Возвращение домой

Глава 9

До этого момента Эвелин не осознавала, какое сильное напряжение она испытывала. Облегчение нахлынуло, затопило, Эвелин ощутила слабость и внутреннюю дрожь. Безупречно владея собой, она улыбнулась Саре и кивнула.

— Хорошо. Я рада. Я думаю, ты приняла верное решение, Сара. Ну а теперь первым делом надо устроиться. Мне придется столькому научить тебя, и я думаю, тебе лучше поселиться у меня, здесь много комнат, и тогда бы я…

— Нет, — резко оборвала Сара, — я не буду жить с вами под одной крышей.

Эвелин замолчала, в груди что-то кольнуло, похожее на боль, но она тут же заставила себя отбросить ее. Враждебность Сары Эвелин воспринимала как цену, которую должна заплатить.

Одни зеленые глаза смотрели в другие зеленые глаза с вызовом, с гордостью, с болью и стремлением подавить эту боль.

— Если мне будет позволено высказаться, — вмешался Рурк, — я бы предложил Саре поселиться в квартире, которую фирма держит для специалистов. На время, пока она не встанет на ноги. Отсюда всего несколько кварталов, а потом Элис может помочь ей найти более подходящее собственное жилье, если она захочет. — Он повернулся к Саре. — Элис Берк — секретарша Эвелин и настоящее сокровище. Вы увидите, она бесценный источник информации и всегда готова помочь. Мы все обращаемся к Элис при любом затруднении.

Эвелин благодарно улыбнулась Рурку. Он настоящий мужчина, который может быть жестким, когда надо, бесчувственным, но если требовались тонкость и такт, никто не владел этими качествами лучше.

— Прекрасная идея, Рурк.

— Эта квартира полностью обставлена, в ней останавливаются клиенты и сотрудники высокого ранга наших предприятий в других городах, — объяснил Рурк.

Сара все еще казалась злой и недоверчивой, но Рурк продолжал объяснять спокойным, уверенным, приятным голосом:

— Квартира удобная, и поскольку в основном пустует, у вас прекрасная возможность ею воспользоваться. Она хорошая, я уверен, вам там будет удобно.

— А как же ваши клиенты? Коллеги из других городов?

— Никаких проблем. Мы можем поселить их в отеле.

— Ну что ж… Я думаю, это мне подойдет.

— Отлично, значит, все улажено. Завтра первым делом я скажу Элис, чтобы она начала подыскивать жилье для ваших сотрудников.

— У моей секретарши двухгодовалая дочь. Ей понадобятся хорошие ясли.

— И это не проблема, — ответил Рурк. — Наши фабрики и офисы разбросаны по всему миру, и везде у нас есть детские учреждения. Для сотрудников они бесплатны.

На лице Сары возникло удивление. Рурк самодовольно улыбнулся.

— Эвелин настояла на их открытии несколько лет назад, задолго до того, как детские учреждения стали своего рода политикой для больших компаний.

Взгляд Сары переметнулся на Эвелин, ее глаза широко открылись. Ей не хотелось верить услышанному.

— Это тоже работает на бизнес, — пояснила Эвелин, сама себе удивляясь, почему вдруг пустилась на объяснения, что это не альтруизм. Впервые с момента встречи с Сарой она почувствовала, что завоевала некоторое уважение дочери. Незначительное, но тем не менее. — Большинство рабочих на наших фабриках — женщины. Как и в офисах. У многих дети. Если они под присмотром, в хороших условиях, матерям спокойнее, они лучше работают. У нас редки прогулы, а это заслуга детских учреждений.

— Понятно, — сказала Сара. Казалось, ее удовлетворило объяснение.

А Рурка нет. Он нахмурился, уперся в подлокотники кресла, сложил перед собой ладони домиком и поверх него смотрел на Эвелин. Он не понимал. Он ожидал, что она будет лезть из кожи, стараясь завоевать Сару, но Эвелин решила сохранять дистанцию. Почему?

— Я хотела бы сразу начать твое обучение, Сара. Конечно, первым делом я представлю тебя всему семейству. И чем скорее, тем лучше. Ты согласен, Рурк?

— Гм, возможно, ты права. — Он взглянул на Сару и подавил смешок. Какое потрясение ожидает клан Кэтчемов! — Но сперва, я думаю, надо познакомить Сару с производством, начав с…

— Подождите. — Сара перевела взгляд с одного на другого. — Не так все сразу, я хочу сказать, что не могу здесь долго оставаться. Несколько дней, самое большее — неделю. Мне надо вернуться на западное побережье и закрыть фирму. Забрать мать из лечебницы.

— Ты собираешься привезти Джулию сюда?

— Да. — Сара посмотрела на Эвелин, в глазах ее сверкнул вызов. — Я хочу, чтобы моя мать была рядом, чтобы я могла навещать ее. А что? Какие-то сложности?

— Нет, конечно, нет. Поступай так, как считаешь нужным. Однако у нас не слишком много времени, мы не можем тянуть. Поручим Элис найти подходящее заведение для твоей матери, изложи на бумаге свои требования. Рурк, а почему бы тебе сейчас не отвезти Сару на квартиру? А потом проведешь ее по офисам, по фабрике.

Она повернулась к Саре с извиняющейся улыбкой.

— Мне бы тоже следовало пойти с тобой, но у меня назначены встречи, и надеюсь, ты понимаешь.

— Я уверена, мы с мистером Фэллоном справимся.

Голос Сары и ее тон не оставляли сомнений — она просто счастлива, что не придется терпеть компанию Эвелин, и Рурк поморщился.

Он заметил мольбу во взгляде Эвелин, она просила понять ее. Никаких встреч на сегодня она не назначала. Рурку было достаточно посмотреть на ее лицо — Эвелин без сил, ей необходимо отдохнуть.

Вставая, он заставил себя широко улыбнуться Саре.

— Ну что ж, начнем, мисс Андерсон.

Молча, даже не взглянув на Эвелин, Сара поднялась. Рурк снова почувствовал ее запах — именно так он воспринимал цветочный аромат духов, шампуня, женской кожи. Он шагнул к Саре, взял под локоть и поразился жару, опалившему его руку. Сара вздрогнула от его прикосновения, спина напряглась. Рурк удовлетворенно улыбнулся — по крайней мере не он один чувствует эти «химические процессы».

— О, Рурк, еще одно. Пожалуйста, извести всех, что я назначаю чрезвычайное заседание правления. Все держатели акций с супругами должны явиться послезавтра в два часа дня без всяких исключений.

Рурк остановился на пороге, оглянулся, в его душе шевельнулось беспокойство. Эвелин была бледная и уставшая. Впервые за все годы их знакомства она показалась ему поразительно ранимой.

И одинокой.

Рурк нахмурился. Одиночество и ранимость — эти два слова никогда не связывались в его сознании с образом Эвелин Кэтчем.

— Не беспокойся, я позабочусь.

Это будет то еще заседание правления! Кэтчемы сойдут с ума, загудят, как растревоженный улей, уже оттого, что их собирают неожиданно и в приказном порядке, всех до единого. А когда Эвелин преподнесет им свой главный сюрприз…

Рурк покачал головой.

Рурк и Сара ушли, Эвелин осталась в кресле, уставившись невидящим взглядом в пространство. Она сидела не шевелясь, пока миссис Честер, собравшаяся уходить, не просунула голову в комнату.

— Могу ли я что-то для вас сделать, миссис Кэтчем?

С трудом Эвелин попыталась вырваться из плена охвативших ее мыслей и вернуться к реальности. Она перевела взгляд на окно и удивилась — солнце почти село. Со слабой улыбкой Эвелин посмотрела на миссис Честер.

— Нет, спасибо, вы можете идти. Сегодня по телевизору ваша любимая программа, миссис Честер. Незачем ее пропускать.

— Но мистер Фэллон просил как следует присмотреть за вами. Он сказал, что вы не слишком хорошо себя чувствуете и…

— Мистер Фэллон напрасно беспокоится. Со мной все в порядке. Я немного почитаю и лягу спать. Так что спокойно отправляйтесь.

— Ну ладно… Если вы уверены…

Женщина ушла. Эвелин через силу поднялась с кресла и медленно побрела в спальню. Она устала. Очень сильно устала.

Широкая кровать манила, обещая покой, тело жаждало расслабиться в мягкой постели, но взбудораженные мысли, нахлынувшие воспоминания не пускали. Посреди комнаты Эвелин вдруг остановилась. А потом медленно, словно против желания, влекомая неодолимой силой, обернулась и обвела взглядом книжные полки. В глазах застыла боль.

«Нет, не надо», — стучало в голове Эвелин, а ноги сами собой, медленно, точно она была в трансе, понесли ее через комнату. Сложив руки на груди, будто этот жест мог защитить, она остановилась перед полками и посмотрела на тетради в твердых переплетах. Ее дневники. История жизни Эвелин Делакорт-Кэтчем, написанная ее собственной рукой.

На полках сорок тетрадей. А сорок первая, еще не дописанная, лежит на столе, готовая принять свежие строки. Каждая тетрадь отсчитывала год со дня смерти родителей Эвелин. Последние двадцать семь тетрадей — роскошные, в кожаных переплетах, с тисненым именем и датами, очень отличаются от предыдущих — до брака с Джо они были недорогие, из самого дешевого магазина.

«Что произошло тридцать два года назад? Кто был мой отец?»

Вопросы Сары эхом отдавались в голове Эвелин, как будто крутилась треснувшая пластинка, в голосе дочери слышались обвинение и вызов. Эвелин оглядела переплеты на верхней полке.

Ответы на все вопросы — там.

Эвелин редко возвращалась к старым тетрадям. За последние тридцать лет, пожалуй, ни разу. Она вообще старалась не думать о том периоде жизни, и больше всего на свете ей не хотелось перечитывать записи, полные боли.

Но бывает кое-что посильнее желания, здравого смысла, чувства самосохранения. Даже когда знаешь, например, что будет больно, если потрогать языком ноющий зуб, все равно не удержаться.

Все существо Эвелин вопило: «Нет! Не трогай! Оставь это!»

А дрожащая рука тянулась к верхней полке и вынимала девятый том из ряда.

Прижав дешевый переплет к груди, Эвелин протащила измученное тело к шезлонгу, стоящему у камина, и со вздохом легла. Дата, которую она искала, навечно врезалась в память. Судорожно вздохнув, она собралась с силами и трясущимися пальцами открыла майские записи.

«Я просто не в себе! Да-да! Меня может разорвать на части от восторга! Ларри Бейнбридж пригласил меня на свидание».

Эвелин печально покачала головой. Боже, какой молодой и какой глупой она была.

«Я все еще не могу поверить. Я пытаюсь щипать себя, но это не сон. Он в самом деле пригласил меня на свидание. Меня. Абсолютно скромную первокурсницу. Ведь я никто. А Ларри — старшекурсник и звезда футбольной команды, самый популярный парень во всем лагере. Он такой красивый. Такой хороший. Он может пригласить любую девчонку, а он захотел пойти со мной! Я такая счастливая!»

Эвелин откинулась на спинку шезлонга и закрыла глаза. Какая дура. О Боже. Ну как она могла оказаться такой наивной? Такой романтически невинной?

Ей и в голову не пришло задуматься, почему этот сердцеед заинтересовался робкой восемнадцатилетней девушкой. Эвелин открыла глаза и уставилась в потолок, прикусив нижнюю губу.

В восемнадцать лет она была так одинока, всеми заброшена, ее сердечко жаждало любви. Пританцовывая, без колебаний или вопросов, с радостью она вышла на следующий вечер из общежития под руку с Ларри. Не шла, а парила над землей, голова кружилась от романтических мечтаний.

А дальше — обвал.

Глаза Эвелин увлажнились, она заморгала и решительно перевернула страницу, перейдя к событиям следующего вечера. Она смотрела на буквы, и все внутри дрожало. Тот вечер навсегда изменил жизнь, оставив шрамы в душе.

Даже почерк стал другим. Прыгающим. Неровным. Буквы угловатые, колючие, кажется, они буквально кричали о боли.

«Он изнасиловал меня. Ларри Бейнбридж изнасиловал меня».

Даже теперь, после стольких лет, эти слова впивались когтями в сердце Эвелин. Боль терзала так, что ей хотелось плакать. Она оторвала взгляд от неровных букв, судорожно вздохнула. Она помнила, как писала, точно это случилось вчера. Оскорбленная, униженная, с единственной мыслью в голове — умереть, со слезами, текущими по лицу… Эвелин снова взглянула на страницу. Некоторые строчки расползлись от капнувших слез.

«Почему? Почему он так поступил со мной? Как он мог? Когда он кончил, то сказал, что я сама виновата. Что я дразнила его весь вечер, что я сама этого хотела. Но это неправда. Я не хотела. Клянусь, я не хотела. В какой-то миг мы просто поцеловались. Потом он меня повалил… срывая одежду».

Дрожь пробежала по телу Эвелин. О Боже…

«Я боролась с ним, но бесполезно. Он намного больше и сильнее меня. И это только злило его.

О Боже, мне было так больно! Я чувствую себя такой грязной. Такой оскорбленной. Когда он высадил меня из машины перед общежитием, я едва стояла на ногах, спотыкаясь, добралась до студенческого лазарета. Часть пути я проползла.

Дежурившая медсестра вызвала воспитателя и ректора университета. Я думала, они мне помогут. Но когда я сказала, что Ларри со мной сделал, они палец о палец не ударили.

Они мне просто не поверили. Воспитательница Киркленд сказала, что Ларри Бейнбридж хороший молодой человек, и если бы его не спровоцировали на это, ничего бы не случилось. Они сказали, что я сама пошла с ним, по собственному желанию, и не имею права кричать, что меня изнасиловали, что я сама поддалась страсти. Оба они — и Киркленд и ректор Хоув — ясно дали понять, что мне не позволят разрушить жизнь такому хорошему парню.

Это нечестно. Меня избили и изнасиловали. Но они вели себя так, будто Ларри — жертва, а не я.

Мне хотелось умереть. И сейчас хочется».

Эвелин долго смотрела на последнюю запись, потом медленно закрыла тетрадь.

Она действительно хотела умереть. Беседа с воспитательницей и ректором раздавила ее. Она молила Бога, чтобы он ниспослал ей смерть, но когда ее здоровое юное тело стало выздоравливать, она начала вынашивать мысль о самоубийстве. Эта мысль окрепла в один из ужасных дней через несколько недель, когда подтвердились ее наихудшие подозрения.

Она беременна, носит в себе ребенка Ларри Бейнбриджа.

Это был самый ужасный период в жизни Эвелин. Ни денег, ни семьи, к которой она могла бы обратиться… Никого, кто позаботился бы о ней.

Тетя и дядя — сестра матери Хелен и ее муж Джон — взяли Эвелин к себе после смерти родителей. Но они не любили племянницу, лишь выполнили, как говорили сами, «христианский долг», дав ей крышу над головой. За восемь лет, которые девочка прожила у них в доме, никто ни разу не улыбнулся ей, не хлопнул дружески по плечу. Наоборот, оба постоянно подчеркивали, что она для них обуза, попрекали куском хлеба и крышей над головой. А в день восемнадцатилетия объявили: пора самой заботиться о себе.

С горечью в сердце Эвелин отвергала неродившегося ребенка, зачатого грубым насилием, правда, несмотря на боль и гнев, она понимала, что новая жизнь внутри нее — такая же невинная жертва, как и она сама. Эвелин никогда не думала о том, чтобы сохранить дитя. У нее не было денег, сил и желания растить его. Больше всего она боялась, что никогда не сможет дать ребенку любовь, которой он заслуживает. А обрекать другое существо на детство без любви?..

Эвелин вздохнула и снова опустила голову на спинку шезлонга. Свинцовая тяжесть, ставшая неотъемлемой частью ее жизни, давила. Как все переменилось с тех пор. Когда была зачата Сара, изнасилование во время свидания не являлось преступлением. Если женщина была близка с мужчиной, к которому пришла на свидание, считалось, что все произошло по ее желанию, даже если она это отрицала. От всех последствий страдала только женщина. Если она хотела избавиться от «подарка», то рисковала расстаться с жизнью, делая аборт в какой-нибудь жалкой трущобной клинике.

«Нет, Сара, — подумала Эвелин, со вздохом закрыв глаза и отдавшись охватившей ее слабости, — если бы мне снова предстояло пройти через все это, я бы поступила так же. Все равно ничего хорошего в твоей жизни не было бы. Нельзя сказать, что тебя совсем уж никто не любил.

И что самое главное… ты никогда не узнаешь, что была зачата не в любви и даже не в момент страсти, а через зверское насилие. По крайней мере я уберегла тебя хотя бы от этого».

На дорогу от Эвелин до дома, в котором располагалась квартира компании, ушло меньше трех минут, но Саре они показались вечностью. Близость Рурка в замкнутом пространстве автомобиля действовала так сильно, что ее нервы гудели, будто провода высокого напряжения. Когда они шли от парковки до лифта, он держал руку чуть ниже талии Сары, широкая длиннопалая ладонь отпечатывалась на ее теле сквозь одежду, как железо, которым клеймят скот.

— Вот мы и пришли. — Он остановился перед дверью с табличкой «28 В».

Сара облегченно вздохнула. Пока он открывал ключом дверь, она, осматриваясь, заметила, что на этаже всего две квартиры.

— После вас, — сказал Рурк, и Сара снова почувствовала прикосновение — он дотронулся до ее спины.

Она стиснула зубы. Соблазняющее тепло проникло через габардиновый костюм и разлилось по спине. Но стоило войти в большой, отделанный мрамором холл, потом из него — в гостиную, как она забыла обо всем на свете.

Квартира была обставлена бесценной старинной мебелью XVIII века, способной соперничать с той, что у Эвелин Кэтчем. Из окна открывалась захватывающая панорама города.

— Боже мой, — пробормотала Сара, остановившись посреди комнаты и медленным взглядом обводя все вокруг. — Вы же сказали, у компании есть маленькая квартира. Но эта же огромная, а мебель — целое состояние.

Рурк пожал плечами.

— Да, обычно это производит впечатление на клиентов.

— Неудивительно.

— Если вам не нравится…

— Не нравится? Не говорите глупостей. Конечно же, нравится. Очень нравится. Но просто это все такое… такое… совершенное. И большое.

Почти вся ее лос-анджелесская квартира могла разместиться в одной гостиной.

С предельной осторожностью большим пальцем ноги, сквозь лодочки, Сара попыталась прощупать толстый ворс восточного ковра и поняла — этот экземпляр стоит больше, чем все ее вещи, вместе взятые. Подлинники картин, писанные маслом и наверняка принадлежащие кисти мастеров, украшали стены. Множество фарфоровых безделушек небрежно расставлены на комоде, будто купленные в дешевом магазине. Сару окружало столько ценных вещей, что она не знала, на чем сосредоточиться. У нее, как у ребенка, растерявшегося в магазине игрушек, глаза разбегались, а взгляд перескакивал с одного на другое.

Рурк поставил ее чемодан на полированный дубовый пол и оперся о рояль возле двери, ведущей на террасу. Скрестив руки на груди, с легкой усмешкой он наблюдал, как Сара впитывает все это.

— Я рад, что вам здесь нравится. Наверное, ваш вкус совпадает со вкусом матери.

Сара чуть не расхохоталась. Он шутит? Даже до болезни Джулия Андерсон понятия не имела, как отличить стиль королевы Анны от современного. В голове промелькнуло: а откуда Рурк мог знать о вкусе ее матери?

Она насмешливо посмотрела на него, а он улыбнулся в ответ.

— Эвелин сама декорировала эту квартиру.

Радостное оживление Сары как рукой сняло. Она огляделась. Как бы ей хотелось сказать, что ей здесь совсем не нравится, и заявить об этом твердо, подчеркнуто твердо. Но она не могла. Она любила красоту, и даже враждебность к Эвелин не позволяла ей не оценить ее вкус.

— Ну вот, пока мы раздобудем еще один ключ в офисе, вы можете пользоваться моим. — Рурк отцепил ключ от кольца и подал Саре. Металл хранил его тепло, легкое прикосновение пальцев Рурка заставило ее пульс участиться. — Завтра у вас будет машина, а пока, если что-то понадобится, обращайтесь. Моя дверь на противоположной стороне коридора.

Глаза Сары расширились от удивления.

— Вы здесь живете? На этом этаже?

— Да. Очень удобно, поскольку развлекать клиентов, удовлетворять их запросы — часть моей работы. — Он скрестил ноги в щиколотках и удивленно поднял бровь. — А что? Вам не нравится мое соседство?

— Да нет, просто я удивилась, вот и все. — Сара посмотрела на медный ключ, который вертела в руках, потом, глубоко вздохнув, снова подняла глаза на Рурка. — Я вам не нравлюсь, так ведь, мистер Фэллон?

— Мисс Андерсон, я вас совсем не знаю. Но думаю, можно отбросить формальности, для вас я — Рурк.

Сара хотела бы сохранить дистанцию, этот мужчина так странно действует на нее, но не могла отказать ему.

— Хорошо, Рурк. У меня такое ощущение, что ты обижен на меня. И возможно, справедливо.

— В каком смысле?

— Ну… ты в компании человек номер два. И конечно, рассчитывал, что придет время и ты заменишь Эвелин. Вдруг из ниоткуда появляюсь я и… — Не договорив, Сара пожала плечами.

Несколько секунд Рурк молчал, изучающе разглядывая Сару. Потом медленно улыбнулся.

— Если это тебя волнует, забудь. У меня нет никаких юридических прав, Сара. Чтобы стать президентом, надо быть членом правления, а для этого иметь акции. Но «Эв косметикс» — закрытая корпорация. Только члены семьи могут владеть акциями. Поэтому не волнуйся, ты не расстроила мои планы, Сара.

— Хорошо. Это облегает дело. Откровенно говоря, мне бы очень не хотелось враждовать с кем-то.

Он закинул голову и расхохотался грубо, по-мужски, недобрым смехом. Сара насторожилась от дурных предчувствий.

— О, враждовать придется. Еще как! Можешь не сомневаться!

— В каком смысле?

— Да в том смысле… — Он оттолкнулся от рояля и широкими шагами подошел к ней, в глазах его плясали веселые искорки. — Ты еще не встречалась с семейством Кэтчемов.