Я никогда не придавала особого значения проблеме коррупции. Она есть везде и была всегда. Ну, да, какие-то богатые бизнесмены подкупают чиновников, что-то себе выбивают — место под аренду или строительство, разрешение нарушать санэпидемологические нормы, нанимать мигрантов без документов. Все мы не придаёт значения тому, с чем никогда не сталкивались сами. Пока не столкнёмся.
И я столкнулась. В самом неприглядном и жестоком виде, какой могла вообразить.
Будто в каком-то тумане я дождалась приезда полиции, потом поехала с ними в участок писать заявление. Писала его с расплывающимися перед заплаканными глазами строчками, отвечала на вопросы, умоляла поторопиться, чтобы моего сына не успели вывезти за границу. Поскольку отвечать нужно было честно, я не могла ничего скрыть:
— Гражданин какой страны отец вашего ребёнка? — задал вопрос капитан. Или не капитан. Я ничего не понимала в звёздочках на погонах.
— Марокко, — пролепетала я и получила заслуженный чуть презрительный взгляд. Будто услышала его мысли: "Натрахалась с чёрным, а нам разгребай?".
— Вы состояли в браке?
— Да, то есть — нет. У нас был обряд... никах. Документально мы его не оформили.
Ухмылка на губах:
— Ну, это не считается, таких никахов я вам сам могу сотню провести.
Потупив глаза, я думала о том, что когда-то относилась к этому схожим образом. И сейчас отношусь. Как же Набиль умудрился уговорить меня пойти на это? Ослепил своей красотой, сладкими словами, деньгами. Сказка! Сказок не бывает — зачем я поверила в неё? У меня была прекрасная жизнь в Париже. Не роскошная, но свободная и без проблем. Все мы, романтические девушки, ждём мужчину, который снимет с нас за всё ответственность, поможет, вознесёт на пьедестал, но почему-то, как только встречаешь такого и ждёшь, что он это сделает, жизнь наоборот усложняется и делается труднее.
Отказываясь уходить из участка, я просила скорее найти, где остановился Набиль Сафриви, назвала номер машины, вспомнила дату его рождения. Наседала и торопила, чем явно досаждала стражам правопорядка, но они понимали моё состояние, и только иногда пытались успокоить или предлагали чай.
Наконец, через несколько часов — целую вечность! — они выяснили, в какой гостинице зарегистрирован человек с таким именем. Вряд ли это был тёзка — много ли в Новосибирске может одновременно оказаться Набилей Сафриви? Он находился в пятизвёздочном отеле на улице Орджоникидзе, напротив театра. Я примерно знала эти места.
Сев вместе с полицейскими в их машину, держа при себе Сашенькино свидетельство о рождении, свой паспорт, куда он был вписан, я считала минуты. Сердце бешено колотилось. Скорее, увидеть сына! Полдня без него довели почти до сумасшествия, а если он плачет? Кто его успокоит? Набиль? Он не справится. Он только и может, что играться с ним, когда всё хорошо.
На ресепшене гостиницы нас ждали небольшие препоны. Администратор пытался объяснить, что это частная собственность, что покой и комфорт их клиентов — дело важное, что без ордера впускать в номера они никого не имеют права. Полиции пришлось не только показывать удостоверения, но и ссылаться на то, что они руководствуются срочным вызовом. Обвинение в похищении. И ссылки на частную собственность не канают. За их широкими спинами, я поднялась к люксовым апартаментам, в которые постучали мужчины. Был уже вечер, но вряд ли Набиль спал. Я прислушивалась к каждому звуку за дверью. Как там мой сыночек? Спит ли он? Сытый ли?
Когда дверь стала открываться, я замерла, но открыл её не Набиль, а какой-то неизвестный мне человек. На миг у меня померкло в глазах. Неужели ошиблись? Неужели пошли по ложному следу? Полиция представилась и, ещё раз показав удостоверения, объяснила причину своего появления.
— Вы гражданин Сафриви? — спросил капитан, хотя я предупреждала, что Набиль по-русски ни слова не понимает.
— О, нет, — улыбнулся мужчина лет сорока пяти — пятидесяти. — Я его переводчик. Господин Сафриви говорит по-французски и, для удобного пребывания в России, нанял меня.
Вот сволочь! Перестраховался. Если бы он мычал сейчас что-то невнятное перед полицией, те бы загребли его до выяснения.
— А гражданин Сафриви здесь? — уже уставший за сегодня, спросил полицейский. — Можно его увидеть?
— Да, конечно, одну минуту!
Напряжённая, я ждала, сжав кулаки. Специально не выходила вперёд, чтобы не двинуть ему по лицу. В глазах правоохранителей это будет выглядеть плохо, как будто я неадекватная бабёнка, бросающаяся на людей.
Набиль появился, всё так же в сопровождении переводчика.
— Верни мне сына! — крикнула я ему по-французски, но он и глазом не повёл. Смотрел на представителей закона. Они стали задавать ему вопросы, а он им отвечал через нанятого помощника.
— На вас подали заявление о похищении ребёнка, — растолковывал полицейский, называя статью и зачитывая кратко всё, что должен был.
— Похищение? — Набиль был невероятно спокоен и позволил себе улыбнуться. Пока я стояла ни живая ни мёртвая, с разрывающимся сердцем. Он улыбался. — Это мой сын, какое может быть похищение?
— Вы можете предоставить документальные доказательства? — спросил полицейский и повторил, посмотрев на переводчика: — Он может предоставить документы?
Тот перевёл. Набиль кивнул и опять ушёл в глубину номера. Через несколько мгновений вернулся с бумагами, которые стал показывать с комментариями через переводчика:
— Вот, запись об отцовстве, вот виза. Вот разрешение на выезд.
Мои глаза расширялись по мере того, как он перечислял все эти вещи. Я не выдержала и возмутилась на русском:
— Но это же фальшивки! У него ничего этого не было! Это купленные документы!
Капитан крутил их в своих руках, высматривая под разными углами и вертя на свету:
— Да нет, печати вроде настоящие...
— Но я не давала разрешение на выезд! В нём должна быть подпись матери, а я ничего не подписывала!
И тут Набиль стал говорить такое, что я замерла с отвисшей челюстью, пока его слова до полиции доносил переводчик:
— Мне очень жаль за принесённые неудобства, но, к сожалению, эта женщина — мать моего сына, несовсем вменяема и адекватна. У неё нет работы, она ничем не занимается, не в состоянии содержать ребёнка и плохо за ним смотрит. На благо сына, я забрал его, пока она не причинила ему вреда.
— Что?! — выкрикнула я и опять перешла на французский: — Да как ты смеешь?! Как ты смеешь, Набиль?! Ты знаешь, что я хорошая мать, что Саша для меня — всё! Ты не посмеешь! Ты не можешь так поступить!
— Могу, Элен, — снизошёл он обратиться ко мне, — и ты сама в этом виновата. Это переводить не надо, — бросил он переводчику. Тот кивнул.
— Ну, — посмотрев и вернув документы, вздохнул полицейский, — это всё требует проверки, и, учитывая, что слов как доказательств недостаточно, вам всё-таки придётся проехать с нами. Мы выясним, кто тут плохой родитель, кто что подделал.
Набилю перевели эти слова, и он ответил: "Звони". Я не поняла, что он задумал, но явно что-то недобное. Переводчик набрал кого-то и, извинившись перед полицией и попросив минуту, отошёл с мобильным.
— Какое же ты отродье, Набиль, — прошипела я сквозь зубы.
— Не усугубляй, Элен, у тебя и так мало шансов что-либо исправить.
— Я убью тебя, если ты не вернёшь мне сына.
Он только ухмыльнулся. Переводчик вернулся и протянул трубку полицейскому:
— Пожалуйста, это вас.
— Меня? — капитан был крайней удивлён, но телефон взял. — Да? Алло? — спина его как-то выгнулась, шея вытянулась. — Да, товарищ полковник. Да. Да, слышу. Так точно. Да. Да. Хорошо, товарищ полковник. Всё понял. Да. До свидания, товарищ полковник!
Протянув мобильный его владельцу, полицейский остолбенело замер. Второй кивнул ему:
— Что там?
— Степанов, — чуть осипшим голосом произнёс он и, прокашлявшись, зашевелился. Второй с понимающим видом сделал пару шагов назад. — В общем, — они посмотрели на меня, но мельком, тотчас принявшись убирать бумаги, оправлять мундиры. — С документами всё в порядке, они проверены уже, так что...
— Вы шутите?! — ахнула я, осознавая, что произошло. — Они не в порядке! Он же... - рука моя указала на Набиля. — Он же просто занёс кому-то взятку! Он заплатил!
— Девушка, вы б следили за словами!
— Но вы же сами это понимаете! Вы что, послушаете начальство, которое... которое даже не пытается защитить своих граждан?! Разве это служба?!
— Что вы от нас хотите? Мы нашли вам человека? Нашли. Это, можно сказать, ваше семейное дело. Разбиритесь, попытайтесь договориться как-то... по-мирному.
— Договориться?! Он украл ребёнка! Помогите мне!
Офицеры сконфузились, но, находясь в положении между моей просьбой и приказом сверху, клонились к последнему.
— Я прошу вас, заставьте его отдать мне сына! Заберите его! Вы же можете! Вас двое, а что могу сделать я?
Капитана явно грызла совесть. Он косился на Набиля, и, видимо недолюбливая подобных иностранцев, был бы рад прищемить ему хвост. Но второй, званием поменьше или опытом, не знаю, бросил ему:
— Идём, а то если сам Степанов звонил...
Я умоляюще глядела на них. Набиль стоял как ледяная статуя, не вмешиваясь в наши русские разборки. Полицейские переглянулись. И вот, совесть решила заткнуться перед лицом неприятностей и возможного вознаграждения:
— Извините, гражданка Белова, но наши полномочия на этом исчерпаны. У нас нет ордера, чтобы врываться. Заявление мы ваше в участок вернём, можете подать в суд, если суд докажет, что всё было незаконно...
— Но вы же сами видите, — из глаз моих по щекам полились слёзы, — вы же сами понимаете, что это незаконно... Из-за того, что у него много денег, а у меня — нет, он прав? Из-за этого он может нарушать законы?
Второй, нетерпеливо мечтающий уйти отсюда поскорее, ядовито заметил мне:
— Надо было думать, от кого рожать. Хотелось богатого — вот и получи!
Пихнув локтём в локоть капитана, он указал ему головой на выход и сам пошагал прочь. Капитан ещё раз пристыжено взглянул на меня и сказал переводчику:
— Всего доброго!
Я смотрела, как удаляются их спины, как я остаюсь одна в коридоре с номерами. Присутствие Набиля рядом сделалось невыносимым. Был бы у меня пистолет — выстрелила бы не думая! Вдруг, за его спиной, раздался плач ребёнка. Моего ребёнка! Я рванула туда, но Набиль преградил мне путь.
— Пусти! Пусти, он плачет!
— С ним няня.
— Я должна быть с ним! — пытаясь пробиться, я пихалась и толкала Набиля, но он крепко удерживал меня. Переводчик, становясь свидетелем личной сцены, предпочёл ретироваться и ушёл в номер.
— Если бы ты хотела быть с ним — вела бы себя иначе!
— Набиль, я прошу тебя! — рёв сына разрывал мне сердце, подкашивались ноги. — Пусти меня к нему!
— Нет, Элен, ты наплевала на меня и отнеслась, как к последнему идиоту! Извини, но за всё надо платить!
— За всё?! А ты не боишься, что тебе придётся платить за то, что ты делаешь?!
— Я дам сыну куда больше, чем ты. Со мной он нуждаться ни в чём не будет.
— Кроме матери?! Ему нужна мать! Родная мать!
— Тебе никто не мешал ею быть, ты сама всё испортила.
— Набиль! — плач стал стихать. Видно, Сашей действительно кто-то занимался. Отсутствие его крика позволило мне вернуть немного самообладания. — Я на всё готова, чтобы вернуть его, скажи, чего ты хочешь? Прошу тебя, скажи, я всё сделаю! Только дай мне быть с ним!
В глазах Набиля появился интерес. Предвкушение победы. Он уставился на меня, всё ещё вынужденный придерживать меня за плечи, чтобы я не прорвалась в номер.
— Всё? — заинтриговано уточнил он.
— Всё! Хочешь, я заплачу? Возьму какой угодно кредит, я найду...
Набиль засмеялся от моих слов:
— Деньги? Ты считаешь, что мне нужны от тебя какие-то деньги? — Да, предположение было глупым, но я не вполне владела собой. — Нет, денег у меня самого достаточно.
— Тогда что? Любые условия!
— Приходи сюда завтра ночью, — сказал он таким голосом, что я прекратила все телодвижения. — Приходи, и сделай так, чтобы мне понравилось. Чтобы мне было хорошо. Чтобы я поверил в то, что ты согласна на всё ради сына. Если я останусь доволен, то ты полетишь в Марокко с нами.
Я услышала его. Поняла, о чём он говорил. Я должна была отдаться ему, удовлетворить его, стать первоклассной шлюхой, способной подарить мужчине наслаждение. Набиль хотел окончательно переломить меня и показать, что всё равно я вернусь в его постель, и всё равно он может вертеть мною, как пожелает. Ему необходимо всем доказывать, что он имеет власть, что ему нельзя противоречить. Тем более, какая-то там женщина возомнила себя строптивой!
Я кивнула, показывая, что приняла его условие.
— До завтра, — сказал Набиль, и закрыл дверь номера перед моим носом.