Бобби Тьерни решил отдохнуть от дел. Он сыграл с приятелем из Бостона партию в гольф, и теперь они сидели в баре «Текьеста кантри-клаб» в городке Юпитер, штат Флорида.
Бен Чейнинг помешивал трубочкой коктейль и слушал рассказ Бобби о ходе расследования. Бен и Бобби знали друг друга с пятьдесят девятого года, вместе учились в полицейской школе, вместе были в полицейском управлении в городке Хайнисе, а потом за последние двадцать лет лишь изредка встречались.
Бен уволился со службы и стал страховым агентом фирмы «Джон Хэнкок», жил теперь на Золотом берегу во Флориде.
— Я бросил к черту все дела, когда ты позвонил и предложил сыграть с тобой в гольф, — сказал Бен, и Бобби ему верил. — Чем я могу тебе помочь? — спросил Бен.
— Все, что я имею, это портрет, составленный по описанию свидетелей, и некое представление о личности парня. Я поговорил с сестрой убитой, ее адвокатом, несколькими членами общества анонимных алкоголиков, которые встречались с Льюисом. Полицейские даже не смогли определить, его ли отпечатки пальцев они нашли в доме убитой. Возможно, он постарался все предусмотреть, чтобы не оставлять следов. В конторе, которая его нанимала, даже не поинтересовались, есть ли у него карточка социального страхования. Обычно они не соблюдают формальностей, когда берут на работу временно, чтобы не платить лишних налогов. Во всяком случае кое-какая польза есть от моих расспросов. Я выяснил, что Льюис неплохо разбирается в лодках и моторах. Можно предположить, что он осядет где-нибудь на побережье. Не удивлюсь, если он в эту минуту находится на какой-нибудь лодке прямо здесь поблизости.
Мне ничего другого не остается, как проверять все населенные пункты на побережье, надеясь вычислить его. Я обратился в ФБР за информацией обо всех случаях убийства женщин на побережье в прошлом и этом году. Адвокат, который подписал со мной договор, обещал ускорить получение информации. Работая в фирме по поискам пропавших людей, я не имею права расследовать убийство. Но если я получу информацию, может быть, она наведет на его след. Если, конечно, убийство в Уэст-Палм-Бич не было разовым преступлением. Убил он хладнокровно и жестоко. Задушить человека из-за четырех тысяч долларов! Думаю, это одно говорит, что это за тип. Это не было преступлением из-за страсти, он специально искал женщину на месяц-другой.
За такой период времени вряд ли возникли между ними серьезные отношения. Нет, этот парень специально выбрал жертву, окрутил ее, а потом убил. И сделал все хладнокровно, с расчетом. Из информации, которой я уже располагаю обо всех случаях убийства, известно, что только две женщины были не латиноамериканки. Первое убийство было совершено в Фиеста-Кий, недалеко от Сарасоты, второе — в Кий-Уэст. В Сарасоте убитая была официанткой в баре, ее зарезали ножом. Она не была членом общества анонимных алкоголиков, деньги у нее не похищены. Обычное убийство по пьянке одним из завсегдатаев бара или проезжим ловеласом. Полиция никого не нашла. Я показывал портрет Льюиса посетителям бара и трем девицам, которые вместе с убитой снимали квартиру. Никто его не опознал. В местном отделении общества анонимных алкоголиков такого парня также не встречали.
— Тогда я поехал в Кий-Уэст, — продолжал рассказ Бобби. — Там совершенно другая картина убийства, чем в Сарасоте. И очень похожа на мой случай. Женщина была задушена. Эуджения Диббс, разведенная, жила в Исламорада-Кий, между Кий-Уэстом и Майями. Она любила выпить, несколько раз она появлялась на собраниях анонимных алкоголиков в Кий-Уэсте, но о себе почти ничего не рассказывала, никого из членов общества к себе домой не приглашала. Она стыдилась того, что была алкоголичкой. Дважды в неделю она ездила в Кий-Уэст на собрания, участвовала в дискуссиях. Готовить кофе, печь печенье — вменялось ей в обязанность.
Как рассказывают члены общества, это была женщина около сорока лет, выглядела достаточно привлекательной, вела себя скромно, хорошо одевалась. Им она нравилась. Бросить пить не могла. Незадолго до смерти с нее сняли обязанность — готовить кофе, так как она все время опаздывала и от нее пахло перегаром. В это же время на собраниях стал появляться парень, похожий на Льюиса. Как и в Уэст-Палм-Бич, он держался особняком, отмалчивался, не участвовал в дискуссиях, на расспросы отвечал, что он со среднего запада, служил в торговом флоте.
Он нанялся на работу в небольшой мастерской под названием «Ред бенк Марина», сблизился с двумя хипарями, которых подозревали в продаже наркотиков. Однажды ночью, когда Эуджения Диббс шла к своей машине, он оказался рядом. У нее спустило колесо, и Льюис — я уверен, это был он, — вызвался ей помочь. Легко догадаться о конце этой истории. Она пригласила его домой, хотя жила довольно далеко от Кий-Уэста, естественно, он остался у нее на ночь.
Члены общества также сказали, что он называл себя Спарроу. Когда я показал им портрет, они тут же узнали Льюиса.
Итак, Спарроу-Льюис сразу вцепился в Эуджению Диббс, она снова стала пить. Как и он. Однажды она снова появилась на собрании, очень много болтала, саркастически отзывалась о других членах общества, в ней с трудом узнали прежнюю Эуджению. Такое бывает, когда начинается новый запой. Она пришла вместе со Спарроу (Льюисом).
После этого ни Эуджения, ни Спарроу не появлялись на собраниях. Спустя несколько дней после ее исчезновения полицейские нашли Эуджению Диббс задушенной. Никто не знал, что ее настоящее имя Эуджения Диббс, она назвалась просто Дженни, поэтому не сразу удалось связать исчезновение одного из членов общества анонимных алкоголиков и убийство в Исламорада-Кий.
Вот как складывались дела, пока я не приехал туда, объехал всю округу, расспрашивал о ней, посетил несколько групп анонимных алкоголиков, и вот в Кий-Уэст ее опознали, и ее, и Льюиса. В это же время в городок приехал ее бывший муж, который воспитывает теперь их троих детей, которые унаследовали все, что после матери осталось. Он хотел продать дом, а также перевести деньги с ее счета на счет наследников. Но в банке ему сказали, что она сняла со счета все, что у нее было, — пятьдесят пять тысяч долларов.
Конечно, ее муж, Стив Диббс очень расстроился, он рассчитывал, что эти деньги пойдут на воспитание детей. Узнав о том, что я занимаюсь этим делом, он обрадовался, при этом зло пошутив: «…а полицейские просиживают задницы». Он обещал мне всяческую помощь и оплату моих услуг, просил связаться с его офисом в Форт-Ворсе.
Ты же знаешь, я не детектив в обычном понимании, я разыскиваю пропавших девочек-подростков и сбежавших юнцов. Я никогда не расследовал преступления, связанные с убийствами. — Тьерни откинулся на спинку кресла и одним глотком выпил очередной стаканчик водки с тоником. — Так что, если меня выгонят с работы, придется искать место в Форт-Ворсе.
Бобби пошел принять душ и переодеться, он все еще был в спортивном костюме после игры, а Бен Чейнинг остался в баре. Бобби собрал свои старые вещи и запихал их в старую сумку из крокодиловой кожи и посмотрел на себя в зеркало. У него было все еще молодое лицо, подкрашенные волосы коротко подстрижены. В детстве у него были длинные вьющиеся волосы, часто женщины в Мансфилде останавливали его мать на улице и восхищались, какой у нее замечательный малыш с обликом ангелочка. Бобби смущался, вырывался из рук матери и отбегал в сторону. Ему хотелось быть настоящим мальчишкой, а не мамочкиным сынком с вьющимися, как у девчонок, локонами.
У Бобби были тонкие губы и острый нос, голубые глаза и широкие брови, уши прижаты, как у матери, у отца, наоборот, были оттопыренные уши, которые шевелились, когда он внимательно слушал, казалось, они улавливали даже шепот.
Бобби любил отца, но был рад, что больше похож на мать. В отца у него были широкие плечи и сильные руки, каждое утро он занимался зарядкой. В последнее время, правда, он несколько растолстел, как ему казалось, от того количества пива, которое он выпил во Флориде. Придется заняться своей формой, когда он вернется домой.
Все это — располагающая к себе внешность и физически крепкое тело — были важны для его работы. После окончания Бостонского университета ему не раз приходилось попадать в опасные переделки. Иногда приходилось принимать боксерскую стойку и быстро бегать, как в молодости он регулярно занимался регби — это помогало ему. Он не терялся при неожиданном нападении и мог одним ударом свалить с ног того, кто казался крупнее и сильнее его, устоять в силовом столкновении, как хороший профессиональный футболист. Возможно, он и стал бы спортсменом, но Вьетнам все изменил, спутал все карты, ему пришлось взять в руки оружие.
Бобби хотелось поговорить с Беном Чейнингом об их молодости, рассказать, как он разошелся с Полли и скучает по своим дочерям, а вместо этого подробно изложил ему суть дела, которым сейчас занимался. То, что он видел за последние годы в своей работе, подавляло Бобби. Он жил в мире, где крали детей, а потом терроризировали их семьи. Где молоденькие девочки, сбежавшие из дома, трахались как сумасшедшие, в дешевых отелях. Видел пытавшихся соблазнить его женщин, видел их пустые, бесчувственные глаза. Видел, как детишки умирали от передозировки наркотиков в подвалах домов. Слышал, как плакали и кричали от страха дети, оставшиеся одни, пока их мамочки развлекались на пьяных вечеринках.
Он мог бы многое рассказать Бену о том, как старые развратники выискивают на улицах голодных малолеток, накачивают их спиртным в барах, и потом везут в придорожные отели и трахают во все дыры. Он хотел бы спросить Бена, как тот воспринимает этот мир. У Бена была замечательная семья, мать он уважал и любил, отца он просто обожал, и они жили в доме, где все им было дозволено, защищенные от нищеты и пороков. Он рассказал бы своему старому приятелю, что его собственный дом отравлен той же вонью, которая чувствуется отовсюду в Калифорнии.
Но он не стал этого делать, может, и правильно. Бобби взял свою сумку и вышел из раздевалки гольф-клуба.
Мрачные мысли вызвали поток воспоминаний. У них с Полли были друзья, супружеская пара Сью и Орвилл Харрис. Как-то они приехали к Бобби и Полли пообедать в воскресенье. Как всегда много выпили, потом сидели-отдыхали, выкурили несколько самокруток с марихуаной.
Он очнулся от сонливо-расслабленного состояния часа в три ночи на кушетке, где рядом с ним кимарила Сью Харрис. Ее мужа и Полли нигде не было видно.
— Они пошли прогуляться, — сказала очнувшаяся Сью.
Он уже не помнил, как это произошло и как он очутился в ее машине, и она гнала ее из Сан-Франциско в поисках какого-то бара, кажется, он назывался «Буэна виста», чтобы чего-нибудь еще выпить. Из бара они поехали в маленький отель за городом и там занимались любовью, испытывая такое наслаждение, какого он никогда ни с кем еще не испытывал.
Бобби представлял себе эту картинку — он и она в полутемной комнате отеля — как будто это происходило вчера в Уэст-Палм-Бич. Сью была необычайно красивой женщиной, страстной и ненасытной. Она что-то нашла в нем. И вот они лежали, обнявшись, утомленные общей страстью. В этот момент он так любил ее, что готов был отдать все на свете, чтобы вот так до бесконечности держать ее в своих объятиях.
Но как же это было давно! И вдруг он вспомнил о дочерях. Одной был всего годик, второй — два с половиной, а третьей — пять — у Бобби даже защемило сердце, — они пропали из дома, когда Полли умотала куда-то с Орвиллом Харрисом, оставив девочек без присмотра. Было воскресенье, и женщина-мексиканка, которая обычно ухаживала за детьми и приходила в полдень среди недели, была выходная. Бобби был с Сью, а Полли уехала. Куда делись дети, что случилось с его девочками? Он звонил домой, но никто не снимал трубку. Обеспокоенные, они со Сью быстро оделись и кинулись к машине. Как они домчались через пробки и заторы на дороге, он не помнил. Когда они добрались до дома, Полли уже вернулась, с девочками было все в порядке, оказывается, Полли и Орвилл взяли их с собой покататься. Одни они оставались не больше часа и даже не заметили отсутствия родителей.
— Я знала, что мама скоро вернется, — сказала старшая, Лори, и добавила: — Я и раньше не боялась одна, папочка. Ведь правда, мама?
Он больше никогда не занимался любовью со Сью Харрис. Их мимолетное увлечение было разрушено внезапным страхом и той поспешностью, с какой разворачивался их роман. А слова Лори навсегда засели у него в мозгу: «Я и раньше оставалась одна». Если бы что-то случилось, он никогда бы не смог себе простить.
После этого случая брак стал невыносим. Он не мог видеть больше эти красивые голубые глаза, светлые длинные волосы и загорелые ноги, с округлыми ляжками, своей жены. Не мог переносить присутствие Сью и Орвилла Харриса и никого не хотел видеть. Нужно было уехать, убраться куда-нибудь подальше.
И вот он остался один. Он так ужасно одинок, что этого одиночества хватило бы на двоих. Он потерял жену и своих дочерей. Один среди посетителей бара, Бобби часто ощущал себя так, будто его задницей посадили на раскаленную сковородку. Он готов был рыдать при одном воспоминании о дочерях. Ему хотелось броситься в воду океана и плыть, плыть подальше от берега, пока хватит сил.
Когда он вернется в свой дом в Массачусетсе, его снова будет угнетать чувство одиночества. И никакие исповеди девочкам, вызванным к телефону, не помогут. Он потерял то главное, что называется — его семьей. Кто в этом виноват? Обстоятельства? Он? Полли? Весь мир вокруг?
Возможно, поделись он своей болью со старым другом, Бобби стало бы легче, но он ничего не сказал о своих переживаниях Бену Чейнингу, а теперь уже и не стоит. Надо просто выбросить из головы то, что он называл «калифорнийскими воспоминаниями». Это проклятое место иссушало его силы даже тогда, когда он находился за три тысячи миль вдали.
Нельзя жить воспоминаниями, реальная жизнь — та, что происходит сегодня, сейчас, в эту минуту. И он должен найти реального убийцу, на счету которого по крайней мере уже две жертвы. Конечно, он мог бы прикарманить полученный аванс и выйти из дела, но гордость детектива не позволяла этого. Кроме того, само расследование его отвлекало, заставляло концентрировать все силы на поиски убийцы.
Сейчас он был охотником. И парень по имени Спарроу, Льюис или как там его еще зовут, был где-то рядом, не подозревая, что по его следу идет Бобби Тьерни. Это приятно щекотало ему нервы, напрягало мозг и мышцы.
Казалось, если он выйдет победителем из этой борьбы, вся его жизнь переменится. Одиночество отравляло его существование, и предстоящая схватка с хладнокровным убийцей продлевала желание жить.
Бобби забежал в бар, чтобы проститься с Беном Чейнингом. Они вместе вышли из клуба и направились к автостоянке, где оставили свои машины.
— Мне нужно идти дальше по следу, охота началась, — сказал он Бену, крепко пожимая руку старому другу.
Бобби не был уверен, что Бен понял, что именно он имеет в виду: теперь все будет в порядке, он будет жить.
«Нельзя всем исповедоваться, — подумал Бобби. — То, что он переживает, только его дело».
Даже если что-то с ним случится, никого это не касается. Он становится слишком мелодраматичным, Бобби понимал это, но не хотел лишать себя самоуспокаивающего пафоса.
Действительно, охота началась. Нужно ехать дальше на север и держать нос по ветру.