— Сукин сын!
Поверх газеты Лоуренс посмотрел на жену, ворвавшуюся в кабинет и с такой силой хлопнувшую дверью, что картины на стене закачались. Она была в ярости, из глаз сыпались искры.
— В чем дело, дорогая? Что случилось?
Быстро поднявшись, Лоуренс направился к ней, раскрывая руки для объятий, но она оттолкнула его, прежде чем он успел ее обнять.
— Ты соврал мне! Ублюдок! Ты обещал достать деньги, чтобы я возобновила права на «Ночную песню»! Ты сказал «не беспокойся». И что? Мне сегодня позвонил Харолд. Он сообщил — мои права действительны всего шесть недель, а дальше все! — Мэделин ударила Лоуренса три раза, прежде чем он успел схватить ее за руку. Ругаясь, она вырвалась и кинулась к окну. Потом резко повернулась. — Я не могу потерять эти права. Ты слышишь меня? Не могу! Моррис и Стен как шакалы, они только и ждут, чтобы вырвать их у меня и взять другую актрису на ведущую роль! Есть еще три студии! Черт бы побрал тебя! Ты виноват! Ты обещал!
— Я старался, Мэдди. Я делал все, что мог. Поверь. Я говорил с Сарой, я даже ходил к Эвелин, но они не отступают ни на йоту. Я пытался отыскать лазейку в уставе корпорации, но не нашел. И все равно не беспокойся, дорогая. Еще есть время, и я что-нибудь придумаю. Сейчас я как раз думаю над планом…
— К черту твой план! Мне нужны деньги сейчас, немедленно! Продай мои драгоценности, машину, дом. Все. Но только достань мне эти проклятые деньги.
— Мэдди, Мэдди. Ну не может быть, чтобы ты говорила серьезно. Это же будет финансовое самоубийство. Ты заработала миллионы за прошедшие годы, но все потратила. Единственную реальную ценность представляют собой несколько украшений, акции «Эв косметикс» и этот дом.
— А мне плевать! Мне нужна эта роль.
Лоуренс почувствовал пульсирующую боль в висках и стал массировать их пальцами. Да, Мэдди могла быть упрямой, неразумной, вести себя, как капризный ребенок. Особенно когда чего-то боялась.
Источник ее страха Лоуренс знал. Бедная Мэдди до смерти боялась стареть, смотреть, как уходят молодость, красота, а с ними — поклонники. Ему было больно оттого, что его жена, кажется, не понимала: кроме потрясающей красоты, она обладает чем-то большим.
Обычно Лоуренс исполнял все ее просьбы, удовлетворял малейшие прихоти. Он обожал Мэдди и не хотел потерять. Однако ее желание получить ведущую роль в «Ночной песне» превращалось в опасную навязчивую идею. В наваждение.
— Мэдди, дорогая, — сказал он как можно ласковее. — Ну может быть… может быть, действительно тебе больше не стоит играть романтические главные роли, а перейти к более зрелым ролям?
Глаза Мэделин сделались совершенно круглыми. Она уставилась на Лоуренса, будто он предложил ей самой перерезать себе горло.
— О чем это ты?
— Ну, может, согласиться с Моррисом и Стеном, сыграть Викторию?
— Мать? Ты хочешь, чтобы я играла мать?
— Дорогая, это очень глубокая роль, сама понимаешь. Ты же прекрасная актриса. За нее ты получила бы «Оскара».
Лоуренс мог не тратить слов попусту. Мэделин пришла в неистовство.
— Ты уже считаешь меня старой? Да? Говори!
— Нет, нет, моя дорогая. Конечно, не…
— Я тебе надоела. Не думай, будто я не заметила, как ты поглядываешь на других женщин. И что? Ты нашел кого-то? Помоложе?
— Мэдди, нет! Да ты что? Я же люблю тебя.
— И ты на самом деле ждешь, что я этому поверю после твоего почти откровенного признания, что я старая ведьма? И гожусь только на роли матерей и вдовствующих маркиз? Старых сушеных дур! Ладно, если так считаешь — убирайся отсюда.
— Мэдди, дорогая, ты же на самом деле не хочешь этого!
— Черта с два — не хочу! Да будь я проклята, если стану терпеть тебя у себя под носом. — Она постучала себя по груди длинным красным ногтем. — Никто ниоткуда не может выкинуть Мэделин Кэтчем. Никто! Слышишь меня? Я могу выкинуть кого угодно отсюда. Так что проваливай!
Лоуренс смотрел на нее, точно громом пораженный. Он понимал: сейчас в Мэделин вопиют ее гордость и патологический страх старения, именно это заставляло расстаться с предыдущими мужьями. Она боялась, что чувства к ней увядают по мере увядания ее красоты, и предпочитала уходить первой.
Сейчас то же самое она пыталась проделать с ним. Душа Лоуренса болела за нее, а страх и боль стиснули сердце.
— Мэдди, дорогая, но ты же не хочешь… Ну разреши мне…
— Я сказала — убирайся! Вон отсюда!
— Ну Мэдди…
— Вон! — Она схватила вазу и швырнула в него. Лоуренс нагнулся, ваза, ударившись о стену, разбилась у него за спиной. — Убирайся из моего дома! Ты мне не нужен. — Схватив статуэтку, она пустила ее следом за вазой. — Я сама достану деньги! Уходи. Уходи, черт бы тебя побрал! — Она схватила тяжелое хрустальное блюдо и бросила его. Мэдди швыряла все, что попадало под руку.
Лоуренс отступил к двери, уворачиваясь от обстрела. Никогда раньше он не видел жену в таком состоянии. Бесполезно было взывать к разуму. Единственное, что можно сделать, — дать ей время успокоиться.
— Хорошо, хорошо. Я ухожу, — сказал он, поднимая руки, защищаясь от очередного снаряда. — Но нам надо поговорить, М…
— Вон отсюда!
Он увернулся и выскочил за дверь, когда китайская лампа вдребезги разбилась о стену.
После того как входная дверь дома закрылась, Мэделин швырнула еще три предмета, выпуская пар, но услышав, как «БМВ» Лоуренса взревел и тронулся, бросилась ничком на диван и залилась слезами.
Она громко рыдала, в горле что-то булькало. Мэдди плакала по маленькой девочке, которая время от времени воскресала в ней. Плакала по беззаботной юности, когда она потрясла весь Голливуд, ублажая свою мать. По женщине, которая никогда не чувствовала себя любимой, а была только талантливой, гордой и красивой, из-за чего ее терпели. Она плакала по увядающей красоте.
Но еще не успел окончательно пройти первый приступ горя, как Мэдди пришла в себя и села. Да о чем она думает? От слез покраснеют глаза, кожа станет дряблой; и, негодуя на себя, Мэдди потерла щеки тыльной стороной руки, еще несколько раз шмыгнула носом, потом подошла к столу, вынула из коробки бумажный носовой платок, несколько раз высморкалась, вытерла глаза и заставила себя сосредоточиться.
— Хорошо. Итак, Лоуренс ушел. Удачно избавилась, — словно защищаясь, пробормотала она, стараясь подавить боль, возникшую при этой мысли, и еще раз шмыгнула носом. — Нет никакого толку жалеть себя. Ты всегда знала, что в конце концов так и случится.
Она принялась ходить по комнате, пытаясь забыть о Лоуренсе и сосредоточиться на чем-то другом. Ну, например, как достать деньги. Или еще лучше — найти кого-то, кто вложил бы их в фильм с ней в главной роли.
Но кто? Она предлагала свой проект почти всем продюсерам в городе.
Всем, кроме одного. Мэделин остановилась и посмотрела на телефон. Постучала ногтем по подбородку. Она еще не говорила с Гарри Уисфелдом. Иногда он демонстрировал готовность помочь. За определенные… услуги.
Мэделин вздрогнула. Гарри был самым большим развратником в Голливуде. Ходили слухи, что он спал почти со всеми красивыми актрисами в городе, начиная от звезд и кончая исполнительницами крошечных эпизодических ролей. Ходили слухи, будто он вел список побед, давая каждой женщине оценку.
До сих пор Мэделин умело избегала его, но не по соображениям морали и уж тем более не из-за угрызений совести. Мэделин любила секс и сама хорошо погуливала не только в промежутках между браками, но и во время. Ради собственного удовольствия. Правда, пока она никогда не продавала секс за деньги или за профессиональные услуги.
В кинобизнес Мэделин ввела мать, когда дочь была еще ребенком. А когда Мэдди подросла, она уже стала звездой и ей не нужны были мужчины вроде Гарри. Кроме того, он совершенно отвратительный. Толстый, старый, волосатый, как горилла. Только на голове не было волос. От одной мысли — заниматься с ним сексом — все внутри Мэдди переворачивалось.
Но сейчас она оказалась в отчаянном положении. Ей надо получить эту роль. Непременно. Ради нее она готова на все.
Чтобы не передумать, Мэделин побежала к столу, нашла домашний телефон Гарри в своей книге, схватила трубку и набрала номер. Постукивая пальцами по столу, стала ждать ответа.
— Да? Уисфелд слушает.
Мэделин крепче сжала трубку и заговорила воркующим голосом.
— Гарри? Это Мэделин Кэтчем. Как ты, дорогой? Хорошо. Хорошо. Слушай, Гарри, у меня есть одно дело, о котором я хотела бы с тобой поговорить. Я подумала, может, мы смогли бы сегодня встретиться?
После бурных и неискренних приветствий, которыми они обменялись, Гарри Уисфелд молча выслушал предложение Мэделин. Он просто сидел, сложив пухлые пальцы домиком под подбородком, и смотрел на нее, как гурман на новое лакомство.
Они расположились в очень мягких креслах в бунгало, позади дома Гарри на Беверли-Хиллз, которое он не без остроумия называл своим офисом. На самом деле именно здесь он занимался со всеми любовью, прямо под носом у жены.
Когда Мэделин закончила, он наклонился и похлопал ее по руке. Она вынуждена была удержаться и не отдернуть ее.
— Мэдди, дорогая, должен сказать, на меня это произвело впечатление. Как ты проницательна — сразу увидеть потенциал этой книги и купить права на экранизацию. Да любой глава студии сейчас не отказался бы заполучить их.
— Да, я знаю. Но к несчастью, никто из них не идет на мои условия.
— Ах да. Ну что ж, очень мудро с твоей стороны прийти ко мне.
— Значит, ты возьмешься за это? — В возбуждении Мэдди забыла первое правило Голливуда — во время переговоров никогда не показывать партнеру, что ты страстно чего-то хочешь. А она даже подалась вперед, возбужденно блестя глазами. — О Боже, как здорово, и я буду играть главную роль, да?
— Даю слово, я беру тебя в фильм. Если, конечно, мы сойдемся в условиях.
— Условиях? — Энтузиазм Мэдди немного угас, когда она посмотрела в глаза Гарри.
— Моя дорогая, ну только не вываливай на меня наивную чепуху. Отправляясь сюда, ты прекрасно знала, что придется заплатить. Ты хочешь чего-то от меня, значит, должна дать мне то, чего хочу я. Мы оба все прекрасно понимаем. Не так ли?
Мэделин заглянула в его похотливые глаза и впилась пальцами в обшивку подлокотников кресла.
Гарри вскинул бровь.
— Я могу запереть дверь, чтобы мы могли… ну, скажем так… заключить сделку.
Мэдди поколебалась, потом глубоко вздохнула:
— Хорошо. Если это все, что надо.
Улыбаясь, Гарри подошел к двери, запер ее, потом вернулся, взял Мэделин за руку и повел в другую комнату.
Она с отвращением посмотрела на огромную кровать, но Гарри провел ее мимо, к зеркалам, вправленным в дверцы шкафа возле другой стены. Он поставил Мэделин перед зеркалами и отступил.
— Ну а теперь раздевайся. И пожалуйста, медленно. — Он с вожделением и ухмылкой уставился на ее отражение. — Люблю смотреть.
«Жирный развратник, ты, конечно, любишь смотреть», — подумала Мэдди, расстегивая молнию на платье.
И хотя Мэделин понимала, что тем самым доставляет еще большее удовольствие Гарри, она раздевалась очень долго. С каждым предметом, падавшим на пол, его дыхание становилось труднее и прерывистее.
И вот комбинация Мэдди соскользнула вниз и легла на пол вокруг ног. Увидев черный кружевной пояс для чулок, Гарри облизнулся. А когда она расстегнула такой же лифчик и ее полные груди оказались на свободе, он застонал и руками потер у себя между ног. Наконец она предстала перед ним совершенно нагая. У Гарри почти потекли слюни, а маленькие, свиные глазки похотливо заблестели.
Мэделин хотелось только одного — закончить все как можно скорее.
Стиснув кулаки, она шагнула к кровати.
— Не двигайся! — резко скомандовал Гарри.
С бешеной скоростью он принялся срывать с себя одежду. Отвращение Мэдди росло — дряблое, белое, как у рыбы, брюхо и волосатая обезьянья спина.
Он кинулся к шкафу, достал из ящичка пакетик и надорвал его. Направляясь к ней, торопливо надевал презерватив.
— В наше время надо быть очень осторожным, — ухмыльнулся он.
«Особенно таким похотливым козлам», — подумала Мэделин, но с некоторым облегчением — от Гарри можно подхватить все, что угодно.
Совершенно голый, он стал обходить ее.
Мэдди замерла, как статуя, опустив руки и сжав кулаки. Гарри провел пухлыми руками по ее грудям, отчего ей захотелось завопить, взял их в ладони, наклонился, лизнул сначала один сосок, потом другой. К ужасу Мэделин, она ощутила тошноту и удовольствие одновременно.
Наконец он оставил ее грудь в покое и зашел сзади.
— Гм… Я думаю, стоя. И сзади.
— Что? Ты хочешь сказать, прямо здесь?
— Да. Мы можем смотреть на себя в зеркало. Наклонись, любовь моя.
Она нехотя подчинилась. Уперлась руками в колени, стиснула зубы и закрыла глаза.
— Нет, нет, только не это, — велел он, и она открыла глаза. — Ты что, я хочу, чтобы ты смотрела, чтобы видела, как я беру тебя.
Обеими руками он впился ей в бедра, она почувствовала его обвислый живот на своих ягодицах и задрожала…
— Я давно хотел тебя поиметь, очень давно, еще когда тебе было четырнадцать, — прохрипел он ей в ухо.
Мэделин вскрикнула от боли и отвращения, видя свое отражение в зеркале. Хрюкая, как боров, Гарри яростно работал, входя в нее снова и снова, лицо покраснело от натуги, его исказила гримаса похоти, со лба стекал пот.
Скоро кончится. Скоро кончится. Скоро кончится.
Стиснув зубы, Мэделин про себя повторяла эти слова, как молитву, в ритме ужасного, совершенно лишенного всякого чувства сексуального акта.
И тогда роль будет ее. Она сыграет Элен, карьера пойдет на новый виток. Она снова станет звездой. Ее снова все станут домогаться, с ней снова станут считаться в этом проклятом городе.
Но Гарри оказался мощнее, чем Мэделин себе представляла. Казалось, он никогда не остановится. Наконец он впился пальцами в ее бедра и кончил, взревев от удовольствия, как возбужденный бык.
Мэделин опустила голову и глубоко вздохнула. Слава Богу.
Тяжело дыша, Гарри вылез из нее, потрепал по заднице и, спотыкаясь, пошел к кровати.
— О-ох, такого стоило ждать почти тридцать лет, — выдохнул он, повалившись на спину. Потом, злорадно ухмыльнувшись, посмотрел в ее сторону. — Дай мне несколько минут, и мы можем совершить еще один раунд, если хочешь.
Мэделин, поднимавшая одежду, даже остановилась и с отвращением посмотрела на него.
— И не думай. Я выполнила свою часть. Теперь ты выполняй свою.
Никогда в жизни Мэдди не одевалась так быстро. Через две минуты она была уже в платье, на полу остались только пояс и чулки. Ей казалось, она никогда не сможет надеть их на себя. Когда вернется домой, сожжет все, в чем была здесь, но сперва примет душ и целый час будет скрести себя.
Мэделин взяла сумочку, надела туфли.
— Я думаю, ты подготовишь контракт, и я его завтра получу.
Гарри рассмеялся:
— Извини, дорогая, но я передумал.
Эти слова настигли ее почти за дверью. Она резко повернулась.
— Что? Ты, ублюдок! Мы же договорились!
— Да ладно, не будь дурой. Ты на двадцать лет старше, чем главная героиня. А почему, ты думаешь, все продюсеры в городе отказали тебе? Неужели ты считаешь, что я рискну репутацией и дам тебе роль? Над нами будет хохотать весь город. Ты здорово подходишь для того, чем мы сейчас с тобой занимались, Мэдди, но на главную роль в фильме не годишься.
— Ты, грязное дерьмо! Мы же заключили сделку! Ты обещал дать роль.
— Нет, я сказал, что возьму тебя в фильм. Если ты согласишься сыграть роль матери.
— Пошел ты к дьяволу!
Мэделин смотрела на него, не в силах больше произнести ни слова. Гарри смеялся, и, развернувшись на каблуках, она вылетела из комнаты, хлопнув дверью так сильно, что та едва не слетела с петель. Ее трясло, когда она села в свой «ягуар». Ублюдок! Грязный, лживый, гадкий! Боже мой, она позволила ему обойтись с собой, как с сукой во время течки!
Резко газанув, Мэдди рванула с места, из-под колес полетел гравий.
Она была в таком состоянии, что гнала к дому как сумасшедшая. Но со скрипом затормозив у крыльца, Мэдди почти забыла о случившемся. Она выскочила из машины и побежала по ступенькам.
Ворвалась в дом и уставилась на кучу чемоданов в холле.
— Итак, ты вернулся? Лоуренс!
Но что-то в нем насторожило ее, от страха по спине пробежали мурашки. Лоуренс стоял в дверях гостиной и смотрел на нее. Мэдди запоздало заметила, что его лицо холоднее обычного.
«Но он же не может знать», — подумала она, боясь посмотреть ему в глаза.
— Как ты могла, Мэдди?
— Что? Я не знаю, о чем ты.
— Ты переспала с Гарри Уисфелдом.
— Какая чушь! Я несколько месяцев не видела Гарри.
— Ты врешь. Я ехал за тобой. И видел, как ты входила в бунгало.
Чувство вины охватило Мэдди, но она попыталась выдержать роль до конца.
— Как ты смеешь? Как ты смеешь следить за мной?
— Да ты была не в себе, и я беспокоился. Испугался, что натворишь глупостей. Я припарковался на другой стороне улицы и ждал, когда ты остынешь. Ты вылетела на машине со скоростью «неотложки», я и поехал за тобой. И глазам не мог поверить, когда ты повернула к дому Гарри.
Мэделин мрачно посмотрела на него.
— Ты не смог мне помочь. Мне надо было что-то предпринять.
— О нет, в этот раз нет, даже не пытайся свалить вину на меня. Ты сама решила стать проституткой, только сама. — Он пересек холл, взял два чемодана и пошел к двери.
— Ты куда?
— Вон отсюда. Я могу выдерживать твои скандалы, выполнять требования, потакать капризам, но с этим я не могу мириться. И не буду. — Он помолчал, снова посмотрел на Мэдди. В его взгляде была глубокая печаль, обида. — До свидания, Мэдди. Я думаю, ты получила от Гарри что хотела. Надеюсь, игра стоила свеч.