потом пришел к выводу, что это не так. В глубине души он считал, что женщина чего-то хотела от него.

После похорон наступил момент, когда он должен был сообщить семье последнюю волю покойной. Он рассказывал мне, как вошел в маленькую гостиную в доме миссис Маллин, а там были четыре ее сына со своими женами. Мужчины выглядели как-то неестественно в костюмах вместо рыбацких роб. Все женщины были в черном, с красными от слез глазами. Мой отец принес и поставил на стол перед ними шкатулку с деньгами, которую отдала ему миссис Маллин. Он начал говорить о последней воле их матери, и его все не покидало ощущение, что она сама присутствует при этом. Казалось удивительным, почему другие не замечают ее присутствия. Наконец, сказав о ней добрые слова, отец перешел к наследству. Он сказал: «Вот деньги, которые должны быть поделены между вами пятерыми». К своему большому удивлению, он произнес «пятерыми», хотя вовсе не собирался так говорить. И после этих слов отец почувствовал, что теперь миссис Маллин ушла окончательно, и ощущение ее присутствия больше никогда не тревожило его.

Салли замолчала. Она почему-то не решалась взглянуть на герцогиню. Только через несколько секунд девушка продолжила:

— Пятый сын вернулся домой год спустя. На войне он потерял руку, но получил благодарственную грамоту и звание сержанта. Все очень гордились им. Через некоторое время он женился на местной девушке, а на деньги, оставленные матерью, открыл небольшой бакалейный магазинчик. Они так и живут в Сент-Читасе. Я их хорошо знаю.

Герцогиня молчала, Салли, чтобы сгладить неловкую паузу, быстро перевернула страницу альбома.

— А вот фотография, когда ваши дети уже постарше, — сказала она.

Но герцогиня словно не слышала.

Салли досмотрела альбом и поднялась, чтобы пойти за другим. Она старалась держаться свободно и естественно, не показывая своего волнения. Герцогиня сидела, хмуро окидывая комнату невидящим взглядом, будто перед ней проходили призраки прошлого. Когда Салли вернулась со следующим альбомом, она сказала:

— Интересно, остался бы ваш отец и в старости истинным христианином, каким он был в молодости? Когда мы стареем, мы делаемся нетерпимее.

— Но тогда вы наверняка достигли того возраста, когда, зная об этом, легче стать более разумным, — сбивчиво проговорила Салли.

Неожиданно герцогиня рассмеялась.

— У вас, похоже, на все готов ответ, — сказала она. — Интересно, когда вы доживете до моих лет, будете ли вы считать, что это так легко: воспитать детей, и только изредка их видеть, сделать все возможное для внуков, и считаться у них старой дурой?

— Уверена, что они так не думают. Они просто боятся вас.

— Но вы же не боитесь, — резко возразила герцогиня.

— Но я не ваш внук.

Уже в следующий миг Салли пожалела, что эти слова сорвались у нее с языка. Но герцогиня только тихо спросила:

— Кто рассказал вам о моем внуке?

— Энн.

— А кто рассказал ей?

— Думаю, герцог. Видимо, он, да и все ваши дети, сильно обеспокоены возможной ссорой, которая может разъединить семью.

На минуту снова воцарилось молчание, а затем Салли очень мягко проговорила:

— Они тоже очень любили лорда Адриана.

Герцогиня сделала нетерпеливый жест.

— Любили? Да что они знают о любви? Он же не их сын! — Вдруг ее тон изменился. — Возможно, вы правы, дорогая. Думаю, они все любили друг друга.

— И если его так не хватает всем вам, то как, должно быть, его не хватает собственному сыну!

— Вот еще! — сердито воскликнула герцогиня. — Монтагью всегда казался абсолютно бесчувственным молодым человеком!

— Может, он просто не умеет выражать свои чувства, а может, ревнует к вам!

— Ревнует ко мне? — Герцогиня в полном изумлении уставилась на Салли.

— Да. Когда любят одного и того же человека, часто возникает чувство ревности. Не знаю, может, это мне только кажется, но я не могу отделаться от ощущения, что Монтагью очень любил своего отца. Его просто невозможно было не любить. Поэтому он и обижается на вас.

— Клянусь, мисс, — снова воскликнула герцогиня, — вы делаете потрясающие заявления. Возможно, в чем-то вы правы. Адриан обожал меня. Никто никогда не сомневался в этом. Я часто думала, что собственная жена ревновала его ко мне.

Салли благоразумно промолчала. Вернулась Элейн. Губы у нее были липкие от сахара, и выглядела она абсолютно счастливой.

— У него есть маленький корабль в бутылке, — сообщила она Салли. — Долтон даже не представляет, как он туда попал! Он считает, что это чудо, и я тоже!

Салли посмотрела на часы.

— Нам пора возвращаться домой. Нужно закончить сборы.

Салли встала, и альбом, лежавший на ее коленях, упал на пол.

— Осторожно, мисс Гранвилл! — сказала Элейн, поднимая альбом.

Несколько фотографий выпали из него.

— Простите мою неловкость, — извинилась Салли, подбирая фотографии. — Пожалуйста, простите. Положить их обратно?

Герцогиня протянула руку и сказала:

— Дайте мне.

Салли подала фотографии. Герцогиня просмотрела их и разложила в определенном порядке.

— Это Монтагью, который вас так интересует, — сказала она, подавая Салли фотографию молодого человека в форме гренадерского полка.

Салли внимательно рассмотрела фотографию и с трудом воздержалась от комментариев.

— Спасибо, что позволили посмотреть, — только сказала она.

Герцогиня положила фотографию рядом с собой. Салли не сомневалась, что она будет снова и снова рассматривать ее, когда гости уйдут.

— До свидания. Энн скоро поправится и вернется к вам, — пообещала Элейн.

— Спасибо, дорогая, будь осторожна сама и позаботься о мисс Гранвилл.

— Обязательно, — пообещала Элейн.

— До свидания, герцогиня, — попрощалась Салли.

Когда они подошли к двери, герцогиня, отчетливо произнося каждое слово, сказала:

— Скажите сестре, что вы успешно справились со своей миссией.

Салли на секунду задумалась.

— Вы хотите сказать, что напишете внуку? — спросила она.

— Полагаю, да. Возвращаться и преследовать вас всех, чтобы закончить незавершенные дела, — такая морока. После смерти я хочу покоя и тишины!

Несмотря на язвительность последнего замечания, Салли не сомневалась, что на самом деле герцогиня рада принятому решению. Девушка, повинуясь своим чувствам, подошла к старой леди.

— Я так рада, — мягко сказала она, а затем наклонилась и прижалась губами к худенькой руке. — Я так рада! — повторила она и поспешила за Элейн, но, обернувшись, увидела, что на лице герцогини появилась ласковая, нежная улыбка.

Салли и Элейн вышли из особняка. Девочка радостно и беспечно щебетала о предстоящей поездке, а голова Салли была занята совершенно другими мыслями.

Ее мучили два вопроса: как ей связаться с Монтагью и как уговорить его пойти на примирение с бабушкой?