Зеркало перемен. 1. Дарующая жизнь

* * *

Среди эльфов было спокойнее, чем в столице. Пусть и здесь ей почтительно кланялись при встрече, пусть и здесь готовы были выполнить любое ее пожелание, а каждый намек воспринимали, как указание к действию. Зато Лена научилась не делать намеков и вообще тщательно следить за своими словами. Никакого недружелюбия со стороны эльфов она не замечала, и пусть шут был для них своим – полукровкой, но уж человеческое происхождение Маркуса ни для кого секретом не было, и тем не менее с ним обращались точно так же, приглашали в минуты отдыха к костру, слушали его истории и делились ужином. Жизнь в палаточном городе, казалось, не замирала даже ночью. В первую же неделю эльфы начали возить бревна и строить дома. Строили удивительно быстро и слаженно, словно всегда только этим и занимались. Впрочем, они все делали слаженно.

Из Сайбы пришел большой обоз: начались королевские поставки, и проблем с едой не возникало. Однажды прикатила здоровенная тяжело нагруженная телега, естественно, не одна: ее тащили две крепкие лошадки, а сверху восседал этакий образцово хитрый мужичонка. Эльфы расступались перед ним, настороженно поглядывали: они не знали, чего ждать от человека. Тот остановил телегу, неторопливо слез и поинтересовался, не нужна ли тут кому мука и чем платить будут. На эльфов он смотрел ну точно так же, как смотрел бы на покупателей на базаре. На всякий случай эльфы позвали Маркуса, а с ним пришли и Лена с шутом, и шут моментально мужичку объяснил, что эльфы цен не знают, а вот он очень даже знает. Расплатились с ним золотом, так что мужичок остался весьма доволен и пообещал еще фуражное зерно привезти, а то вот может еще и сахару нужно? Свекла уж больно хорошо уродилась в прошлом году, много сахара.

Мужичок был первой ласточкой, и довольно скоро площадь стала базарной. Люди и эльфы отчаянно торговались, вспыхивали и ссоры, но вот назвать их межрасовыми конфликтами Лена не могла. Она разговаривала с одним крестьянином – степенным и важным, ну чисто сельский староста. Он в ней Светлую не признал, потому говорил без всякого пиетета, просто как с женщиной, впрочем, вполне уважительно: не только во дворце женщин чтили. «Дык а чего эльфы – нешто их не бабы рожали? Нешто грудь не сосали, пеленки не пачкали? Такие ж люди, только вон длинные да глазастые. Не воюют – и ладно. А раз король Родаг велел, значит, надоть слушаться. И чего б с ними не торговать? Вон золотом платят. А говорят, еще и в войско служить пойдут? Это славно, эльфы вояки знатные, стрелу, говорят, в полете сбивают. Вот бы их на восточные границы, глядишь, и набеги бы кончились. Эльфы – они злые до драки-то. Раскачать их трудно, это да, так ведь оно и к лучшему, а то сколько б кровушки пролилось. А кому ж это надо – чтоб кровушка лилась? Земля после крови родит плохо. А ты чья баба-то, вот этого тощего или второго? Тощего? Ну, могла б и получше себе мужика найти, посправнее». И приосанился. Ну надо же, какая популярность среди мужского пола на старости лет!

Ночи становились все холоднее, да и днем задувал нормальный сибирский ветерок. Деревья приобретали какой-то кислотный оттенок, еще чуть-чуть и эта ядовитая зелень запламенеет осенним огнем. Все чаще в небе появлялись перелетные птицы, и Лена убедилась в мастерстве эльфийских лучников: они били птиц влет на огромной высоте и практически не промахивались. Шут он них не отставал, а вот Маркус даже не пытался. Лене он объяснил, что стрелять, конечно, умеет и даже не стыдился раньше своего уровня, но вот на этих посмотрел – нет, лучше уж он навек останется Мастером клинка. А Лене каково было? Она вообще ни в чем мастером не была. Правда, некий суррогат пользы она все же приносила: за ней вечно бегал шлейф ребятишек, которым она рассказывала совершенно невиданные сказки да истории. Ну еще бы, разве ж тут популярен Толкиен (особенно в переложении Ленки Карелиной, которая довольно смутно помнила «Властелина колец»), а уж тем более простые русские народные сказки про Иванушку-дурачка и Емелю.

Ни до какой работы ее попросту не допускали. Максимум, что ей удавалось сделать, – это навести порядок в палатке и постирать свою одежду. Ни Маркус, ни шут ей позволяли ей прикасаться к своим рубашкам: «Вот еще не хватало, сами безрукие, что ли?» Маркус теперь уходил далеко не всякий раз, наверное, шут ему про амулет сказал, и Лене было весело и страшновато, когда она принимала ласки шута, слыша за ширмой безмятежное похрапывание Проводника.

Они подружились с Арианой. Эльфийка оказалась истинной матерью хулигана Милита, она была остра на язычок, мало чего стеснялась, любила поддразнить и повеселиться и, слава богу, никак Лене своего почтения не выражала. Палатки, служившие госпиталями, постепенно опустели. Милит ворочал бревна, словно и не был ранен отравленным мечом. И хотя он так и не почувствовал приближения смерти, три недели его исправно поили отваром трех трав, разведенным горячим молоком, – а вот мед кончился, и крестьяне отчего-то его не привозили на еженедельный базар. А эльфы, как оказалось, были жуткими сластенами. Лена своему знакомому крестьянину подсказала, на чем он мог бы неплохо заработать, и однажды тот привез целую телегу баклажек со свежим медом. Расхватали вмиг! Золото у эльфов водилось, а серебро они раньше и за ценность не считали.

Конечно, им не хватало многого. Взять с собой они могли только самое необходимое. Великолепная библиотека Лиасса погибла в огне: книги были лишним грузом, с собой он взял только самые ценные. Прежде всего строили жилые дома: чтобы зима не застала детей в палатках. Но уже звенели молоты кузнецов и оружейников: совсем неподалеку в горах эльфы нашли руду и налаживали ее добычу и выплавку металла. Первый построенный дом предложили Лене, она долго ругалась, доказывая, что ей пока еще вовсе не холодно, а если они не отстанут, придется ей попросту вернуться в Сайбу. В палатке было не так уж и холодно, тем более что спала она не одна, и горячее тело шута грело ее куда лучше, чем жаровня.

Однажды нанес визит король в компании Верховного охранителя, Верховного мага и невеликой свиты, прошелся по улицам, посмотрел на работу кузнеца, проверил, что привезли крестьяне, а заодно и провел ревизию поставок короны – и остался доволен. Что удивительно, Рина передала целый сундук полезных вещей для Лены, и что еще более удивительно, имелись там и мужские теплые вещи: неумолимо приближалась осень. Охранитель долго и с пристрастием допрашивал шута и Маркуса, потом так же долго и с еще большим пристрастием их расспрашивал маг, хотя и без своих магических штучек: Лена не спускала с него глаз. Родаг расспрашивал ее, охотно разговаривал с Лиассом и принял персональную клятву Милита, но вот когда услышал, кто такой Милит и, главное, как он здесь оказался, пришел в неописуемую ярость и так наорал на Лену, что ей захотелось спрятаться подальше. И ведь никто не вступился! Друзья называются…

Подарки Рины Лена приняла с удовольствием. Там, например, были теплые чулки, ночная рубашка из ткани, сильно напоминающей фланель, и мягкие-мягкие перчатки. Страшновато было думать о зиме. Тут дубленки, похоже, не носили и шерстяных колготок не изобрели, а если учесть, что печек, обычных печек, Лена здесь пока не видела, стоило приготовиться к холоду.

В палатке было уютно, пусть и не жарко. На столике в вазочке, вырезанной шутом из дерева, стоял зеленый цветок Сима и вовсе не собирался вянуть. Ариана снабдила ее совершенно необходимыми для женщины вещами: кремом для рук и для лица, и ничего лучше в своей жизни Лена не видела. Ариана даже удивилась: это самые обыкновенные кремы, разве что чуточку магии, но вот когда времени будет побольше, она непременно сделает свой знаменитый крем – и Лену научит. Добавить магию можно будет и в готовую смесь.

Почему-то травы Ариана пошла собирать после первого морозца. Она позвала с собой Лену, и, конечно, шут и Маркус увязались за ними, правда, под ногами не путались, держались в отдалении, и если Лена и Ариана говорили о своем, девичьем, то они, судя по доносившемуся хохоту, явно обсуждали свои мужские дела. Удивительно, но Лена рассказывала Ариане такое, о чем никогда бы не рискнула говорить раньше. Например, о том, что происходит у них с шутом, – все, вплоть до своих ощущений от его самых дерзких ласк. О том, как хорошо просто сидеть рядом с ним и, как дети, держаться за руки. Как хорошо с ним молчать и как замечательно целоваться. Об океане. О том, что она чувствовала с Лиассом – с магией и без. И Ариана говорила ей о своих мужчинах, даже делилась опытом, и кое-что Лена даже потом попробовала, и это привело шута в восторг. Лена даже простила Ариане то, что однажды она попросту подсмотрела, что там они с шутом делают по ночам – Лена смутно помнила чье-то присутствие в океане, хотя Ариана и уверяла, что это невозможно, потому что она использовала магию. Так вот, Ариана уверенно сказала, что, по крайней мере внешне, все у них происходит точно так же, как и у нее и у всякой другой пары, но вот почему они не помнят этого, она не знала. Их аура во время близости имела такой спектр, какого Ариана никогда в жизни не видела и даже не слышала ни о чем подобном. Даже то, что она советовалась с отцом, Лена ей простила. А как можно сердиться на человека, пусть он и эльф, у которого всего-навсего другие представления о морали и тем более о стыдливости? Это, говорят, самое естественное и самое прекрасное, что существует во всех мирах без исключения, потому глупо стесняться, к тому же никто и не предлагает выставлять свои отношения напоказ. Просто всем известно, что полукровка – мужчина Светлой. И пусть ему все завидуют.

До леса они добирались верхом, и Лена, конечно, ехала с шутом. Она даже не представляла себе, как можно взобраться на неоседланную лошадь, а здесь почему-то вместо седел использовали толстые попоны. Никаких стремян! Ариана взлетела на лошадь – только юбка взметнулась, а эти кобели, шут и Проводник, даже не попытались отвести взгляда от ее коленей. А Лена и с забора бы не влезла, тем более что заборов тут не имелось. Так что Маркус привычно подал ее шуту, а тот привычно принял. Ехали довольно долго. День был солнечный и прохладный, очень кстати пришлись теплые чулки Рины. Кстати, Ариана тоже не голыми ногами сверкала.

На опушке лошадей оставили, спутав им ноги, и углубились в лес. Маркус тоже высматривал травы, а шут зато нашел ореховый куст и набрал целый мешок орехов, пришлось ему бежать обратно к лошадям, чтоб не таскать мешок за собой. В лесу они провели целый день, пообедали зайцем, которого подстрелил шут и зажарил Проводник, и вернулись в лагерь, только когда стемнело. И это был последний погожий день. Назавтра небо затянуло тучами, то принимался, то прекращался мелкий холодный дождик, но эльфы ни на минуту не прекращали работы. Пожалуй, они даже ускорились. Удивительно, но за неполные три месяца выросла целая улица крепких и просторных домов. Мужчинам предстояло зимовать в палатках, но детей, женщин и немногих стариков обеспечили теплым жильем.

Как ни странно, советник больше не выступал. Может, король провел с ним разъяснительную работу, может, тот лелеял какие-то свои планы, но он заняв, естественно, первый же построенный дом, особенно не вмешивался и жизнь города. С эльфами он был груб и высокомерен, а те отвечали ему смирением, в котором только слепой не увидел бы утонченного издевательства. Лиасс неизменно выслушивал все его претензии, старался их удовлетворить, а Лена бы с удовольствием его утопила. Когда выпал первый снег, снова появился Родаг, осмотрелся, сочувственно покачал головой, вызвал своего чиновника и равнодушно приказал предоставить помещение для Светлой и ее спутников, что страшно разозлило советника, зато очень обрадовало Кариса. Отчего советник так ее ненавидел, Лена не понимала, Она ему ничего плохого вроде бы не сделала, если, конечно, не считать его нынешнего положения: ведь именно она привела эльфов в этот мир.

Лиасс и Родаг обсудили какие-то хозяйственные вопросы, чего хватает, чего не хватает, выясняли, сколько потребуется соли, а сколько фуражного зерна, потом состоялся, так сказать, торжественный прием: обед в шатре Лиасса. Поначалу было прохладно, и Родаг спросил, почему же Владыка остается в палатке, если уже имеется довольно много домов.

– Я здоров и крепок, – пожал плечами Лиасс, – зимовка в палатке не причинит мне никакого вреда. Жилья пока хватит только для тех, кому оно совершенно необходимо. Зимы в Трехмирье суровы, мой король, так что привычка у нас есть.

Он называл Родага только «мой король», и, как ни сдержан тот был, это ему льстило. Некоторая развязность Милита его не оскорбляла, а над его шуточками король охотно смеялся. Во время этого обеда – крайне простого и незатейливого, как и вся еда эльфов – в шатре появился юный эльф и что-то пошептал на ухо Лиассу. Тот встал.

– Мой король позволит? Прибыли эльфы Сайбии.

Король позволил. Здешних эльфов Лена увидела впервые. Ничего они не отличались от эльфов Трехмирья: высокие, красивые, но жутко высокомерные. Лене, правда, кланялись вполне приветливо, а королю вроде как почтительно, но именно «вроде как». Правда, Лене показалось, что совместный ужин короля и Владыки произвел на них впечатление. К ночи король убыл вместе со всей свитой, на прощание попросив Лену хоть недолго погостить в Сайбе, и пришлось пообещать, а вот эльфы остались – то ли на переговоры с Лиассом, то ли еще с какой целью. Подразумевалось, что от Лены нет секретов, но она не совала свой нос в дела Владыки и уж тем более не собиралась вмешиваться в их внутренние эльфийские дела.

Она сидела на берегу, но не на земле, было уже холодно, хотя снег как выпал, так и растаял, а на коряге. Очень уж красиво было на другом берегу. Почему-то Лена любила тусклые осенние пейзажи больше, чем яркие красоты. Наверное, на следующий год эльфы начнут строить дома и там, но пока не было ничего, кроме простора.

– Позволишь ты поговорить с тобой, Аиллена?

Привыкнуть к невесомой походке высоченных эльфов Лена так и не сумела, а слух у нее был абсолютно человеческий, поэтому она подпрыгнула от неожиданности. Позади стоял незнакомый эльф.

– Я испугал тебя? Прости.

Лена подвинулась, освобождая ему место на коряге. Он сел, очень серьезно посмотрел на нее.

– Ты знаешь, что значит для нас Лиасс?

– Нет, – призналась Лена. – Я даже не знаю, здешний ты или из Трехмирья.

– Я здешний. Что Лиасс значит для эльфов Трехмирья, догадаться нетрудно. А для нас?

– Не знаю. Слышала, что Владыка – больше, чем вождь, но почему и с чем это связано, не знаю. А какая разница?

– Ты привела в мир Владыку эльфов, Светлая. Вряд ли люди простят тебе это.

– А эльфы?

Тот уставился не нее в немом изумлении. Глаза были светло-серые в темно-синюю крапинку.

– Каждый эльф охотно отдаст за тебя жизнь, Аиллена.

– Ну так, значит, защитите в случае чего, – заключила она.

Эльф покачал головой.

– Удивительно… Но я не об этом. Скажи, зачем ты это сделала?

– Чтобы они жили.

– И все? Какое дело Светлой до эльфов?

– А какое тебе дело до моих мотивов? – обиделась Лена. Попадись ей такой первым, она б поняла, отчего эльфов не любят. Эльф немедленно соскользнул с коряги, и, конечно, прямо на колено. Тьфу.

– Прости, Аиллена. Чем я могу загладить свою вину?

– Тем, что будешь повиноваться Владыке. Тем, что признаешь Родага королем людей и эльфов, как это сделал Лиасс. Тем, что поставишь подпись под договором короля и Владыки.

– Чего ты хочешь, Светлая? – после паузы спросил он, не меняя позы.

– Трудно понять? Я хочу, чтобы эльфы и люди попробовали жить дружно.

– И все?

– А что тебе еще надо?

Эльф взял ее руку, стащил с нее перчатку и поцеловал ладонь. Надо все-таки спросить у Арианы, что означает этот явно ритуальный жест.

– Ты великая женщина, Аиллена, – сообщил эльф. Ответить ему, что ли: «Да, я знаю»? Или послать к черту? И вообще, где шляется ее раздвоенная тень? – Я готов повиноваться Владыке. И если он потребует, признаю Родага королем эльфов. Тем более что он действительно неплохой король.

Он поднялся, поклонился и ушел, но одна Лена оставалась не более минуты.

– Позволишь? – опустился на грустно скрипнувшую корягу Милит. Вьющиеся русые волосы стекали ему на спину и золотились на солнце. – Ты на меня не смотришь. Неужели так пугает шрам? Я понимаю, что он меня не красит, но неужели так уж уродует?

– Причем тут твой шрам? – удивилась Лена. – Я на реку смотрю. А надо на тебя?

– Непременно.

Лена улыбнулась и посмотрела в синие глаза. Стало не по себе, и она отвернулась.

– Что, Аиллена, разве редко мужчины смотрят на тебя так?

– Нечасто.

– Не верю, – усмехнулся Милит. Лена поморщилась. Он ее совсем за дуру держит? И вообще, что он о себе мнит? – Скажи мне, Лена…

– Не называй меня Леной, пожалуйста.

– Потому что так тебя может звать только полукровка? Хорошо. Только он зовет тебя твоим именем, а я – Приносящей надежду. Скажи мне, Аиллена, ты любишь своего полукровку?

– Да. А что?

– Ничего. Только не рассчитывай, что я перестану за тобой ухаживать.

Лена пожала плечами.

– Если тебе больше нечем заняться. У меня есть шут, и мне этого достаточно.

– Это сегодня, – заметил Милит. – А вот что будет завтра, кто знает. Вдруг надоест он тебе, а я – вот он, – он очень смешно поклонился, заставив Лену улыбнуться. Обижаться на него было трудно. Он, что называется, обезоруживал. – Ну вот видишь, ты улыбаешься. Уже хорошо. А если учесть, что я красив даже для эльфа… – Он замолчал, потер лоб и горестно вздохнул: – Ну был, по крайней мере… Как не обратить на меня, такого хорошего, свой благосклонный взор?

– Я не знаю, что будет завтра, Милит, – согласилась Лена, – но я и не хочу думать о завтра. Мне хорошо здесь, сейчас и с шутом. Можешь не спрашивать, я сама скажу – во всех отношениях хорошо. Так что иди ищи себе какую-нибудь девушку посговорчивее.

– И искать не надо, сами сбегаются, – отмахнулся Милит, – не в том проблема. Я хочу тебя, а не женщину вообще.

– Хотеть не вредно, – пожала плечами Лена, с трудом удерживаясь, чтобы не покраснеть. Во всяком случае, ей казалось, что не покраснеть удалось. Милит захохотал:

– Как раз вредно! Если хотеть безуспешно.

– Спермотоксикоз замучит, – проворчала Лена, и он, хотя слово слышал впервые в жизни, прекрасно ее понял, ухмыльнулся и кивнул:

– Что-то вроде того.

– Отстань, Милит, – отодвинулась Лена, когда он как-то очень уж крепко прижался к ней, словно сидеть ему было тесно.

– Ни за что. Сама виновата.

– Я виновата? – возмутилась Лена. – У вас, мужиков, всегда бабы виноваты! Я что, с тобой флиртовала? Глазки тебе строила? Вообще давала повод?

– Бабы виноваты часто, но не всегда, – обстоятельно ответил Милит, не скрывая смешинок в синих глазах. – Ты не флиртовала. Ты сделала куда больше – ты меня поцеловала, Аиллена.

– Только чтобы дать тебе силы!

– Я знаю. Знаю, и что ты сделала для Владыки, и завидую ему. Ты дала мне силы, Светлая, даже больше, чем, наверное, рассчитывала, но вот беда: я почувствовал не только силу, но и вкус твоих губ. Ты всерьез считаешь, что я смогу это забыть?

– А постарайся, – неприветливо сказал шут, обходя корягу и становясь перед ними. Эльф поднял голову:

– А то что?

– Еще красивее станешь.

Милит засмеялся:

– Ты мне угрожаешь, что ли? Ты – мне?

Худое лицо шута посерело.

– Я – тебе.

Лена вскочила, и неустойчивая коряга резко просела под тяжестью Милита, он неловко взмахнул руками, чтобы удержать равновесие, встал и посмотрел на хихикнувшего шута сверху вниз.

– Не стоит угрожать мне, полукровка.

– Почему же?

– Перестаньте! – почти приказала Лена. Шут опустил голову, а Милит поклонился.

– Разве я затеял этот дурацкий разговор?

– Дождешься, – предупредил шут.

– Хватит, Рош…

Он перебил:

– Я хочу себя уважать.

Лена вцепилась ему в руку и потащила прочь, кипя от негодования. Шут поупирался, но совсем немного, а уж какими взглядами они обменялись с Милитом, можно было только догадываться. Лена волокла его до палатки и всю дорогу репетировала сцену, которую стоит закатить. А предварительно камешек Арианы сжать, чтоб эльфы от ее криков не разбегались. Но, бросив его руку и резко развернувшись, Лена растеряла все заготовки. Шут смотрел на нее одновременно виновато и твердо, что-то решив для себя, но не зная, как она к этому решению отнесется. Или как раз зная.

– Ну что вы как дети? – устало спросила Лена. – Что тебе неймется?

– Он за тобой ухаживает.

– Ну и что? Вот если б я за ним ухаживала…

Шут рассмеялся:

– Если б ты за ним ухаживала, я б в сторону отошел. Ты свободна.

– Я не свободна, чтоб ты знал. У меня есть мужчина. Рош Винор зовут. Слышал когда?

Шут кивнул.

– Слышал. Но Рош Винор тебе не муж и никогда им не будет, потому что не может иметь детей. Следовательно, ты вольна в любую минуту выгнать его и найти себе любого другого мужчину. Например, эльфа Милита.

– А если я не хочу эльфа Милита? Ты понимаешь: не хочу. Мне не нужен Милит. Ты – нужен. Желательно живой и здоровый. Вменяемый, а не кидающийся в драку за самку, как молодой олень.

– Я не кидался в драку, – неубедительно заоправдывался шут, сам понял, что получается плохо, и повесил голову. – Ты не видишь, что он смеется надо мной? Если ты хочешь, чтобы я это стерпел, я стерплю. Я клялся повиноваться тебе, но не лишай меня гордости, Лена. Это мужские дела. Прости. Если ты велишь, я подчинюсь. Но прошу, не делай этого. Позволь нам разобраться самим.

– Морды друг другу набить? Ну хорошо. Набьете. И что случится, если не ты ему, а он тебе? Я должна перейти к победителю?

– Что за глупости ты говоришь? – удивился шут. – К тебе это не имеет отношения… То есть, конечно, имеет, только косвенное. Ты в любом случае сама решишь, кто тебе нужен…

– Ты, – перебила Лена. – Даже с битой мордой.

– Тогда не вмешивайся, пожалуйста, – улыбнулся он.

– Милит сильнее, – вздохнула Лена. Шут обнял ее.

– Наверняка.

– Больно будет.

– Ничего. – Он прижался щекой к ее волосам. – Это не самое страшное. Но он должен знать, что я просто так тебя не отдам.

– А я и не вещь, чтобы меня отдавать.

– Тебе нравится Милит, и не надо с этим спорить. Я же чувствую.

– Нравится. Не буду спорить. Но не так, как ты. Никого другого не хочу. Разве не это ты назвал лучшими словами?

– Назвал, – улыбнулся шут. – Ты – моя жизнь Лена. Отнять тебя – то же самое, что отнять жизнь. Так что за свою жизнь я буду драться. В любом смысле.