Воровка. Ты не убежишь

19

Он дышит часто и зло, раздувая ноздри, как разъярённый бык. Смотрит своими тёмными глазами, будто хочет разорвать меня на мелкие кусочки. Я сжимаюсь. Вжимаю голову в плечи и тихо отвечаю:

— Я просто заметила твою одежду. Я знаю, что это не подделка. И ты поступил сюда. А как я поняла…

Я осекаюсь, поняв, что оправдываюсь.

— Я поступил на бюджет, воровка, — с презрением выплёвывает парень. — Моих знаний достаточно для того чтобы не зависеть от предков.

— И я к тебе не липла! — выдыхаю слишком поздно. — Больно ты мне нужен!

— Что же тогда цепляешься сейчас пальцами за мои плечи? — молодой человек резко меняет интонацию.

Теперь он походит на огромного и сытого кота, который урчит, глядя на понравившуюся самочку. Меня передёргивает от сравнения, возникшего в моей голове.

— Я пытаюсь отодвинуть тебя, чтобы получить больше свободного пространства, — говорю сипло, вдруг чётко осознав, в какой позе мы стоим.

Кругом темнота, я прижата спиной к стене, а он нависает надо мной нерушимой скалой. Мои руки покоятся на широких плечах, а его ладони застыли у моей головы. Слишком интимно. Слишком близко для тех, кто едва знаком.

— Больше пространства? — усмешка расцветает на красивом лице, словно маска, которую он надевает лишь для меня. — А хочешь ли ты этого, воровка? Или в очередной раз из твоего рта вылетает откровенная ложь?

В его словах сквозит угроза, а голос походит на тихий рык дикого зверя, готового напасть в любой момент. Сердце стучит так громко, что, кажется, его можно услышать в соседнем здании. Стараюсь не показывать страха и волнения, которые сковывают меня по рукам и ногам.

— Отойди, пожалуйста, Мирон, — голос становится тише и мои слова едва ли можно разобрать.

Он наклоняется ближе, наши лица всего в каком-то сантиметре друг от друга. Его тёплое дыхание опаляет кожу лица и шеи. Чёрт. Почему это так волнительно? Я готова заскулить от того, сколько чувств и эмоций рвёт грудную клетку.

— Не хочу, — наконец-то, шепчет он, громко выдохнув. — Не хочу, потому что это убийственно… быть так… Это… — его бессвязные фразы медленно стихают, а мне кажется, что я схожу с ума.

Как можно вынести столько чувств? Мирон близко. Незнакомый, чужой человек, которого я встретила в трудный момент жизни. Он стал свежим глотком воздуха после грязи и уныния, в котором я обитала. Я стала чувствовать. Не страх, как рядом с Олегом. А волнение. Томление. Желание. И влюблённость.

Я никогда не верила в любовь с первого взгляда, но вот влюбиться. Ведь можно влюбиться так просто? Услышав голос, вдохнув запах и заглянув в глаза?

Особенно, если глаза карие, глубокие и немного печальные… Если в них можно увидеть собственное отражение, ведь сейчас они не спрятаны за стёклами очков.

И если он ждал меня у фонтана, а потом пришёл сюда, чтобы выяснить причину моего отсутствия, то я могу… могу верить в то, что симпатия взаимна?

Я прикусываю нижнюю губу и запрокидываю голову назад. Заглядываю в глаза Мирона и тихо говорю:

— Так почему ты ждал меня, Мирон?

— Потому что я хотел вернуть своё, — так же тихо отвечает парень.

— Но ты же знаешь, что билета у меня нет, — губы чуть подрагивают, норовя расползтись в улыбке.

— А кто сказал, что мне нужен билет, Аврора? Я уже в академии, он мне не сдался.

— Так что же ты хочешь тогда? Зачем-то ты ведь меня ждал, — я не знаю, откуда во мне эта смелость.

Этот напор и желание докопаться до правды. Но я догадываюсь, что хочу услышать одну лишь фразу. Потому затаиваю дыхание и жду. Смотрю в карие глаза, в которых одна эмоция сменяет другую, и нервно начинаю кусать нижнюю губу.

— Я повторюсь, Аврора, я пришёл за деньгами, — в конце концов, выдыхает парень.

Лучше бы он меня встряхнул или стукнул, разочарование было бы не таким сильным.

— Ладно, — я убираю руки с его плеч и резко бью по внутренним частям его локтей, чтобы он выпустил меня из плена своих рук. — Сейчас принесу тебе деньги.

Дико злясь на себя и Мирона, захожу в комнату и, стараясь не разбудить Лису, хватаю из кармана своего рюкзака деньги. На носочках возвращаюсь в коридор и, подойдя к Мирону, пихаю деньги ему в руку.

— Тут за билет. И за обед. Я всё тебе возвращаю. Теперь я тебе точно ничего не должна. Надеюсь, ты отцепишься от меня и оставишь меня, наконец, в покое.

— Что-то три минуты назад ты не была похожа на ту, что желает покоя.

— Я просто очень надеялась на твою порядочность. Да и ведь я тварь меркантильная, надеялась, что ты мне денег дашь, — с каждым словом я завожусь всё больше.

— А мне кажется, что ты просто закомплексованная девчонка, которая ведёт себя, как истеричка. Тебе бы успокоительных попить.

— Козёл! — меня начинает трясти от ярости и желания расцарапать высокомерное лицо.

— Я про это и говорю, — Мирон усмехается и, развернувшись, уходит.

— Ненавижу! — бросаю ему в спину, сжимаю кулаки и желаю топать ногами.

Прибить его готова. Нагнать и вцепиться в волосы. Мирон скрывается в темноте, а я приваливаюсь к стене плечом. И пытаюсь осознать, что это было. Ещё никогда и никто не вызывал во мне столько противоречивых чувств. Ещё никогда в жизни я не выходила так из себя. Даже когда сводные доводили.

Я поднимаю свои руки и смотрю на то, как сильно дрожат пальцы. По щекам начинают градом катиться слёзы, я слышу в коридоре приближающиеся шаги. Быстро захожу в комнату и кое-как доползаю до кровати. Падаю на неё, скинув обувь, и зубами вцепляюсь в подушку. Запоздалая истерика накрывает с головой. Мне кажется, что я рыдаю за все те четыре года, которые прожила в нескончаемом аду. Каждый день я вгрызалась в сою жизнь, пыталась отстоять себя и свои интересы. Пыталась не скатиться в депрессию.

Меня трясёт и знобит, а у меня даже нет сил на то, чтобы успокоиться.

Из-за громких всхлипов я даже не слышу тихие шаги. Только вздрагиваю, когда сзади вдруг кто-то опускается и крепко-крепко меня обнимает, накрыв сверху одеялом. От такой заботы я начинают рыдать ещё горестнее. Василиса мягко поглаживает меня по волосам, не говоря при этом ни слова.

Я не знаю, сколько времени проходит, сколько я бьюсь в истерике, не имея сил остановиться. Просто в какой-то момент я проваливаюсь в сон. И только тёплые руки и нежные поглаживания не дают мне замёрзнуть в той тьме, в которой я брожу.