Всё может быть

Глава 18

— Так вы все-таки встречаетесь?

Я опять обедаю с Амандой, на этот раз в «Дафне», и она все еще относится ко мне как к своей лучшей подруге. Я не могу понять, почему она снова решила пригласить меня на ланч, но мне так хочется ненадолго улизнуть из офиса, что стараюсь не задумываться об этом.

Не подумайте, что мне не нравится моя работа. Я ее обожаю. Но в последнее время все чаще мечтаю о том, что когда-нибудь мне не придется работать. Я стала грезить о роскошной жизни. О том, как буду обедать в «Дафне» и каждый день ходить в «Джозеф» за покупками. Божественно.

Сейчас я нахожусь в «Дафне», но мне от этого не легче, потому что тут повсюду те самые роскошные женщины, которые не работают, ходят на ланчи и одеты в безупречные костюмы от известных модельеров, с сумочками от «Гуччи» и эффектом естественного мелирования в волосах. Они все выглядят так, будто большую часть своей жизни проводят у парикмахера и маникюрши, а я чувствую себя неуклюжей оборванкой в своем костюмчике от «Эпизод», скопированном с моделей «Армани», и туфлях «Пье-де-тер», которые мечтали бы в следующей жизни стать парой «Стефан Келиан».

— Точно сказать не могу, — отвечаю я. — У нас просто была пара свиданий.

— По-моему, Эд очень сексуальный, — мечтательно произносит Аманда.

Я в ужасе смотрю на нее.

— Что? Сексуальный? С этими усами?

— А мне нравятся усы, — говорит она. — Особенно если у этих усов так много денег. Но если ты с ним встречаешься, разве ты не считаешь его сексуальным?

Я пожимаю плечами: не знаю, стоит ли рассказывать Аманде про поцелуй. Не уверена, можно ли ей доверять.

— Либби? — настаивает она.

— Я правда не знаю, — наконец говорю я. — Я не могу разобраться в своих чувствах. Но он хорошо ко мне относится, и в субботу мы идем по магазинам, чтобы купить наряд для бала. Честно говоря, мне нравится, как он меня балует, со мной еще такого никогда не было.

— Он ведет тебя по магазинам? — Ее глаза широко раскрыты.

Я киваю.

— И куда вы пойдете?

— Не знаю. Подскажи мне, ты лучше всех в этом разбираешься. Где можно купить бальное платье для официального ужина?

— Бюджет не ограничен?

— Ну, не совсем, — смеюсь я. — Посоветуй что-нибудь.

— Идите в «Харви Николс». Там есть хороший отдел вечерних платьев, а если тебе ничего не понравится, там полно бутиков разных дизайнеров.

— Отличная идея. Так я и сделаю.

— Послушай, Либби, если ты решишь, что у вас ничего не получится, отдай его мне.

Я смеюсь, но потом поднимаю глаза и понимаю, что Аманда не шутит. У нее на лице странная улыбка, и, честное слово, она абсолютно серьезна. Ну и ради бога, если я решу, что он мне не нужен, пусть забирает. На здоровье. Интересно, я схожу с ума или мысль о том, что она хочет его, действительно заставляет меня немного ревновать?

На обратном пути на работу — я беру такси, за счет фирмы разумеется, — я решаю, что, может, Эд мне и понравится. Может быть, даже влюблюсь в него, и даже хорошо, что я не думаю о нем постоянно, — это значит, что у нас нормальные отношения, не просто сексуальное притяжение или что-то вроде подростковой влюбленности. Ведь, честно говоря, меня уже тошнит оттого, что я все время теряю голову от любви и думаю о ком-то двадцать четыре часа в сутки, и плачу, и страдаю, что он не звонит. Меня тошнит оттого, что я так легко доступна: когда мужчина говорит мне «прыгай», спрашиваю «куда». Мне надоело все время влюбляться и испытывать боль. Я должна просто жить и не тратить всю свою энергию на отношения.

Все те несколько дней, что проходят со времени моего обеда с Амандой, я мысленно представляю себе Эда намного хуже, чем он есть на самом деле: будто усы у него прямо как у таракана и он неприятно гогочет. Мне кажется, что в этом случае я не разочаруюсь, когда открою дверь, а, напротив, буду приятно удивлена.

И знаете, это срабатывает! Эд кажется мне намного лучше, чем я себе воображала, я улыбаюсь и беру букет — на этот раз лилии, — встаю на цыпочки и целую его в губы.

Только без языка. Мне хочется насладиться тем, что он мне нравится, и я не готова пойти дальше. Не сейчас.

— Я так хотел тебя видеть, — говорит он, обнимает меня и прижимает к себе.

— Это хорошо, — отвечаю я и тоже обнимаю его.

Затем отстраняюсь, и он говорит:

— Ты решила, куда мы пойдем?

— Как насчет «Харви Николс»?

— Отлично, — отвечает он. — Я ничего не понимаю в женской одежде, но, если ты хочешь пойти туда, так и будет. Ты завтракала?

Я качаю головой.

— Тогда, может, сначала позавтракаем?

— Хорошо.

Мы едем в Найтсбридж, паркуемся, и Эд угощает меня вкуснейшим омлетом и свежевыжатым апельсиновым соком, а я смотрю на всех этих красивых людей вокруг и думаю: ну вот, теперь у меня тоже есть пара.

Ведь совершенно очевидно, что мы с Эдом встречаемся. Он сидит и влюбленно смотрит, как я ем, гладит меня по лицу, по волосам, а мне остается купаться в его обожании, потому что для меня это так ново. Он отказывается, когда я предлагаю разделить счет, и, честно говоря, мне уже неудобно предлагать; а когда мы уходим, берет меня за руку, и я покорно следую за ним — мне так нравится эта подчиненная роль женщины-которая-вскоре-станет-богатой-роскошной-домохозяйкой.

Мне кажется, что мы хорошо смотримся вместе. Эд в простой, но явно неслыханно дорогой рубашке-поло, темно-синих джинсах с иголочки и коричневых замшевых мокасинах от Гуччи (конечно, я обратила на это внимание, что вы думаете, я слепая?), я в шелковых брюках песочного цвета, коричневых мокасинах из искусственной крокодиловой кожи и белой льняной рубашке. Жаль, что не успела обзавестись кучей толстых золотых цепочек в итальянском стиле, но все равно мы похожи на молодую, богатую пару, которая отправилась за покупками. Как будто мы каждую субботу завтракаем в Найтсбридже.

А дальше становится все лучше. В отделе вечерних платьев универмага «Харви Николс» Эд молчаливо прогуливается и рассматривает одежду, а продавщица — женщина средних лет — суетится вокруг меня и показывает платья.

— Это понравится вашему мужу? — вдруг произносит она.

Эд все слышит, а я чуть не падаю в обморок от страха: ведь никогда, ни при каком условии нельзя упоминать о браке, нельзя даже позволить, чтобы это слово произнес кто-то другой, когда ты рядом с новым парнем. Но Эд только улыбается — очень нежной, влюбленной улыбкой, — и я не могу удержаться и улыбаюсь в ответ.

— Я бы хотел, чтобы моя жена надела вот это, — говорит Эд.

Мое сердце переворачивается. И оно окончательно останавливается, когда я вижу наряд, который он выбрал. Это двойка из тафты. Темно-синий жакет, присобранный на талии и с оборкой по низу. Юбка длиной до середины икры. Просто отвратительно. Как раз в стиле моей мамы.

— Ммм, это не совсем мой стиль, — говорю я и отворачиваюсь.

— Может, просто примеришь? — просит он. — Ради меня?

— О'кей. — Я пожимаю плечами и несу наряд в примерочную. Боже, в этом костюме я похожа на свою мать, он под пытками не заставит меня носить его. Высовываю голову из-за занавески.

— Эд, мне кажется, это не в моем вкусе.

— Дай-ка посмотреть. Иди сюда.

Я сгорбившись выхожу из примерочной, стараясь как можно сильнее выпятить живот и выглядеть так же отвратительно, как сам костюм. Надеюсь, это его убедит.

— Тебе совсем не нравится? — смеется он.

— Совсем.

— А по-моему, очень красивый костюм.

— Эд… — говорю я предупреждающим тоном.

— Ладно, ладно. Если не нравится, подберем что-нибудь еще.

Еще восемь жутких платьев и костюмов из тафты, и у меня кончается терпение. Предполагалось, что ходить по магазинам будет весело, но Эд настаивает, чтобы я примеряла эти отвратительные, безвкусные наряды для престарелых, и мне уже кажется, что совместный шопинг был большой ошибкой.

Наконец мы уходим из отдела вечерних платьев, и, когда идем мимо витрин бутиков, Эд останавливается и подходит к магазину «Донна Каран». Там, на манекене в витрине, поблескивает стразами самое прекрасное черное платье, которое я только видела в своей жизни. Длиной до пола, с длинными рукавами, глубоким вырезом спереди, облегающее, сексуально подчеркивающее каждый изгиб — просто изумительное платье.

Какое-то время мы оба стоим и слова не можем проронить от восторга, а потом Эд поворачивается к продавщице, которая топчется позади нас с приветливой улыбкой.

— У вас есть двенадцатый размер? — спрашивает он.

Я приятно удивлена, что он запомнил мой размер.

— Конечно, сэр, — отвечает она, улыбается мне и идет за платьем.

Я стою выпрямившись, с гордым видом, восхищаясь, как замечательно платье облегает мою фигуру, делая меня стройной, элегантной и изысканной — настоящей королевой. Я представляю, как буду смотреться, если уберу волосы наверх в шикарный шиньон, надену открытые туфли на высоких каблуках, с ремешками и грациозно пройдусь; воображаю, как в моих ушах будут поблескивать крошечные бриллиантовые сережки… Но что-то я размечталась. Откуда мне взять бриллиантовые сережки?

Я выхожу из примерочной, и Эд с продавщицей теряют дар речи.

— Ты просто неотразима! — шепчет Эд.

А продавщица согласно кивает, и я знаю, она говорит, что мне очень идет это платье, не потому, что должна так всем говорить, даже если они выглядят как коровы; нет, на этот раз ее восторг искренен. Боже, я должна купить это платье.

— Вот то самое платье! — говорит Эд.

И я расцветаю, восхищаясь отражением в зеркале.

— Мне нравится! — говорю я. — Это самая красивая вещь, которую я когда-нибудь надевала.

Эд поворачивается к продавщице.

— Вы принимаете «Америкен экспресс»?

Я возвращаюсь в примерочную и снимаю платье. Не могу удержаться, украдкой смотрю на ценник — и чуть не падаю в обморок. Тысяча пятьсот фунтов.

Господи Иисусе, что мне делать? Не думаю, что Эд в курсе, сколько оно стоит, а я не могу позволить ему тратить на меня такую кучу денег, это же абсурд. Ни одно платье не может столько стоить.

В примерочную заглядывает продавщица, улыбается и забирает платье, а я пытаюсь выглядеть уверенно, хоть и стою в сереющих трусах и лифчике из супермаркета. Раз платье уже забрали, то, наверное, Эд сейчас скажет мне, если у него возникнет проблема с ценой, ведь он вот-вот узнает, сколько оно стоит.

Я заканчиваю одеваться и выхожу из примерочной. Эд сидит в кресле, на лице его широкая улыбка. У его ног стоит пакет, из которого выглядывают кусочки тонкой оберточной бумаги.

— Ну вот, дорогая моя, — говорит он, протягивая мне пакет. — Теперь у нас есть прекрасное платье для прекрасной Либби.

— Но, Эд… — пытаюсь возразить я, заливаясь краской, потому что не могу поверить, что он сделал это.

Начинаю мямлить что-то о цене, но он прерывает меня:

— Не хочу больше слышать ни слова!

Я встаю на цыпочки и целую его.

— Спасибо. Никто никогда не покупал мне что-либо подобное.

— Не за что, — отвечает он. — Теперь, может, купим туфли? У тебя есть туфли?

Я решительно киваю.

— Да. У меня есть прекрасные туфли.

— Что-нибудь еще нужно? — спрашивает он. — Пока мы здесь, может, чулки или шаль?

— Эд, — говорю я, — все в порядке. Мне больше ничего не нужно.

— Какие у тебя планы на вечер?

Я знаю, на что он намекает. Он хочет провести со мной вечер. И знаете что? Пусть все катится к чертям. Я не против того, чтобы провести с ним всю субботу. Ради бога, это всего лишь мелочь, которую не зазорно сделать за полторы тысячи фунтов!

Мы возвращаемся к Эду домой, и на этот раз его жилище уже не кажется мне таким холодным и зловещим. Наоборот, я начинаю чувствовать себя комфортно: даже предлагаю сделать чай, пока Эд звонит по делам. Слоняюсь по кухне, открываю шкафы и смотрю, где что лежит. И вдруг начинаю думать, что вполне могла бы жить в подобном доме. Или даже в этом самом доме.

Ради бога, Либби! Прекрати!

Но в любом случае тут очень уютно. Очень по-семейному. Невероятно, ведь я едва знакома с этим человеком, но чувствую себя с ним так расслабленно, — даже удивительно. Может, это потому что я не влюблена в него, а он без ума от меня. Это очень приятное чувство. И совершенно новое для меня.

Закончив звонки, Эд спускается на кухню и обнимает меня. На этот раз мне приходится поцеловать его, тут уж никак не вывернешься. И все выходит не то чтобы потрясающе, но по крайней мере лучше, чем раньше. Я уверена, намного лучше. Может, действительно нужно просто привыкнуть.

— Ммм… — говорит Эд, скользя лицом по моей шее. — Ты такая вкусная, я бы тебя съел.

— Кстати, о еде.

Я решаю, что это отличный повод сменить тему, и живо интересуюсь:

— У тебя есть печенье к чаю?

Похоже, я его ошарашила.

— Пирожные? — с надеждой спрашиваю я. — Хоть что-нибудь?

— О боже, — говорит он, — извини, Либби. У меня совсем ничего нет.

— Может, тосты?

— Ничего. Слушай, подожди здесь, я вернусь через секундочку.

Через секундочку? Через секундочку! Боже, о чем он говорит? На самом деле я не голодна, это был просто отвлекающий маневр, но, прежде чем успеваю возразить, он хватает ключи и исчезает в дверях.

И что же мне делать? В нормальной ситуации я бы сделала то же самое, что и любая другая девушка, стоит ей остаться одной в доме своего нового бойфренда, — начала бы обыск. Смотрела бы его бумаги, искала следы предыдущих любовниц, открывала все ящики, заглядывала в кейсы. Но Эд такой честный, что ему нечего скрывать, и, ничего не обнаружив, я бы почувствовала и облегчение и разочарование. Поэтому снимаю трубку и звоню Джулс. Но говорю тихим голосом, на случай если он вернется, потому что не хочу, чтобы он подумал, что я такая невоспитанная — взяла и позвонила без спросу.

— Джулс, это я.

— Привет, дорогая. Уже дома? Как все прошло? Что он тебе купил?

— Я не дома, я у него.

— О! Он там?

— Нет, он вышел купить что-нибудь к чаю.

— Ну так что?

— Джулс… ты… даже… не представляешь.

— Что? Что? Ну говори же!

— Он только что купил мне платье за… — Я выдерживаю драматическую паузу.

— За сколько? За сколько? — Джулс уже практически кричит.

— Одну… тысячу… пятьсот… фунтов.

— Аааааааааа! — вопит Джулс и роняет трубку.

И я слышу, как она отплясывает победный танец индейского воина. Она возвращается к телефону, а я сижу и смеюсь.

— Да! Да! — кричит она. — Даааааа!

— Он купил мне самое невероятное платье, которое только можно представить, оно от Донны Каран, и я в восторге. Не могу поверить, что он потратил такую кучу денег, ты в жизни ничего подобного не видела! Представляешь, сколько оно стоит, представляешь, сколько он потратил ради меня! — Я останавливаюсь и перевожу дыхание.

— Ни черта себе! — говорит Джулс. — Донна Каран! Черт!

— Знаю, знаю. Невероятно.

— И ты поцеловала его в знак благодарности?

— Да, естественно.

— Ну и как?

— Не так уж плохо.

— Господи! Ну вот! Теперь ты безумно влюбишься в него, выйдешь замуж, и мы будем вашими нищими друзьями, с которыми недостойно вместе появляться.

Я знаю, что должна была бы сказать. Что она говорит глупости, что, конечно, я не собираюсь за него замуж, ведь мы только что познакомились. Но вместо этого отвечаю, что они вовсе не нищие и, разумеется, достойны того, чтобы появляться рядом с нами.

— Пообещай, что не забудешь обо мне, когда переселишься на Гановер Террас, в дом с горничной, дворецким и всеми делами!

— Джулс! — укоряюще говорю я и смеюсь, а потом снисходительно произношу: — Хватит говорить глупости.

— Так что он пошел купить?

— Печенье.

— Ммм… я только что съела четыре шоколадных «Хобноба».

— С молочным или горьким шоколадом?

— С молочным. Ничего страшного, на обед у меня был только маленький салат, так что все сбалансировано.

— А как у вас с Джейми, все в порядке?

Она вздыхает.

— Не знаю. В последнее время он вроде нормальный, но мне все равно кажется, что что-то не так, хотя, может, ты была права. Может, я просто все придумала. Но он стал дарить мне прекрасные цветы, поэтому посмотрим.

— Я же говорила! — смеюсь я. — Джейми бы никогда тебя не обидел…

Прежде чем я успеваю сказать что-то еще, хлопает входная дверь. Я быстро шепотом прощаюсь и как можно тише кладу трубку.

Входит Эд, с пакетом в одной руке и картонной коробкой в другой, и я понимаю, что это одна из тех коробок, которые дают в очень дорогих кондитерских для пирожных и булочек.

— Эд! Что ты принес?

— Я не знал, что ты любишь, поэтому купил всего понемножку.

— Покажи! — Я вырываю у него коробку, понимая, что это совсем не женственно, и срываю ленточку.

Чего там только нет: и маленькие шоколадные эклерчики, и марципановые зверушки, и клубничные корзиночки, и ванильные пирожные с заварным кремом.

— Эд! Этим можно целую армию накормить! — Но, говоря это, я облизываюсь.

Эд очень доволен собой, ведь он видит, как мне не терпится накинуться на все эти сладости.

— Я еще вот что купил, — говорит он и протягивает мне пакет.

Там целые пачки печенья с шоколадной крошкой, швейцарского сливочного печенья и вкуснейшего овсяного печенья с шоколадом, которое, я знаю, продается только в очень дорогих супермаркетах.

— Эд! — Я начинаю смеяться. — Зачем ты купил так много сладостей?

— Ты не любишь сладкое? — обеспокоенно спрашивает он.

— Не люблю? Да я его обожаю! Боже, я с тобой растолстею.

— Ну и что, — говорит он, опуская пакет и обнимая меня за талию. — Ты все равно будешь само совершенство.

— Ну разве можно упустить такого мужчину?

Эд не ест пирожные с кремом. И не притрагивается к печенью. Только когда меня уже начинает тошнить от объедания, я вижу, что он ничего не ест, и спрашиваю почему. Он отвечает, что не голоден. Именно в этот момент я понимаю, что этот человек сделает ради меня что угодно, и начинаю чувствовать свою власть над ним. Надеюсь, мне не придет в голову воспользоваться этим и начать издеваться — иногда я могу быть просто глупой коровой. И все испортить.

Мы отлично проводим вечер. Честно говоря, мне даже не хочется никуда идти, но мы все еще плохо знаем друг друга и не готовы проводить уютные вечера дома, как семейная пара. Это можно делать, только если вы уже переспали, а, как бы мне Эд ни нравился, спать с ним я пока не готова. Пока еще нет.

И вот, вместо того чтобы свернуться калачиком на диване и смотреть видеофильм, мы садимся в машину и несемся на Бейкер-стрит, в кинотеатр. Эд покупает мне огромный пакет попкорна, и, хотя при одной мысли о еде после всех этих пирожных тошнит, все равно это очень мило с его стороны.

Самое странное, что он хочет доставить мне радость и убедиться, что мне хорошо каждую секунду в его компании. Он ухаживает за мной, как ни один мужчина до него еще не ухаживал, и я начинаю думать: может быть, в конце концов, это и есть моя судьба?