Во власти мечты

4

Мэриголд вручила письмо надменной молодой даме в светлосером платье и осталась ждать в величественном холле мастерской Майкла Сорреля, когда письмо попадет в руки мисс Слоу.

Широкая лестница некогда шикарного лондонского особняка была устлана серым ковром, и по ней спешили вверх и вниз молодые девушки в аккуратных серых платьях такого же оттенка. Были они очень похожи друг на друга: тщательно уложенные волосы, алые губы и густо накрашенные ресницы. Все эти девушки казались счастливыми и довольными, и Мэриголд вдруг ужасно захотелось быть одной из них. Она живо представила себя, такую стройную и красивую, в сером элегантном платье и заодно подумала, что пора бы сменить прическу. Сделать что-нибудь, что подчеркивало бы роскошный огненно-рыжий цвет волос, который многие женщины безуспешно пытались скопировать.

Телефон непрерывно звонил, клиентки в невообразимо забавных и элегантных шляпках входили и выходили. Девушка, сидевшая за столом, все время разговаривала по внутреннему телефону.

— Алло, мастерская? Скажите мадам Ивонн, что пришла леди Сейнсфорд.

— Алло, закройщики, передайте месье Ани, что миссис Кардью спрашивает насчет примерки.

— Попросите мисс Хелин пройти в демонстрационный зал. Там ждет леди Дженкинс.

Звонки и разговоры длились бесконечно. Мэриголд смотрела, слушала, наблюдала. Через десять минут появилась девушка, которой Мэриголд отдала письмо, и сообщила:

— Мисс Слоу ждет вас. Прошу сюда, пожалуйста.

Мэриголд проследовала за девушкой по коридору, затем они вошли в лифт и поднялись на несколько этажей. По дороге Мэриголд разглядывала свою спутницу. Она была элегантна и красива, но красота эта была какая-то холодная. Мэриголд попыталась расспросить, нравится ли ей работать здесь, но наткнулась на вежливую сдержанность и была вынуждена замолчать. Когда кабина лифта, вздрогнув, остановилась, девушка распахнула дверцы и Мэриголд вышла первой.

— Прошу сюда.

Распахнулась еще одна дверь, и Мэриголд оказалась в небольшой изысканно обставленной комнате. За столом спиной к окну сидела и что-то писала молодая женщина. Мэриголд робко сделала несколько шагов вперед и услышала, как дверь за ней закрылась. Прошло несколько секунд, но вот молодая женщина взглянула на посетительницу. Мэриголд увидела, что она очень красива. Темные волосы откинуты назад со лба, красиво изогнутые брови вразлет, глаза удивительного голубого цвета под густыми ресницами. Мисс Слоу встала, подала руку.

— Здравствуйте, мисс Гранвилл, присаживайтесь, — и указала на стул, стоявший у стола, а сама села на прежнее место, вертя карандаш в тонких изящных пальцах с длинными ногтями, покрытыми алым лаком.

— Итак, вы подруга Питера Эрда? — спросила Надин Слоу, медленно, даже протяжно выговаривая слова, что, как почувствовала Мэриголд, было на самом деле не свойственно ей.

— Да. Он любезно согласился дать мне рекомендательное письмо.

Мэриголд надеялась, что ее не будут расспрашивать о том, как давно они знакомы. Надин Слоу снова взяла листок со стола и еще раз перечитала.

— Он пишет, что вы хотели бы работать манекенщицей. У вас есть опыт?

— Боюсь, нет.

Надин Слоу заглянула в письмо, и Мэриголд показалось, что лицо ее выразило неодобрение.

— Очень жаль, — сказала Надин, — но, полагаю, у вас подходящий размер. Ну-ка, встаньте.

Мэриголд встала, чувствуя себя довольно глупо.

— А теперь пройдитесь по комнате. Теперь назад. Спасибо.

Она откинулась на спинку стула. И вдруг Мэриголд поняла, что это собеседование заставляет Надин Слоу чувствовать себя так же неловко, как чувствует себя она сама.

«Интересно, не влюблена ли она в Питера?» — подумала Мэриголд, но поскольку ей очень хотелось получить работу, сказала вслух:

— Было очень любезно со стороны мистера Эрда дать мне рекомендательное письмо к вам. Я ему крайне признательна.

— Не сомневаюсь. Питер редко совершает любезные поступки, если это не в его интересах.

В голосе Надин Слоу прозвучал сарказм. Она снова взглянула на письмо, и Мэриголд показалось, что Надин просто ищет предлог, чтобы отказать ей. Она наблюдала, как дама беспокойно вертит в руках карандаш, периодически постукивая им по столу. Наконец, похоже, Надин приняла решение.

— Вообще-то у нас есть вакансия в демонстрационном зале, — сказала она. — Если вы согласны пройти испытательный срок в течение месяца, посмотрим, что из этого выйдет.

Сердце Мэриголд подскочило от волнения.

— Спасибо! Большое вам спасибо! Вы так добры.

— Конечно, я не могу сейчас гарантировать, что мы оставим вас, — продолжала Надин Слоу. — Мы ждем профессионализма и высокой работоспособности от наших манекенщиц. Для начала вы будете получать семь фунтов десять шиллингов в неделю. Работать будете с девяти утра до шести вечера.

— Когда мне начать? — спросила Мэриголд.

— В следующий понедельник. Лучше придите заранее и спросите мадам Мари: она руководит манекенщицами.

— Спасибо. Я вам очень благодарна.

Надин встала.

— Надеюсь, вам понравится работать у нас, — сказала она довольно холодно. — Полагаю, вы увидитесь с Питером. Передайте, что я всегда рада оказать услугу старому другу.

— Обязательно передам, — пообещала Мэриголд.

Надин нажала кнопку звонка на столе. Дверь распахнулась, и появилась та же девушка, что сопровождала Мэриголд сюда.

— До свидания и еще раз благодарю, — повторила Мэриголд.

Пожимать ей руку на прощание Надин явно не собиралась.

— До свидания, мисс Гранвилл, — сухо ответила она.

Мэриголд вошла в лифт, и девушка в сером закрыла двери. Теперь, выйдя из кабинета Надин Слоу, Мэриголд не могла скрыть переполнявшие ее чувства.

— Я буду здесь работать, — сказала она своей провожатой.

Девушка посмотрела на нее без всякого интереса:

— Надеюсь, вы будете довольны, а я ухожу.

— О, извините!

Мэриголд почувствовала, как легкая дрожь пробежала у нее по спине. Она прекрасно поняла, что не понравилась Надин Слоу и что ей дали работу только благодаря Питеру. Со страхом она думала о будущем. Но пребывать в подавленном состоянии дольше нескольких минут было не в ее характере.

Домой Мэриголд полетела, как на крыльях, и только у дверей «Головы сарацина» вспомнила, что дома сейчас никого нет. Она посмотрела на часы. Было всего одиннадцать. Они с сестрами договорились встретиться за обедом в маленьком недорогом кафе на набережной, где обедали каждый день.

Мэриголд решила позвонить Питеру и рассказать обо всем ему. Она дошла до телефонной будки в конце улицы, опустила монетку и набрала номер. Раздались гудки, но никто не ответил. Должно быть, он отправился в Сити продавать свои иллюстрации.

В порыве чувств Мэриголд позвонила в больницу Святого Антония. Почти неделю назад Дэвид прислал ей письмо, где сообщил, что едет в Лондон и что, как только сможет, обязательно навестит их, но пока встреча не состоялась. Хотя Мэриголд вовсе не скучала по Дэвиду, сейчас ей нужно было поговорить хоть с кем-нибудь, поделиться новостями.

Наконец она дозвонилась до больницы и долго ждала, пока позовут Дэвида. Наконец он взял трубку.

— Алло! — Казалось, он запыхался.

— Привет, Дэвид! Это Мэриголд.

— Мэриголд! Вот бы не подумал. Как у тебя дела? Что делаешь? Я надеялся, что смогу навестить вас сегодня вечером.

— Почему не заходил раньше?

— Я был ужасно занят. Сначала нужно было найти жилье, а теперь в больнице очень много работы. Не хватает врачей. У меня не каждый вечер свободен, но как раз сегодня я могу прийти к вам. Я хочу все узнать. Расскажешь обо всем, что вы делали это время.

— Я нашла работу!

— Молодец! Что за работа?

— Буду манекенщицей у Майкла Сорреля.

Дэвид присвистнул:

— Высоко метишь, да?

— Только лучшее достаточно хорошо для меня, — со смехом ответила Мэриголд.

— Хорошо платят?

— Неплохо.

Последовало недолгое молчание, затем Дэвид спросил:

— Мэриголд, ты скучала по мне?

Мэриголд колебалась, но все-таки решила хоть раз быть великодушной.

— Да, очень, — солгала она.

— И я ужасно по тебе скучал! Думал о тебе каждую минуту с тех пор, как ты уехала.

— Что ж, увидимся сегодня вечером, — сказала Мэриголд. — До свидания, Дэвид.

Она едва дождалась ответа, положила трубку и медленно пошла прочь от телефонной будки, спрашивая себя, зачем ей понадобилось звонить Дэвиду и подавать ему ложную надежду, если он ей совсем не нужен? Ведь она позвонила, просто чтобы поговорить с кем-нибудь!

По залитой солнцем улице Мэриголд дошла до самой реки. Оперевшись о парапет, она смотрела на сверкающую серебром водную гладь, на снующие по ней лодки, баржи, катера.

«Это Лондон! — думала девушка. — И я начинаю чувствовать почву под ногами. Но я хочу большего! Гораздо большего! Я хочу добиться успеха! Настоящего успеха!»

Мэриголд запрокинула голову и посмотрела в синее небо.

— Только небо — предел! — прошептала она и рассмеялась.

Вечером, когда пришел Дэвид, Мэриголд была в отличном расположении духа. Питер тоже зашел, чтобы узнать о результате переговоров Мэриголд. По выражению Салли, комната оказалась перенаселена. Стульев не хватало, поэтому на пол бросили подушки и уселись на них.

— Расскажите мне все, — попросил Дэвид.

На Питера он смотрел подозрительно, будто его обижало и возмущало, что кто-то чужой посмел подружиться с девушками, которых он знал с детства.

И Мэриголд, и Энн пытались говорить одновременно, но Мэриголд, конечно, настояла на своем. Она начала рассказывать, слегка преувеличивая, чтобы произвести более волнующее впечатление.

— Почему ты не сказал, Питер, что она влюблена в тебя?

— Потому что это не так, — возразил художник.

— Ерунда! Она бы не вела себя так, если бы не сходила с ума по тебе. Полагаю, Надин сделает все возможное, чтобы выставить меня вон и рассказать тебе, как я ужасна.

Питер, казалось, был недоволен.

— Я знаю Надин уже много лет, — сказал он, — и если она была резка с тобой, то у меня будет повод поговорить с ней об этом.

— Уверена, никто не сможет долго быть резким с Мэриголд, — мягко вмешалась Салли. Дэвид улыбнулся тому, как вовремя и точно Салли сказала то, что он и сам хотел сказать.

— А теперь я хочу рассказать о своей работе, — начала Энн.

Все с интересом слушали рассказ о Холстед-хаус и о старой герцогине. А когда все начали посмеиваться и поддразнивать Энн за то, что у нее появились связи в высшем свете, Дэвид обратился к Салли:

— А как твои успехи?

— Вот о чем мы все хотим узнать, — подхватила Мэриголд. — Салли не было целый день. Она пропустила обед и появилась за минуту до твоего прихода, Дэвид. Мы еще не успели расспросить ее. Давай, Салли, рассказывай! Хватит секретов!

Салли, сидя на подушке на полу, обвела всех взглядом и улыбнулась.

— Это не секрет. Я тоже нашла работу.

Сестры воскликнули в изумлении:

— Почему ты нам ничего не сказала? Что за работа? Рассказывай, Салли, мы больше не можем ждать!

Салли начала с самого начала. Она рассказала, что всегда хотела ухаживать за детьми.

— Я всегда их любила, — говорила девушка спокойным мягким голосом. — Помните, как мы с папой строили планы моего будущего? Мы решили, что у меня будут три мальчика и две девочки. Это было незадолго до его смерти. Папа всегда говорил, что я хорошо справляюсь с детьми. И твой отец, Дэвид, говорил то же самое. Он часто брал меня с собой, когда нужно было сделать укол какому-нибудь ребенку. Я чувствовала, что работать с детьми — мое призвание, но я не предполагала, что найти подходящее место так трудно.

Далее Салли рассказала, как она обходила один детский сад за другим и везде слышала одно и то же: либо штат полностью укомплектован, либо у нее недостаточно опыта. Наконец она пришла в хорошо известное агентство, которое специализировалось на подборе нянь и гувернанток.

— Я вошла туда с благоговейным трепетом, — продолжала Салли со смехом. — Когда я пришла, там сидели еще две этакие старомодные няни. Они посмотрели на меня так сурово, что я почувствовала себя маленькой девочкой, и мне захотелось поправить волосы и подтянуть гольфы. За столом сидела пожилая седовласая женщина, похожая на паука. Она-то и ведала делами. Эта дама мгновенно распорядилась, чтобы одна няня отправилась на собеседование к какой-то даме на Гросвенор-сквер[4], а другой объявила, что ее ждала некая леди, но она явилась с опозданием. Когда подошла моя очередь, я была так напугана, что даже голос потеряла и еле выговорила свое имя.

— Чем вы хотите заниматься? — спросила матрона, и я объяснила, что хочу работать с детьми. Она расспросила о моей семье, образовании; я даже была готова к тому, что вот-вот она потребует показать мои метрики. Но вдруг распахнулась дверь…

Дальше Салли рассказала, как уверенность покидала ее, и казалось, что шансы получить работу в этом агентстве таяли на глазах, когда в дверях вдруг появилась очень взволнованная высокая женщина. Она подошла к столу, отодвинула Салли и заговорила срывающимся на визг истеричным голосом:

— С меня достаточно, миссис Беллоус!

Миссис Беллоус, которая в это время записывала данные Салли, посмотрела на женщину с удивлением и сказала:

— А, это вы, мисс Харрис. В чем дело?

— Говорю вам, с меня достаточно, — повторила мисс Харрис, ударив кулаком по столу. Салли заметила, что женщина дрожит и едва сдерживает слезы. — Я хотела предупредить вас об уходе еще на прошлой неделе, но вы бы меня не отпустили, уговорили бы остаться, потому что отец ребенка в Париже. Но теперь мне безразлично, будь он хоть в Тимбукту! Я ухожу сейчас же! Весь этот дом ужасен, просто ужасен! Няня балует и портит девочку, а я потом должна возиться с ней! Я больше так не могу! Это действует мне на нервы. Я никогда прежде не работала в подобных условиях и не намерена продолжать. Я поддалась на ваши уговоры, миссис Беллоус, но теперь я отправляюсь домой.

Миссис Беллоус вздохнула.

— Хорошо, мисс Харрис, поступайте, как считаете нужным. Вы, конечно, понимаете, что, не предупредив заранее об уходе, теряете недельный заработок!

— Да я готова потерять годовую зарплату, но в тот дом не вернусь!

— Не знаю, даст ли мистер Данстен вам рекомендации, — сказала миссис Беллоус. — Если даст, я перешлю вам на домашний адрес.

— Спасибо, миссис Беллоус.

Теперь мисс Харрис говорила тише. Она как будто осела, сникла. Дав выход гневу, женщина, видимо, чувствовала себя опустошенной и измученной. Она постояла секунду в нерешительности, теребя ручки своей сумки, и вдруг сказала:

— Я буду рада, миссис Беллоус, если через неделю-другую вы найдете для меня другое место. Я не могу позволить себе остаться без работы.

— Посмотрим, что можно сделать, — последовал ответ. — Я надеялась, что вы сумеете удержаться на этом месте, но, если вы считаете это невозможным…

— Невозможным! Совершенно невозможным! Скажу откровенно, миссис Беллоус, нервы у меня не стальные. Я не могу изо дня в день терпеть грубость и дерзость.

— А, вот оно что, — протянула миссис Беллоус. — Я напишу вам, мисс Харрис.

— Благодарю.

Мисс Харрис направилась к выходу. Салли неожиданно стало отчаянно жаль ее. Девушка поняла, что перед ней уставшая женщина, которая скорее всего недоедает и чьи нервы совсем расшатались. Она казалась жалкой, подавленной и очень трогательной. Салли хотелось пойти за ней и сказать что-то доброе, ободряющее, чтобы избавить мисс Харрис от ощущения страха за свое будущее, но робость удержала ее на месте. Через секунду мисс Харрис скрылась за дверью.

Миссис Беллоус нажала кнопку звонка около стола. Открылась дверь с противоположной стороны комнаты, и появилась еще одна сотрудница агентства.

— Принесите мне папку с делом Данстенов, мисс Лейн, — распорядилась миссис Беллоус и обернулась к Салли. — Боюсь, вам придется подождать, мисс Гранвилл.

— Конечно, — ответила Салли.

Мисс Лейн принесла нужную папку, и миссис Беллоус стала перелистывать страницы.

— Мисс Харрис ушла, — сказала она.

Мисс Лейн удивленно воскликнула:

— Ушла? Уже? Она шестая за три месяца. Не представляю, кого туда можно послать.

— Но мистер Данстен полагается на меня. — Миссис Беллоус продолжала просматривать записи.

— Как насчет мисс Уэбстер? — предложила мисс Лейн.

Миссис Беллоус покачала головой:

— Нет, она занята. Я получила от нее письмо сегодня утром.

— Сейчас нет свободных людей, — сказала мисс Лейн. — Мисс Томлинсон больна. Она звонила вчера вечером и предупредила, что доктор запретил ей выходить на работу ближайшие шесть недель.

— Боже, Боже, вот незадача, — со вздохом сказала миссис Беллоус. — Я и в самом деле не знаю, что делать.

— А не могу ли я занять место мисс Харрис? — Робко спросила Салли.

Миссис Беллоус недоверчиво посмотрела на девушку, а мисс Лейн от неожиданности буквально открыла рот.

— О, боюсь, вы слишком молоды!

— Я поняла, что ребенок трудный, но, может быть, с молодой особой девочка лучше поладит.

— Ну, не знаю. — Миссис Беллоус посмотрела на мисс Лейн.

— А ведь это идея, — сказала та.

Миссис Беллоус снова перелистала бумаги в папке.

— Мистер Данстен вернется из Парижа в конце недели, но пока… Нет, не думаю, что у вас получится, мисс Гранвилл. Видите ли, это очень трудная работа. Возможно, самый сложный случай из всех, с какими нам приходилось сталкиваться.

Мисс Лейн печально кивнула:

— Это факт, миссис Беллоус. Самый трудный случай.

— Но вы только выиграете, если позволите мне попробовать, — не отступала Салли, — и ничего не потеряете!

Миссис Беллоус еще раз взглянула на девушку, и легкая тень улыбки пробежала по ее суровому лицу.

— Вероятно, это выход из сложившейся ситуации, учитывая внезапный уход мисс Харрис и то, что мистер Данстен еще в Париже… Я обещала ему, что непременно найду кого-нибудь присматривать за девчонкой.

— Сколько ей лет? — спросила Салли.

— Думаю, лет десять.

— Это кошмар, а не ребенок, — вставила мисс Лейн.

Миссис Беллоус строго посмотрела на свою сотрудницу.

— Скажем так, довольно сложный ребенок, — поправила она. — По крайней мере так считали все ее гувернантки. Но она единственный ребенок мистера Данстена, и он ее обожает. Ничто для нее не может быть достаточно хорошо, по его мнению.

— А кто он? — спросила Салли.

Миссис Беллоус с удивлением посмотрела на девушку.

— Неужели вы никогда не слышали о нем? Это крупный финансист Роберт Данстен. Его имя часто упоминается в газетах.

— Нет, никогда не слышала, — ответила Салли. — Но ведь деньги здесь не главное.

Миссис Беллоус вздохнула.

— Ни за какие деньги невозможно найти подходящую гувернантку для Элейн.

— Так ее зовут? — переспросила Салли.

— Да, Элейн, — ответила миссис Беллоус таким тоном, будто читала эпитафию.

— Позвольте мне попробовать с ней справиться, — попросила Салли. — А если у меня ничего не получится, я просто извинюсь и попрошу подыскать для меня что-нибудь полегче.

В этот момент раздался резкий телефонный звонок в соседней комнате. Мисс Лейн побежала отвечать и скоро вернулась. От ужаса глаза у нее буквально лезли на лоб.

— Это няня, — проговорила она. — Она почти в шоке.

— Переключите ее на мой телефон, — приказала миссис Беллоус.

Похоже, у няни было, что сказать, потому что прошло достаточно времени, прежде чем миссис Беллоус удалось вставить хоть словечко.

— Да… да… да… Понимаю… Да, я пришлю кого-нибудь прямо сейчас. Да, смею вас заверить, она подойдет. Да, очень сожалею насчет мисс Харрис, но она нехорошо себя почувствовала. Да, мисс Гранвилл, так зовут новую сотрудницу, сейчас подойдет. — Она вопросительно посмотрела на Салли, и та кивнула в ответ. — Да, сейчас же… Да, мне очень жаль. Конечно… Я позвоню мистеру Данстену, как только он вернется.

Она положила трубку.

— Няня очень расстроена внезапным уходом мисс Харрис. Вы действительно можете пойти туда прямо сейчас?

— Да, — подтвердила Салли. — Но у меня одно условие: я не хочу жить в том доме.

Миссис Беллоус перебирала письма.

— О, думаю, это не имеет значения. Мисс Харрис жила там, а мисс Джексон — нет. Это необязательно. Няня будит девочку по утрам и укладывает спать вечером. Уверена, будет достаточно вашего присутствия на время занятий.

— Очень хорошо, — обрадовалась Салли. — А какой адрес?

— Восемьсот семь, Парк-Лейн[5], — ответила миссис Беллоус. — Я очень надеюсь, что вы справитесь, мисс Гранвилл.

Она произнесла это так, будто вовсе не верила в успех дела, но с готовностью протянула руку, прощаясь.

— До свидания, миссис Беллоус, и спасибо, — сказала Салли.

Ей очень хотелось попросить миссис Беллоус пожелать ей удачи, но она решила, что это будет излишней вольностью, поэтому, пожелав себе удачи сама, побежала по указанному адресу.

Дом оказался многоквартирным. Привратник в зеленой ливрее проводил ее до лифта и отвез на верхний этаж. Дверь в квартиру мистера Данстена открыл слуга в ливрее. Салли объяснила, кто она. На секунду ей показалось, что в глазах слуги промелькнуло удивление и недоверие, но, не проявив своих чувств открыто, он с достоинством провел девушку через холл, открыл еще одну дверь и громко объявил:

— Мисс Гранвилл.

Салли оказалась в большой светлой комнате, вероятно, детской. Большие окна выходили в парк, повсюду лежали, стояли всевозможные игрушки. Салли подумала о том, что в жизни не видела такого большого кукольного домика и таких нарядных, дорогих кукол. Была там и игрушечная лошадка, и множество мягких игрушек, больших и маленьких, но все они выглядели так, будто никто никогда не играл в них.

В кресле у камина сидела седая пожилая женщина, а на подоконнике спиной к комнате стояла на коленях маленькая девочка и смотрела на улицу. Няня встала.

— Здравствуйте, — сказала она. — Полагаю, вы мисс Гранвилл от миссис Беллоус?

— Да. Миссис Беллоус попросила меня прийти немедленно, — ответила Салли.

— Я рада, что вы смогли прийти. Задала нам задачу мисс Харрис, уйдя так неожиданно. Не могу я понять этого, ей-богу! Ушла из-за небольшого спора за завтраком. Элейн и сказала-то всего несколько слов. Так нельзя! Я так и сказала миссис Беллоус. Нельзя так поступать! Я и мистеру Данстену скажу то же самое, когда он вернется.

— Думаю, мисс Харрис заболела, — примирительно заметила Салли.

Она посмотрела на девочку, которая стояла на том же месте, не шелохнувшись. Няня тоже посмотрела на свою воспитанницу.

— Элейн, иди поздоровайся с мисс Гранвилл. Иди, дорогая, будь хорошей девочкой.

Элейн не шелохнулась.

— Ну же, Элейн, не упрямься и поздоровайся! У нее такие прекрасные манеры, когда она сама этого захочет, — тихо добавила няня, чтобы слышала только Салли.

Элейн по-прежнему не двигалась с места. Няня начала терять терпение.

— Элейн, пора начинать урок, ты же знаешь. Будь хорошей девочкой и не показывай сразу мисс Гранвилл, какой упрямой можешь быть.

— Я не буду заниматься, — медленно и очень четко проговорила Элейн.

Напряженный высокий детский голосок как будто вернул Салли в далекое прошлое. Так говорила Мэриголд, когда капризничала или обижалась. Уговоры няни начали надоедать Салли.

— Не беспокойтесь, няня, — тихо сказала девушка. — Мне кажется, сейчас Элейн не расположена заниматься уроками.

— Надеюсь, мисс Гранвилл, вам удастся справиться с ней как-то по-своему, — ответила старушка. — Оставлю-ка я вас вдвоем, чтобы вы могли познакомиться и подружиться. Надеюсь, Элейн будет паинькой, — многозначительно добавила няня, глядя в сторону девочки, но та никак не отреагировала. — Если я понадоблюсь, мисс Гранвилл, только позвоните в колокольчик, и кто-нибудь из слуг позовет меня.

— Большое спасибо, — поблагодарила Салли.

Няня ушла, закрыв за собой дверь, а Салли села в кресло у камина. На полу лежала газета. Она подняла ее и стала просматривать страницу за страницей. Через несколько минут маленькая фигурка на подоконнике зашевелилась и обернулась. Девочка окинула взглядом комнату, увидела, что Салли все еще здесь, и отвернулась снова. Молчание длилось довольно долго, но любопытство все же взяло верх. Она снова обернулась. Салли продолжала читать газету. Элейн поерзала на подоконнике, желая привлечь к себе внимание. Но, не добившись этого, вынуждена была повернуться к Салли. Девочка прямо смотрела на новую гувернантку.

— Я не хочу делать уроки, — заявила она.

В голосе ее прозвучал вызов. Салли оторвалась от газеты.

— Прости, что ты сказала?

— Я не хочу делать уроки, — повторил ребенок.

— А я и не заставляю тебя, — дружелюбно ответила Салли. — Я тоже не хочу тебя учить.

Элейн изумилась.

— Вы не хотите учить меня? А зачем вы тогда здесь?

— Мне нужна работа, — просто сказала Салли. — Видишь ли, мне нужны деньги. Мне платят за то, что я здесь.

Элейн стало любопытно. Она подошла к креслу, в котором сидела Салли.

— Разве у вас нет денег? — спросила девочка.

Салли отрицательно покачала головой:

— Нет. Вот поэтому я и мои сестры приехали в Лондон: искать работу и зарабатывать деньги.

— Вы хотите работать гувернанткой?

Салли снова покачала головой:

— Нет, я хочу работать в детском саду, но там не было места, и мне пришлось прийти сюда, посмотреть, понравится ли мне здесь.

Элейн, глубоко вздохнув, переспросила:

— Понравится ли вам? Гувернантки обычно уходят из нашего дома, потому что они не нравятся мне. Я терпеть не могла мисс Харрис. Она тупица и ужасно боялась меня. Она боялась всех, даже няню и Бейтса.

— Кто такой Бейтс?

— Наш дворецкий. Он ужасный старик: он пьет папин портвейн, когда папочка уезжает.

Салли ничего не сказала на это, только вздохнула и проговорила:

— А мне жаль мисс Харрис.

— А мне нет, — сердито возразила девочка.

— Я видела ее совсем недавно. Она бедная, пожилая больная женщина. Жаль, что у меня нет денег. Тогда я могла бы хорошо кормить ее, присматривать за ней, покупать хорошую одежду. Она стала бы совсем другим человеком. Бедность делает людей запуганными. Видишь ли, они боятся, что у них не будет крыши над головой, боятся злых людей.

Элейн переваривала информацию несколько минут, а затем сказала:

— Но вы не боитесь.

— Не боюсь. Потому что я еще очень молода и могу многое сделать. Кроме того, я не всегда была бедной. Папа хорошо меня кормил и одевал. Денег стало не хватать, когда он умер.

— Вы его очень любили? — спросила Элейн.

— Очень. — У Салли ком подкатил к горлу. Несколько минут они обе молчали, а потом первой заговорила Элейн:

— И я очень любила свою маму, а она умерла… умерла почти три года назад. Здесь никто никогда не говорит о ней. Папа тоже никогда не вспоминает о маме.

Вот так неожиданно Салли узнала секрет маленькой девочки. Вот и причина непослушания и капризов: одиночество и тоска по матери. Прежде чем Салли успела сказать хоть что-нибудь, выражение нежности на лице девочки снова сменилось, видимо, обычной для нее угрюмостью. Салли подумала, что Элейн — красивая девочка, только немного бледная, и уголки рта опущены.

— Вы заставили меня разговаривать с вами, — сказала Элейн. — Это, наверное, такой трюк, чтобы понравиться мне. Все гувернантки пытались провернуть со мной подобные штучки. Я же сказала, что не буду заниматься.

— А я сказала тебе, что понимаю, почему ты не хочешь ничего делать. Знаешь, у меня тоже была когда-то гувернантка. Она учила меня и моих сестер. Она была очень пожилая и вечно сердитая. Как-то моя сестра Мэриголд заявила, что больше не желает делать никакие уроки, и мой отец отослал гувернантку и стал учить нас сам. Но сперва он заставил нас самих захотеть учиться.

— Заставил, и вам захотелось учиться? — с любопытством переспросила девочка. — Как это может быть?

— Ну, знаешь, когда Мэриголд сказала, что не будет заниматься, он ничего не стал с нами делать. Мы очень удивились: мы-то думали, что получим хорошую взбучку. Так прошло несколько дней. И вот однажды отец заговорил с нами об Индии, а когда нам стало очень интересно, он сказал, что мы небось и не знаем, где находится Индия.

Энн, моя старшая сестра, заявила, что знает. Мэриголд не была уверена, а я и вовсе ничего не знала. Тогда папа велел нам разузнать об Индии все, что сможем. Мы отправились в его кабинет, нашли книги об Индии, какие-то картинки, а потом папа показал нам на глобусе, где находится эта страна. А когда закончил рассказ, сказал, что это был наш первый урок географии, и рассмеялся, потому что на настоящий урок все это не было похоже.

На следующий день мы захотели сами пойти в магазин, и отец заставил нас точно подсчитать, сколько денег нам придется потратить. И это был наш первый урок арифметики. Так учиться было очень весело. Если из-за границы приходило письмо, мы узнавали все об этой стране; если кто-нибудь из гостей упоминал какое-то место в Англии или рассказывал о какой-либо другой стране, мы отправлялись в отцовский кабинет и из книг узнавали и об этих странах, и о городах и о важных событиях.

— И у вас не было настоящих уроков? — удивилась Элейн.

Салли покачала головой:

— Того, что ты называешь настоящими уроками, не было, но тем не менее мы узнавали очень много. Единственное, что всегда переживал отец, — это наш почерк. Он не любил, когда люди плохо писали, и когда нам нужно было записать что-то, сказанное по телефону, или написать письмо, он всегда настаивал на том, чтобы все было написано аккуратно и без ошибок. Мне иногда приходилось переписывать работу по четыре раза, пока папа не одобрял ее.

— Звучит забавно. Я бы тоже хотела так учиться.

— А ты можешь, потому что я только так и могу учить тебя.

Элейн посмотрела на гувернантку сначала недоверчиво, а потом захлопала в ладоши.

— Ну, это совсем другое дело! Когда начнем?

— Объясню тебе, что мы будем делать, — сказала Салли. — До моего прихода утром берешь газету, просматриваешь ее и находишь что-нибудь, о чем тебе интересно узнать: город, страна, событие или какой-то человек, — все равно. Затем, если в доме не найдется подходящих книг, мы пойдем в библиотеку. Надеюсь, поблизости найдется такая, где мы найдем все, что нужно. Сделаем небольшое научное исследование.

— Вот здорово! — воскликнула радостно Элейн, но потом засомневалась. — Думаю, не стоит никому рассказывать об этом, правда? Наверняка все скажут, что это неправильно и вы не настоящая гувернантка.

— Боюсь, ты права, — серьезно поддержала девочку Салли. — Значит, придется тебе много запоминать, иначе наши занятия прекратят, и ты будешь снова учиться по старой методике с другой гувернанткой.

— Мы как-нибудь справимся, — пообещала Элейн. — Вы мне нравитесь, и если вас попробуют забрать у меня, я стану кричать и визжать. Тогда от нас отстанут.

— Да, но я не стану приходить. Ненавижу, когда кто-то кричит.

Элейн испуганно посмотрела на девушку.

— Вы хотите сказать, что, может быть, не останетесь со мной?

— Я еще не решила. Ты должна дать мне время. Ведь ты моя первая ученица. Я должна убедиться, что могу учить.

— Вы можете, можете! И я могу учиться! Вот увидите!

— Ну, хорошо, попробуем. Вот тебе газета. Посмотри и скажи, есть ли там что-нибудь интересное для тебя. А если я не смогу тебя ничему научить, мне просто придется уйти. Ты ведь это хорошо понимаешь, не так ли?

— Вы сможете учить меня, — твердо заявила Элейн. — Я смогу сделать все, что захочу. Понимаете?

— Тогда все у нас получится, — заверила девочку Салли.

Однако управляться с Элейн было нелегко, несмотря на победу, одержанную Салли утром. Десятилетняя девочка была испорченна и, можно сказать, совсем отбилась от рук. Она грубила слугам, препиралась со старушкой-няней, которая не имела на нее никакого влияния. Вообще-то девочка оказалась довольно вредной. Но, когда Салли пора было уходить домой, Элейн схватила ее за руку и спросила шепотом:

— Обещаете, что придете завтра?

— Да, обещаю.

— И будете приходить каждый день? — настаивала девочка.

— Поживем — увидим, — ответила Салли.

Она видела, что маленькой капризнице полезно хотя бы раз в жизни усомниться в том, что она получит желаемое. И в то же время Салли было очень жаль маленькую девочку, которая оставалась в огромной роскошной квартире на попечении слуг.

Салли рассказала свою историю легко и с некоторой долей юмора. Все смеялись, слушая, только Дэвид по-настоящему сумел оценить результат, которого добилась самая младшая из сестер.

— Где ты научилась разбираться в психологии, Салли?

— У отца, конечно. Никто не умел так понимать людей, как он. Папа говорил, что у каждого из нас есть свои странности и, чтобы уживаться с людьми в этом мире, нужно уметь распознавать и уважать их чудачества.

Все рассмеялись.

— Интересно, какая странность у меня? — спросила Мэриголд.

К удивлению всех, ответил Питер:

— Ты жадная!

— Жадная? — негодуя, переспросила Мэриголд.

— Да, — подтвердил Питер. — Ты хочешь откусить от большого пирога, который называется жизнь, и проглотить кусок, даже не разобравшись, можешь ты это переварить или нет. Вот это и отличает тебя от Салли.

— Ты недобрый, — резко ответила Мэриголд и посмотрела на Дэвида, ища защиты. Но он не обратил никакого внимания на этот взгляд.

Дэвид обдумывал все рассказанное Салли, и на его губах играла улыбка одобрения.