Загадка неоконченной рукописи

Глава 1

Бостон

Заупокойная служба проходила под темными сводами церкви на бостонской Мальборо-стрит, недалеко от того места, где Корнелиус Ангер жил и работал. Была солнечная июньская среда, и со дня его смерти прошло уже три недели. Таково было его собственное распоряжение. Какие бы церемонии ни проходили до этого, они были слишком скромными и для узкого круга, и Кэйси Эллис туда никто не приглашал.

Она сидела сзади всех и думала, что более благопристойного общества не видела никогда. Никто не шушукался, не перешептывался, не ахал и не всхлипывал. Здесь не было места скорби. Это было профессиональное сборище мужчин и женщин, которые больше привыкли наблюдать, чем быть наблюдаемыми. Здесь были исследователи и врачи, которые собрались, чтобы отдать дань уважения тому, кто был одной из наиболее выдающихся фигур в сфере их деятельности на протяжении последних сорока лет. Число собравшихся свидетельствовало как о долгой жизни этого человека, так и о его выдающихся качествах.

Кэйси могла бы поклясться, что из нескольких сотен собравшихся здесь, не исключая и жены покойного, она одна испытывает эмоциональное потрясение. Ни для кого не было секретом, что знаменитый доктор Ангер поселил свою супругу в премилом домике на северном берегу, где она занималась своими делами, тогда как сам он жил в Бостоне и лишь изредка навещал ее по выходным. Конни ценил свое личное время. Светских сборищ он избегал. У него были коллеги, но не друзья, а о его родственниках, даже если они и имелись, никто никогда не слышал. Детей у них с женой не было.

Кэйси была его дочерью от женщины, на которой он никогда не был женат и с которой обменялся не более чем дюжиной слов после единственной ночи, проведенной вместе. Так как никто из здесь присутствующих понятия не имел о той ночи и о Кэйси, для них она была не более, чем лицом из толпы.

С другой стороны, она сама знала очень немногих из них, да и тех вовсе не благодаря своему отцу. Он так и не признал ее, не пытался сблизиться, не предложил помощи, не открыл перед ней дверь. Мать Кэйси не просила об этом, а к тому времени, как сама Кэйси узнала имя своего отца, чувство подросткового протеста настолько укоренилось в ней, что она не обратилась бы к этому человеку, даже если бы от этого зависела ее жизнь.

Отголоски этого протеста Кэйси до сих пор ощущала в душе. Ее устраивало место в глубине церкви, где она могла быть всего лишь одной из коллег, зашедшей сюда в обеденный перерыв. Ее устраивала мысль о том, что она уйдет отсюда и больше никогда не оглянется.

Думать об этом было легче, чем осмысливать потерю. Они с Корнелиусом Ангером никогда не встречались лично, но пока он был жив, жила и надежда на то, что однажды он решит найти ее. С его смертью умерла и надежда.

«А ты хоть раз пыталась подойти к нему? Ты сама лично высказывала ему свое отношение? Ты хоть раз послала ему письмо, или электронное сообщение, или какой-нибудь подарок?» – расспрашивала Брайанна, ее подруга.

Ответ на все эти вопросы был отрицательным. Отчасти это объяснялось гордостью, отчасти – обидой, отчасти – жалостью к матери. А еще это было поклонением герою. Как обычно при таких отношениях любви-ненависти, помимо того, что Корнелиус Ангер был ее Немезидой, он служил для нее образцом с тех самых пор, как она впервые услышала его имя. В шестнадцать ей было любопытно, но это любопытство быстро переросло в настоящее наваждение. Он преподавал в Гарварде – она пыталась поступить туда, но у нее не получилось. Может, стоило обратиться к нему тогда и сказать обо всем?

Впоследствии она получила звание в Тафтс и Бостон-колледж. Последнее было в области социальных наук. Конечно, ей было далеко до доктора философии Корнелиуса Ангера, но она так же, как он, консультировала клиентов, а сейчас хотела попробовать свои силы в преподавании. Ей нравилось работать с людьми, и она представляла себе, что ее отец испытывает такие же чувства. За эти годы она перечитала практически все, написанное им, посетила все публичные лекции, которые он читал, и собрала все рецензии на его работы.

На своих лекциях он учил тому, что самым важным в работе клинического психолога является умение задавать правильные вопросы. Слушать, а затем задавать вопросы, которые подтолкнут пациента к самостоятельному поиску в нужном направлении.

Кэйси это удавалось неплохо, о чем свидетельствовал растущий объем ее практики. Те, кого она знала из присутствующих здесь, были ее коллегами. С ними вместе она училась, работала, посещала семинары. Они достаточно уважали ее как специалиста, и значительная часть клиентов попадала к ней по их рекомендациям. Но они понятия не имели о том, что на самом деле связывало ее с покойным.

Июньское тепло осталось снаружи, на ступенях церкви. Внутрь солнечные лучи проникали лишь в виде мутных цветных полос через витраж высоко над алтарем. Она наслаждалась покоем, царящим здесь, пока один оратор за другим выходили вперед и произносили речи. Но они не говорили ничего такого, чего бы не знала Кэйси. В профессиональном смысле Конни Ангера любили. Его необщительность расценивалась как застенчивость или задумчивость, отказ от участия в светских сборищах – как милая социальная неприспособленность. В отсутствие друзей коллеги невольно чувствовали себя в некоторой степени ответственными за него.

Служба закончилась, люди потянулись из церкви: так же, как и Кэйси, они спешили вернуться к работе. Она улыбнулась одному знакомому, кивнула другому, на секунду остановилась на ступеньках, чтобы перекинуться парой слов с человеком, который был ее консультантом, когда она работала над диссертацией, ответила на дружеское объятие подошедшего коллеги. Потом остановилась снова, на этот раз на оклик одного из своих партнеров.

Они работали группой из пяти человек. Единственным врачом-психиатром среди них был Джон Борелла. Из оставшихся четверых двое были консультантами-психологами с докторской степенью. Кэйси и еще один коллега имели степени магистров социальных наук.

– Надо поговорить, – сказал психиатр.

Кэйси поначалу не обратила внимания на его встревоженный тон. Джон всегда перестраховывался.

– У меня сегодня очень загруженный день, – предупредила она.

– Стюарт сбежал.

Это известие заставило Кэйси озадаченно замолчать. Стюарт Белл был одним из докторов-консультантов. И, что более важно, оплачивал все счета фирмы.

– Что ты сказал? «Сбежал»? – осторожно переспросила она.

– Сбежал, – повторил Джон, понизив голос. – Его жена позвонила мне буквально недавно. Она вернулась вчера с работы и обнаружила пустой дом – пустые шкафы, пустые ящики, пустой банковский счет. Я проверил его офис и обнаружил то же самое.

Кэйси была потрясена.

– Его бумаги?

– Пропали.

Ошеломление сменилось страхом.

– Наш банковский счет?

– Пуст.

– Ой-ё-ёй! – Она почувствовала подкрадывающуюся панику. – Ладно. Поговорим попозже.

– У него были все деньги на аренду. За семь месяцев.

– Я знаю. – Кэйси лично каждое первое число отдавала Стюарту чек. Неделю назад они узнали, что ни за один из этих месяцев арендная плата так и не была внесена. Когда Стюарта призвали к ответу, он стал уверять, что это просто недоразумение, счета случайно затерялись в бумагах – вы же сами знаете, как много времени приходится тратить на бумажную работу, – и они поверили ему, зная, что это действительно так. Он обещал тут же все заплатить.

– Платить нужно на следующей неделе, – напомнил Кэйси Джон.

Им необходимо найти деньги. В противном случае их выгонят из офиса. Но Кэйси не могла обсуждать это прямо сейчас. Она даже думать не могла об этом, когда, как ей казалось, Корнелиус Ангер все видит и слышит.

– Джон, здесь неподходящее время и место. Поговорим попозже.

– Простите, – сказал худой седовласый джентльмен в темно-синем костюме, сошедший по ступенькам, когда толпа поредела. – Мисс Эллис?

Джон отошел, и Кэйси повернулась к подошедшему.

– Я – Пол Уинниг, – представился он. – Я был адвокатом доктора Ангера. Я его душеприказчик. Вы можете уделить мне немного времени?

Она уже готова была спросить, что нужно от нее душеприказчику доктора Ангера, но прочла в его глазах ответ на свой вопрос. Да, он знал, кто она такая. Удивленная этой осведомленностью и сразу же растерявшись, она выдавила:

– Ну, да, конечно. Когда угодно.

– Хорошо бы прямо сейчас.

– Сейчас? – Она бросила взгляд на часы и почувствовала раздражение. Она не знала, заставлял ли ее отец ждать своих клиентов. Она – никогда. – У меня встреча через полчаса.

– Я отниму у вас не более пяти минут, – сказал адвокат. Слегка поддерживая ее под локоть, он мягко направил Кэйси вниз по ступеням, а затем – на узкую каменную дорожку, огибающую церковь. Обойдя здание, он предложил ей присесть на железную скамейку и только потом сказал:

– Доктор Ангер оставил распоряжение связаться с вами сразу же после заупокойной службы.

– Понятия не имею почему, – заметила Кэйси, немного собравшись с мыслями. – Он никогда мной не интересовался.

– Я думаю, вы ошибаетесь, – покачал головой адвокат. Он достал из кармана конверт. – Здесь ваше имя.

На конверте действительно было выведено – «Кассандре Эллис». Ее имя, написанное рукой ее отца. Кэйси почувствовала, как заколотилось сердце. Она подняла глаза на адвоката и, не зная, чего можно ожидать, но заранее испугавшись этого, несмело протянула руку. Конверт был довольно увесистым.

– Там ключ, – объяснил Пол Уинниг. – Доктор Ангер завещал вам свой дом.

Кэйси нахмурилась, с сомнением глядя на адвоката. Он ободряюще кивнул, и она аккуратно вскрыла конверт. Помимо ключа, там был многократно сложенный листок бумаги. Пока она разворачивала его, ее воображение представило короткую записку. Пусть это будет просто: «Кэйси, ты моя дочь. Я наблюдал за тобой все эти годы. Я горжусь тобой».

На листке действительно было что-то написано, но послание оказалось гораздо более сухим. Она увидела адрес дома, код сигнализации и короткий список имен рядом со словами «водопроводчик», «декоратор» и «электрик». Имена садовника и горничной были отмечены звездочками.

– Доктор Ангер хотел, чтобы садовник и горничная остались на своих местах, – пояснил адвокат. – Окончательный выбор остается за вами, но он считал, что они достойные люди и любят дом так же, как он сам.

– Он любил дом? – эхом отозвалась Кэйси, испытывая боль и злость от того, что в записке не оказалось абсолютно ничего личного. – А что, если мне он не нужен?

– Если он вам не нужен, продайте его. Он стоит три миллиона. Это ваше наследство, мисс Эллис.

Кэйси не удивила стоимость дома. Он находился в престижном месте Лидс-Корта, который, в свою очередь, был престижным районом Бикон-Хилл. Она столько раз проходила мимо. Однако она не могла и подумать, что дом когда-нибудь будет принадлежать ей.

– Вы бывали в этом доме? – спросил адвокат.

– Нет.

– Это замечательное жилище.

– У меня есть квартира.

– Вы можете продать ее.

– Чтобы получить еще больший невыплаченный заем?

– Никаких невыплаченных займов. Доктор Ангер полностью расплатился за дом.

И завещал его Кэйси? Трехмиллионный дом без всяких долговых обязательств?

– А зарплата персоналу? Текущие расходы? И налоги?

– Для выплаты налогов существует трастовый фонд. И на зарплату персоналу тоже. Также при доме имеется стоянка на два автомобиля, сзади, с личным подъездом. Что касается текущих расходов, то доктор Ангер был уверен, что с этим вы справитесь сами.

– Зачем он это сделал?

– Я не знаю ответа на этот вопрос.

– Его жена об этом знает?

– Да.

– И она не протестовала?

– Нет. Ее доли там никогда не было. Она не осталась обиженной.

– Она давно знает обо мне?

– Некоторое время. Кэйси ощутила горечь.

– И она не могла сама позвонить мне, чтобы сообщить о его смерти? Я прочитала о ней в газете. Мне кажется, это неправильно.

– Сожалею.

– Он не давал ей указаний связаться со мной? Адвокат вздохнул. Он, казалось, уже слегка устал.

– Я не знаю. Ваш отец был сложным человеком. Думаю, никто из нас не знал, что творится у него в душе. Рут – его жена – была ближе, чем кто-либо, но вы знаете, как они жили.

Кэйси знала. И не знала, кто больше достоин жалости – ее собственная мать, которая потеряла Конни Ангера еще раньше, чем получила, или жена Конни, которая получила его когда-то, но потом потеряла.

– Сдается мне, – заявила Кэйси, – он был не самым идеальным спутником.

– Возможно, – ответил адвокат и поднялся. – В любом случае дом принадлежит вам. Все уже оформлено на ваше имя. Завтра я пришлю к вам курьера с документами. Полагаю, вы положите их в сейф.

Кэйси осталась сидеть.

– У меня нет сейфа.

– У меня есть. Если вы не против, я возьму их на сохранение.

– Будьте так любезны.

– Вы что-то бледны, – заметил адвокат. – Вам нехорошо? Кэйси отрицательно помотала головой.

– Нет-нет. Я просто слегка ошеломлена.

Он улыбнулся.

– Вам нужно поехать туда и взглянуть на дом изнутри. Он очарователен.

В этот день Кэйси не могла поехать туда. До восьми часов она принимала клиентов, и к концу рабочего дня мысли о доме отодвинулись далеко в глубь ее сознания. После работы члены их группы собрались в переговорной, и все их внутренние противоречия, усиленные кризисом, выплыли наружу.

– Где Стюарт?

– Откуда, черт побери, я должен это знать? Я обзвонил уже всех, кого можно.

– Надо сообщить в полицию.

– Ни в коем случае! Это частное дело.

– О чем мы думали, когда доверили ему деньги?

– Если нас выгонят отсюда, никто больше не сдаст нам помещение.

– Ну, на самом деле мы не нарушали никаких обязательств, – вмешалась Марлин Квинн, подростковый специалист, чувствуя желание оправдаться за то, что была в наиболее близких отношениях с вором. – Договор подписывал Стюарт.

В нем нет больше ничьих имен. Все обвинения падут на него одного.

– Я не хочу терять это помещение.

– Как же нам вернуть деньги?

– Кэйси беспокоится о деньгах? – усмехнулся Джон. – Ты же такая бескорыстная, что принимаешь клиентов бесплатно!

– То, что я делаю, – разозлилась Кэйси, – не имеет никакого отношения к бескорыстию, но имеет самое прямое отношение к желанию разрешить проблему. Я что, когда-нибудь не вносила в срок свою долю?

– Да зачем нам, в конце концов, иметь помещение именно на Копли-сквер? За четыре квартала отсюда мы можем найти гораздо более удачный вариант!

– Я там работать не буду, – заявил Джон.

– Как Стюарт смог снять деньги со счета? – спросила Кэйси.

– У него была доверенность. У банка не должно было возникнуть никаких вопросов.

– В таком случае зачем ему это понадобилось? Он что, влез в долги? Проигрался? Поссорился с женой?

– Это все сейчас неважно, – вмешался Рене, второй социальный работник. – Сейчас нам нужны деньги. Откуда мы можем их взять?

Они так и не пришли ни к какому решению. Совершенно вымотанная, Кэйси вышла из офиса. Широкими шагами, глубоко дыша по методике йогов, она спускалась по направлению к Массачусетс-авеню. Повернув налево, потом направо, она по боковым улочкам добралась до Фенвея, где деревья и большие коричневые валуны смотрелись в гладь канала.

По пяти каменным ступеням она поднялась к входу. Меньше всего хотелось ей приходить сегодня сюда, чтобы увидеть свою мать.

– Привет, Энн, – поздоровалась она с сиделкой на третьем этаже. – Как она?

Спокойное, по-матерински заботливое выражение лица Энн Холмс свидетельствовало о том, что она давно привыкла иметь дело с пациентами с серьезными повреждениями мозга. Кэролайн Эллис находилась в ее ведении уже три года. Энн неопределенно махнула рукой.

– Не самый удачный день. У нее была пара судорог сегодня утром. Доктор Джинсджи должен был вам сообщить.

– Да, но он сказал, что валиум помог. – Также он сказал, что обеспокоен увеличивающейся частотой приступов, но Кэйси старалась сохранять надежду. Она решила верить – участившиеся приступы свидетельствуют о том, что Кэролайн начинает приходить в себя.

– Все уже прошло, – сказала сиделка. – Она спит.

– Я тихонько, – прошептала Кэйси.

Пройдя через холл к палате матери, она неслышно скользнула внутрь. Комната тускло освещалась только проникавшим с улицы светом фонарей, но Кэйси могла бы ориентироваться тут и в полной темноте. Палата была небольшой, и, не считая медицинского оборудования, в ней помещались только кровать, пара легких стульев и туалетный столик. Так как стулья и столик Кэйси привезла и расставила сама, она прекрасно знала, что где находится. Все три года, прошедшие с момента аварии, она посещала мать несколько раз в неделю и изучила уже каждый дюйм пространства палаты.

В полумраке она подошла к кровати, легонько коснулась губами лба матери, затем опустилась на краешек кровати, аккуратно взяла руку Кэролайн, разжала безвольные пальцы и прижала их к своей шее. Глаза Кэролайн оставались закрытыми. Хотя она этого и не сознавала, ее тело продолжало подчиняться ритмам сна и бодрствования.

«Привет, мам. Уже поздно. Я знала, что ты спишь, но мне обязательно нужно было зайти к тебе».

«Неудачный день?» – спросила Кэролайн.

«Не то чтобы неудачный. Скорее странный. Конни завещал мне дом».

«Он… что?»

«Завещал мне дом».

«Дом в Бикон-Хилл?»

Вопрос пробудил воспоминания. Кэйси неожиданно почувствовала себя вновь шестнадцатилетней, только что вернувшейся домой из города. «Бикон-Хилл?» – эхом откликнулась Кэролайн, когда Кэйси в приступе бунтарства бросила ей в лицо это слово. Бикон-Хилл мог означать множество разных вещей, но в их доме вызывал только одну ассоциацию: Конни Ангер. «Ты встречалась с ним?» Кэйси отрицала это, но мать все равно оказалась уязвлена. «Мы ему не нужны, и мы прекрасно обходимся без него».

Тогда были боль и раздражение. Реакция Кэролайн, которую воображала себе Кэйси сейчас, больше напоминала замешательство.

«Почему он оставил дом тебе?»

«Может, он просто не знал, что с ним делать?»

Кэролайн ответила не сразу. Кэйси знала, что мать обдумывает, что лучше предпринять в сложившейся ситуации. Наконец она тактично спросила:

«И что ты думаешь по этому поводу?»

«Пока ничего. Я узнала об этом только сегодня днем».

Кэйси не стала упоминать о заупокойной службе. Она не была уверена, что Кэролайн поймет, зачем она пошла туда, и не хотела, чтобы мать решила, что Кэйси ждала чего-то от Конни.

Желая сменить тему, Кэйси открыла рот, чтобы рассказать Кэролайн про проблемы в конторе, но, подумав получше, остановилась. Проблемы приходят и уходят. Ей не хотелось загружать ими Кэролайн. Пусть лучше ее силы идут на выздоровление.

Поэтому она просто молча посидела еще немного, поглаживая пальцы Кэролайн и время от времени прижимая их к своей шее. Увидев, что та спит спокойно, Кэйси аккуратно no-пожила руку под простыню и поцеловала мать в щеку.

«Этот дом ничего не значит. Для меня только ты имеешь значение. Ты – вся моя семья. Ты же выкарабкаешься ради меня, правда?»

В полутьме она вгляделась в лицо матери и спустя минуту вышла из палаты.

Покинув Фенвей с неутихающей болью в душе, через десять минут она была уже рядом с домом, в котором два года назад купила крохотную квартирку, до сих пор не зная, разумно ли потратила деньги. К тому моменту, как она просмотрела почту и разогрела себе ужин из полуфабрикатов, она почувствовала себя выжатой, как лимон. Сознавая, что в восемь утра ее будет ждать клиент, она отправилась спать.

В четверг она снова не поехала в Бикон-Хилл, потому что все время, свободное от клиентов, вместе с Марлин, Рене и Джоном перебирала вещи Стюарта. Его жена клялась, что понятия не имеет, куда он делся, а банк клялся, что на счете фирмы никогда не было суммы семимесячной арендной платы. Им четверым так и не удалось ничего добиться.

– Так где же мы возьмем недостающие двадцать восемь тысяч? – спросила Кэйси.

– Бери все тридцать восемь. Хозяин требует проценты и к тому же плату за два месяца вперед.

– Мы можем взять кредит.

– Я не потяну еще одного кредита.

– Ну и что же ты предлагаешь?

– Переедем в помещение поменьше.

– Как? Нам все равно нужно четыре кабинета, переговорная и комната для бухгалтера.

– Бухгалтеру можно предложить работать дома.

– Другими словами, тоже что-нибудь у нас украсть.

Кэйси ушла из конторы в шесть в таком напряжении, что отправилась прямо в школу йоги. Занятие было ей необходимо больше, чем визит в Бикон-Хилл. И когда оно закончилось, она наконец смогла расслабиться настолько, чтобы быть способной подумать и о Конни Ангере. Решив побаловать себя, она отправилась поужинать с двумя подругами из группы. И к тому моменту, как они весело прикончили бутылку «Мерло», было уже поздно идти куда-либо, кроме кровати. В шесть утра в пятницу она уже была в пути на семинар в Амхерсте.

Возвращаясь обратно, она прослушала сообщения на автоответчике, но не стала перезванивать своим партнерам, неожиданно осознав, насколько устала от всего этого.

Конни Ангер всегда работал один. И Кэйси тоже вполне на это способна. Возможно, так она и поступит, особенно если примет предложение о преподавании. Тогда ей нужно будет встречаться с клиентами всего несколько часов в неделю, и это можно будет делать прямо в университете. Она не могла совсем отказаться от работы консультанта. Клиническая практика нравилась ей.

Но переезд в Провиденс, где ей предлагали место, имел и другие последствия. Она не знала, захочет ли уезжать так далеко от матери. Кэйси выросла в Провиденсе, и Кэролайн жила там до самого происшествия. В этом и была самая горькая ирония. Все время, пока они жили врозь, Кэйси мучилась из-за разделяющего их расстояния. Кэролайн, в отличие от самой Кэйси, была олицетворением домашнего очага. И чем ближе они были друг к другу, тем яснее это становилось.

Кэйси вернулась домой и рано легла спать, но сон не шел. Мысли, перескакивавшие с одного на другое, в конце концов вернулись к дому в Бикон-Хилл, и она начала молча жаловаться самой себе.

Она избегала этого места. Это было очевидно и без консультации квалифицированного коллеги. Она хотела убедить своего покойного отца в том, что ее не устраивает такое запоздалое признание и что ей не нужен этот трехмиллионный особняк. Она хотела, чтобы он подождал и помучился. Очень простое – просто детское – желание.

В субботу она проснулась, чувствуя прилив сил. Ей хотелось думать, что она чувствует себя взрослее, но она боялась, что выдает желаемое за действительное. Отбросив сомнения, должна ли она выглядеть соответствующе, хотя бы из уважения к покойному отцу, направляясь в престижный район, она не стала краситься, натянула спортивные шорты и майку и пропустила свои длинные волосы того необычного оттенка рыжего, который называют «земляничным блондином», через отверстие затертой бейсболки. Завершив наряд поношенными кроссовками и самыми темными солнцезащитными очками, она взяла курс на Бикон-Хилл. Но, не пробежав и пары кварталов, повернула обратно домой за забытым ключом. Положив ключ, а также телефон и бутылочку воды в маленький цветной рюкзачок, она снова вышла из дома.

Утро было восхитительным. В девять утра на улицах было почти столько же спортсменов, сколько и машин. Она пробежала по гладкой дорожке вдоль авеню Содружества под сенью старых кленов и дубов. Не сбиваясь с темпа, попрыгала на месте у светофора и оказалась в Публичном саду. Не желая лишать себя удовольствия, она обогнула пруд, пробежав мимо только начавшей просыпаться лодочной станции, родителей с колясками и стайки ребятишек, несущихся к воде кидать камушки.

Завершив круг, Кэйси направилась к Пинкни-стрит, которая всегда нравилась ей, и побежала вниз с холма. Почти в конце спуска она наконец почувствовала, что с нее уже довольно. Выдохшаяся и мокрая, Кэйси протрусила мимо припаркованных автомобилей, бросая косые взгляды на свое наследство, которое уже виднелось в самом низу дороги. Дом был четырехэтажным, не считая полуподвала. В первых двух этажах были высокие окна, окошки на третьем напоминали слуховые, а четвертый представлял собой куполообразную мансарду.

Кэйси всегда интересовал этот четвертый этаж, казавшийся таким изящным. Он представлялся ей укромным убежищем. Но на этот раз ее взгляд не задержался там надолго. В доме было на что посмотреть и помимо этого.

Оконные рамы первых двух этажей были увиты гирляндами розовых цветов. Железный заборчик по пояс высотой огораживал маленький передний двор, где по обеим сторонам от дорожки расстилался ковер мелких голубых цветочков, окружавших деревья в белоснежном цвету. «Кизил», – предположила Кэйси. Она не слишком разбиралась в деревьях, да и в цветах тоже. Ее мать, напротив, была настоящим экспертом в садовых культурах. Не чувствуя в себе силы состязаться в этом с ней, Кэйси и не пыталась вникнуть в этот мир. То немногое, что она все же знала, задержалось у нее в голове бессознательно.

Что бы это ни было, цветы были чудесные. Она подумала, что все это – дело рук садовника Конни, который, как было заявлено, любил дом.

Кэйси достала из рюкзачка бутылку, отхлебнула воды, завинтила крышку и убрала бутылку обратно. Одновременно она нащупала там засохшую пластинку жвачки, развернула и положила в рот. Вызывающе чавкая, она расправила плечи, открыла железную калитку и направилась к дому.