Загадка неоконченной рукописи

Глава 20

К шести часам еще не должно было стемнеть, но облака, собиравшиеся в течение всего жаркого дня, к вечеру затянули небо настолько, что садящееся солнце утонуло в них. В воздухе сгущался мрачный сумрак.

Дженни вначале услышала звук приближающегося автобуса. Еще до того, как неуклюжая машина вкатилась в город, ей показалось, что она уже чувствует запах машинного масла и грязи. Наконец, фырча и завывая, автобус остановился прямо перед «бьюиком». Дженни смотрела, как открывается дверь.

Несколько секунд ничего не происходило. Дженни смотрела на дверь, смотрела не мигая, пока не ощутила, что ей становится трудно дышать. Все возможные и невозможные причины, которые могли бы помешать Дардену приехать, успели пронестись у нее в голове, она успела помолиться обо всех мыслимых и немыслимых осложнениях, которые могли бы помешать ему выйти из автобуса. Пожалуйста, Господи, пусть он едет куда-нибудь еще. Все равно куда, только бы подальше от нее.

Потом он появился, и ее сердце сжалось. На нем были джинсы и свитер, которые она привезла ему в последний раз, в руке он держал маленький чемоданчик с личными вещами. Он спустился на одну ступеньку, потому на вторую и, наконец, спрыгнул на землю, глядя прямо на нее. Он казался неуверенным и значительно старше своих пятидесяти семи. Она задумалась, не болен ли он, или просто свобода настолько потрясла его.

Ее-то свобода не пугала. Она готова была обнять ее обеими руками. Надо только выдержать этот взгляд.

– Здравствуй, пап. – Она сделала несколько шагов к нему, чмокнула его в щеку и забрала у него чемоданчик. – Как доехал?

Он продолжал глядеть. Дверь за его спиной закрылась, и автобус, скрипя, тронулся. Но он не шевелился. Он словно застыл на месте.

– Где твои волосы? – наконец просипел он.

Она могла сказать, что это несчастный случай на работе – опалила на вспыхнувшей неисправной горелке. Она могла сказать, что ей повезло – она сама осталась жива.

– Я их отрезала.

– Но мне нравятся длинные. Я хочу видеть их длинными. Я хочу чувствовать их длинными. Мэри-Бет, – его голос сорвался почти на визг, – какого черта ты их отрезала?

Она могла сказать, что повредила руку. Она могла сказать, что не могла больше мыть и расчесывать длинные волосы, поэтому ей пришлось их отрезать. Теперь ей уже лучше. Спасибо.

– Я ненавижу, когда они длинные, – сказала она. – Всегда… ненавидела. – Взгляд Дардена был таким пугающим, что ее голос под конец упал до шепота.

– Так-то ты меня встречаешь? Я шесть лет просидел за решеткой, и вот что я получаю за это! Вот что я получаю за то, что ночь за ночью в этой вонючей дыре мечтал о твоих волосах! Как ты могла сделать это, дочка? Я же так любил твои длинные волосы!

«Стыд, Господи, стыд! Спокойно. Он мой отец. Неважно, Он не имеет права заставлять тебя делать то, что ты не хочешь делать. Но он будет заставлять. Ты знаешь об этом, но ты уже не ребенок».

– Папа, но ведь это всего лишь волосы.

– Ты отрезала их прямо перед моим возвращением, хотя знала, что я хочу видеть их длинными! Ты сделала это назло.

– Нет. – Хотя он был прав.

– Привет, Дарден, – произнес, появляясь откуда-то, Дэн О'Кифи. – Как дела?

Дарден продолжал смотреть на Дженни еще долгие несколько секунд, прежде чем отрывисто ответил:

– Нормально.

Дженни отчаянно смотрела на Дэна, умоляя его, пытаясь мысленно передать ему мольбу не говорить ни слова о том, что она уезжает, или, не дай Бог, о Пите. Она скажет все сама, когда придет время.

– Значит, ты на свободе, – сказал Дэн.

– Похоже на то.

– Мэри-Бет старалась изо всех сил, приглядывая за домом для тебя. Ты должен гордиться ею, ведь она со всем справлялась в одиночку. Мне звонил офицер, ответственный за тебя. Он сказал, что ты собираешься вновь заняться своим бизнесом.

– Я не знаю, как теперь пойдут дела. – Дарден пожал плечами. – Не знаю, захотят ли люди нанимать бывшего зэка. Мэри-Бет, ключи в машине? Хватит тут торчать. – Он направился к «бьюику» со стороны водительского места.

Дэн забрал у Дженни чемоданчик и закинул его на заднее сиденье, а когда она села в машину, закрыл за ней дверь. Ей не нужно было смотреть на него, чтобы прочитать его мысли, обращенные к ней: «Позови меня, если будут проблемы, позови меня в любой момент, и я сделаю все, что в моих силах».

Но чем он может помочь? Когда Дарден рядом, никто ей не поможет.

Дарден запустил мотор, развернул «бьюик» и, выжимая из него всю возможную скорость, помчался по городу. Когда они добрались до дома, морось превратилась в сплошной дождь. Он заехал в гараж, вылез из машины и подал Дженни руку в тот самый момент, когда она готова была бегом броситься в дом.

– Ну, девочка моя, – сказал он, притягивая ее к себе. – Обними папочку.

Дженни пыталась представить себе, что это объятие невинно, что все отцы всегда обнимают так своих дочерей. Она обхватила его руками и сжала, стараясь не обращать внимание на его губы у себя на шее и на то, как изгибается его тело, чтобы лучше обхватить ее, но не смогла выносить этого больше одной секунды, не смогла выносить, поэтому ахнула, воскликнула:

– О Боже! – и попыталась вырваться. – Тушенка сгорит! Мне надо бежать.

Он не отпускал ее.

– Ты нужна мне больше, чем ужин.

– Но я так старалась, папа! – Она изворачивалась, высвобождаясь. – Я знала, что ты возненавидишь мои волосы, поэтому так старалась приготовить хороший ужин! Пожалуйста, не дай мне все испортить, пожалуйста!

Он отпустил ее. Она силой удерживала на лице улыбку, но она исчезла в ту же секунду, как Дженни выбежала под дождь.

Она вбежала в дом и, не обращая внимания на мокрую одежду, засуетилась у плиты.

Пит был на чердаке, паковал последние вещи. Она мысленным взором видела, как он ждет, как они и договаривались, пока она не поговорит с Дарденом в последний раз. Но она знала, что он внимательно слушает. Он прижимается ухом к полу в том самом месте, где звуки снизу слышнее всего. Он будет внизу, как только Дарден попытается сделать что-нибудь. И в любом случае он спустится, когда придет время.

Она уцепилась за эту мысль.

Дарден со стуком уронил чемоданчик на пол. Он сорвал с крючка кухонное полотенце и начал вытирать мокрое лицо и шею. Дженни забрала у него полотенце и протянула взамен бутылку пива.

– Твое любимое. Добро пожаловать домой.

Он присосался к бутылке и откинул голову. Она смотрела, как ходит вниз-вверх его кадык. Когда он опустил голову, бутылка была пуста. Он открыл холодильник и потянулся за второй.

– Что за чертов день! Сначала автобус, потом твои волосы, потом Дэн О'Кифи, который шпионит за мной. За мной и так в последние шесть лет следили больше, чем во все остальные, вместе взятые. – Он обхватил ее за талию и потянулся губами к уху. – Теперь я хочу, чтобы за мной смотрела только ты, слышишь, Мэри-Бет?

Она попыталась вздохнуть, подавилась и закашлялась. У нее не сразу получилось справиться с собой. Она вытерла нос и глаза.

– Я не очень хорошо себя чувствую, – прошептала она.

– Это потому что на тебе мокрое платье. Иди, переоденься. У тебя должно быть еще что-нибудь симпатичное.

У нее было платье, купленное у мисс Джейн. Она побежала по лестнице наверх, сорвала с себя ненавистное цветастое платье и начала лихорадочно рыться в шкафу в поисках другого.

– Пит? – прошептала она в направлении чердака. – Ты здесь?

– Господи, да. – Он с неодобрением смотрел на нее из люка. – Дженни, мне это не нравится. Мне надоело тут сидеть. Я спускаюсь.

– Нет.

– Ты можешь представить меня ему, мы скажем, что уезжаем, и уедем. С ужином он может справиться и сам.

– Нет! Я ему обещала. Пожалуйста. Только ужин.

– Дочка, с кем ты разговариваешь? – послышался голос Дардена.

Она обернулась и прижала к груди платье от мисс Джейн.

– Ни с кем. Я просто сморкалась.

– Если ты плохо себя чувствуешь, мы можем прилечь вместе. – Он вошел в комнату.

– Нет, нет, все в порядке. Я хочу накормить тебя ужином. Он уже готов.

Он протянул руку и потащил на себя платье. Этот голодный взгляд был знаком ей, и она крепче вцепилась в ткань.

– Пусти, Мэри-Бет.

– Ужин! – взмолилась она.

– Дай посмотреть. Всего на минуточку.

Но она сопротивлялась. Тогда он повторил ее имя голосом более жестким, голосом, который убеждал ее в том, что она должна подчиниться, что чем больше она спорит, тем больше возбуждает его, и что если она не подчинится, все не закончится на «посмотреть».

Она отпустила платье, наклонила голову и, как когда-то, дала своим мыслям скрыться в том особенном месте, куда ни боль, ни стыд не могли добраться. Только на этот раз мысли не соглашались оставаться там. Они возвращались в спальню, к Дардену, с отчаянным упорством, которое заставляло все внутри у нее переворачиваться. Из груди готов был вырваться крик.

«Спокойно». Она слышала, как стучит дождь по шиферной крыше. «Спокойно. Выбор сделан».

– Отдай мне платье, – сказала она.

– Не знаю, что с тобой сегодня. – Он протянул ей платье. – Я люблю тебя, девочка моя. Я люблю смотреть на тебя и трогать тебя. Ну хорошо, ты отвыкла, наверное, но ведь раньше тебе это нравилось.

– Мне это никогда не нравилось, – пробормотала она, натягивая платье. Не успев расправить подол на бедрах, она поспешила вниз по лестнице.

Пока она перемешивала и накладывала на тарелку тушенку, ее руки дрожали. Она пыталась поднять себе настроение мыслями о Пите, о Вайоминге, о свободе, о любви. Но рядом с Дарденом это было сложно. Он ушел вытягивать из окружающей атмосферы все доброе, оставляя только отвратительное. Даже это платье – так долго желаемое, такое особенное, первая вещь, которую увидел на ней Пит, – теперь казалось испачканным. Она никогда больше не сможет его надеть.

– Почему ты не ешь? – спросил Дарден. Он пил уже третью бутылку пива и начал потеть.

Дженни не смогла бы проглотить ни кусочка, даже если от этого зависела ее жизнь.

– Я неважно себя чувствую. Ну как, тебе нравится?

– Хорошо. Очень хорошо. Ты всегда хорошо готовила, Мэри-Бет, гораздо лучше, чем твоя матушка, по правде говоря.

– Это ведь она меня научила. Я помню.

– А я – нет? Поверь мне, я-то помню, на что была способна эта женщина, а на что – нет. Готовить она не умела и не умела думать ни о ком, кроме себя, и в постели ни на что не годилась. А ты все это умеешь, дочка.

Дженни вскочила и подошла к плите. Она яростно снова перемешала тушенку, перетащила на стол всю кастрюлю и заново наполнила тарелку Дардена. Она придвинула к нему ближе хлебницу, а рядом с ней поставила блюдо с еще теплым пудингом и рисовым печеньем.

Стоя у дальнего конца стола, она проговорила:

– Папа, я уезжаю.

Дарден поднял глаза и изобразил непонимание.

– Откуда?

– Отсюда.

– Да, кое-что не меняется, – вздохнул он. – Когда ты была маленькой, ты по десять раз в неделю говорила, что уедешь отсюда. Потом говорила, что сбежишь. Ну же, девочка, уже пора повзрослеть.

– Я уже повзрослела, папа. Поэтому я и уезжаю.

Он откинулся на спинку стула и уставился на нее. Раньше ее начало бы тошнить от такого взгляда. Теперь она подумала о своем выборе и не отвела глаз.

Он запустил руку в волосы. За прошедшие шесть лет они заметно поредели.

– Мэри-Бет, дочка, не начинай все сначала. Ты – единственное, ради чего я вытерпел тюрьму. Не надо начинать с угроз.

– Я уезжаю сегодня же.

Он снова вздохнул.

– Хорошо. И куда ты собралась на этот раз?

Дженни уже научилась не обращать внимания на то, что он пытается обращаться с ней как с ребенком.

– Это неважно. Я просто хотела поставить тебя в известность.

– Да, ты права, куда – это неважно. Я везде найду тебя. Я отправлюсь следом и заберу тебя обратно.

– Нет, ты не сделаешь этого.

Теперь он нахмурился.

– Что с тобой сегодня?

– Я не могу больше. Я не могу больше этого выносить.

– Что выносить? Любовь моя, я же твой отец. Большинство девочек согласились бы лишиться руки, только бы их любили так, как тебя.

Дженни в этом сомневалась.

Он быстро встал и подошел к ней.

– Ну-ка, прекрати! Ты будешь делать и выносить все, что я скажу тебе! Ты моя, Мэри-Бет, моя! Я пошел ради тебя на одну проклятую огромную жертву. И ты никуда от меня не сбежишь!

В дверях за его спиной неожиданно появился Пит, знаками показывая, чтобы она уходила. Дженни видела его, но уйти пока не могла. Ей нужно было, чтобы Дарден понял, нужно было дать ему последний шанс. Она обещала это ему и себе.

– Папа, я не могу остаться. То, что мы делаем – это плохо. Это отвратительно.

– Отвратительно, что я люблю тебя? Отвратительно, что я живу ради тебя? Отвратительно, что я сказал им, что я один бил твою мать, хотя ты тоже это делала?

Дженни задохнулась. Произнесенные вслух, слова резали по живому, словно ножи. Они вскрывали ее изнутри и заставляли кровоточить все старые шрамы.

Она вновь бросила короткий взгляд на Пита. Когда она снова взглянула на Дардена, ее глаза были полны слез.

– Это была самооборона! Она бы убила меня, если бы я не остановила ее!

– Достаточно было ударить ее один раз, чтобы остановить. Один раз, чтобы она просто потеряла сознание. А ты ударила ее пять раз!

– Я не понимала, – всхлипывала Дженни, – не понимала, что делаю, я была в таком ужасе. – Ее плечи сотрясались, руки безвольно повисли вдоль тела. Никакое внушение не могло побороть страшной правды. – Она так избила меня и продолжала делать это, как будто не собиралась останавливаться никогда, поэтому я била ее, пока она не перестала двигаться.

– Ты убила ее, Мэри-Бет.

Дженни обхватила руками голову.

– Я знаю, знаю!

– Хочешь, чтобы я рассказал об этом шерифу? Или Дэну? А? Ты этого хочешь, Мэри-Бет?

Ее руки снова упали, но она подняла голову.

– Я хотела рассказать им об этом, когда все это случилось, только ты не дал мне! Ты заставил меня сидеть здесь, и рассказывать байки, и чувствовать себя виноватой за то, что это тебя посадили в тюрьму, и злиться, потому что ты сидел в тюрьме, когда это я хотела оказаться там, потому что я понятия не имела, что могу убить кого-то, и я понятия не имела, что еще я способна сделать, и это так пугало меня, что у меня все перепуталось в голове, а ты все равно не разрешил мне признаться!

Дарден подошел к ней еще ближе.

– Я пытался спасти твою невинность! В тюрьме они бы изнасиловали тебя сотню раз, и ты вышла бы оттуда развратной больной шлюхой! Дьявол, да я тогда и не притронулся бы к тебе! Поэтому я сделал это за тебя и сам отсидел там шесть долбанных лет, и все это ради того, чтобы ты уехала от меня!

Пит выглядел таким разгневанным, что Дженни думала, что он сейчас схватит Дардена и сделает с ним что-нибудь. Но тут он встретился с ней взглядом, и гнев отступил. Он указал ей подбородком на дверь. Она начала отступать в том направлении.

– Я уезжаю, – еще раз повторила она. Она просто не могла жить так, как хотел он.

Но он все еще продолжал спорить:

– Я взял на себя твою вину. Меня судили за преступление, которого я не совершал.

– Ты совершил преступление! – прокричала она. – Ты совершал их все время! Все время!

– Так я понес наказание. Не должна ли ты понести его тоже?

– Я уже была наказана! Уже была. Все эти годы, так, как ты и представить себе не можешь. Но я устала от этого, папа! – Она попятилась еще.

– Ты в долгу передо мной!

Отчаянно мотая головой, Дженни сделала еще шаг назад.

– Я следила за домом. Я занималась машиной. Я ждала твоего возвращения и приготовила ужин, который ты хотел, и все это время я твердила себе, что в долгу перед тобой, но я не должна, я не должна тебе ничего больше! Если бы ты меня не трогал, она бы не стала бить меня, а если бы она этого не делала, она бы не умерла. Она была моей матерью. Это из-за тебя она стала ненавидеть меня!

– Она была ревнивая сука!

– Она была твоей женой! Ты должен был заниматься этим с ней, а не со мной! Почему ты не мог хоть немного любить ее? Ей не нужно было ничего больше!

– Ей был нужен Этан.

– Ей был нужен ты.

– Ну ладно. Теперь-то я ни за каким чертом ей не нужен, а ты нужна мне, Мэри-Бет. Ты здесь, и ты живая. – Он остановился и посмотрел на нее с улыбкой. – В тебе осталось все лучшее, что было в ней, знаешь, даже с этими короткими волосами!

Теперь Дженни понимала, что ничего изменить невозможно. Она могла говорить все, что угодно, но он не собирался слушать ни единого ее слова.

– Все, я ухожу, – сказала она так мягко, как только могла. Он начал обходить стол.

– Думаешь, я не смогу тебя найти? Не глупи. Я пойду за тобой хоть в ад и верну тебя обратно. – Он показал на стул. – Поэтому опусти свою задницу обратно и не создавай лишних проблем нам обоим.

Она снова начала плакать, хватая воздух ртом от боли, потому что все это было так трагически ясно.

– Почему ты не можешь оставить меня в покое? – взмолилась она. – Мне больше ничего не надо. Только оставь меня в покое.

– Или что? Ты убьешь и меня, так же, как убила ее? Нет уж, девочка, я смогу защитить себя. Но если ты будешь продолжать свои угрозы, я все расскажу. Спаси меня Господи, расскажу. Черт побери, если ты действительно от меня уйдешь, ты больше не дочь мне! Я и глазом не моргну, если они засадят тебя за решетку.

– Мне все равно.

– Это пока ты не попала туда и тебя не начали раздевать, бить и насиловать.

– Ничего этого не будет. Я уезжаю. У меня теперь есть Пит. И он заберет меня с собой.

– Пит? – презрительно усмехнулся Дарден. – Какой еще, черт возьми, Пит? Ни с каким Питом ты никуда не поедешь.

– Вот здесь ты ошибаешься, – как гром среди ясного неба прозвучал голос Пита.

Дарден продолжал подходить к Дженни.

– Ты не поедешь никуда ни с одним мужчиной, кроме меня. Ты моя. Моя. К тому же какой мужчина захочет тебя? Ты вся помечена мной. Какой мужчина согласится забрать тебя, когда узнает обо всем, что ты сделала?

– Я ее заберу, – объявил Пит, пересекая кухню. Он открыл дверь и тихим, ласковым голосом сказал: – Пойдем, Дженни. Он не стоит твоих слез.

Дженни выскользнула на улицу.

– Вернись сейчас же! – прорычал Дарден, но она уже мчалась через угольно-черную дождливую ночь к гаражу. Как только она добежала до него, рядом взревел мотоцикл. Она прыгнула на заднее сиденье и вцепилась в Пита, который тут же нажал на газ. Машина вильнула на мокром гравии и стрелой помчалась вперед, но в ту же самую секунду Дарден бросился наперерез.

Раздался удар и страшный вопль – крик боли или проклятия, – и Дженни едва не вылетела с дороги, но теперь уже поздно было останавливаться или глядеть назад. Выбор был сделан. Больше не было возможности ничего изменить, все пути назад были отрезаны.

Невероятность происходящего вначале заставила ее разрыдаться. Но скрывающая все ночная темнота успокаивала, а дождь очищал, и с ней был Пит, в первую очередь – Пит, который услышал самое худшее, но не бросил ее. Через каждые несколько вдохов он отрывал руку от рукоятки руля и стискивал ее пальцы, касался ее руки или чуть отклонялся назад, чтобы крепче прижаться к ней.

Когда они проезжали через центр города, дождь начал стихать. К тому времени, как город остался позади, дождь смыл ее слезы и превратился в теплый туман. Когда она поняла, по какой дороге везет ее Пит, на ее губах появилась благодарная улыбка. Он помнил о ее мечте.

Он остановил мотоцикл в их тайном месте, помог ей слезть и за руку повел через лабиринт сосен, тсуг и елей к самому верху карьера. Дождь смыл с глинистого берега все следы. Они остановились и молча смотрели на водоем.

Сейчас он принадлежал только им. Если кто-то и был здесь сегодня до них, его присутствие уже не ощущалось. Воздух пах землей и мокрыми листьями. Последние капли шелестели в ветвях и падали в мшистую подстилку. Водяное зеркало было гладким, лишь редкие капли оставляли то там, то здесь расходящиеся круги.

Пит переплел свои пальцы с ее.

– Какой здесь свежий воздух. Пахнет началом. Ты со мной, Дженни, любимая? – У нее перехватило дыхание, но она улыбнулась и кивнула. – Ты помнишь, что я люблю тебя?

Она снова кивнула.

– Ты же знаешь, что я за этим и приехал сюда, чтобы найти тебя и забрать тебя домой. – Он нежно поцеловал ее.

Дженни спрятала лицо у него на плече, чтобы он не увидел, что она опять плачет. Но он понял. Он гладил ее по спине, прижимал ее к себе и шептал нежные, успокаивающие слова, пока в ней рвались последние ниточки, связывавшие ее с прошлым. Наконец, в последний раз шмыгнув носом и глубоко, прерывисто вздохнув, она улыбнулась. Подняв голову, она увидела в его глазах любовь и окончательно поняла, что сделала правильный выбор.

Он поднял глаза и вновь посмотрел на воду. Она посмотрела туда же, как раз вовремя, чтобы увидеть, как расходятся отражающиеся в воде облака и среди них появляется молодой месяц.

«Давай поплывем к луне, – подумала она и перевела взгляд на Пита. – Можно?»

Он улыбнулся: «Почему бы и нет. Сейчас достаточно тепло. Ты же об этом мечтала».

Они стянули с себя мокрую одежду. Дженни сложила свою аккуратной стопкой и хотела сделать то же самое для Пита, если бы он в этот момент не взял ее за руку и не потянул вверх. Когда она поднялась на ноги, он запустил пальцы ей в волосы, одновременно прижимая ладони к щекам.

– Ты самая лучшая, самая чистая, самая красивая женщина на свете, Дженни Клайд. Давай поплывем вместе с тобой и с луной.

Ее руки скользнули вверх по его торсу. Приподнявшись на цыпочки, она взяла его лицо в ладони так же, как он – ее. Широко раскрыв глаза в предвкушении удовольствия, она кивнула.

Он остановился на самом краю площадки, и Дженни впилась глазами в это великолепное видение. Он был таким красивым в лунном свете, который блестел на его коже и волосах, в глазах и на крохотной бриллиантовой сережке, которую он вдел в ухо для нее.

Наконец, таким отточенным движением, что у Дженни перехватило дыхание, он оттолкнулся от берега и взлетел вверх, потом вперед и вниз. Он вошел в воду почти неслышно и спустя секунду вынырнул, жестом приглашая Дженни следовать за собой.

Она застыла на краю, пытаясь скопировать его позу, и на мгновение задумалась. Она не могла скопировать его совершенный прыжок, но сейчас было не время переживать, на кого она будет похожа, где она приводнится и какую боль она может почувствовать. Она зашла уже слишком далеко; пути назад не было.

Пит ждал внизу, улыбаясь, широко раскрыв объятья, окруженный искрящимися лунными бликами.

Она сделала глубокий вдох, чуть согнула в коленях ноги и с молитвой прыгнула. Невероятно, но ее молитва была услышана. Ее тело взмыло в воздух, грациозно изогнувшись, и гладкой серебряной дугой вошло в воду на расстоянии вытянутой руки от Пита.

Она вынырнула рядом с ним, прямо к нему в объятья и, повинуясь его руке, нырнула снова. Он повлек ее в глубину, к гранитным глыбам, тускло светившимся в проникающем с поверхности лунном сиянии. Они гонялись за своими тенями и друг за другом и приняли в свою игру водяное чудовище, а потом снова вырвались на поверхность, смеясь и хватаясь друг за друга в вихре брызг и поцелуев.

– Теперь – главное погружение, – наконец выдохнул Пит. Его глаза и божественная улыбка светились ожиданием. – Ты готова?

Его лицо в ночи стало волшебным зеркалом, в котором ей ясно виделись новые места, новые люди, новая любовь. А еще доброта и нежность. И дружба, и искренность. И надежда.

Готова ли она? Она в последний раз обвела глазами карьер, в безмолвном прощании подняла взгляд к вечнозеленым ветвям и радостно улыбающейся в вышине луне. Потом, запечатлев этот образ в своем сердце как лучшее, что она видела в жизни, она посмотрела на Пита и кивнула.