Волаглион. Мой господин. Том 2

ГЛАВА 8. Традиции предков

Скажем без экивоков. Я бы с радостью перерезал не одно горло. Но ни пленникам. Есть кандидаты куда лучше. Ублюдок Виссарий. Подонок Деркач. Да и Зои поднадоела интеллектуальным коэффициентом уровня обезьяны.

Избавиться от них всех...

О, каким облегчением это стало бы!

Увы. Я не могу убивать друзей Сары. Я должен ей нравится. Должен показать, что я психологически расту, держу эмоции под контролем, и неважно, что на самом деле я хочу разнести половину дома, измордовать Деркача или утопить Вису в сортире, неважно какая ярость рвется из меня наружу, какую боль я испытываю, понимая, что мою жизнь давно уничтожили.

Цель — доказать Саре свою силу. Показать, что она может доверять мне, положиться на меня, как на соратника в войне с демоном.

Я сжимаю рукоять. Лезвие торчит из-под пальцев. Никогда не видел обоюдоострого кинжала и пристально рассматриваю его минут десять. Металлическая пентаграмма на рукоятке и сам клинок переливаются в пламени свечей. На левом лезвии набито слово «mors», а на правом «vita».

Буду ли я выбирать жертву?

Нет! За кого вы меня принимаете?

Никто не заставит меня убить человека. Не позволю. Надо только понять, как освободить пленников. С другой стороны, если я это не сделаю, что дальше? Мужчина — маньяк. Женщина — убийца собственных детей. Я просто подарю им свободу? Отпущу в мир? Их?!

Возвращаюсь в реальность. Закрываю глаза. И снова открываю. Только что передо мной был лишь кинжал, мысли о смерти, и вдруг — бац! — вспоминаю, что я стою посередине комнаты. Напротив связанных жертв.

Мужчина смотрит с ненавистью. Он бы содрал с меня кожу при возможности. Девушка плачет. Черные слезы бороздят щеки полосами.

На часах — два ночи.

Тринадцать минут, чтобы сделать... выбор. И две недели, чтобы выкарабкаться из дома живым. Или проиграть.

Оборачиваюсь. Сжимаю нож. Костяшки белеют. Я даже не могу себя зарезать. Будь я жив, у меня был бы настоящий выбор. Я бы выбрал, что не стану выбирать. Или я бы воткнул этот гребаный нож в свое горло. Или в горло Висы. Или Сары? Вряд ли. Не способен я на убийство... хотя все они заслуживают смерти. В том числе и Сара. Нельзя забывать, что главная задача — выбраться из дома.

Любой ценой!

Ковен собирается в круг. Каждый произносит тост и держит перед собой золотой бокал с вычурной буквой «В». Уверен, эта посуда стоит целое состояние. О том, что учудил Деркач в спальне, никто не заикается, как и о том, что рядом стонут, рычат и всхлипывают окровавленные пленники.

Всем весело. Я не знаю, как реагировать. Нахожу рассудок в отстраненном взгляде Илария и Сары. Они молчат. Сара, как часть круга. Иларий позади: держит золотой поднос, с которого раздавал бокалы.

Виссарий — гнусная тварь! — с напущено-радостным подвыванием манит меня в их свору.

Встаю между Максом и Зои. Хочу уйти. Однако лучше постою, чем буду очередной раз вступать в диалог с вампиром. Он издевается. И оттого счастлив. Чтобы позлить меня пуще, он липнет к Саре, обнимает, и мне куда труднее контролировать приближающийся взрыв: ревность, раздирает когтями. Я не допущу, чтобы Виса все испортил. Не для того я прогибаюсь целыми днями.

— Мои любимые дгузья! — чирикает Зои и целует в щеку Деркача, который давно утонул на дне бокала. — Как год начнешь, так его и пговедешь. Пусть наш гитуал пройдет удачно, пусть...

Ее слова летят мимо ушей. Я замечаю, что она уже не так весела. Вроде смеется. Но будто плачет. Что-то не то.

Вспоминаю, как Рон развлекался с Зои в первые дни моего пребывания в доме. Предполагаю, пышногрудая брюнетка ожидала и сегодня его внимания, поэтому она не в таком радужном настроении, как в начале вечера. Инга подпортила ей праздник. Рон игнорирует Зои. Ни разу не взглянул на нее. К своему ужасу, я вдруг замечаю еще одну деталь, но очень хочу выбросить ее из головы. Гляделки Зои и Деркача. Напряженные. Словно между ними общая тайна. А что если... это Зои науськала Деркача на Ингу? Втолкала чушь о том, что Инга хочет его?

Я гоню мерзкие мысли.

Поникший Деркач заставляет их шустро мелькать на краю сознания. Я уже собрал образ Деркача — злобный хмырь. А сейчас он рассыпается мозаикой, и я чувствую себя беспомощным ребенком, который совершенно не понимает взрослых и мотивы их поступков. Теперь я вижу не опасного насильника, а несчастного парня, мечтающего о кусочке прошлой жизни. Окрысенного на мир. Использованного. Господи, да я почти уверен, что здесь замешана Зои. Ее зрачки пилят Деркача, и без сомнений, он читает там «облажался». Только в чем? В том, что Зои не успела окучить Рона? И как я не задумался раньше? Именно Зои отперла дверь в спортзал, где его заперли. Видимо, хотела остаться наедине.

Катерина спрашивает, что со мной. Я показываю клинок, как бы заявляя: какие вопросы? Она ухмыляется. Не могу понять, она действительно не имеет ничего против убийства этих людей?

Ричард забавно коверкает ей на ухо тост Зои. Макс лихорадочно роется в карманах плащей, с него сыпется хлам и огрызки. Эмили учтиво кивает мне.

Отчего-то я горжусь температурой моих отношений с ковеном. Идол спокойствия. Всего полгода назад я бы волосы на себе рвал, однако сейчас вы не услышите от меня ничего, кроме вопросительно-заполненных пауз. Сегодня я — холоднокровие.

Макс заканчивает выворачивать карманы, из желтой рубашки (под тремя плащами), он достает тюбик зеленой жижи и разбрызгивает на гостей.

Все вскидываются на рыжего.

— Какого черта!

— На хрена ты это сделал?!

— Дьявол!

— У мага-отшельника нет цели, есть только путь, — чеканит Макс и кричит: — Тост! За нашу друг к другу любовь. Безусловную любовь! Предлагаю почаще собираться, ведь кто еще у нас есть? Никто нас не любит. Кроме инквизиции. Которая тоже любит лишь то, как чарующе мы горим на костре.

Он кидается на мою шею и рыдает на плече.

Сара закатывает глаза.

— Еще кто-то хочет высказаться? — устало спрашивает она.

Виса залпом осушает бокал и разрывает круг, секунда — и он позади пленников, кладет ладони им на макушки, запускает пальцы с семью перстнями в их волосы и начинает речь:

— Вы ждали этого целый год, любимые мои, так не будем тратить ни мгновения! Продлим нашу недолговечную, но упоительную жизнь, да подшлифуем трещины на рожах.

После чего вампир в танце огибает жертв и шутовским полупоклоном предлагает мне начать ритуал.

До всех не сразу доходит, что изо рта Висы не льется океан пустословия — он, видите ли, не отличается лаконичностью, и ковен к этому привык. Когда вампир открыл рот, они мысленно приготовились разбить палатку, рассесться вокруг и, словно пионеры у костра, слушать одну байку за другой. Этого не случилось.

И теперь уже ковен уставился на меня.

Деркач сыпет в бокал белый порошок. Злой как побитая овчарка. Макс отбирает бокал: по его заверениям, цианид счастья никому не принес, а Деркач еще встретит свою любовь. Деркачу не нужна любовь. Он хочет избавить себя от мук творчества, бессонных ночей и мыслей об уничтоженном будущем. Макс обещает устроить ему будущее в кино. Деркач хочет быть певцом. Макс утешает его, уверяет, что готов слушать его песни круглые сутки. Деркач просит дать ему спокойно сдохнуть.

Весь этот цирк прерывает Виса.

— Ко мне, Рексик! — радостно восклицает он. — Время пришло, малыш!

Я показательно швыряю кинжал на пол.

— Пошел на хрен, — ровно выговариваю и скрещиваю руки на груди.

Виса поднимает нож, качает головой, словно он моя мама.

— Рекси, Рекси, Рекси... Какое неуважение к традициям предков!

— Мои предки были религиозными, — я заикаюсь, вспоминая отца, — хорошими людьми!

Кресты, библия, клетка... святая вода, меня рвет водой, отец заставил очиститься... очень хорошими людьми, ага...

— Твои предки, как и наши, были потомками Каина, убившего собственного брата, потому что тот принес жертву богу куда лучше, чем он сам, — возвышенно и размахивая над головами пленников руками, будто дирижер, припевает Виса. — Мы, колдуны, должны платить за наши силы и приносить богу его испорченных детей.

— Ты, мразь, всех подряд убиваешь, а не только... этих.

— Этих убью не я, а ты, мой глуповатый товарищ.

Я шагаю к нему и раздельно рычу:

— Засунь. Этот. Нож. Себе. В задницу!

Отталкиваю вампира и начинаю развязывать девушку.

— Правосудие свершится, — голос Катерины за спиной. — С тобой. Или без.

Веревка сама стягивается обратно, туже затягивает конечности жертв.

— Вы не посмеете!

— Этот мужчина — жестокий серийный убийца, — твердо и громко заявляет Катерина. — В народе его прозвали Расчленителем. Догадываешься почему?

— Да к черту! Вы не их судьи!

— Верно, — игриво поддерживает вампир, водя острием по щеке девушки. — Их судья ты, Рексик.

Сара выглядит так, что на месте Висы я бы опустил нож как можно скорее. Но Виса это Виса.

— Эта дама...

— Убила своих детей. Да, Кэт, я помню! Но это ничего не меняет!

— Ты выберешь, — улыбается Виса. — Либо они оба умрут. Отсчет... пошел.

Он протягивает клинок.

— Мы сдадим их полиции, ясно?

— Три, — распевает вампир.

Я хватаю кинжал и разрезаю веревки.

— Два-а-а...

— Убирайтесь! — приказываю.

Мужчина падает со стула и ползет к выходу. Похоже, у него сломаны ноги.

Девушка не шевелится.

— Один.

Я поднимаю девушку на руки. Несу к выходу.

— Ну обоих, так обоих, — пожимает плечами Виса.

В ту мимолетную секунду, когда меня хватают и оттаскивают, а девушку подхватывает вампир, передо мной проносится весь вечер. Особенно рассказы Катерины. И когда Виса подносит нож к горлу девушки, а Зои наступает ногой на спину мужчины, не давая убежать, я выкрикиваю:

— Его! Лучше его.

Сара удивленно смотрит на меня. Виса расцветает, чмокает девушку в лоб и делает шаг назад.

— Замечательный выбор, — паясничает он и поворачивает голову на лошадинолицого пленника.

Тот столбенеет. Зои изящно убирает ногу с его спины. Маньяк переворачивается, упирается взглядом в Вису, который подходит к нему и... дает кинжал?

Мужчина смотрит сначала на острие, потом на вампира. Затем — вонзает кинжал себе в грудь.