ГЛАВА 18. Всё — ради любви

И почему в душе так пусто?

Грудь вдруг наполнилась острыми осколками. Свет в комнате потускнел.

Распахиваю тяжелые зеленые шторы, впуская утреннее солнце. Хмуро смотрю на падающий снег. Зимний день сегодня изумительно прекрасен. Белое покрывало блестит в теплых лучах.

А внутри меня — темно, стыло и холодно.

На этом все и закончится? Я просто сдамся? Ведьма лжет! Обо всем! Но почему, дьявол?

Почему?!

Как ни стараюсь понять — не могу. Что ей терять? Она не хочет свободы? Боится смерти? Черта с два! Это не про Сару.

Я догоняю ведьму уже в гостиной, преграждаю дорогу у подножия лестницы.

— Ты действительно хочешь, чтобы я поверил? Чтобы оставил тебя? Чтобы навсегда исчез из твоей жизни? Если так, то скажи это. В лицо. Скажи, что желаешь моей смерти. Скажи, что тебе нравится твоя жизнь. Скажи, что готова жить так и дальше, что не хочешь спастись от рабства. Скажи это, Сара. Признайся.

— Все не так просто, — мечется она. — Не все в жизни поверхностно. Нет только белого и черного, есть и светлые, и темные грани.

— Уходишь от ответа, дорогая.

Дергаю ее за руку. Она падает ко мне в объятья. Так и стоим, неотрывно терзая друг друга глазами.

— Что ты хочешь услышать? Что я согласна помочь тебе выбраться из дома?

— Скажи, что я тебе не нужен.

Сара молчит. Затем едва слышно заявляет:

— Это будет ложью.

— Скажи, что доверишься мне.

— Доверие нас не спасет. Но... я помогу тебе.

— Нам, — поправляю я, гладя большим пальцем ее висок.

— Нет. Я верну тебя в тело, — говорит она. — Но ты должен будешь уехать как можно дальше, туда где он тебя не найдет.

— Если думаешь, что я оставлю тебя гневу демона на растерзание...

— Ты должен! — возопит она. — Обещай, что сбежишь. Иначе все будет зря. Волаглион слаб без тела, его время на исходе, он рассыпается и гниет. У тебя есть шанс. Он не сможет кинуться в погоню. Ему придется использовать тело любого другого колдуна для переселения. Пусть долго он в нем не продержится и станет искать новое с подходящей энергетикой, но ты успеешь скрыться.

— Сара, неужели ты еще не поняла?

Звонок в дверь заставляет нас встрепенуться. Кто-то бесконечно жмет на кнопку и поет песню о том, какой на улице лютый мороз.

— Виса, — вздыхает Сара.

Я закатываю глаза.

— Какого хрена он здесь забыл?

— Поговорим чуть позже. И Рекс... поверь, я годами размышляла и искала способы помочь жертвам демона, но он слишком силен. А еще... ночи напролет я размышляла о том, как помочь — тебе. Выход один. И ты должен им воспользоваться.

Иларий открывает входную дверь. У меня екает в сердце от его помятого, измученного вида. Первый раз вижу парня таким запущенным. Вот что ты делаешь с людьми, Рекс. Наблюдай. И страдай. Ты отвратителен.

Даже Виса, врываясь в дом, точно стая визжащих шакалов, впадает в недоумение. Иларий не реагирует на него: кивает на шутку про кастратов и идет помогать Инге, натирающей столовое серебро у холодильника. Как, собственно, и Рон, который занят просмотром и комментированием мыльного сериала, да с таким видом, что с его рта не хватает фразы: «как же это похоже на мою жизнь!». И слез, много-много слез.

Рон боковым зрением окидывает вампира. Знаете, есть взгляд «сдохни, тварь поганая»?

Честно говоря, он ненавидит Вису больше, чем я, ведь тот постоянно норовит поддеть его самооценку, которая и так в курсе недостатков хозяина и в течение многих лет вырабатывала идеальный защитный механизм — отсутствие реакции на внешние раздражители. Да, иногда его тоже заносит. Но обычно Рон — скала.

— С каких пор это место реально стало домом с меланхоличными, кислыми призраками? — возмущен Виса.

— Не волнуйся, тебе заразиться меланхолией не грозит, — усмехается Сара, пока Виса лобызает ее руку. — Идем.

Они убредают в столовую. Я хочу присоединиться, однако Сара со всей вежливостью говорит:

— Приватный разговор, извини.

Я хмыкаю. Красочно. И два раза. Чтобы она оценила степень недовольства.

Виса ехидно подмигивает, закрывая за собой дверь в столовую, и мой острый глаз подмечает его странное предвкушение.

Какие у них секреты от меня, интересно?

Я раздосадован от обилия предположений. Смотрю на дверь, выбирая план действий. План А — наплевать на отсутствие приглашения и ворваться. План Б — смириться и уйти.

Выбираю второе.

Возвращаюсь на кухню, сажусь на подоконник, включаю режим «ожидание». Рассматриваю серое облако в форме двух, словно спаривающихся, силуэтов — даже небо заговорщицки смеется над моими чувствами!

И если вы думаете, что в воздушных фигурах я вижу себя и ведьмочку, то — ха! — вы плохо меня знаете. Я до одури ревнивый. Это бывает, когда растешь в одиночестве: привыкаешь держаться зубами за каждого человека, вошедшего в твою жизнь, человека, которому открыл душу.

Так кого я вижу? Ублюдка Виссария Шлоссера, конечно, сожри его демон!

Пусть он и безуспешно добивается Сары десятки лет — и вроде бы, о чем переживать? — но в одном кровосос преуспел: ему удалось заполучить доверие моей рыжей фурии.

Ведьма скорее послушает его, чем меня, и Виса плетет сеть с мастерством паука, а сам выставляет себя безвредным клоуном в глазах Сары, что дико раздражает.

Я всё жду: вот сейчас... сейчас он доиграется!

Увы. Этого не случается. Сколько бы дерьма вампир ни сделал, для Сары он верный друг, готовый бросить к ее ногам звездные мириады.

Теплом дыхания создаю пятно на стекле. Рисую человечка в юбке. Окликаю Ингу. Намекаю, что это она (уже не знаю, как обратить на себя ее внимание). Она смотрит на меня, как на болвана и продолжает игнорировать, потому что в поле видимости находится — его чудовищность — Рон.

Впрочем, Инга и сама на меня злится. Вот хоть второй раз убейте, не понимаю почему. Ну, переспал я с ее «клоном». Что такого? Не понять мне баб!

Инга вытаскивает из духовки торт, покрывает розовой глазурью.

Когда Инга на меня злилась, она готовила пирог или торт, или бифштекс, и поначалу я боялся их есть, ведь пирог от человека, который хочет тебя убить, есть, по моим соображениям, небезопасно. Я редко бывал дома и, естественно, знал о своей невесте меньше чем мало. А вот в доме сорок семь, утомленный бездельем, я сутками мог наблюдать за ней со стороны, и понял: она готовит их, потому что этот маленький ритуал заставляет ее развеять грусть или обиду на окружающих, уборка же ее успокаивает (не девушка — мечта!).

Скорей всего, причина в том, что ее мать умерла рано, а отец предпочитал дочери бутылку — да, я не совсем отбитый, кое-что о невесте знал, — за хозяйством приходилось следить Инге, и это было единственным делом, которое отвлекало ее от человека, валяющегося где-то у порога по вечерам. Пироги и торты же она печет, чтобы не показывать лишних эмоций.

Выглядит так: поругались, она печет торт, я ем, и мы снова начинаем говорить, как ни в чем не бывало, а главное — никому не приходится извиняться. Поели, поболтали, забыли. Мне нравилась эта стратегия. Похоже на меня и Сару, но с малюсенькими правками: поругались, подрались, разнесли дом и помирились, пока убирали поле боя.

Иногда я задумываюсь, кто подходит мне больше: Инга или Сара?

Ну, если убрать декорации в виде демонов, колдовства и смертей, оставить лишь нас троих — обычных людей с их обычными чувствами.

Сара — дикая девочка, властная и умная, я мог бы познакомиться с ней на конференции, где она (в красном секси-костюмчике) выступала бы перед бизнесменами, сражая всех наповал своим видом и силой.

Инга, моя сероглазая брюнеточка, тоненькая, маленькая и очаровательная крошка — похожа на котенка, какого подбираешь на улице с трепыхающимся от умиления сердцем. Я подобрал ее в кофейне недалеко от своего офиса. Она пила кофе из стаканчика с сердечком, которое она всегда просит нарисовать бариста, вместо имени, и написать не свое, а его имя внутри, чтобы, попивая латте, она была благодарна тому, кто ее им порадовал.

Так она и объяснила, когда я подсел со своим идиотским выражением лица кадрилы. Она была хрупкой и ласковой. А я не разглядел в милой кошечке талантливого манипулятора. Уже и не помню, как именно, но спустя полчаса моя грабля легла на ее миниатюрную ладонь, а взгляд горел от предвкушения, в голове звенели фанфары, что-то вроде «та самая!».

В общем, она меня «сняла», друзья.

Только после того, как я сделал предложение — а я сделал его меньше, чем через полгода — я осознал, что где-то меня, мягко говоря, нагнули. Теперь то я знаю, насколько Инга талантливая лгунья. А тогда она казалась ангелом во плоти.

И знаете, я решил: Сара — она мой идеал во всех смыслах. Лучше пусть мне в лицо скажут и покажут, чем вся эта ванильная брехня.

Вокруг Инги кружится Иларий, и на него она почему-то не злится.

Мне и хочется, и не хочется говорить с ним. Хорошо, что телевизор орет на всю гостиную — вроде как повод ни с кем не разговаривать, хотя лучше разговор с моей биполярной любовницей, чем эти тошнотворные передачи.

На рекламной минуте Рон учит тарантула Лунтика команде «фас». Выглядит смешно, но учитывая, что он приучил паука сидеть на плечах — уже не так смешно. Первой жертвой стану я.

Замечаю, что мое присутствие вызывает у Илария тахикардию: он роняет кастрюли и чуть не отрезает себе палец, пока шинкует бананы.

Я открываю рот, чтобы предложить ему партию в шахматы — и тут же закрываю.

Нет. Уж кому нельзя давать надежду, так это ему. Точнее — ей.

Скоро случится одно из двух. Либо я умру окончательно. Либо освобожусь и исчезну из этого дома, покинув моего друга-подругу навсегда и разбив ему-ей сердце...

Загрузка...