Зачарованный остров

19

Беннет снова был на борту яхты «Капитал айдиа». Ему нравилась просторная каюта, которую он делил с Мэри. Здесь не страшен был ветер и налетавшие волны.

Они провели вместе в этой каюте несколько ночей и почти не спали. Он долго будет вспоминать эти бурные часы любовных игр, как это делал его приемный отец за утренним кофе.

Кстати о кофе. Чудесный запах «экспрессо» доносился из кубрика, где полуобнаженная Мэри в коротенькой прозрачной ночной сорочке готовила им перекусить, пока Беннет валялся в полудреме на койке, мокрый от пота, утомленный и довольный.

Он принюхивался к ароматному запаху и слышал ее шаги за перегородкой. Яхту чуть покачивало на воде.

Беннет был доволен не только тем, как складывались его отношения с сестрой Сэма Рестелли, а также тем, что его приняли в их компанию.

— Они хотят, чтобы я с ними работал, — сообщил он Мэри. — Речь идет о договорах с очень серьезными крупными фигурами. Дело чистое, все легально. Но это только прикрытие для переправки больших партий кокаина.

— А не лучше ли для тебя послать их к черту? — посоветовала Мэри.

— Нет, я включусь в игру. У меня для этого есть причины, я не могу просто сказать Сэму: нет. Он уже рекомендовал меня своим друзьям. Я не хочу его подставить, и все прочее. У меня не было уверенности, сказать ли тебе правду. Думал, что все-таки они меня хотят надуть. Меня удивило, почему Сэм так открыто мне все рассказал. Значит, он рассчитывает на меня, уверен, что я не откажусь, не выставлю его задницей. И потом он одолжил мне эту яхту…

Мэри ничего не сказала, а Беннет хотел получить от нее моральную поддержку своих действий, больше ему не с кем было посоветоваться.

— Это же ваш семейный бизнес. Если я женюсь на тебе, то стану равным партнером в среде организованной преступности.

Мэри считала, что не нужно путать их интимные отношения с делами ее брата.

— Все гораздо серьезнее. Ты нравишься Сэму, но он слишком тщеславен, чтобы делать тебе одолжение лишь за то, что ты готов принять участие в его делах. И, пожалуйста, не пересказывай ему моих слов, я думаю, что он сам боится и ему нужна твоя защита.

Беннет поднялся, собрал свои вещи и вытащил сумку на палубу. Потом он снова спустился в кубрик и обнял Мэри.

— Ты уверена, что у нас с тобой будет все в порядке? Я имею в виду то, что мы здесь делаем? И наши планы. Нашу совместную жизнь.

— Уверена, — ответила Мэри и больше ничего не добавила.

— Учти, это твой последний шанс отказаться. Больше я тебя об этом спрашивать не буду.

— Я с тобой, Беннет. — Мэри положила голову ему на грудь. — Но я никогда не пойду против Сэма. Я его понимаю и многое ему прощаю. Мафия для Сэма все равно что «Дженерал моторс» для других. И меня его деятельность не очень беспокоит, я тебе уже говорила. Очень большие деньги всегда требуют большого риска. Каждый клан имеет свои ответвления и постоянно сталкивается со взрывоопасной ситуацией. Такова жизнь, и у нас другой нет.

Беннет несколько успокоился, у него будет все в порядке, пока между ним и Мэри сохраняется согласие. Ему важно было услышать, что она думает по поводу всех этих дел, так как Мэри воспитывалась и выросла в традициях итало-американского мафиозного клана. Она их хорошо знала, ее поддержка тоже давала ему дополнительные гарантии безопасности.

— Послушай, — продолжала Мэри, — тебе придется шантажировать судей, подкупать полицейских и строить свою мини-империю. Ты станешь членом их «семьи». И время от времени там кого-то убивают, ранят или сажают за решетку. Все это понимают и терпят. Нужно быть готовым ко всему. Мафия действует не только в одном каком-то городе, она по всей стране. И если открывается новая возможность для подпольного бизнеса, например, переправка наркотиков, боссы, типа моего дяди, стараются прибрать его к своим рукам. Тем более, что педерасты действуют везде очень активно, особенно в маленьких городах. «Боссы мафии» не хотят терять своей власти. Поэтому время от времени льется кровь конкурентов — это борьба за сферы влияния.

— Поэтому Сэм нервничает?

— Сэм — хитрый, но у него есть слабости. Он не имеет старой закалки. Чтобы выдвинуться, ему не пришлось работать кулаками, расчищать себе дорогу, бороться и убивать. Сэм только слушал рассказы об этом, в основном, от моего дядюшки Джо. Он в деле, но не оно определяет его сущность.

Именно за это ему и нравилась Мэри: она все чувствовала и понимала. Мэри не пыталась вешать Беннету лапшу на уши по поводу того, чем занималась ее семья, и была такой же искренней и по отношению к нему.

Они были вместе уже вторую ночь подряд, сначала в отеле «Хилтон», куда приехали под утро после игры в покер, а потом здесь, на яхте. И тогда, и сейчас она вела себя как покладистая жена, не кочевряжилась, не кокетничала, не скрывала своего удовольствия от совместного секса. И Беннет ощущал, как все больше и больше его влечет к Мэри.

Вот она стоит рядом, в одной ночной сорочке, и он снова хотел ее, их объединял не только секс, но и эмоциональная близость. Оба чувствовали момент, когда в партнере просыпалось желание заняться любовью.

Беннет не ожидал, что Мэри так откровенно расскажет о своей семье и ее преступном бизнесе. Он поцеловал ее губы, крепче обнял, стараясь согреть и приласкать. Ее голос задрожал и оборвался на полуслове, глаза полузакрылись, и рука нырнула ему в штаны.

Он хотел новой близости перед тем, как они сейчас разойдутся в разные стороны.

Мэри нужно было съездить в Ньювингтон, забрать свои вещи в доме ее матери, а Беннет собирался заняться своими счетами, получить деньги дорожными чеками и еще — повидать отца. Надо было с ним попрощаться, так как неизвестно, когда он вернется. Они собирались улететь на Гавайи и немного развеяться.

Хартфорд остается родным городом, и они будут часто сюда приезжать. Но именно поэтому Беннету и Мэри хотелось уехать куда-нибудь подальше. Лучше места для этого, чем Гавайи, не придумаешь. Мэри устала от замечаний Сэма, от «Хилтона» и реки Коннектикут. Мэри сказала Беннету, что устала быть только «красивой попкой» в городе, где провинциальные олухи довольствуются скучной и однообразной жизнью.

Беннет понимал, о чем она говорит: вечное просиживание штанов в баре «У Сэнди», просмотр по ТВ спортивных состязаний, ночные пляски в гостиничном номере — все опостылело. Он с ней согласился. У Беннета были деньги и еще кое-что на черный день. Чего же не удрать из Хартфорда?

Гейл проснулась в состоянии жуткого похмелья. Сил хватило только, чтобы дойти до ванной. Глаза слезились, и горло саднило от сухости, сердце колотилось, как бешеное.

Приняв душ, она спустилась в кухню и сварила себе кофе. Странно, но Спринджер не ночевал с ней этой ночью, и вообще его не было в доме. Гейл пошла посмотреть в гостиной. Все было чисто и прибрано. На кухне тоже не было грязной посуды, она вся покоилась в моечной машине.

Гейл выглянула из окна. Ее машина стояла на площадке под окнами кухни. Все выглядело, как всегда, только Спринджера не было в доме.

Обычно она спала голой, а тут на ней была ночная рубашка, которую она не вытаскивала из комода. Должно быть, Гарри или Шейла уложила ее в постель. Спринджер не стал бы ее обряжать в ночную сорочку, ему бы это и в голову не пришло.

Гейл ничего не помнила, она чувствовала себя, как отбитый перед жаркой кусок антрекота.

«Кто же меня раздевал и укладывал?» — пульсировало в голове.

Она представила Блайдена, который никогда к ней не прикасался, как он исследует ее эрогенные зоны, лапает ее, безжизненную и равнодушную к его прикосновениям.

Или это была Шейла? Но думать о ней было еще неприятнее, чем о Блайдене. И потом у Шейлы трое детей, она должна была уехать пораньше.

«Гарри? Очень возможно. Добрый доктор Гарри. Наверняка это был он», — решила Гейл.

Пока кофе остывал, она плеснула в стакан апельсинового сока со льдом и пошла к бару, чтобы добавить немного водки. Нашла пачку сигарет и уселась на диван. Ночнушка была такой тонкой, что она чувствовала телом обивочную ткань.

Гейл сделала затяжку и, выдув из легких дым, одним глотком опорожнила стакан. Через пару минут, она знала, водка даст эффект и ее состояние поправится.

В ожидании улучшения она растянулась на диване.

«Как же я могла так надраться? Что, черт, я делаю с собой», — похмелье рождает чувство вины.

Ведь она так хорошо держалась несколько дней, мозги стали прочищаться, и вот такой произошел срыв. В какой-то момент вечеринки Гейл сказала себе: все, хватит, больше ни одного стакана. Но она допила то, что было уже налито, и снова его наполнила. После этого момента память не сохранила воспоминаний.

Гарри прав, она дошла до точки. Как нужна была ей сейчас его моральная поддержка! Да, ей нужны члены общества анонимных алкоголиков, транквилизаторы и жесткая опека, только тогда вернется самоуважение. До тех пор она шла в никуда.

С этой мыслью Гейл поднялась с дивана и пошла к бару, чтобы добавить в остатки «скудрайвера» еще водки. Она дрожащей рукой поднесла стакан к губам и выпила вторую дозу. Концентрированный сок вызвал изжогу. От водки снова стало мутить. Пришлось бежать в ванную, сильные спазмы в желудке вызвали рвоту, и пошла желчь.

После этого Гейл стало немного легче.

Спринджер, видимо, исчез навсегда. Она чувствовала потребность позвонить Гарри и как-то оправдаться перед ним за вчерашний вечер. Оставаться одной в доме было невыносимо.

Она даже подумала, не поехать ли ей в бар отеля «Ритц», там всегда полно народу, можно с кем-то поговорить, поплакаться в жилетку. Но мысль о том, что нужно одеваться, привести себя в порядок и еще сесть за руль, остановила ее. И, кроме того, ее не должны там видеть, если надзирающий чиновник узнает, что Гейл там была, ей — конец.

С алкогольной икотой и в таком состоянии можно нарваться на дорожную полицию, тут штрафом не отделаешься. Гейл посмотрела в зеркало и ужаснулась: кажется, за одну ночь она состарилась на двадцать лет.

Вчерашнее зелье еще не выветрилось, а она уже с утра пьет водку. Опохмел с утра никогда не протрезвлял Гейл, наоборот, усугублял принятое накануне. Она и сейчас чувствовала себя пьяной. А ведь были времена, когда после ночной попойки в Нью-Йорке она находила бар и выпивала три порции «скудрайвера», и голова прочищалась. Теперь это не срабатывало.

Гейл чувствовала себя разбитой, хотелось реветь, ничего не видеть и не слышать, вообще не жить.

Гейл схватила телефонную трубку и набрала номер Гарри. Несколько минут она слушала гудки. Гарри не было дома.

Блайдена разбудил телефон. Сообразив, кто звонит, он стал благодарить Гейл за отличную вечеринку.

— Все было чудесно: ужин, компания и все остальное. Расскажете потом, как вы готовите эти запеченные креветки. Я, как всегда, переел. И такая чудесная природа! Мы словно снова родились…

— Блайден! — закричала в трубку Гейл. — Прекратите молоть чепуху! Куда делся Спринджер? Мне кажется, я схожу с ума. Мне очень плохо!

— Спринджер? А разве он не у вас в доме? Послушайте, Гейл. Стоит ли так переживать? Приготовьте себе завтрак, сходите искупайтесь. Дюны! Это же великолепно!

— Блайден! Заткнитесь! Я схожу с ума, понимаете? Я уже по уши в дерьме. И еще Спринджер пропал. Я думаю, он не ночевал здесь.

— Говоря по правде, — тон Блайдена резко изменился, — Спринджер увлекся сладкой девочкой Сарой Лоук. Она не ночевала в своей комнате.

— О-о-о… Какое же вы все дерьмо! Неужели они всю ночь трахались на берегу?! Когда он показал ей на пляже свою штуковину, я уже знала, что-то произойдет…

— Вы не слишком-то вежливы, милая. Я их не спаривал.

— Послушайте! Мне все равно, с кем трахается Спринджер. Он — е… пресмыкающее! Но разве вам не жаль малышку Сару? Он же пиявка! И он, наверное, потащится за ней в Нью-Йорк.

— Не исключено. Сара так обгорела, что трудно представить, как она могла с ним чем-то заниматься. И потом это только мое предположение. Я потерял их из виду в одно и то же время. Может, они каждый разбрелись в разные стороны.

— И вам нет никакого дела, что с Сарой? Я надеюсь, что хоть Спринджер поможет мне выйти из этого ужасного состояния. Я просто готова повеситься!

— Пойдите лучше искупайтесь в океане, — посоветовал Блайден нравоучительным тоном. — Отлично прочищает мозги! И поешьте что-нибудь. У вас две проблемы, Гейл. Вы слишком много курите и мало гуляете. Кислород слабо поступает в кровь. А холодная морская вода заставляет кровь циркулировать быстрее, лучше питается мозг. И второе. Химический дисбаланс в организме от слишком больших доз алкоголя. Баланс быстро восстанавливается, если принимать пищу, насыщенную протеинами и карбогидратами. В вашем случае лучше всего съесть пышную английскую булочку с ветчиной, сыром и майонезом. Запейте сандвич холодным пивом, и тогда…

— К черту! О каких сандвичах вы толкуете, когда Сара пропала?

— Сара уже взрослая девочка…

— Я знаю. В этом и проблема.

— Гейл, вам так несвойственно беспокоиться о ком-то.

— Перестаньте, Бога ради, Блайден! Немедленно приезжайте ко мне. Мы поищем ее на берегу. — Гейл резко бросила трубку.

Несмотря на охватившую ее ярость, Гейл отправилась к холодильнику, вытащила банку майонеза «Хелманнс» и поискала, чем бы поджарить сандвич. Камера, где хранилось охлажденное пиво, была пуста.

— Черт! Дерьмо, дерьмо, дерьмо!..

Она нашла упаковку с жареной рыбой, которую сейчас еще больше ненавидела. Зато она богата протеинами.

Пришлось готовить сандвич с рыбой. Руки дрожали, и ее действия вышли из-под контроля. Она налила столько майонеза, что он растекся по столу.

— Дерьмо!..

Гейл положила в корзинку завернутый в фольгу сандвич, бутылку рома и две банки тоника, насыпала в термос кусочки льда. Прихватив две пачки «уинстона», она вышла из дома.

Гейл представила, как Спринджер трахает обожженную Сару прямо на песке, и расхохоталась. Ее слегка пошатывало от вчерашней и утренней выпивки.

Гейл не отошла от дома и тридцати метров, остановилась и налила себе в пластиковый стаканчик ром с тоником, чтобы идти было легче до Заковых рифов.

На пляже в пределах видимости не было признаков присутствия Сары и Спринджера.

Было, наверное, уже часов одиннадцать, и на берегу собралось много народа напротив дома Гейл. Пройти дальше по пляжу большинство из них не решалось из-за объявления: «Вход запрещен. Частные владения». Если бы кто-то остановил Гейл, она всегда могла бы сказать, что ищет Блайдена, которому миссис Онассис разрешила здесь отдыхать.

Пройдя около мили, Гейл остановилась у первого рифа, поставила сумку на песок и расстелила пляжное полотенце. Она быстро скинула теннисные шорты и старую голубую маечку, побежала к воде и нырнула в набегавшую волну, которая едва ее не опрокинула.

«Блайден был прав, сто раз прав», — подумала Гейл и поплыла.

— Хорошо! — крикнула Гейл, и эхо разнесло ее голос по округе.

Гейл накрыла новая волна. Соленая прохладная вода приятно покалывала кожу. Она поплыла обратно и, поймав волну, выбросилась с ней на берег. Лежа на животе, она приняла наплыв еще одной волны и еще…

Наконец Гейл вышла на песок, обтерла лицо полотенцем, оставив тело обсыхать на солнце. Ей стало значительно лучше. Гейл села на полотенце и расставила ноги, наблюдая, как капельки воды скатываются с живота и, сверкая на солнце, скапливаются в волосах на лобке.

Дурнота прошла, но выпитое кружило голову. Гейл закрыла глаза и представила, как она, Спринджер и Сара в любовном экстазе кувыркаются на песке. Как Сара, смахивая темные кудри с лица, берет его штуку в рот. Она почти чувствовала, как горит ее обожженная кожа…

Тут видение исчезло. Боже мой, как давно она это сделала сама в первый раз. Гейл тогда была в Париже и училась в Сорбонне. И потом — с Роллинзом в Нью-Йорке.

Гейл перевозбудили воспоминания. Она закурила сигарету и полезла в корзинку за ромом и тоником. После нового стакана Гейл «поплыла», как она это называла. Единственная проблема: она была одна. Но дело можно поправить. Она вернется на пляж у дома и найдет там себе нового друга.

Она испытывала одновременно чувство покоя, полета и возбуждения. Ее либидо требовало жертвы прямо сейчас.

«Я стала сценаристкой, дела мои на подъеме!» — алкоголь затуманил мозг, мечты стали казаться реальностью, устремления — свершившимися, всякие глупости наполнились новым смыслом.

Гейл вспомнила, как забыла показать Блайдену переписанный финал «Последней вечеринки». Она закончила переработку только вчера утром. Это единственно возможная концовка пьесы. На пикнике и во время вечеринки она не стала ничего говорить Блайдену, было не до того.

Вместо этого она опять стала с ним спорить, что-то спьяну доказывать. Она так горячилась потому, что была уверена: финал получился, и все будут уважать ее мнение.

А придумала Гейл вот что. Сцена в зале суда. Им всем четырем, «банде Ритца», грозит тюрьма. Должен состояться судебный процесс. Порывшись в юридических книгах, которые взял для нее в библиотеке Гарри, Гейл нашла лазейку для вынесения оправдательного приговора. Они невиновны! Их должны освободить, обвинение проиграло.

И вот последний киноплан: они снова сидят в доме Гарри все вместе, как в начале фильма, выпивают. Камера наезжает на остекленную стену, за которой — океан, мощные волны набрасываются на берег и откатываются. Луи говорит:

— Ну, и?.. Что дальше?

Гарри встает, чтобы обновить себе выпивку.

— У нас остается наша жизнь, мы найдем, чем ее занять, — и предлагает: — Давайте ограбим другой банк.

— Здорово! — воскликнула Гейл. — Разве мы остановимся на этом?

Камера снова выхватывает вид океана, клонится к закату большое оранжевое солнце. Оно на глазах краснеет и тонет на горизонте в океане.

Шум волн затихает, и слышно только, как лед бьется о стенки стакана Гарри.

Последняя вечеринка продолжается. Никто не может остановить ее.

Вот ключевая идея всей пьесы. Она нашла ее только вчера. Гейл была довольна всей придумкой, ей не терпелось тут же рассказать все Блайдену.

Но он сам посоветовал ей сперва искупаться и поесть. И вот она здесь. Искупалась. Гейл достала из корзинки сандвич, развернула и съела половину почти с удовольствием. Потом налила себе еще рома и выпила.

Гейл перевернулась на живот и подставила спину солнечным лучам. Морская соль стянула высохшую кожу. Она почувствовала чудесный прилив сил. Она приподнялась на локтях и провела сосками по махре полотенца. По спине пробежал такой знакомый холодок.

Она сделала так несколько раз, кровь прилила к лицу, дыхание стало прерывистым. Гейл уткнулась лицом в полотенце и приподняла бедро, пропуская руку к промежности. Клитор быстро набух.

Она издала громкий гортанный звук. Эхо вернуло его отголосок.

Сердце учащенно билось. Гейл почувствовала жуткую слабость, словно жизнь вытекала из нее. Всего несколько минут назад после купания в океане она чувствовала себя прекрасно.

«Боже, что со мной, помогите…»

Она хватала ртом воздух, ей не хватало кислорода. Гейл задыхалась. Сердце бешено стучало, словно стремилось вырваться из груди. Все тело пылало.

«Почему?.. Как же это?..» — стучало в висках.

Гейл попыталась приподняться, чтобы добраться до воды. Но живот сводили спазмы и кровь пульсировала в висках. Перед глазами все поплыло, и Гейл снова уткнулась лицом в полотенце.

Она хотела крикнуть, позвать на помощь, но звук застрял в горле. Конвульсия пробежала по телу Гейл, рука безвольно откинулась на песок.

И она снова подумала: «Почему? Зачем?..»

Гейл перестала чувствовать, как горит красное, как помидор, лицо. И сердце больше не рвалось наружу, оно остановилось. Наступил покой.

Гейл была мертва. Скрюченная фигурка на берегу вечного океана.

Кричащая чайка шумно опустилась на песок и опасливо приблизилась к человеку. Схватив недоеденный сандвич с рыбой, она тут же рванула ввысь.

Еще несколько чаек приземлились рядом и безмятежно прогуливались вблизи бездыханного тела.

Зной распалил песок у Заковых рифов.