Загадка неоконченной рукописи

Глава 23

Кэйси не нервничала так с первых дней после катастрофы, когда Кэролайн находилась между жизнью и смертью. И теперь все почти точно так же, говорил ей негромкий, но упрямый внутренний голос. Кэролайн всегда удавалось справиться. Вопреки ожиданиям врачей, она оставалась жива долгие три года. Не было бы ничего плохого в том, если бы она прожила еще. Вдруг через некоторое время удастся найти чудесное средство, которое пробудит ее к настоящей жизни?

Кэйси не хотела пугаться. Она все еще не потеряла надежду. Но все упрямые тихие внутренние голоса на свете сейчас не могли успокоить ее. И свежее воспоминание о гибели Дардена не способствовало этому.

Джордан вел машину. Кэйси сидела рядом с ним на пассажирском месте. Мег пробралась на заднее сиденье прежде, чем они успели предложить ей остаться в доме, хотя Кэйси на самом деле и не стала бы ей этого предлагать. Ей было жутко, но это было не то ощущение пустоты, с которым она жила эти три года. Ей было легче, когда кто-то был рядом.

Они ехали молча и скоро добрались до Фенвей. На третьем этаже Кэйси встретил дежурный врач. Он был мрачен.

– Я вообще удивляюсь, что она еще с нами, – тихо проговорил он, пока они торопливо пересекали холл. – На этот раз судороги были сильнее, чем когда-либо раньше. У нас есть распоряжение о невмешательстве, поэтому мы не проводили никаких процедур, только дали ей успокоительное. Приступ кончился, но для этого понадобилась значительно большая доза, чем обычно. Это создает дополнительную опасность.

Кэйси знала достаточно о лекарствах и их действии, чтобы понять это самой. Однако все равно спросила:

– Какую опасность?

– Ее жизнедеятельность и так замедлена. Если мы еще больше замедлим ее препаратами, она может умереть.

– Но если бы вы не справились с приступом, она бы все равно умерла?

– Да. И с большими мучениями. Мы называем это «плохой» смертью. Лучше, чтобы все происходило спокойно. Тогда это будет «хорошая» смерть.

– Поэтому вы и даете успокоительное.

– Да.

В палате у Кэролайн была Энн Холмс, что немного успокоило Кэйси. Из всех сиделок ей Кэйси доверяла больше всех. Когда они вошли в комнату, она поправляла одну из трубок, свисающих со стойки. Кислородная трубка была на месте. Монитор сердечных сокращений попискивал.

Кэролайн дышала шумно и хрипло, но выглядела практически так же, как обычно по вечерам – лежала на спине с закрытыми глазами, чуть приоткрытыми губами и руками поверх простыни. Только спутанные волосы и смятая постель свидетельствовали о происшедшем.

Обойдя кровать, Кэйси пригладила завитки все еще красивых серебристых волос. Она взяла ее руку и прижала к сердцу, не говоря ни слова.

– Ей трудновато пришлось, – мягко сказала Энн. Кэйси кивнула. – Мы, сиделки, все чувствуем, – продолжала Энн таким же тихим, спокойным голосом. – Мы не можем сказать, как и почему, но, даже не обращая внимания на физические перемены, мы знаем, когда такие пациенты, как Кэролайн, принимают решение. Ты должна помочь ей, Кэйси. Ты должна дать ей понять, что все правильно.

У Кэйси сдавило сердце.

– Она готова, – прошептала Энн.

– Но я – нет, – так же шепотом ответила Кэйси. Ее предупреждали, что такой момент настанет. Она знала, как пациенты приближаются к смерти, что происходит с ними при этом, что нужно им для этого – и она была готова ко всему этому, случись такое в течение первых месяца-двух после аварии. Но когда Кэролайн не умерла, она постепенно успокоилась. Она говорила себе, что для восстановления просто нужно время. Она научилась жить надеясь.

А теперь Энн говорит, что ей настало время уходить. Ситуация определенно изменилась. Но как с этим смириться?

– Она спит? – прошептала за плечом Кэйси Мег. Кэйси откашлялась и тихо ответила:

– По-своему.

– Она знает, что ты здесь?

– М-м-м… – замешкалась Кэйси, а потом, взглянув на Энн, призналась: – Я не уверена. Наверное, нет.

– Почему она так шумно дышит? Ей больно?

– Нет.

– Это хорошо. – Несколько минут Мег молчала, а потом добавила: – Она очень красивая.

Кэйси улыбнулась. Снова чувствуя комок, подступивший к горлу, она согласно кивнула. Кэролайн действительно была очень красива. Сколько Кэйси помнила себя, она всегда была такой.

Снова взяв мать за руку, Кэйси один за другим разжала ее худые пальцы. Сплетя их со своими, она перевернула руку Кэролайн ладонью вверх, посмотрев на внутреннюю сторону кисти. Она была темнее, чем наружная.

Кэйси испуганно взглянула на Энн, а та сказала:

– Это кровообращение. – Она только не сказала, что это недобрый знак, но все было ясно по выражению сожаления на ее лице, да и самой Кэйси уже было известно, что это значит. Помимо того, что объяснили ей врачи с самого начала, она прочитала много материалов об осложнениях, признаках и прогнозах для людей, находящихся в таком состоянии.

Все указывало на одно и то же. И понимание этого тяжким грузом ложилось на сердце Кэйси. Она растерла запястье Кэролайн, думая, а вдруг это поможет кровообращению, и, хотя знала, что это не так, все равно ощущала необходимость это делать.

– Она очнется? – спросила Мег.

Кэйси очень хотелось ответить утвердительно. Отчаянно хотелось. Но она не могла выдавить из себя ни слова. Присутствие Мег не мешало ей. Так же, как Джордан, Мег напоминала ей о жизни за пределами клиники. И это напоминание помогало ей не терять связь с реальностью. Вероятно, именно это было необходимо ей сейчас больше всего.

– Я надеюсь, что она очнется, – наконец ответила она Мег, – но похоже, что дела плохи.

Через два часа ничего не изменилось к лучшему. Дыхание Кэролайн стало даже еще более шумным. Не успевал врач откачать жидкость, как она заменялась новой. Ей уже приподняли голову, потом приподняли еще выше, но желаемого эффекта это так и не дало. Точно так же никакого эффекта не давало ни растирание Кэйси запястий Кэролайн, ни легкие прикосновения к лицу, ни тихие слова, которые она говорила матери.

Она еще никогда не чувствовала себя настолько отчаявшейся. За три года она уже привыкла смотреть на Кэролайн и считать месяцы, хоть это и было тяжело, но беспомощно сидеть рядом и смотреть, как та угасает, было просто невыносимо.

Мег задремала в кресле. Джордан стоял рядом с Кэйси, которая сидела на краешке кровати.

– Может, ты лучше отвезешь Мег домой? – тихо предложила она. – Ей надо поспать. И тебе тоже.

– И тебе.

Печально улыбнувшись, Кэйси посмотрела на Кэролайн.

– После аварии все было точно так же. Я сидела здесь часами, ожидая каких-то изменений. Я засыпала и просыпалась на стуле. Теперь я могу делать то же самое. Я не могу оставить ее одну.

– Они позвонят, если что-то изменится.

– Я знаю. Но от дома до клиники десять минут.

Он не ответил, а просто взял ее за руку. Она прислонилась щекой к его плечу, чтобы хоть немного успокоиться. И вдруг ее осенило. Затаив дыхание она подняла голову.

– О! – Она взглянула на Джордана. – Все эти месяцы я думала о том, что если маме станет лучше, я найду возможность забрать ее домой. Но у меня практически не было места. А теперь есть. Я хочу показать ей дом.

– Она не сможет его увидеть, – тихо напомнил он.

– Может, и нет, но что в этом плохого? Она лежит тут уже три года. Может, в этом и есть проблема. Может, ей надо поменять обстановку, чтобы она смогла увидеть, что мир вокруг нее продолжает существовать. В доме полно места. Ей будет там так же комфортно, как здесь. За те деньги, что я плачу за ее пребывание здесь, мы сможем нанять круглосуточную сиделку. – Планы теснились в голове. – И я смогу навещать маму в перерывах между клиентами. И если что-то случится, я буду с ней. И буду чувствовать, как будто я сама что-то делаю для нее. – Еще одна мысль пришла ей в голову и заставила ее слегка улыбнуться. – Тебе не кажется, что это поэтичный акт справедливости? Конни оставил мне дом, но она за всю жизнь ничего от него не получила. Мне кажется, это будет уместно и правильно, чтобы она увидела дом. Чтобы она оставалась там. Чтобы она пользовалась им.

– Думаешь, ей бы этого хотелось? – тихо спросил Джордан.

– Если нет, – с вызовом возразила Кэйси, – пусть откроет глаза и скажет мне об этом.

Ранним утром следующего дня они перевезли Кэролайн домой. Машина скорой помощи доставила ее из клиники в Бикон-Хилл, где ее встретили Кэйси с Джорданом, Мег и нанятой сиделкой. Через короткое время они устроили ее на большой кровати Конни. Кэйси и слышать не хотела о том, чтобы уложить ее где-то еще.

Ангус, по всей видимости, оказался не против. Переждав суматоху за занавеской, он вышел и осторожно подошел к кровати. Запрыгнув на нее, он прошелся вдоль одного бока Кэролайн, затем – вдоль другого, обнюхивая все по дороге. Потом, кажется, нисколько не смутившись тем, что это не Конни, свернулся калачиком у нее в ногах и заснул.

Это была хорошая новость.

Плохой новостью было то, что Кэролайн никак не отреагировала на переезд. Руки безжизненно лежали поверх одеяла. Она даже не кашлянула, а продолжала хрипеть на каждом вздохе.

Кэйси обвиняла в этом повышенную дозу успокоительного, но у нее не хватало смелости попросить сиделку отключить капельницу. Она не стала спрашивать об этом и врача, который заглянул в середине дня. Иначе будут новые приступы, сказал бы он. Никому из них не хотелось этого, и меньше всех – Кэйси. Она больше не хотела искушать судьбу. Она уже устала от этого.

К тому же ее эмоции странно изменились. Чувство триумфа, которое она вроде бы должна была испытывать, перевезя Кэролайн в дом Конни, так и не появилось. Вместо него возникло некое удовлетворение. Кэйси ощущала – каким бы абсурдным это ни казалось – непонятное умиротворение. Она поступила правильно. Она верила в это всей душой. Привезя сюда Кэролайн, она завершила некий виток в своей собственной жизни.

Ей еще было страшно, но она уже могла держать этот страх под контролем, достаточным, чтобы быть в состоянии принимать клиентов – и не просто принимать, но и квалифицированно консультировать их. Да, человек со стороны мог счесть ее холодной и бесчувственной, если она могла работать, пока ее мать лежала наверху в бессознательном состоянии. Но человек со стороны не был в ее шкуре последние три года.

Да, но были и другие люди со стороны. Те, которые были в ее шкуре. Кэйси была одной из многих тысяч, дежуривших у постели любимых, долгое время пребывавших в состоянии комы. После того, как она говорила с некоторыми из них и читала о других, она знала, что для тех, кто наблюдает и ждет, спасение только в возвращении к нормальной жизни. Так же, как Кэйси в последние три года не могла проводить рядом с Кэролайн каждую минуту своего времени, так же она не могла делать это сейчас. Да и сама Кэролайн наверняка бы этого не захотела. Она была деятельным человеком. Она бы с пониманием отнеслась к тому, что Кэйси с уважением относится к интересам своих клиентов.

Одной из них была Джойс Льюэллен, но на этот раз в офис зашла совсем другая Джойс. У этой на щеках был румянец, а походка стала упругой. Она производила впечатление человека, с плеч которого сняли огромную ношу.

– Ну?.. – начала Кэйси с ободряющей улыбкой, когда они обе заняли свои привычные места.

– Мы проиграли, – объявила Джойс.

Кэйси предполагала услышать о победе. Ее улыбка стала изумленной.

– Судья вынес решение не в нашу пользу, – пояснила Джойс, – но случилось нечто невероятное. Я хотела выиграть. Вам известно, как сильно я этого хотела. Последнюю ночь я вообще не спала. Я была в абсолютно расстроенных чувствах, когда ждала решения в кабинете у адвоката. Когда оно было доставлено, он сначала прочел его сам, а затем – вслух мне. И положил бумаги на стол. И… точно так же… все закончилось. Понимаете, все, что вы говорили мне, пронеслось у меня в голове, и неожиданно все это обрело смысл. Я пыталась. Никто не может обвинить меня в том, что я не приложила максимум усилий. Я пыталась найти ответственных за смерть Нормана. И не смогла. Я не могу сказать, что я счастлива. Все-таки Норман умер. И девочки все равно остались без отца, а я – без мужа. Но решение судьи удовлетворило меня. Я сражалась до конца. Чем бы все ни закончилось, я старалась.

Удовлетворение. Кэйси определяла тем же словом свое состояние после того, как перевезла Кэролайн сюда, в дом Конни. Ее ситуация была ничем не счастливее, чем у Джойс. Кэролайн продолжала оставаться в бессознательном состоянии. Но перевезя сюда Кэролайн, Кэйси сама сделала что-то. Точно так же, как Джойс сделала что-то, добиваясь судебного решения.

– После смерти Нормана вы чувствовали себя беспомощной, – проговорила Кэйси, сознавая, что именно так и сама чувствовала себя.

– Очень. Наш брак не был идеальным. Я рассказывала вам об этом. Но он хорошо относился ко мне, и тем более – к дочерям. Мне казалось, что я должна попытаться.

– В последнюю неделю вы были очень возбуждены. Сейчас вы продолжаете испытывать гнев?

Джойс задумалась над вопросом.

– Если очень постараться, я могу вернуть это чувство. Но что-то словно прорвалось, и я испытала облегчение. Если бы я могла вернуть Нормана, я бы пошла ради этого на все, но это невозможно. Я была на предварительных слушаниях. Судья показался мне умным и честным человеком. Теперь он вынес свое решение. И от меня уже ничего не зависит.

Кэйси завидовала Джойс. Хотела бы она, чтобы какой-нибудь судья снял с нее ответственность – кто-нибудь, кто сможет со всей уверенностью заявить, записать и скрепить печатью решение о том, что время Кэролайн пришло. Кэролайн отдалялась от нее все больше. Вопрос был в том, настало ли время отпустить ее окончательно.

Кэролайн теперь не оставалась одна. Когда рядом не было Кэйси, ее заменяла сиделка, а в ее отсутствие – Мег, которая сидела на краешке кровати, держа руку Кэролайн в своих и тихонько напевая. В середине дня заехала Брайанна. Потом приходили Дженна, Джой и другие подруги Кэйси. Потом двое знакомых из школы йоги. Потом – друзья Кэролайн из Провиденса. Потом Эмили.

Джордан весь день приходил и уходил. В какой-то момент, когда Кэйси сказала, что ей очень бы хотелось перенести Кэролайн в сад, он взял дело в свои руки и принес сад к Кэролайн.

Он поставил в вазы калину и душистый ясменник, колокольчики, сирень и лилии. Он принес первые пионы и гвоздички. К концу дня комната Кэролайн благоухала почти так же, как и сам сад.

Ранним вечером, когда Кэйси осталась с Кэролайн наедине, удивляясь всему происходящему, в приоткрытую дверь спальни тихонько постучали. Подняв голову, Кэйси увидела Рут Ангер, которая стояла, не решаясь переступить порог, и явно не была уверена в правильности того, что пришла сюда.

Кэйси была поражена. Она не знала бы, как реагировать на это, – и могла бы напомнить себе, что Кэролайн вряд ли захотела бы видеть жену Конни рядом с собой, – если бы не провела с Рут то короткое время три дня назад. Вопреки всем предчувствиям Рут тогда понравилась ей. А теперь она была просто тронута.

Несмело улыбаясь, она жестом пригласила ее войти.

– Я не была уверена… – начала Рут, подходя к кровати и глядя на Кэролайн. На ее лице читалась неподдельная печаль.

– Откуда вы узнали, что она здесь? – спросила Кэйси.

– Я звоню в клинику каждый понедельник.

Кэйси не знала об этом. Никто там не рассказал ей. Но, конечно, она не спрашивала.

– Зачем… вы звонили?

– Чтобы узнать, как она, – объяснила Рут, не отрывая глаз от Кэролайн. – Я не верила в то, что Конни сам может снять трубку и позвонить, но мне казалось, что он должен узнать, если что-то изменится.

– А цветы – это тоже ваша работа?

– Нет. Это он делал сам. – Она замолчала и задумчиво улыбнулась. – Я столько раз представляла себе, что могу встретить твою мать на улице, но никогда не думала, что наша встреча может быть такой.

– Какая разница? – спросила Кэйси, но без горечи. Как бы она ни старалась, она не испытывала неприязни к Рут. – Конни достался вам.

– Да. Мне. И он меня по-своему любил. Но она все равно была частью его жизни.

– На одну ночь. И все.

– Одна ночь, одна дочь, – с легкой улыбкой уточнила Рут, и это тоже тронуло Кэйси. У Рут не было никаких причин желать Кэйси добра. Однако и в прошлую пятницу, и сейчас она вела себя так, что Кэйси чувствовала себя с ней на удивление легко.

– Да, – тихо сказала Кэйси, закрывая тему.

– Я видела внизу Джордана, – сказала Рут. – Я рада, что он здесь.

– Вы знакомы с Джорданом?

– Да. У нас есть кое-что общее, и это не только Конни. Кэйси не сразу сообразила, потом, наконец, до нее дошло:

– Живопись!

– Мы все время встречались на выставках, даже до того, как узнали, что нас связывает и кое-что еще. Конечно, он гораздо талантливее, чем я.

– Вероятно, он бы мог с этим поспорить.

– Это потому, что он джентльмен, – возразила Рут, потом продолжила: – Я принесла обед. Мег уже его разогревает.

– Это так мило с вашей стороны.

– Я бы хотела помочь чем-то большим.

– Вы и так помогаете – тем, что думаете о нас. Мне действительно это очень приятно.

– Если будет нужно что-то еще, я была бы рада, если бы ты обратилась ко мне.

– Обещаю, – искренне сказала Кэйси, улыбнувшись.

Кэролайн дышала все хуже. Когда сиделка переворачивала ее на бок, Кэйси была рядом, помогая поддерживать ее, умоляя ее прокашляться, чтобы прочистить дыхательные пути.

– Ну же, мам. Ты можешь это. Сделай это ради меня.

Но Кэролайн оставалась безответной. Когда они перемещали ее в полусидячее положение, она хрипела так же, как всегда. У Кэйси из головы не выходило сочетание «предсмертный хрип». Она снова и снова отгоняла эту мысль. Но она возвращалась.

Перемену услышала даже Мег. Она стояла рядом с кроватью Кэролайн, глядя на нее, напротив Кэйси.

– Как будто она хочет сказать что-то тебе, только ты не можешь расслышать, поэтому она говорит все громче и громче. Что она пытается сказать?

Кэйси боялась, что она знает. Наклонившись ниже, она умоляла:

– Ответь мне, мам. Скажи, что ты чувствуешь. – Не услышав ничего, она продолжала настаивать: – Мы же всегда разговаривали с тобой. Помнишь, как мы это делали – не сразу после аварии, а потом? Ты же говорила со мной, мама. Я слышала тебя совершенно ясно. Ты думала свои мысли, а я слышала их.

– А кто-нибудь еще мог слышать ее? – спросила Мег. Кэйси грустно улыбнулась.

– Нет. Но никто больше не знал ее так хорошо, чтобы думать ее мыслями.

– Если это ты думала ее мыслями, были ли они настоящими?

Вопрос застал Кэйси врасплох. Она выпрямилась. Если дело было в управлении реальностью, то Мег задала верный вопрос, который сама Кэйси стеснялась задать себе. Мег не была психотерапевтом, у нее вообще не было никакого образования, кроме средней школы. Но она пережила собственный эмоциональный кризис, и прошла курс интенсивной терапии, и вышла оттуда абсолютно нормально функционирующим человеком. Это делало ее достаточно компетентным лицом.

Кэйси неожиданно овладело любопытство.

– Расскажи мне про Пита, – попросила она.

На лице Мег отразилось удивление, но только на секунду.

– Что… ты хочешь услышать?

– Он был настоящим?

– В моей голове – да. Настоящим по-настоящему – нет.

– Когда ты была маленькой, у тебя были придуманные друзья?

Мег покачала головой.

– Когда ты впервые увидела его, ты сознавала, что сама его придумала?

Она, кажется, серьезно задумалась над вопросом, и когда наконец ответила, ее голос звучал неуверенно:

– Я хотела бы сказать, что да. Тогда бы я не выглядела сумасшедшей.

– Мег, я же разговариваю со своей матерью! – воскликнула Кэйси. – По-моему, это мало чем отличается!

– Отличается, – не согласилась Мег. – Твои поступки не зависят от того, что ты придумываешь.

– Еще как зависят. Однажды я решила, что мы отправимся в путешествие. И забронировала для нас места в круизе на Аляску.

Мег приободрилась.

– Когда Пит был со мной, я считала его реальным. На самом деле. Я только не знала, останется ли он. Я все время думала, что вернусь домой и обнаружу, что он уехал. Я не могла поверить, что действительно нужна ему.

Обо всем этом Кэйси читала в записках.

– А когда ты поняла, что придумала его себе? Мег некоторое время обдумывала ответ.

– Я всегда считала, что это произошло в больнице. Когда я только попала туда, я была, можно сказать, на грани. Иногда я верила в то, что он приедет и заберет меня. А иногда знала, что этого не будет. Не может быть.

Кэйси почувствовала, что это еще не все, что хотела сказать Мег. Она ждала.

Наконец, очень тихо, Мег продолжила:

– Когда мне в первый раз пришла в голову мысль, что, возможно, я придумала его от начала до конца? Это было, когда я выбралась из карьера и пряталась в лесу. Понимаешь, – проговорила она с внезапным воодушевлением, даже горячностью, – подразумевалось, что мы вдвоем должны отправиться к чему-то лучшему. Я шла за ним. Я ныряла и ныряла, но не могла остаться внизу.

– Ты не думала, что он мог утонуть?

– Нет. О, нет. Пит бы ни за что не утонул. Он был таким сильным. И прекрасным пловцом. – Осознав свой порыв, она застенчиво улыбнулась Кэйси. – Ну, то есть я придумала его таким. Но потом он не вынырнул обратно на поверхность, чтобы забрать меня. Я начала уставать, а его не было рядом, чтобы помочь мне остаться под водой, а я не могла этого сделать без него. Когда я выбралась из воды, его не было. И тогда я почувствовала, что опять одинока, как всегда.

Кэйси подумала о нескольких последних попытках поговорить с Кэролайн, когда мать не отвечала ей. Тогда она тоже чувствовала себя одинокой. Однако думая об одиночестве теперь, она уже не испытывала такой острой боли.

– А в клинике тебе было одиноко?

– Сначала – да. Я никого там не знала. Но все они оказались такими милыми. Они хотели помочь мне. Раньше люди никогда не хотели мне помогать. Нет. Была Мириам. Но у нее не было ничего общего с Питом.

– А сейчас тебе никогда не кажется, что ты видишь Пита? В магазине или на улице?

– Это же невозможно. Его не существует. Я придумала его, потому что он был мне так нужен.

– Ты скучаешь по нему?

Дженни сделала движение, словно хотела покачать головой, но остановилась. Снова застенчиво взглянув на Кэйси, она ответила:

– Иногда. Он любил меня.

Кэйси ощутила волну сопереживания. Она обошла кровать и обняла Мег.

– Теперь есть и другие, кто любит тебя. Тебя очень легко полюбить.

– Ты же понимаешь, о чем я, – тихонько проговорила Мег. Кэйси понимала. Она читала «Флирт с Питом». Та любовь, которую Дженни нашла в своем Пите, была совсем другой. – Но это была игра, – ровным голосом сказала она. – Я знаю.

Кэйси отстранилась и внимательно вгляделась в ее лицо. Макияж на нем опять был достаточно легким, чтобы можно было различить бледные веснушки. Точно так же по мере того, как искусственный цвет красного дерева смывался, ее волосы постепенно приобретали более естественный оттенок рыжего.

– Игра воображения, – продолжала Мег, уже увереннее глядя в глаза Кэйси. – Мне нужен был кто-то, кто мог бы увезти меня. Я не хотела жить, если бы мне пришлось жить с Дарденом. Я была в отчаянии, поэтому и придумала эту игру. Мне это объяснили в клинике.

– Ты сама веришь в это? Она немного подумала.

– Да. А ты?

Кэйси кивнула. Она имела представление об играх, которые может изобретать человеческий разум. Они назывались психозами. Некоторые из них были краткосрочными, другие – продолжительными. У Дженни психоз развился в ответ на конкретный источник стресса, а именно – неминуемое возвращение Дардена из тюрьмы и тот ужас, который должен был снова наполнить ее жизнь. Избавившись от этой ситуации, она успешно излечилась.

– Ты чувствуешь то же самое, когда слышишь голос своей матери?

Кэйси непонимающе смотрела на нее.

– Отчаяние, – пояснила Мег. – Как будто твоему воображению необходима игра?

Скрестив ноги, Кэйси сидела в темноте на кровати. Она разделась, чтобы лечь спать, но не могла заснуть больше чем на несколько минут. Теперь было уже раннее утро. Отослав ночную сиделку на кухню, она осталась с Кэролайн одна.

Нет, не одна. С ней был Ангус, свернувшийся калачиком в ногах у Кэролайн. Похоже было, что он застолбил это место и с тех самых пор, как ее привезли сюда, не отходил никуда далеко.

Появился Джордан, ступая босиком по ковру.

– Привет, – прошептал он, легонько коснувшись ее шеи тыльной стороной ладони. Этот краткий жест был полон невыносимой нежности и вселял странную уверенность. – Не спится?

Она улыбнулась, покачала головой и потянулась к его руке. Он стоял, глядя на Кэролайн.

– Она дышит…

– Плохо. – Кэйси не могла обманывать себя.

Он притянул ее руку к губам, поцеловал, а потом прижал к своей груди.

– Чего ты боишься? – тихо спросил он. – Что больше всего тебя беспокоит?

Кэйси не нужно было долго раздумывать над ответом. На протяжении всей ночи она задавала себе тот же самый вопрос.

– Остаться одной. Не иметь никакого тыла. Я не во всем была согласна с ней, но я всегда сознавала, что она есть. Она моя мать. Я не уверена, что кто-нибудь еще может дать тебе такую бескорыстную любовь, как мать. У меня были клиенты, которые были лишены такой любви, и они очень страдали. У меня были клиенты, у которых она была, но которые лишились ее в слишком раннем возрасте. А мне уже тридцать четыре. Я должна быть благодарна за то, что все эти годы она была у меня. Так почему мне этого мало?

– Ты сама сказала. Она – твоя мать. Это неповторимые отношения.

– Она всегда любила меня, даже в сложные периоды. Она любила меня, когда я была наименее симпатичной личностью.

– Не могу поверить, что ты когда-то была несимпатичной, – улыбнулся Джордан.

– Можешь мне поверить. Была. Была маленькой дурочкой. Временами я бывала просто невыносимой.

– Она должна была понимать почему. Легко смириться с чем-то, если тебе известна причина.

– Все дело в бескорыстной любви. Я была ее единственной дочерью. У нее было множество друзей, но только одна дочь.

– Ты говоришь в прошедшем времени.

Кэйси сделала это не специально. Слова сами произнеслись именно так. Она вгляделась в лицо Кэролайн, чтобы понять, не заметила ли этого и она?

Конечно, она не заметила. Ее глаза оставались закрытыми, а все жизненные силы уходили на дыхание, на втягивание в легкие воздуха и выталкивание его обратно, на все более тяжелую борьбу, на мольбу.

Мольба. Кэйси чувствовала это. В ее голове звучали слова Мег. «Как будто она хочет сказать что-то тебе, только ты не можешь расслышать, поэтому она говорит все громче и громче» Что она пытается сказать?

Следом пришли слова Энн Холмс. «Ты должна помочь ей, Кэйси. Ты должна дать ей понять, что все правильно».

– Правильно ли это? – прошептала Кэйси.

Она смотрела на Кэролайн, но вместо нее ответил Джордан.

– Использовать прошедшее время? Если ты сама стала так говорить, значит, это правильно. Только ты здесь решаешь, Кэйси.

– Нет, – сказала она. – Дело не во мне. Дело в ней. – Но едва проговорив это, она поняла, что это неправда. Кэролайн не было никакого дела до времен глаголов. Сейчас, как бы эгоистично это ни выглядело, имело значение только то, что сама Кэйси начала с этим примиряться. Использование прошедшего времени после того, как она так старательно придерживалась настоящего и будущего, что-то значило.

Подсознание часто первым все понимает. Но сознание Кэйси не поспевало за ним. Сидя здесь, в темноте, она неожиданно поняла, что ее жизнь наконец-то приобрела цельность. Свободные концы соединились, все необходимости встретились. Она мысленно примирила своих родителей, нашла совершенно особенного любовника в Джордане, кровную родственницу – в Мег и неожиданную подругу – в Рут. Дом Конни оказался на ее стороне. Точно так же, как индивидуальная практика. У нее были друзья, которые любили ее, и коллеги, которые ее уважали. У нее был сад – убежище на трудные времена и просто дар свыше – на мирные.

«Чего ты боишься? – спрашивал Джордан. – Что тебя больше всего беспокоит?»

«Остаться одной», – не раздумывая ответила она. Но сейчас она неожиданно осознала, что она не одинока. Если она не понимала этого раньше, то последние несколько дней ясно показали ей это. Ее окружали люди, которые были ей глубоко небезразличны и которым была глубоко небезразлична она. У нее была очень богатая жизнь.

Одинока? Она привыкла использовать это понятие просто потому, что выросла в неполной семье. Но на самом деле она никогда не была одинокой. Будь на ее месте клиентка, она бы предположила – спокойно и неагрессивно, – что «одиночество» служит ей оправданием за неправильные поступки, гнев, даже жалость к себе. Теперь она не ощущала ничего из этого. Здесь, рядом с Кэролайн и Джорданом, она была в мире с собой и с миром. Горечь ушла. И страх тоже.

Ее мать сказала бы, что она, наконец, выросла, возможно, именно этого и ждала Кэролайн, именно из-за этого цеплялась за жизнь эти долгие три года, хотя ее существование нельзя было назвать так в полном смысле этого слова. Она ждала, пока Кэйси обретет этот внутренний покой, дала ей время и место для этого, как поступала почти всегда, пока Кэйси росла. Кэйси была упорным ребенком. Она хотела думать своей головой, учиться на своих ошибках и искать свои ответы. Теперь она их нашла. Кэролайн дала ей на это время. Это был ее прощальный дар.

Джордан поцеловал ее в макушку.

– Буду греть для тебя постель, – сказал он, странным образом попав в лад с ее мыслями и желаниями. – Позови, если буду нужен.

Кэйси не могла сдержать волнения. Она подозревала, что внезапный прилив эмоций связан как с ее чувствами к Джордану, так и с тем, что она должна была сделать. Не в силах произнести ни слова, она молча кивнула.

Когда он вышел из комнаты, она вновь повернулась к Кэролайн. В глазах у нее стояли слезы.

– Правда, он замечательный? – пытаясь улыбнуться, спросила она. Потом повторила умоляюще: – Правда? Ты же не будешь спорить. Если бы он был одним из моих бывших парней, ты бы сказала, что мы еще слишком мало знаем друг друга и что я должна быть осторожнее. Но он такой надежный, тебе не кажется?

Она поднесла руку Кэролайн к губам, поцеловала и прижала к шее. Эмоции болезненно сжимали ей горло, но она упрямо выдавливала из себя слова. Они не могли больше ждать. Время пришло.

– Мам? – прошептала она. – Я хочу, чтобы ты выслушала меня. Это действительно очень важно. – Она остановилась, чтобы вытереть стекающие по щекам слезы. Всхлипнув, она ощутила чувство страха. Если слова сказаны, их уже нельзя будет вернуть. Но она чувствовала сердцем, что поступает правильно.

– Все правильно, мама, – со всей возможной нежностью проговорила она. – Ты можешь уйти. Со мной все в порядке. Со мной правда все в порядке. Теперь ты можешь уйти. Ты можешь оставить меня.

Баюкая руку Кэролайн, она тихо плакала. Но она еще не все сказала. Еще раз всхлипнув, она собралась с силами.

– Я хочу, чтобы ты была спокойна. Я не хочу, чтобы ты страдала. Ты так отчаянно боролась, но ты устала, и я не могу винить тебя в этом. Это продолжалось слишком долго. Пусть твой уход будет «хорошим». – Ее голос на последних словах превратился в стон, и она снова тихо заплакала. Когда через некоторое время она смогла продолжать, ее голос стал хриплым. Если ты оттягивала этот момент ради меня, то мне очень жаль. – Она прерывисто вздохнула. – Нет. На самом деле мне не жаль. Три года назад я не была готова к этому. Сейчас – да. Ты облегчила мне это. Я рада, что ты познакомилась с Джорданом. Мама, он единственный. Я действительно в это верю. Разве я когда-нибудь раньше говорила такое? Нет. Но он – это не все, что сложилось правильно в моей жизни. – Она коротко, почти истерично засмеялась. – Думаешь, я считаю, что раньше в моей жизни все было неправильно? Нет. Но теперь все встало на свои места и сложилось как надо. – Ее голос задрожал, слезы вновь потекли из глаз. – Я хочу, чтобы… чтобы для тебя тоже все сложилось правильно. Я хочу, чтобы ты была спокойна. Ты это заслужила. Я так люблю тебя.

Тихо всхлипывая, она достала салфетку из коробки на тумбочке и вытерла слезы. На этот раз, справившись с собой, она заговорила не сразу. Ее внимание отвлек Ангус. Он больше не лежал, свернувшись калачиком, а сидел, глядя на Кэролайн своими огромными зелеными глазами. Она проследила за его взглядом. Дыхание Кэролайн стало легче.

Сначала она подумала, что это ей кажется. Поэтому она постаралась прислушаться. И получила обнадеживающий результат. У Кэйси больше не было иллюзий. Она больше не верила в выздоровление Кэролайн. Реальность лишила ее этой надежды. Но возникла другая – надежда на «хорошую» смерть.

Убежденная этим тихим дыханием, что она говорит то, что Кэролайн хочет слышать, Кэйси продолжала:

– Ты была потрясающей матерью. Думаю, что всегда знала об этом в глубине души, даже когда мне казалось, что я ненавижу тебя. Но ты всегда поступала правильно, мама, даже тогда, когда позволяла мне натворить что-нибудь, а потом жалеть об этом. Даже теперь. Ты держалась ради меня. Мне кажется, ты знала, что Конни умер. И тогда тебе стало хуже. Но ты все равно держалась. Но теперь все правильно. – Ее голос задрожал, зазвенел, сорвался. – Правильно… что ты уходишь, что я… отпускаю тебя.

Плача, тихонько покачиваясь взад-вперед, она снова прижала руку Кэролайн к губам. Постепенно слезы утихли.

Она нежно провела рукой по лбу Кэролайн, по ее щеке, по волосам.

– Все правильно, – прошептала она. – Со мной все в порядке. Ты же знаешь, ты никогда не умрешь, пока жива я. Я – это во многом ты. Раньше я не видела этого. Не хотела видеть. Я хотела быть независимой и поступать по-своему, но на самом деле это часто оказывалось по-твоему. Особенно в последнее время. – Она улыбнулась. – Ты всегда будешь со мной, мама. Как Джордановы многолетники. Каждый год в моей жизни будет зацветать что-то, что напомнит мне тебя. Оно всегда будет иным, никогда не будет повторяться, но это и хорошо. Любовь не проходит.

Произнеся эти слова, Кэйси успокоилась. Неожиданно ощутив непомерную усталость, она прилегла рядом с Кэролайн, прижала ее к себе, согревая, и, приложив ухо к груди матери, слушала биение ее сердца, пока не оказалась во власти сна.