Мирон
Моя девочка жмётся ко мне всем дрожащим и таким хрупким телом. Неописуемая нежность плещется в моей груди, а пальцы всё ещё подрагивают из-за пережитого страха.
Ни разу в жизни так не пугался. Ни единого раза мне не казалось, что я на несколько мгновений умер. Когда увидел Ави в этом костюме, обтягивающим стройные ноги и ладную попку, не мог отвести от неё взгляда. Пожирал её фигуру глазами. Каждый изгиб.
В принципе, как и весь чертовски тяжёлый месяц, в течение которого наблюдал, как она милуется с Гришиным.
Я заметил её страх перед лошадьми. За этот месяц я изучил эмоции на её лице досконально. За этот месяц я стал окончательно повёрнутым. Одержимым. Ей.
Я следил за ней, чтобы девчонка, не дай бог, не свалилась с лошади, на которую я её подсадил. Видел, как страх на её лице сменился решительностью и сосредоточенностью. Как и всегда, когда она решает сложную задачу. Когда погружается в учёбу с головой.
А я просто подыхал от желания, видя, как стройные бёдра покачиваются вперёд и назад. За этот месяц я стёр кулак в кровь, представляя её под собой. На себе. Рядом с собой. На коленях. Уверен, моя девочка сгорела бы от стыда, если бы только узнала, какие картинки мелькают в моей голове. И не только тогда, когда она находится в поле зрения. Ночью. В душе. Да почти постоянно.
И это бесит. Вымораживает. Заставляет скрипеть зубами. Потому что она не моя.
Не моя, конечно. Но это не мешало мне с вожделением наблюдать за ней, раскачивающейся на лошади. И лишь мои похоть и желание, направленные на Аврору, были причиной того, что я заметил, как тварь Новикова, держа в руке острый камень, опустила его на крупу лошади.
Казалось, что моё сердце вывалилось на землю под ноги моего коня, когда я увидел, как лошадь заржала, встала на дыбы и рванула в лес. Я смотрел на хрупкую фигуру Авроры и молил Бога, чтобы она не слетела. Молил её, чтобы она держалась.
Я действовал на автомате. Я не осознавал, как пришпорил коня и направил его наперерез. Сначала думал, что нужно сдёрнуть девчонку за талию, но риск уронить её и травмировать был слишком велик. В голове пронеслись десятки картин, как она падает на листву, потому что я не смог удержать.
Я не помню, как слетел с коня. Как оказался перед мордой лошади Авроры. Как останавливал её, даже не чувствуя страха за свою жизнь. Мой взгляд уже ощупывал Аврору, которая жмурила глаза и держалась за поводья с такой силой, что пальцы стали синими.
Опускаю голову и взглядом скольжу по расслабленному лицу девчонки. Лежит, опустив ресницы и о чём-то думая. Кожа вся поцарапана, кровь уже подсохла. Я давлю в себе желание начать покрывать её лицо поцелуями. Ловлю любопытные взгляды однокурсников, которые на нас постоянно бросают. Особенно злобные принадлежат Гришину. Я только со спокойствием встречаю их, выгибая бровь и молчаливо спрашивая, чего он хочет.
Эта девушка моя. Потому что сейчас она жмётся ко мне, обжигая дыханием шею.
— Всё, дорогие студенты. Пора возвращаться в академию, — Ева Кирилловна хлопает в ладоши, привлекая к себе внимание. — Гуськом направляемся по тропе. Коней не гоним.
Все послушно поднимаются с травы и песка, отряхиваются и удаляются. Аврора отрывает голову от моей груди, садится и сжимает пальцы в кулаки. Кидает взгляд на свою лошадь и заметно начинает дрожать. Я накрываю её руку ладонью. Девчонка поворачивает ко мне голову и смотрит на меня невозможными карими глазами, в которых я вижу собственное отражение.
— Так, Аврора, я Зарю забираю. Я понимаю, что ты теперь боишься, поэтому прошу твоего молодого человека довезти тебя до академии.
— Но он не мой… — девчонка краснеет, пытается возразить, но я её перебиваю:
— Хорошо, Ева Кирилловна. Доставлю в целости и сохранности.
— К слову говоря, Мирон, за сегодняшнюю пару я добавлю тебе восемьдесят баллов.
— За что это? — мои брови взлетают вверх.
— За самоотверженность и храбрость, Быков. Это был не просто урок верховой езды. Как я и сказала ранее, это и пара психологии. В стрессовой ситуации, которая не была запланирована, ты сумел сориентироваться, — женщина пожимает плечами. — При видении бизнеса эта черта характера очень важна.
Я не говорю ей, что я так поступил лишь по одной причине — на лошади была моя любимая девушка. Я никогда не лгу сам себе и признаю, что будь на месте Авроры другая — я бы не сообразил. Я бы не кинулся следом.
— Спасибо, — я киваю женщине.
— На коня и поехали, я буду сзади.
— Аврора, я посажу тебя на коня, — склоняюсь к её бледному лицу.
— А если он рванёт? — пальцами цепляется за мою толстовку.
— Он не рванёт, потому что не будет команды. Не бойся, звёздочка, — шепчу ласково, отводя волосы с её лица. — Я сразу же сяду сзади.
Несмотря на дрожь и страх, девушка кивает. Я руками обхватываю тонкую талию. Поражаюсь тому, насколько это девчонка лёгкая и хрупкая. Усаживаю её в седло. Вижу, как она цепляется за поводья. Запрыгиваю сзади неё. Девчонка немного ёрзает, из-за чего её округлая попка несколько раз елозит по моему паху. Я сцепляю зубы и сипло выдыхаю. И, видя напряжённую спину Авроры, понимаю, что она даже не догадывается, какое влияние на меня оказывает. Я мимолётно целую её в макушку, беру поводья и мягко давлю пятками на бока Тумана. Конь трогается, а я тут же начинаю говорить Авроре на ухо:
— Смотри, какой дуб. Мой сосед рассказывал, как можно определять его возраст. Чем толще он, тем старше дерево. Но основной способ определения возраста дерева заключается в изучении его годичных колец. Каждый год в стволе дерева образуется новое кольцо.
Аврора послушно поворачивает голову и внимательно меня слушает, постепенно расслабляясь и переставая сжимать поводья с такой силой. А через десять минут и вовсе откидывается на мою грудь. Я чувствую её острые лопатки. И как часто колотится сердце. Улыбаюсь, будто невзначай зарываюсь носом в волосы на её макушке.
Я не знаю, как она будет вести себя в академии. Может, снова наденет маску безразличия и холодности.
У конюшни я снимаю Аврору с коня, отдаю Тумана конюху и поворачиваюсь к девчонке, которая щурит глаза и смотрит куда-то в сторону.
— Василиса! — вдруг взвизгивает счастливо. — Спасибо! — кидает мне, а потом разворачивается и убегает, из-за чего её волосы развиваются за спиной.
Наблюдаю за тем, как она подлетает к подруге, прерывисто её обнимает, а потом и вовсе приподнимает над землёй. Иррациональная ревность колет сердце. Я настолько эгоистичен, что хочу спрятать её ото всех. Хочу, чтобы она мне так на шею кидалась.
Трясу головой и поворачиваюсь к Еве Кирилловне, которая выходит из конюшен.
— Вы пойдёте к ректору? — спрашиваю напористо.
— Пойду, — женщина кивает.
— Могу я пойти с Вами?
— Мирон, я решу этот вопрос, — женщина немного виновато улыбается.
— Я знаю, чья дочь Милена, — говорю спокойно. — И я уверен, что этот инцидент пропустят мимо ушей. Она подвергла жизнь студентки опасности. Аврора могла свалиться и сломать шею.
— Не пропустят, Мирон. Иди, пожалуйста, на обед.
Я скриплю зубами, но ухожу. Я был свидетелем каждой сцены, когда эта тварь унижала Аврору. И каждый раз я хотел схватить её за волосы и хорошенько оттаскать. Как бы не злился на девчонку, я готов за неё рвать глотки.
Аппетита нет, поэтому я иду в комнату. Место, где меня укусила лошадь, саднит. Я иду в душевую, скидываю грязную одежду в стиральную машину и запускаю стирку, а сам встаю под струю воды. Я стою под лейкой с закрытыми глазами, поэтому не сразу замечаю, что погас свет. Выключаю воду, смахиваю рукой капли с лица и выхожу из кабинки. Сначала думаю, что вырубили электричество, но замечаю, что стиральная машинка всё ещё работает. Мне кажется, что я слышу шаги за спиной. Оборачиваюсь, и в то же мгновение на голову обрушивается что-то тяжёлое. Я пошатываюсь. Пытаюсь ухватиться за остатки сознания. Смотрю в лицо урода, который скалится, как шакал. И всё же заваливаюсь на спину, на кафель. Я пытаюсь удержать ускользающее сознание, не дать уроду добить меня. Но чёртова темнота накрывает.
Аврора
— Боже, я так сильно по тебе скучала, — я жмусь к Василисе, которая после больницы выглядит ещё худее, чем обычно.
— И я, моя бусинка, — девушка обнимает меня в ответ, целуя в щёку. — Постоянно корю себя за то, что тогда наговорила тебе. Мне так стыдно. Я просто…
— Не оправдывайся, ведь ты права.
— Нет. Послушай, прошу. Я разозлилась, потому что очень тебя люблю и мне больно видеть, как эта… вытирает о тебя ноги. Я просто разозлилась, что ты так плохо относишься к себе. Что не уважаешь сама себя.
— Она сегодня чуть не убила меня, — признаюсь Лисе.
Рассказываю обо всём, что произошло. И о том, как мой любимый спас меня.
— Твой рыцарь на чёрном коне, — Василиса умилённо улыбается. — А Олег что?
— Пока молчит, — я взглядом окидываю столовую и сводного брата не вижу. — Я пока не говорила ни с кем из них. Я пока в растерянности.
— Ну, посмотрим, — Василиса подмигивает.
— Ты точно в порядке? — снова спрашиваю её.
— В полном. Мамуля сказала, что судьба полностью избавила меня от того, что может меня связывать с Ярославом. И она права, он бы точно не дал мне спокойно жить, если бы узнал про ребёнка. Он бы попытался забрать, и мой рыжик тут был бы бессилен. Хотя… Данька бы полез в драку, а я не хочу, чтобы он подставлялся.
— Он невероятный парень, Лиса, — говорю с восторгом.
— Я знаю. Мама уже сыном его называет, — подруга смаргивает слёзы. — И папе понравился. Я так боялась, что они не одобрят… А он и их очаровал. Особенно, когда узнали, что Данька собирался стать отцом, несмотря на то, что ребёнок не от него.
— Меня это тоже тронуло до глубины души. Я сначала не могла понять, когда вы так быстро успели.
— Мы с ним не спали, — Василиса говорит в лоб, смущая меня.
Я краснею, бледнею и угукаю, хватаю стакан и залпом выпиваю. Вдруг кругом начинается суета. Преподаватели вскакивают со своих мест и куда-то бегут. Я не зацикливаю на этом внимание, поворачиваюсь в Василисе и продолжаю разговор. После обеда мы идём в комнату. Я настолько рада, что не буду ночевать одна и что Лиса в порядке. Улыбка не сходит с моего лица.
До определённого момента, пока в дверь не стучат.
— О, Дань, проходи, — я отхожу, чтобы пропустить друга в комнату.
Слышу, как возится за спиной Василиса, явно обрадованная тому, что он пришёл. Но улыбка пропадает с моего лица, когда я вижу, что парень слишком серьёзный.
— Что случилось, родная? — спрашивает Лиса, проскальзывая мимо меня.
— Аврора, на Мирона напали в душевой.
— Что? — я пошатываюсь и рукой хватаюсь за косяк.
— Ударили по голове тупым предметом.
— Как он? Что с ним?
— Шишка. Рану зашили. Ещё сотрясение мозга. Но всё в порядке. Он уже пришёл в себя.
— Я к нему, — я выскакиваю из комнаты и лечу в больничное крыло.
Мирон лежит на одной из коек. Белый. С замотанной бинтами головой. Он спит, и я иду на носочках, чтобы не потревожить сон.
— Боже мой, Мирон… Как же так? Любимый мой…
Мирон спит крепко, поэтому не слышит моих слов. Я сижу у его кровати минут пять. Смотрю в лицо, поглаживаю руку, а потом меня осеняет, кто мог это сделать.
Я иду искать Олега. И, как ни странно, нахожу его в саду. Он сидит под дождём, не обращая внимания на то, что он промок. Я подлетаю к нему и даю пощёчину.
— Урод! Подлый урод, — кулаками начинаю молотить по плечам. — Да как ты мог? Так подло напасть на него! За что? За то, что я его выбрала? За то, что я его люблю! Я ненавижу тебя. Ненавижу так, что в лёгких жжёт. Чтобы ты провалился.
Я в очередной раз бью его со всей силы кулаком в плечо и разворачиваюсь, чтобы уйти. Олег пытается перехватить меня за запястье, но я не позволяю меня коснуться.
— Ты мне омерзителен, — сплёвываю ему под ноги и иду в академию.
.
Захожу в просторный зал, где на стенах висят картины и стоит множество лавочек. Здесь студенты проводят время между парами. Но сейчас здесь пусто. Я падаю на одну из скамеек, закрываю лицо ладонями и реву. Мне так больно, что кажется, сердце разорвётся.
— Я не трогал его, — голос Олега раздаётся совсем рядом.
— Уйди, — не отрываю ладоней от лица.
— Я не трогал его, Аврора. И я совсем не хотел тебя растоптать, — вспоминает мои слова месячной давности. — Я хотел, чтобы ты меня любила, как моя мать.
Я отрываю лицо от ладоней и смотрю на Олега, который уставился в одну точку.
— Что?
— Смотри, — он тянет мне фотографию. Старую. Потёртую. На ней девушка, с которой мы поразительно сильно похожи. — Моя мама в молодости. Ты пришла в наш дом… светлая, мягкая, добрая. Я думал, что ты сможешь меня полюбить. Как она. Любым. Я был одержим идеей присвоить тебя себе. Привязать к себе, чтобы ты не могла уйти. Как она… — он сжимает в руке фотокарточку, проводит по ней пальцем.
— Ты мне угрожал…
— Угрожал… Я дерьмовый человек, и я это знаю, — он кивает головой. — Мама умерла, отец откупается деньгами, а я что только не делаю, чтобы его внимание привлечь. Только новой жене он дал любовь, мне с Лизой — нет. Мы просто то, что осталось после бывшей. Мы те, кого можно показать партнёрам. Придаток.
— Он любит вас, — возражаю.
— Все так думают. Даже ты, — он ухмыляется. — Он к тебе проявляет больше внимания, чем к нам с Лизой за последние пять лет. Да, я тварь, Аврора. Урод. И я прошу у тебя прощения.
— За что именно?
— За то, что лез. За слова и угрозы. Я ведь ни разу не поцеловал тебя. Не мог понять, почему лицо твоё перед глазами, когда других имею, но рядом с тобой я просто хочу… другого.
— Чего другого? — хмурюсь.
— Ласки, — признаётся честно. — Я фото нашёл не так давно, — усмехается. — И тогда всё понял. А ещё понял, что не хочу видеть твои слёзы. Ты же ни разу не плакала. Кроме дня побега.
— Я не понимаю тебя, Олег, — я стираю слёзы со щёк. — Ты снова будешь давить?
— Нет. Нет, Аврора. Не буду. Я вижу, что ты любишь Быкова.
— И?
— А я люблю тебя. И, как оказывается, я хочу, чтобы ты была счастлива.
— Ты же сказал, что твоя одержимость была связана с твоей мамой, — я в полном непонимании качаю головой.
— Так и есть. И я действительно люблю тебя. Но как свою… маму, — он говорит так тихо, что я едва слышу. — Как сестру… Моя любовь к тебе была больной. Одержимой. Только видя тебя с другим и не испытав ревности, я понял, что чувства имеют другой характер. Я был у психолога. Твои слёзы что-то сломали во мне. Заставили понять, насколько я конченый человек.
— Олег, всё совсем не так…
— Так, Аврора. Я знаю, ты всегда ищешь оправдания. Ты всегда находишь всё самое светлое. Но я урод. Но я не трогал Мирона, Аврора.
— Наверное, я дура, но я верю тебе, — я вздыхаю и опускаю плечи.
А потом оглушительно громко чихаю.
— Ты вся промокла. Иди в комнату. Скоро отбой.
Я киваю. Встаю с лавочки, направляюсь к двери. Но что-то толкает в спину. Я разворачиваюсь к Олегу и протягиваю ему мизинец.
— Давай мириться.
— Я с тобой не ссорился, — говорит беспомощно, смотря на меня беспомощным и разбитым взглядом.
— А я с тобой ссорилась. Давай заключим мир. Наши отношения не заладились. Были просто ужасными. Но сейчас… я готова попробовать быть тебе настоящей сестрой. Просто родным человеком.
Олег шмыгает носом и опускает красные глаза, в которых едва заметно блестят слёзы. Он обнимает мой мизинец своим и трясёт наши руки.
— Вот и помирились, — я улыбаюсь криво, взъерошиваю его волосы. — Иди в душ. Заболеешь, брат.
Он кивает, а я иду в комнату. Не знаю почему, но мне кажется, что моя жизнь только что кардинально поменялась…