Волаглион. Мой господин. Том 2

ГЛАВА 20. Враг или друг

В ритме вспыхивающих на стенах свеч сердце вдвое быстрее бьется.

Мне трудно дышать.

Демон снимает медальон с Висы, который трупом лежит у пьедестала.

Жду, что он наденет медальон, но демон убирает его в карман длиннополого черного пальто. Ни одной эмоции — сухой холод.

Волаглион поворачивает голову и скользит по мне взглядом черных глаз, вызывая мучительное чувство несоответствия. Сложно определить: хочет он уничтожить меня или помочь. Демон спокоен. Тьма отливает от его пальцев и волос, скользит по скулам и тонет в глазах, растворяется, возвращая радужкам голубой цвет — глаза моего деда, мои глаза... — а прядям светлый.

Он захлопывает гримуар. И я отчетливо вижу причину своей смерти — тьма ушла, открывая тайну Волаглиона: кожа изборождена трещинами, словно демон вот-вот рассыплется. Ногти гниют. Часть волос серебрится.

Время демона на исходе. Он погибает...

Как и ведьма!

— Сара умирает, — громко восклицаю я. — Сделай что-нибудь!

Волаглион прожигает меня взглядом, хватает с полки безоар и черным вихрем вылетает из комнаты.

А я остаюсь. Нет, застываю могильной плитой!

— Эми? — вскидываю брови.

В дверях стоит Эмилия Дейнега.

Улыбается. Изысканная девушка в белом облегающем костюме, с длинными платиновыми локонами — она не сочетается с багровой атмосферой погибели в доме.

— Здравствуй, Рекс, — сияет нежной улыбкой сирены. — Не ждал?

— Ты... одновременно с демоном пришла?

— Я пришла вместе с ним. Как единое целое.

— Чего, прости?

Эмили хлопает ресницами. Воздушной походкой пересекает разделяющие нас шкуры белых медведей, заправляет мои слегка отросшие волосы за ухо и переводит взгляд на вампира. Тот вдруг издает хрипение. Я вздрагиваю.

Виса жив.

— Он считает себя таким умным, не правда ли? Вы, мужчины, сколько бы лет на земле ни прожили, хоть двадцать, хоть двести, остаетесь наивными детьми. В какую сторону толкнешь, туда и скачите.

Она носком туфли поворачивает бессознательную голову вампира к себе.

— Как ты узнала о демоне?

— Виса непомерно красноречив, когда выпьет, особенно если повод его запоя касается Сары. А еще... внушаем.

Она кидает на меня многозначительный взгляд, и я выдаю:

— Ты надоумила его ранить Сару кинжалом?

— Возможно, — мечтательно задумывается она и с наигранным сожалением сипит: — Она так плоха... не знаю, какое чудо должно случиться, чтобы сучка выжила.

Одни шагом сокращаю расстояние между нами и вцепляюсь в ее горло.

— Если она умрет, я уничтожу вас обоих, — хриплю в ее слащавое лицо.

— Я не при чем, котенок. Я лишь... шепот под ушком... навязчивая идея. К тому же, если бы не я, Волаглион бы так быстро не прибыл. Я рассказала ему о планах Висы. Будь благодарен.

— Как ты связана с демоном? — сжимаю ее горло сильнее, на коже расплываются синяки от моих пальцев, но Эмили сладко улыбается. — Как узнала где он?

— Птички напели, — смеется она и убирает руки за спину.

В районе живота меня пронзает болью. Сгибаюсь пополам. Поднимаю голову и вижу тряпичную куклу в кулаке девушки. Эмили протыкает ее ногтем.

— Знаешь, я долго к этому шла, но в итоге поняла: если хочешь что-то получить — любые способы хороши.

— Ты хотела смерти Сары, ладно. А Виса? Демон разорвет его за то, что он сделал.

Эмили закатывает глаза и бросает на полуживого вампира отстраненный взгляд, однако я замечаю в нем отблески ненависти и прекрасно понимаю, что их вызывает — то, что она для него пустое место, что она хочет быть с ним душой, но никогда этого не добьется, что его сердце, созданное любить только ее — уже занято другой.

— Виса сделал свой выбор, — вздыхает она, перешагивая его, как ступень в новое будущее. — Я решила сделать свой. Сила. Вечная молодость. У прислужниц демонов много преимуществ. А теперь оставь нас. Мне и моему... полудохлому другу нужно обсудить старые обиды.

Я не спорю. Держась за живот, иду к двери, успевая застать вскрик Висы. Он очнулся, когда Эмили воткнула иглу в макушку куклы-вуды.

***

Миновав коридоры, залетаю в столовую, но Сары нет.

Окна распахнуты. Свист вьюги и хлад забираются в дом, несут колючую снежную крошку и сбивают меня с ног.

Я ежусь. Дом ходит ходуном. Чем ближе Сара к смерти, тем громче вопли и бунт Платанового бульвара. Окна, двери — сами раскрываются, впуская бурю, и захлопываются. Стены дрожат. Лампочки взрываются, а те, что целы — вспыхивают и тухнут как сумасшедшие.

Столовая в полутьме. Серое небо застило солнце. Снежная буря рвет занавески, и я подкидываюсь захлопнуть окна и ставни. Белая крошка набивается в рот, слепит и грозит заморозить любого, кто ступит в ее объятья. Не понимаю, когда погода успела настолько испортиться? С возвращением демона?

И где ведьма?!

Добираюсь до гостиной, чуть не ослепнув от взрыва торшера в коридоре. Сердце бьется о ребра, в груди воет... Сара... только бы успеть…

— Она в подвале, — кричит испуганный Иларий, выпрыгивая из-за угла. — Демон унес ее.

Хлопаю парня по спине в благодарность — и несусь вниз по лестнице.

***

Ведьма лежит на холодном железном столе, совсем как мое тело в соседней комнате. Напротив — в кресле — настоящее тело Инги. Демон переложил его.

Сара не шевелится. Я не уверен, дышит ли. Она с окровавленными безднами вместо глаз, с впалыми щеками и молочной, словно буран за окнами, кожей.

— Сара, — падаю на колени и вцепляюсь в ее ледяную кисть. — Она жива? Ответь!

Волаглион игнорирует меня, не замолкая читает на латыни заклинания и сжимает в кулаке безоар, измельчая его в пыль, после чего кидает остатки в банку с синеватой жидкостью, заливает смесь ведьме в рот.

Никакой реакции.

Демон кидает банку в стену.

Первый раз вижу его настолько взбешенным. Он переводит взгляд на тело Инги в кресле; его глаза и пальцы чернеют, ногти отрастают, превращаясь в аспидные когти. Он ступает к Инге. Когти всё растут.

— Стой, — выскакиваю перед ним. — Что ты делаешь?

— Девочка ослабила ее, — жутким, нечеловеческим голосом отвечает Волаглион. — Сара поддерживает в ней жизнь ценой собственных сил. Пора вернуть долг. Жизнь за душу.

— Что это значит?

Не даю ему пройти. Почти ложусь на Ингу в кресле, закрывая собой.

— Девчонка еще жива, и ее жизненная сила поможет исцелить то, что утрачено. Уйди с дороги!

Демон откидывает меня с легкостью, какой бросают волейбольный мяч. Я бьюсь спиной о стену. И головой. Комната вертится перед глазами.

Я ползу к Инге. Встать не могу. Сразу падаю.

Но что бы я ни сделал — слишком поздно.

Демон протыкает когтями грудь Инги. Вырывает сердце!

Призрак Инги воплощается рядом с уничтоженным телом. Волаглион обхватывает ее горло, поднимает над полом. Вопль. Оглушающий крик. Она горит заживо, рассыпается пеплом. Вокруг демона клубится огненный поток. И он переправляет его на Сару — поток обвивает ее руки, ноги, голову и впитывается под кожу.

Я смотрю на то, что осталось от Инги.

Пыль...

Не могу встать, не могу осознать, не могу принять — я просто никогда не поверю в то, что вижу.

Волаглион уничтожил душу Инги.

***

Не знаю, откуда взялись эти мысли — точно не те мысли, которые возникают, когда умирает дорогой человек — но я обгладываю мертвое тело Инги, увядшее навсегда в потрепанном гниющем кресле, и осознаю, насколько она была прекрасна — удивительно хороша — для этого мерзкого мира, и было бы к лучшему, что она его покинула, не тронутая старостью — отвратительные мысли! — только боюсь... душе моей невесты никогда не увидеть райскую обитель. Демон поглотил ее так же, как вскоре исчезну и я.

— Такова цена, — говорит демон, поглаживая лоб Сары. — За жизнь платят жизнью.

Я не в силах спорить. Даже говорить не способен. Зарыдать — и это не выходит. Я пуст. Хотя...

Одну фразу произношу:

— Сара будет жить?

Волаглион кивает. Сначала на вопрос, потом на дверь, чтобы я убирался.

Другого мне и не остается.

Ничего не видя перед собой, бреду по подвальному коридору: шаг, еще шаг... таинственная дверь вздрагивает голубым свечением и шепчет мне, когда прохожу рядом, но и ее я не слышу.

— Рекс!

Последняя капля. Рон. Он не знает... пока. Трясет меня за плечи, хочет привести в чувства, спрашивает про Сару (пока...), жива ли она (хочется истерично смеяться), что с ее глазами, где гребаный Виса — град вопросов ниспадает мне на голову, и с каждым ударом ноги подгибаются сильнее. Я сползаю на колени. Упираюсь ладонями в холодный бетон. Рон опускается и продолжает меня трясти.

— Что? Что? Говори! — требует он.

— Инга...

Он хмурится.

Конечно, при чем здесь Инга? Любовь всей его жизни где-то наверху, печет торты или мерит воздушные платья, подпевает симфонии Моцарта или завязывает бантики на занавесках...

Инга, Ини, малышка Ини. Всю жизнь претворяющаяся маленькой глупой девочкой, вызывая у мужчин желание защищать ее...

— Рекс! Ты спятил? — орет Рон.

Не удивительно. Я бормочу полную хрень под нос. Сам себе.

— Что с Ингой? — озадачивается он.

— Ее нет.

— В смысле?

— Демон... разорвал... ее душу... и вылечил Сару... или не вылечил...

Я хохочу в истерике.

Рон отскакивает от меня, как от ночного кошмара. И несется в темноту подвала, навстречу тому, что разобьет его давным-давно мертвое сердце.

Чудом я нахожу силы подняться и пойти за ним. За пять метров от двери слышу дикий рев — острый, разрывающий пространство звук отражается от стен и разбивается на миллионы кусков, проскальзывающих во все углы дома сорок семь. Рон стоит на коленях перед креслом, сжимает посеревшую маленькую ладонь Инги. Его мощная грудь вздымается и содрогается.

Я чувствую мимолетную тягу к этому человеку, которого столько времени ненавидел, словно общее горе сплело нас в единый организм, и каждый взрыд Рона призывает меня его подхватить, превратить в тоскливую песнь стаи волков.

Мы с демоном, щетинясь, смотрим друг на друга. И вмиг Рон лягает шкаф со склянками. Кричит:

— Ублюдок! Тварь! Исчадие бездны!

А потом, хватая нож, упавший с полки, бросается на Волаглиона. Молниеносно! Он умудряется вогнать острие по самую рукоятку в бедро демона, когда тот отбивает удар, намеченный в шею.

Тьма оживает, тянется с углов и придавливает Рона к полу, обвивает его конечности, будто кнутами и сдавливает.

Самое ужасное в этой минутной картине было не само зрелище, а то, что я молча стоял и смотрел, не пытаясь помочь. Жалкий трус. Посмешище...

— Двадцать лет ты жил в доме, — властно говорит демон. Щупальца тьмы продолжают сжимать ноги, руки, шею Рона. — А так и не осознал, кем являешься: рабом, исполняющим то, что тебе прикажут, ты плохо усвоил этот факт, да? Что ж... Видимо, пришло время наглядно объяснить.

Волаглион щелкает пальцами, и тьма разрывается на куски — вместе с частями Рона. Демон поднимает каштановолосую голову за гриву. Без тела. Поворачивается и усмехается, вытягивая голову в мою сторону.

То, что осталось от Рона, орет от нереальной боли.