Воровка. Ты не убежишь

26

Аврора

В столовой стоит тишина. Минуя столы, я подхожу к дверям, которые, как я заметила ещё утром, ведут на кухню. Заглядываю в круглое окошко и обнаруживаю, что на кухне никого нет, только горит тусклый свет, освещая пустые столы.

Я проскальзываю внутрь, подхожу к холодильнику, воровато оглядываясь по сторонам. Распахиваю створки и смотрю на забитый продуктами холодильник. Достаю сыр, ветчину, сливочное масло и хлеб.

В голове молниеносно прокручиваются варианты того, что можно быстро приготовить. Решаюсь на простой сэндвич. Благо, все необходимые ингредиенты у меня под рукой. Быстро режу хлеб на ровные ломтики, аккуратно распределяю сливочное масло, которое моментально тает, соприкасаясь с мягкой поверхностью хлеба. Затем укладываю ветчину и сыр, чувствуя лёгкое волнение от того, что кто-то может войти. Поскольку я понятия не имею, можно ли что-то брать из холодильника или нет.

— А потом будешь пытаться убедить меня, что не воришка? — этот голос я сейчас хочу слышать меньше всего на свете.

Я даже не оборачиваюсь на Мирона, только нож в руке вздрагивает и оставляет глубокий порез на пальце. Кровь тянется тонкой, алой линией по коже. Я тихо шиплю и подношу палец ко рту.

Я слышу приближающиеся шаги, которые эхом отражаются от стен. Чёрт. Не нужно ко мне приближаться! Я в панике хватаю нож и разворачиваюсь, всем видом показывая, что готова на него наброситься, только бы защитить себя. Вскидываю злой взгляд на красивое лицо. Парень вновь без очков, из-за чего его глаза кажутся слегка незащищёнными.

Я гулко сглатываю. Божечки! Ну, почему этот парень таким странным образом действует на меня? Что в нём такого, что снова заставляет сердце колотиться в горле?

Ты зла на него, Аврора! Он разбил твой фотоаппарат.

Я вновь и вновь твержу себе это, глядя на приближающегося ко мне Мирона. Он переоделся, и только влажные волосы напоминают о том, что он побывал в фонтане. Закрываю глаза и со всей яростью выдаю:

— Как же ты меня достал. Ты следишь за мной?

Вместо ответа Мирон подходит вплотную, ставит обе ладони на стол, заключает меня в ловушку из своих крепких рук. Кончик ножа упирается в его грудную клетку, и мне не остаётся ничего другого, как торопливо отшвырнуть его на стол. Практика подсказала, что лезвие хорошо заточено, а я играть с судьбой не желаю.

— Ты в курсе, что за проникновение на кухню тебя ждёт выговор и неделя исправительных работ в саду? — молодой человек склоняет голову к моему уху, дыханием шевелит волосы, выбившиеся из небрежного хвоста.

— Мне плевать. Мой обед сожрал один рогатый козёл, — со всей злостью выдыхаю я.

Вместо того чтобы разозлиться, молодой человек начинает неприлично громко ржать.

— Заткнись! — вскидываю руку и кладу на его рот. — Ты из ума выжил? Твоё ржание сейчас услышат! Сюда придут!

— И? — сквозь зажатую ладонь интересуется Мирон, выгибая бровь. — Не хочешь со мной цветочки высаживать?

— С тобой я вообще ничего не хочу, — я брезгливо морщу нос. — Я с тобой рассчиталась. Деньги тебе вернула. Отвали, слышишь?

Мирон опускает длинные чёрные ресницы вниз, скрывая от меня взгляд. Я замечаю, что кровью испачкала кожу вокруг его рта. Собираюсь убрать ладонь, но молодой человек чувствует это, перехватывает руку за запястье и… И срывает с моих губ стон, когда языком проводит по порезу.

Мне должно быть больно, но неприятные ощущения отходят на второй план. Мирон смотрит мне прямо в глаза. Своими потемневшими глазами, радужка в которых кажется мне тягучим горьким шоколадом. Соблазняющим и влекущим. Как заворожённая, я смотрю на кончик его языка, который вновь и вновь проходится по ранке. Сегодня он уже делал нечто похожее и порочное, но тогда мы были не одни. Тогда толпа людей не давала забыться в чувствах и ощущениях. Тогда я ещё помнила, что на нас могут смотреть.

Сейчас же… Сейчас в оглушающей тишине кухни, где нет никого, кроме нас двоих, где стоит тишина, нарушаемая лишь нашим частым дыханием, ничто не способно отрезвить меня.

Губы Мирона становятся красными от моей крови, а у меня сердце в груди застывает. Это ненормально, нездорово, но мне кажется, что он проводит какой-то ритуал на крови, соединяющий нас. Или это его чёрные зрачки гипнотизируют меня и заставляют сердце сбиваться с привычного ритма?

Я без понятия. Всему происходящему нет объяснения. Мирон подаётся вперёд, стремительно приближает губы к моему приоткрытому рту. И я закрываю глаза, ожидая неминуемого прикосновения. Но сердце отсчитывает секунды, мгновения, а поцелуя так и не происходит. Вместо этого я чувствую, как порезанный палец чем-то обматывают.

Открываю глаза и смотрю в сосредоточенное лицо Мирона, который «бинтует» мой палец при помощи бумажных полотенец. На его лице начинает подсыхать моя кровь. Мои мысли расплавились от близости молодого человека, от интимного полумрака, от приятного запаха корицы, исходящего от кожи Мирона. Иначе как объяснить, почему я не отталкиваю его. Почему не вырываю руку из горячих и как-то слишком бережных пальцев, прикасающихся к коже.

Тусклый свет рисует причудливые тени на лице Мирона. Я смотрю на длинные чёрные ресницы, пушистые кончики которых вызывают странное умиление. Я скольжу взглядом по бровям, густые волосинки которых заломались и забавно торчат вверх, по ровному носу, с золотистыми крапинками веснушек, и замираю на слишком пухлых и чувственных для парня губах.

Я поднимаю руку и начинаю стирать следы крови с кожи и абриса губ. Пальцы Мирона замирают и перестают обматывать рану. Парень вскидывает на меня глаза, я чувствую, как он внимательно изучает моё лицо. Я тушуюсь, краснею, убираю ладонь и прячу за спиной.

Чувствую, что Мирон продолжает сверлить взглядом моё красное лицо, как будто пытается прочитать мои сбивчивые мысли.

Я отрываю взгляд от подбородка Мирона и сталкиваюсь с его карими глазами в безмолвном разговоре.

Взгляд парня становится мягче, он едва заметно улыбается уголком губ, словно пытаясь успокоить меня. Медленно и аккуратно он возвращается к бинтованию моего пальца, его руки двигаются уверенно, но бережно, как будто он боится причинить мне боль.

Чёрт возьми! Я ведь должна на него злиться, должна оттолкнуть, но я покорно стою и наблюдаю за уверенными движениями молодого человека. Сердце стучит в грудной клетке с такой силой, что я уверена — Мирон слышит этот стук.

Мой взгляд снова скользит по его лицу, я замечаю, как свет играет на его скуле, отбрасывая тень под подбородком. Мысли путаются, и я не могу решить, что делать дальше.

Сказать что-то резкое? Нарушить этот странный момент единения и взаимопонимания?

Я ощущаю, как огненные змеи пробегают под кожей, когда Мирон, закончив, нежно прикасается к моему запястью. Он будто нехотя убирает пальцы с моего пульса.

— Тебе не больно? — спрашивает Мирон тихо, его голос звучит мягко и заботливо.

Я отрицательно мотаю головой, не в силах вымолвить ни единого слова.

Мы молчим несколько минут, застыв, как два сурка, и не двигаясь. Тишину кухни нарушает лишь дыхание. Синхронное. Частое. Взволнованное.

Тишину разрушает жалобное урчание моего живота. Я тянусь к сэндвичу, который сиротливо лежит на разделочной доске, и с огромным наслаждением откусываю. Когда еда попадает в желудок, я жмурюсь от удовольствия. Как же сильно я проголодалась!

Я чувствую тёплое дыхание на своём лице. Распахиваю глаза и давлюсь куском сэндвича от возмущения. Мирон откусывает мой поздний ужин с другой стороны.

— Что ты себе позволяешь? — покраснев от злости, выпаливаю я.

Мирон, как ни в чём не бывало, откусывает ещё один кусок сэндвича, жмурясь при этом, как объевшийся сметаной кот.

— Да, ладно тебе, — улыбается он, прожёвывая еду, — я тоже проголодался. Может, и мне сделаешь один?

Склоняет голову к плечу и внимательно рассматривает меня. Ему нравится надо мной насмехаться.

— Хочешь есть, сделаешь сам! — я морщу нос и начинаю торопливо запихивать сэндвич в рот, чтобы парню ничего не досталось.

Молодой человек хмыкает. Отрезает себе кусок хлеба, сыра и ветчины. Ест свой сэндвич, морщится.

— Твой был вкуснее! — криво улыбается.

— Конечно, как и всё, что есть у меня, — фыркаю.

— Да. Ты права, — молодой человек делает голос ниже.

— Ой, всё. Отойди! — смутившись ещё сильнее, чем до этого, давлю ладошками на плечи молодого человека.

Я хватаю продукты со стола и спешу к холодильнику, чтобы положить их на те же места, где их взяла. Мою нож и разделочную доску и направляюсь на выход.

— Стой! — раздался в спину разъярённый рык.

Мои ноги подгибаются, будто хотят подчиниться приказу, но я ускоряю шаг, кидаю через плечо:

— Мне не о чем больше с тобой разговаривать.

Когда он не стоит близко и не смотрит своими завораживающими глазами, мысли приходят в порядок. Я вспоминаю, что он сделал на ярмарке, а злость накатывает вновь.

— Если ты от меня не отцепишься, я пойду в деканат и сообщу, что ты шляешься ночью по территории академии.

Горячие пальцы сомкнулись на плече и резко развернули вокруг моей оси.

— Не забудь добавить, что ты первая сюда залезла.

— Не забуду, — я зло хмыкаю. — Ничего не забуду добавить, только бы избавиться от тебя и твоего надоедливого общества. Ты с чего вдруг решил, что можешь ко мне лезть? Претендовать на мою еду? Облизывать меня своими мерзкими губёшками? Да ты… омерзительный червяк!

На мои губы лёг его палец. Властным движением закрыл рот, перекрывая поток злой речи. Мирон надавил им на губы, проникая в рот и надавливая на язык.

— Что ты делаешь? — пытаюсь спросить я, но добиваюсь лишь того, что мой язык несколько раз касается подушечки его пальцы.

Миг и мир меняется, взрывается яркими красками. Мирон дёргает меня на себя, я оказываюсь в его крепких объятиях, а его губы обрушиваются на мой рот. Он целует меня яростно, зло, кусая мои губы и сплетаясь языком с моим, наполняя помещение кухни бесстыдными звуками. Пальцы молодого человека зарываются в волосы на затылке и оттягивают голову назад.

— Прибить тебя готов… откуда ты только свалилась на мою голову? — оторвавшись на краткое мгновение, впивается в моё лицо безумным, пожирающим взглядом. — Откуда только взялась такая? — повторяет шёпотом и набрасывается на беззащитную шею поцелуями-укусами.

Мир плывёт перед глазами, ноги подкашиваются в коленях, меня накрывает волнами жара и нетерпения. Я подаюсь вперёд и прижимаюсь к сильному горячему телу, впитывая нестерпимый жар его тела. Бедное сердце колотится в груди с такой силой, будто желает вырваться из грудной клетки и упасть прямо к ногам молодого человека.

Мирон, не отрываясь от моей шеи, продолжает свои ласки, оставляя на коже ожоги от поцелуев. Мне кажется, что его губы прикасаются не к коже, а к оголённым нервам. Заставляют меня вспыхивать вновь и вновь. Я стараюсь восстановить сбившееся дыхание, но получается это откровенно плохо. Я дышу часто и прерывисто, будто я астматик. Каждое прикосновение губ Мирона к коже, словно электрический разряд, пронизывает меня с головы до пят.

Руки Мирона опускаются на мои бёдра, скользят вниз по моим бокам, словно изучая каждую линию моего тела. С губ снова срывается громкий стон.

Я хватаюсь за широкие плечи Мирона в попытке удержаться на ногах.

Его власть над моим телом абсолютна. И я чувствую себя бессильной, ведь никак не могу противостоять ему. Его напору. Его сметающей с ног страсти. Мирон подхватывает меня под бёдра и усаживает на стол. Наши лица оказываются на одном уровне, а я тону в горьком шоколаде его глаз.

Что-то вызывает трепет внизу живота в этом взгляде — нечто дикое и необузданное, что заставляет меня почувствовать себя дрожащим зверьком в поле зрения хищника. Его дыхание становится ещё чаще и будто горячее.

Слабый стон вырывается у меня, когда губы Мирона вновь находят мои. Молодой человек прикусывает мою нижнюю губу, втягивает в рот, а его язык с напором проникает в мой рот.

Я чувствую, как тепло растекается по телу, как желание с каждой секундой становится все невыносимее. Я пытаюсь свести ноги вместе, чтобы унять это чувство.

И каждое новое прикосновение усиливает бурю, бушующую внутри меня. Мирон умеючи распаляет моё желание, словно умелый дирижёр, создающий симфонию удовольствия.

Горячие руки, подрагивающие от нетерпения, жадно блуждают по телу, поглаживая каждый изгиб, сжимая грудь сквозь ткань футболки, сжимая напряжённые вершинки пальцами.

Вскоре его губы перемещаются ниже, оставляя на моём теле путь из огненных поцелуев. Он расстёгивает белую кофточку, медленно стягивает по плечам.

Я выгибаюсь навстречу, стремясь к его рукам, к его пальцам, которые словно касаются моей души. С каждым его движением я чувствую себя всё ближе к той точке, где не существует ни боли, ни тревог, только безграничное наслаждение и полное растворение друг в друге.

Мирон медленно поднимает голову, его взгляд снова встречается с моим. Я тону в его взгляде, ощущая, как мир вокруг нас постепенно размывается, остаёмся только мы и эта безграничная страсть, не поддающаяся разумному объяснению.

Мне кажется, что я слышу шорох. И это приводит меня в чувства, будто на меня вылили ушат ледяной воды.

— Боже! Что мы творим? — вырывается истеричный шёпот.

— Тебе сказать, как это называется? — хрипит мучительно Мирон, сжимая руками мои бёдра.

— Отпусти! Мне нужно в комнату.

Я не знаю, что Мирон видит в моём взгляде, но он убирает руки с моих бёдер. Я соскальзываю со стола, кидаюсь на выход.

— Не подходи ко мне больше! Молю! Не разрушай меня и мою жизнь, — прошу шёпотом, замерев у двери.

Я не дожидаюсь его ответа, убегаю в комнату стремглав. Я только что отдала свой первый поцелуй своему врагу. Что ж… Он его украл, а я украду что-то более ценное у него. Осталось только найти его слабые места.