Через два дня подморозило, но снег не выпал. Правда, не было и ветра, поэтому погода не утомляла. Приходилось заворачиваться в плащ, а он был без рукавов, как и положено в средневековье, поэтому было жутко неудобно: протянешь руку какого-нибудь малыша приласкать – холод мгновенно забирается внутрь. Вечером Лена обнаружила на своем плаще неведомо откуда взявшийся капюшон. Перестали мерзнуть уши. Эльфы продолжали неустанно работать. Вязаных шапочек здесь не изобрели, потому все были с непокрытыми головами, перчатки имелись, но работали эльфы голыми руками. Лиасс посоветовал переселяться в дом, но Лене так не хотелось иметь соседом советника, что она решила оттягивать до последнего. Мужчины не жаловались. Маркуса не смущал холод в палатке: он заворачивался в одеяло поплотнее и дрых до утра сном младенца. Лена, надо признать, особых неудобств тоже не ощущала, единственная и основная неприятность была в умывании. То есть сполоснуть нос и руки можно при любой температуре, но вот когда моешься поосновательнее, хочется, чтоб вокруг было тепло. В палатке обязательно обнаруживалась горячая вода: Маркус вставал раньше всех и где-то ее добывал, так что Лена умывалась, а мужчины брились почти с комфортом.
Помыться тоже было где: чистоплотные эльфы не только аккуратных сортиров настроили, но и что-то вроде бань, где было тепло и имелась вода. Один недостаток: эльфы не делили помещение на женское и мужское отделения, а мыться в компании с голыми мужиками Лена не стала бы под страхом смерти или даже отлучения от бани на целый год. В баню ее привела Ариана, но Лена пулей вылетела оттуда, сопровождаемая недоуменными взглядами эльфов, и то ли Ариана сама распорядилась (она тут тоже не последняя была), то ли кто-то другой, но в одной из бань Лене просто выгородили кусочек, где она могла спокойно и с удовольствием вымыться. А шут и Маркус ничего, не смущались, хотя поначалу им это было тоже непривычно. Лена шута порасспрашивала, он хихикал и отводил глаза и вдруг сказал, что первое время, конечно, на эльфиек таращился, тем более что их это не оскорбляло и потаращиться было на что, а потом привык и даже болтая с какой-нибудь красоткой умудрялся не замечать ее наготы. Ну не в веселый же дом пришел, а в баню, не развлекаться, а мыться. И очень просил не ревновать.
Лиасс регулярно передавал ей приглашения на ужин, и Лена, разумеется, не отказывалась. Народу бывало немного, чаще всего семья Владыки и Лена со своими тенями, изредка включая Кариса. Шута раздражал Милит, а Милита – шут, но они ограничивались пикировками, что только веселило остальных. Если же шут был в ударе, Милит демонстративно сдавался: поднимал руки и больше в перепалке не участвовал. Было в них что-то общее, но была и огромная разница, а вот сформулировать, чем именно они так непохожи, Лена не могла. Милит оказывал ей знаки внимания, но не навязывался, так что с Лиассом она разговаривала куда чаще, чем с ним. Кайл больше помалкивал и слушал, раскованностью эльфа он отличался не в присутствии Владыки, даром что прадеда.
Прадед выглядел старше, чем при их первой встрече: запали щеки, прорезались морщины на лбу и вокруг глаз, но назвать его стариком язык бы никогда не повернулся. Обнаглев… хотя наглеть не приходилось, Лена его не особенно стеснялась и, хоть и крепко уважала, не испытывала такого трепетного уважения, даже преклонения, как эльфы. Поэтому она спросила, с чем связано его достаточно резкое старение. Лиасс улыбнулся.
– А ты знаешь, сколько мне лет, Светлая?
– И знать не хочу. – испугалась Лена. – Я же не об этом. Тебя состарила война? Потери?
– Война, – кивнул он, – но не в том смысле, какой вкладываешь ты. Ты знаешь уже, что именно магия позволяет нам не стареть. Я израсходовал слишком много. Для Кариса я по-прежнему великий маг, но то что осталось – жалкое подобие прежнего Лиасса. И никогда прежним не стану. – Он улыбнулся, собрав в углах глаз морщинки, которых раньше не было. – Если, конечно, ты мне не поможешь. Не надо так пугаться. Я пошутил. Вопрос о жизни и смерти не стоит, я себя не выжег и все еще могу очень многое, недоступное магам людей, так что успокойся. Я не попрошу тебя о такой помощи, тем более что с полукровкой тебе лучше, чем было со мной. Не смущайся. Если тебе действительно с ним так хорошо, это говорит о многом.
– О чем, например?
– О судьбе. Долгая жизнь научила меня верить в судьбу, Аиллена.
– И бороться с ней.
– И бороться – тоже. И обманывать. Но бороться и обманывать можно, если веришь. Милит досаждает тебе?
– Не столько мне, – вдохнула Лена.
– Пусть сами разбираются. Ничье вмешательство здесь не поможет. Я не могу запретить Милиту ухаживать за женщиной, которая ему нравится.
– А я не могу доказать шуту, что Милит старается напрасно. То есть могу, но для него почему-то очень важно именно то, что Милит старается, а не то, что для меня это ничего не значит.
– Разумеется. Это мужские игры. Не обращай внимания, вот и все. Выбирать-то все равно тебе. Милит всегда был… плохо управляем. Тем он и ценен.
– Лиасс, а как отбирали те две тысячи, которые прикрывали? Добровольцы?
Эльф посмотрел на нее с печалью:
– Добровольцами были бы все. Нет, Аиллена, это были лучшие. Лучшие лучники и мечники, сильнейшие маги, все боевые маги, кроме Арианы. Не грусти. Они погибли, но лучшие еще родятся. Или уже родились и скоро вырастут. Без лучших этого могло бы не случиться. Две тысячи держали оборону города. Против сотни тысяч человек. Поверь мне, это очень много – когда жертвы не напрасны. Это даже утешает. Когда я думаю о сыне, я вспоминаю и те тысячи эльфов, которым он помог спастись.
– Это правда помогает?
Лиасс помолчал.
– Мне – да. Я Владыка. Для меня каждый эльф – сын, и это не слова. Гибель Гарвина не приносит мне столько боли, сколько гибель дочери Милита. Я надеюсь, что она всего лишь погибла, Светлая.
– Но ты ведь любишь Милита и Кайла больше, чем, допустим, Сима или Авита?
– Конечно. Но в бой я пошлю Милита, а не Сима, даже если буду знать, что этот бой будет для него последним. От Милита будет больше пользы. Ты понимаешь, о чем я?
– Не уверена. Но мне и не положено. Я женщина, а не вождь.
– Я тоже не вождь, – пожал плечами Лиасс. – Я Владыка эльфов. Если тебя беспокоит моя старость, не бойся. Я умру еще очень и очень не скоро. Сейчас мир, и мне не приходится расходовать магию на битву. Хотя больше всего сил у меня отнял проход. Не уверен, что без твоей помощи мы могли бы его удержать.
Деликатно приблизился Кайл и вовсе неделикатно Милит.
– Мы можем поучаствовать в вашей беседе, Владыка? Или я должен спрашивать Светлую?
– Ты должен развлекать гостей, – проворчал Лиасс. Милит сморщился.
– Кого развлекать? Этого? Он с меня уже с живого шкуру снял и на подметки себе пустил. И за что? За то, что… – Под взглядом Владыки он умолк. Милит хоть и позволял себе куда больше, чем даже Ариана, перед Лиассом он благоговел не меньше, чем ребятишки, бегавшие за Леной. Тут же подтянулись Ариана, шут и Маркус. Зашел разговор о магии как таковой, Лена слушала очень внимательно и не особенно понимала. Впрочем, если экстраполировать понятия магии на мир Лены, то можно, например, сказать, что здешние маги просто намного полнее используют возможности человеческого мозга. Хотя банальной телепатии и тут нет. Маг берет силу в себе, а не в окружающем мире. У кого-то ее много, у кого-то совсем нет. Дар проявляется не сразу и не буйно, так что спонтанных магических катастроф не бывает, а подростков уже начинают учить пользоваться своими способностями, и на обучение уходит много времени, если человек, то есть эльф, решил посвятить себя только магии, но таких, как оказалось, мало. У всех есть смежные профессии. Направления магической деятельности тоже не узкоспециальны: боевой маг может остановить кровь, целитель может запулить в стан врага белый огонь. (На всякий случай Лена не стала спрашивать, что такое белый огонь, но сразу вспомнила домишко в Сайбии и шута, вставшего на колени при виде боевого мага.) Просто кому-то лучше удается целительство, кому-то фокусы, кому-то война. Милит при этом раскланялся. Лиасс при всей его прежней мощи не был силен в тонком целительстве, Милиту оно практически не давалось, а вот Ариана была признанным мастером, но при этом еще и сильным боевым магом, а прикрывать отступление ее не оставили только потому, что там были только мужчины: бой был долгим, а мужчины попросту физически сильнее женщин. Даже эльфы. Однако Лена поняла: Лиасса очень радует, что Арианы не было среди тех двух тысяч.
– А у меня получился первый холод, – похвастался Милит, и Лена не сразу поняла, что это заклинание, и, очевидно, очень сильное, потому что Кайл вытаращил глаза, а Ариана не поверила. Лиасс покачал головой:
– Не может быть, Милит. Ты бы выжег себя первым холодом.
– А я и выжег, – усмехнулся он. – Взяли бы меня живым, будь во мне хоть искра магии!
Лиасс посмотрел на него, перевел взгляд на Лену, и выражения его лица Лена не поняла.
– Хочешь сказать, что я вернула тебе эту искру?
– А кто ж? – удивился Милит. – Конечно, ты. Вспомни. Я не чувствовал потока силы, пока ты меня не поцеловала. Погоди кипеть, полукровка, я пока говорю только о Светлой и ее магии. Ты разве не знаешь, что чувствовать поток силы может только маг.
– Врешь, – с удовольствием сказал Маркус. – Я чувствовал, что она дает силу, когда она держала меня за руку.
– А у тебя есть Дар, – с не меньшим удовольствием отозвался Милит, – малюсенький такой, но есть.
– У меня нет, – спокойно сказал шут. – Меня проверяли Верховные маги. Но когда… в общем, после упражнений боевого мага я толком и на ногах не стоял. А она держала меня за руку, и я чувствовал, что она дает силу.
Милит развел руками:
– Ну, я не знаю. Я не чувствовал ничего, пока она меня не поцеловала.
– Тебе просто понравилось, отец, – поддразнил Кайл.
– И еще как! – засмеялся Милит, а глаза шута немедленно остыли. После этого разговор как-то увял, да и поздно было. Лена здесь потеряла свою привычку ложиться заполночь. Зато рано вставать получалось куда легче, чем раньше. Домой, то есть в свою палатку, они шли неторопливо.
– Крепкий он, этот Владыка, правда? – спросил вдруг Маркус. – Есть в нем… сила. Не магическая.
– Иначе он бы Владыкой не был, – пожал плечами шут. – Ты же знаешь, как редко у них появляется Владыка. Я, собственно говоря, только об одном слышал.
– Я о трех, но двое в других мирах. И давно. Очень давно. Делиена, ты уж прости меня, но если честно, я рад, что ты все-таки ему помогла…
– Я тоже, – неожиданно поддержал его шут. – Он действительно великий эльф. Так поступить мог только Владыка. А почему ты молчишь, Лена?
– А я не знаю, – вздохнула Лена. – То, что кажется удивительным вам, не удивляет меня, и наоборот. Вы что имеете в виду? То, что он принял все условия Родага? То, что он захотел спасти свой народ?
– Эльфы гордые. Даже чересчур. Знаешь, Делиена, я бы о них сказал: скорее умрут, чем убегут. Дерутся до последнего. Не отступают. С голоду умирать будут – у человека не попросят. А уж чтоб принять над собой власть человека – такого не было никогда. Понимаешь, эльфы вроде и в Сайбии – а вроде и сами по себе. Их, в общем, стараются не трогать. А Лиасс вон… Клятву верности принес, да еще истинную.
– И что, нарушит – умрет?
– Может, – тихо произнес шут. – По крайней мере нарушить такую клятву… В общем, Лена, если вдруг мне Родаг чего прикажет, с чем ты не согласишься, а он будет настаивать… я послушаюсь тебя, но кончиться это может плохо. Я, наверное, не умру потому что я не маг, когда я давал клятву, использовалась чужая магия, а Лиасс использовал свою.
– Потому истинными клятвами не разбрасываются, – пояснил Маркус. – Я вот ни одной в жизни не давал и не собираюсь. Не всегда получается держать слово, как ни стараешься. Вот как у нас не получилось, пришлось вернуться в Сайбию.
– Я не мог не дать, – пожал плечами шут. – Я был слишком близко к королю. Да меня, в общем, сильно и не спрашивали, раз решил стать шутом, принимаешь определенные правила. Обязан подчиняться.
– Никогда не пойму, зачем ты вообще на это пошел, – признался Маркус. – Хоть бы какое удовольствие от этого было, а то ведь одни неприятности. Я вот всю жизнь делал что хотел. А ты?
Шут болезненно поморщился:
– Не знаю, Маркус. Уже давно не знаю. Мне казалось, что я должен. Что это лучшее применение, какое я могу найти со своим вечным стремлением к правде. Что это даст мне доступ к книгам, которые я никогда бы не смог прочитать. Что я смогу разговаривать с людьми, которые на фермерского сына никогда не обратили бы внимания.
– Ну и что это тебе дало: книги, умные беседы, поиски правды? Ты хоть понял, насколько истина неоднозначна?
Шут какое-то время шел, глядя себе под ноги.
– Поздно понял, – выдавил он. Лена откинула плащ за плечо, немедленно замерзнув, и взяла его под руку. Маркус открыл полог палатки, пропуская их, вошел сам и закрылся: привязал полог, чтобы ветром не отдувало. Шут был мрачен и подавлен, отвечал невпопад, явно не был склонен к разговорам, и в конце концов Маркус махнул рукой и решил, что пора спать. Шут собрался было ложиться рядом с ним, но Лена проявила невиданное нахальство: утащила его за ширму, и вовсе не для того чтоб немедленно сжать амулет Арианы. Просто хотелось быть рядом с ним. Они легли на неширокое ложе, обнялись, чтобы было теплее, и затихли. Шут не спал. О чем он думал, Лена спрашивать боялась. Что-то он решал для себя, или просто думал о Милите и его ухаживаниях, или вспоминал свою жизнь во дворце. Лена так и не понимала особо, что он там делал. Развлекал, если верить его рассказам и умениям. Выполнял поручения Родага, о которых категорически не распространялся. Помогал ему разобраться в людях или в ситуации своими поисками истины. Задавал вопросы или отвечал на них. Был не советником, но гораздо ближе. Мог бы стать другом, но получил по морде и отстранился.
Перечитал все, что мог. Кто знает, не исключено, что больше всех в королевстве. Разговаривал с мудрыми людьми и с людьми, вершившими судьбы государства. С магами и мудрецами. Что он искал, какую истину нашел, если в конце концов потерял себя?
И наутро он выглядел не намного бодрее. Лена предложила поехать погулять, пока сухо. Он даже обрадовался, привел лошадь, усадил на нее Лену и вскочил сам. Нет, ну как можно запрыгнуть на такую высоту без стремян? Полдороги Лена рассказывала ему о чудесном изобретении под названием «седло», а он все не мог себе представить и в итоге задал замечательный вопрос: а как бы они вдвоем в одном седле поместились бы? Лена вспомнила, как он соскользнул с коня, а тот по инерции промчался мимо, и как сидел: словно стоял на коленях на боках лошади. Ну правильно, когда она вскачь несется, без седла все на свете отшибить можно.
Они отъехали довольно далеко. Стыдно быть бездельниками, зато есть свободное время, которое при необходимости можно потратить как угодно. Например, войти в голый лес по шуршащему и мягкому толстому слою листьев и, держась за руки, медленно брести куда глаза глядят, не разговаривая и, кажется, даже не думая. Как дети. Вот ведь интересно: Лена не была особенно влюбчивой, может быть, именно поэтому не слишком болезненно воспринимала дефицит мужского внимания. И в шута она тоже вроде бы влюблена не была. Никакой беспричинной радости, никакой эйфории, никакого впечатления, что они рядом не по земле идут, а по облакам ступают. Никакой приподнятости. Но ведь осталась в этом мире она только из-за шута. Ведь не зацепи ее в толпе чутошная улыбка, не скользни по щеке взгляд в крапинку – сбежала бы обратно домой и – кто знает! – может всю оставшуюся жизнь воспринимала Сайбу как короткую галлюцинацию. Судьба судьбой, светлость светлостью… Лене казалось, что судьба все-таки не хватает за шиворот и не швыряет в омут, а подталкивает. Намекает. Дает возможность. А возможность можно и не использовать. Может, не она шуту дала силу, а шут разбудил в ней Светлую. В общем, она осталась здесь, а о доме просто не думала. Потому что если думать, становилось совсем уж тошно, и не потому, что она скучала. Она как раз не скучала, и от этого становилось еще тошнее. Вот так взять и наплевать на всех, кому она была нужна. Ну, друзья, наверное, ее исчезновение пережили. Подружки поплакали, их мужья, с которыми Лена всегда имела хорошие отношения, повздыхали сочувственно, на работе пару раз вспомнили исполнительную Карелину, а вот родителям-то каково? А что делать? Вернуться? Оставить шута? И сдохнуть там с тоски? Или вернуться, для того чтобы объяснить – но что объяснить и как? Лене никогда в жизни не приходилось принимать каких-то радикальных решений, она не любила трудных разговоров и потому старалась их избегать. Вот и сейчас: избегала. Один раз родители уже пережили исчезновение дочери и появиться для того, чтобы снова уйти, – уже чистой воды садизм. Родителей было жалко. Подружек – жалко. А здесь был Маркус – лучший друг, какого можно придумать, здесь был шут, и бросить его не было уж вовсе никакой возможности.
С ним было хорошо. С ним было как-то правильно. Словно наконец-то (и впервые в жизни) удалось собрать кубик Рубика или какую-то феноменально сложную головоломку, все-все части сразу встали на свои места, и нарушать эту цельность (единство? гармонию?) было просто грешно. Именно поэтому Лена и думать не желала о какой-то «помощи» Лиассу или тем более о Милите. То есть о Милите она думала, внимание этакого красавца, да еще и столь уважаемого и заметного челов… то есть эльфа, конечно, было приятно, даже лестно, и воспоминания о том, как он ее целовал, тоже отвращения не вызывали, но вот желания лечь с ним в постель не было. Правда – не было. И с Лиассом несмотря на все его умения и всю его магию – тоже. Лена даже однажды старательно повспоминала свои ощущения – все равно не было. У нее был шут, и это было правильно. Не хотелось нереального, почти убивающего наслаждения с Лиассом, зато хотелось идти по осеннему лесу с человеком, который стоил того, чтобы разом изменить всю свою жизнь.
Словно услышав ее, шут на ходу потянулся и поцеловал ее в висок. А может, и правда, именно он разбудил в ней этот самый источник? Ну пусть он говорит, что чувствовал что-то, когда в карете Крона сжимал ее пальцы. Дружеская поддержка тоже ощутима. Сочувствие – тоже. Потом Маркус навел его, а скорее ее, на мысль о том, как поддержать силу шута, и она ведь охотно поверила. Ну, разумеется, первый шок от всяческой магии и всяческого средневековья еще не прошел, и поверить она могла во что угодно. А если не только? Шута ведь не пришлось долго уговаривать, хотя он, конечно, мог свято верить во всю эту фигню…
Вот интересно. Они тут очень боятся слез Странницы, а от крови Странницы впадают в массовую истерику. Но кровь Странницы, пусть в небольшом количестве, на эту землю пролилась. Понял ли шут, что был первым мужчиной в ее жизни, или океан сразу захватил его? Спросить, что ли?
Она повернулась, но спросить не успела: шут обнял ее, и какое-то время они увлеченно целовались. Потом он вздрогнул, прислушался и посмотрел по сторонам. Потом услышала и Лена. Собственно, ничего особенного: компания крепких мужчин в теплых куртках, не эльфов, людей, и почему-то они Лене не понравились. Хотя бы тем, как целеустремленно направились к ним.
– Беги, – неожиданно для самой себя скомандовала она.
– Тебя оставить? С ума сошла?
– Мне они ничего не сделают. А если у них будешь ты, я уж точно сделаю что угодно. Беги. И побыстрее. Возвращайся к эльфам. Лиасс меня найдет. Он смог отыскать меня в другом мире, а уж тут-то точно найдет.
Шут раздумывал не больше секунды. Он сорвался с места, как олимпийский чемпион, побежали к ним и мужчины, но куда там, ведь шут все-таки был полукровкой и бегал намного быстрее. Один сдернул с плеча лук, наложил стрелу, и Лена встала прямо перед ним и раскинула руки, сразу позабыв о своих сожалениях об отсутствии рукавов: распахнутый плащ уменьшил обзор. Мужчина прыгнул было в сторону, Лена немедленно повторила его движение, он все же выстрелил, потом еще, и Лена, даже не оглядываясь, поняла, что он попал в цель, повернулась, но шут уже скрылся за деревьями. Жив. Слава богу, жив.
У мужиков хватило ума понять, что им его не догнать. Лена стояла спокойно, хотя поджилки и тряслись. Светлая-то она Светлая, да вот вдруг это какие-нибудь придурки-экспериментаторы вроде Крона. Когда они ее окружили, она не шевельнулась.
– Ну что, Светлая, попалась, – радостно возгласил один. – Ты не бойся, не обидим. Дело есть.
– Интересное дело, если оно начинается стрельбой, – удивилась Лена.
– Ну так просто твой дружок нам был нужен. Чтоб ты посговорчивее была. Ну да ладно, и так, поди, справимся. Ты с нами поедешь, Светлая. У нас для тебя и лошадка есть славная.
– А я не умею ездить верхом, – злорадно сообщила Лена.
– Чего, правда? Ну, придется с кем из нас. Нужда в тебе великая. – Он даже изобразил нечто вроде поклона. – Вожак наш ранен серьезно. Помирает.
– Я не целительница.
– Да ладно, ясно же, что Светлая силу дает. Вот дашь ему силу, мы тебя и отпустим. И проводим. И наградим, ежели захочешь. С дружком-то попроще бы было, да мы и так справимся.
– Да ну? – удивилась Лена. – А то, что Светлая может только дать, а уж никак не позволить отнять, вы не слыхали?
– Слыхали. Ну так и дашь. Убудет от тебя, что ли? Он и мужик такой, знаешь, справный, бабам нравится.
– Наплевать, – любезно сказала Лена. Слушать ее не стали, решительно подталкивая, повели куда-то, потом взгромоздили на лошадь (у Маркуса это получалось куда ловчее) и поскакали… Вот это было чистое мучение. Лена отбила себе весь зад, а они все ехали и ехали, и продолжалось это несколько часов. По меньшей мере три. Все время Лена прислушивалась к своим ощущениям, пыталась позвать шута, но он не отвечал, и ей очень хотелось надеяться, что мешает только расстояние. Она точно знала, что стрела зацепила шута, но вот насколько серьезно, сказать трудно. Он добежит до лошади за полчаса. Или быстрее, потому что шли они медленно и кругами, потому что цели никакой не было, по прямой короче. Потом доскачет до лагеря – минимум час. Потом найдет Лиасса – может быть, еще полчаса. Итого два. Ну пусть три. А потом Лиасс ее найдет. Он же сам сказал, что может то, о чем и не мечтают местные маги. Сможет ли он открыть проход? Это ведь не другой мир, сможет, наверное. Или Ариана? Карис вряд ли… Да много магов у эльфов, и уж ее-то они точно захотят спасти.
Конечно, это были разбойники, и конечно, они располагались в пещере. Большой, разветвленной, но сухой. Лена после скачки еле передвигала ноги. Поубиваю к чертовой матери. За шута. А вожака – первого. Удавлю своими руками. Или загрызу. Уж прокляну точно. Это производит эффект… на крестьян. Эти покруче, ни бога не боятся, ни черта, ни тем более короля. И особенного почтения к Светлой тоже проявлять не спешат, что заметно настораживает. И вообще как-то страшновато.
Лена настолько отвыкла быть во враждебном окружении… то есть во враждебном она и не была, однако от сложностей здешнего мира ее очень надежно отгораживали Проводник и шут, да и все прочие – от Кариса до эльфов. Впервые за последние месяцы она почувствовала себя одинокой.
– Ну вот, значит, – шмыгнув носом, интеллигентно выразился один, когда они добрались до просторной пещеры, – это, мы тут тебе Светлую доставили, щас поможет.
– Щас помогу, – пообещала Лена, – и мало не покажется.
Робин Гуд местного розлива приподнялся на локте. Был бы он киношно эффектен, не будь столь грязен. С этим – секс? Ни за что. Оно, собственно, в любом случае ни за что, но тут тем более.
– Ты, Светлая, пойми, – сказал он неожиданно глубоким и красивым голосом, – у тебя все одно выбора нету. Мы тебя не выпустим, пока ты мне не поможешь. А тебе и надо-то всего не сопротивляться.
– Ошибаешься, – сладко ответила Лена, – гораздо больше на самом деле. Только тебе все равно не светит.
– Не светит, говоришь? Зря это ты. Ты ведь всего лишь баба… то есть женщина слабая. Не любишь, когда больно делают… ну и вообще. Ты как предпочтешь – со мной добровольно или со всеми силком?
Один из разбойничков радостно ухватил Лену за мягкое место. Она двинула в бок его локтем, а он двинул ее в бок кулаком. Перехватило дыхание, а когда оно восстановилось, Лена отчего-то сидела на грязном полу, отчаянно болел бок и кружилась голова.
– Так хорошо, что ли? – осведомился вожак. – Ты лучше со мной ляг, делов-то. А то со всеми ведь придется. Надо тебе? Тащи ее сюда, Дубина.
Дубина – это имя ему очень шло – ухватил Лену за волосы и поволок. Она, естественно, взвизгнула, брызнули слезы, а вместе с ними пришла ярость.
– Проклятия Светлой захотел? – заорала она. Вожак усмехнулся:
– Я давно сто раз проклят. Что мне терять?
Дубина толкнул ее к вожаку. От того воняло. Воняло болезнью, старой раной, просто немытым телом. Лена ухитрилась засветить ему в глаз, причем довольно сильно. Он повалил ее на спину, притиснул к холодному камню и замахнулся – и так и застыл.
В открывшийся проход шагнул Лиасс. Стрела ударилась ему в грудь – и отскочила, ударился нож – острием, Лена успела это заметить! – и тоже отскочил. Эльф холодно усмехнулся и слегка повел рукой, и бандиты разлетелись в стороны. За ним следом понабежали еще несколько, потом появился Маркус, и Лена рванулась к нему, прижалась к крепкой груди и собралась зареветь, но Лиасс ласково провел рукой по ее спине, снимая напряжение, нахмурился:
– Он тебя ударил?
Лицо у Маркуса стало очень нехорошее.
– Не вздумай эту мразь пожалеть, Делиена.
– Не собираюсь. Вон тот, – наябедничала Лена. Лиасс обещающе кивнул и скомандовал своим:
– Собирайте эту пакость. Я полагаю, Проводник, королю будет приятно получить маленький подарок?
– То, что от них останется, – уточнил Маркус. – Или ты собрался отсылать их в целости и сохранности?
Лиасс улыбнулся так, что у Лены даже руки похолодели. Эльфы споро повязали бандитов и без всяких усилий потащили их в проход. Кого за ногу, кого за волосы. Вожака Лиасс отправил следом, да не просто так, а мощным пинком. Маркус фыркнул.
– Ну что, пора домой? – спросил эльф. – Ты сможешь ее донести, Проводник?
Маркус даже обиделся. Лена вознамерилась было заявить, что прекрасно дойдет сама, но поняла, что стоит только потому, что ее держит Маркус. Он легко поднял ее на руки и тоже шагнул в проход. До палатки было довольно далеко: проход открыли за пределами лагеря, но ставить ее на землю он не собирался. А Лена и не просила.
– Ты за шута не переживай, – сообщил Маркус, – он и так уже извелся. Только и трындит: «Я ее бросил, я ее бросил», будто кому-то стало бы лучше, окажись вы у этих бандитов вдвоем. Я уж и так ему объяснял, и этак. Не понимает. Даже не слышит. Смотрит стеклянными глазами и свое повторяет. Ты уж втолкуй ему, что он не нарушил клятву.
– Как же нарушил, если я ему сама велела бежать за помощью? – удивилась Лена. – Он же ранен?
– Ерундово, – отозвался Лиасс. – Стрела пробила руку, но ни кость не задета, ни крупные сосуды. Крови потерял довольно много, ну так это ничего, Ариана его травами отпоит. Даже магия не потребовалась. Заживет. Ты все сделала правильно. – Он остановил Маркуса, чтобы легонько поцеловать ее. – Молодец. Не зря я в тебя верю, Аиллена. Ты умеешь принять нужное решение.
Маркус внес ее в палатку и усадил в креслице, которое когда-то эльфы смастерили для Милита. Шут с размаху грянулся перед ней на колени. Выглядел он жутко, и Лена приняла нужное решение: наклонилась и поцеловала, причем вовсе не целомудренно. Маркус хихикнул.
– Как хорошо, что ты успел, – искренне сказала Лена, – я так на тебя надеялась.
Из шута словно воздух выпустили: он обессиленно опустился на пол и положил голову Лене на колени. Лиасс бесцеремонно начал расстегивать на ней платье, Лена дернулась, но он прикрикнул:
– Сиди! Я посмотрю. Тебе же больно.
Шут снова взвился, но вовсе не для того чтобы помешать эльфу. Наоборот, помогать начал. Маркуса вот зря не привлекли для раздевания одной женщины. Впрочем тот привлекся сам: ловко стащил с ее ног сапожки, а потом деликатно отвернулся. Когда уже все увидел.
На боку отчетливо прорисовывался синяк. Лиасс покачал головой.
– Ударить Светлую – это кем надо быть?
– Я его… – смутно пообещал шут.
– Отдать его тебе? – поинтересовался Лиасс. – Могу. Но мне кажется, у нас лучше получится. И даже королевскому палачу кое-что останется. Всю оставшуюся короткую жизнь он будет каяться в том, что посмел тебя ударить.
Его ладонь полностью закрыла синяк. Ладонь была теплая, но Лену обдало холодом. Она немедленно покрылась пупырышками и затряслась. Шут накинул ей на спину плащ. Через минуту Лиасс убрал руку – синяка не было, и боль ушла. Он внимательно осмотрел Лену, ища еще следы общения с бандитами, каким-то образом обнаружил и принялся гладить ее по голове – и боль тоже уходила. Лена даже перестала стесняться. На прощание Лиасс подмигнул ей и заметил:
– А ты заметно постройнела со времени нашего знакомства.
Лена решительно запахнула плащ и не менее решительно залилась краской. Маркус явственно хрюкнул. Когда Лиасс ушел, мужчины напоили ее горячим вином, заставили поесть, хотя кусок в горло не шел, и уложили в постель, несмотря на раннее время. Шут накрыл ее вторым одеялом и сел рядом.
– Тебе больно? – спросила Лена. Он неопределенно пожал плечами.
– Не особенно. То есть, конечно, больно, но так, как и должно быть. Ничего страшного. Через недельку заживет. Вот когда вытаскивали стрелу, было больно. Не высовывайся из-под одеяла, лежи смирно, а то свяжу. Лиасс только что тебя исцелил, ты сейчас мерзнуть будешь.
– Зачем исцелял, – проворчала Лена, – у меня уж точно не смертельно.
– Так лучше. Ты расслабься. Отдохни.
Он оказался прав: Лену начало колотить от чудовищного озноба. Лучше бы она с синяком походила. ей-богу. Шут сочувственно гладил ее по голове, потом решился, неловко снял куртку и сапоги и забрался к ней под одеяло, обнял, прижался – и Лена почувствовала, как болит у него рука. Не особенно… А врет, что врать не может. Опять навернулись слезы, и шут принялся целовать ее глаза.
Милит буквально вломился, кажется, даже смел по дороге что-то из скудной мебели. Или Маркуса. Ну и увидел то, чего ему видеть было не положено и явно видеть не хотелось: Лену и шута под одеялом и с поцелуями. Откуда ж ему было знать, что шут разве что без сапог, а так полностью одет, а на Лену он натянул толстую и длинную ночную рубашку. Красивое даже для эльфа лицо Милита болезненно исказилось, а шут, зараза такая, то ли краем глаза его увидел, то ли просто так совпало, но поцеловал он Лену как-то совсем уж особенно, она чуть не застонала от удовольствия. Правда, Милит мгновенно взял себя в руки.
– Рад видеть, что у тебя все в порядке, Светлая.
– А Владыка тебе не сказал? – недовольно глянул на него шут.
– Очень уж хотелось самому убедиться.
– Убедился? Можешь идти.
Несколько секунд эльф смотрел на нее напряженно, но ничего не сказал, резко развернулся и вышел стремительно, как Родаг. И опять что-то уронил по дороге. Может, и Маркуса.
– Ты жив там? – спросил шут.
– Почти, – проворчал Маркус. – Здоров же, отмахнул, как муху… Вы там…
– Мы тут просто греемся, – сказала Лена, – так что заходи. Или лучше я сейчас оденусь…
– Нет, ты уж лежи, – удержал ее шут, выскальзывая из-под одеяла. Куртку он надевал очень неловко, и Лене опять стало больно вместе с ним. Маркус покачал головой:
– Делиена, поверь старому бойцу: это не смертельно.
– Конечно, – удивился шут. – Не переживай. Ну больно пока рукой шевелить. И все.
Маркус подал ей кружку.
– Выпей-ка. И выспись как следует.
– Мне встать надо.
– Куда тебе занадобилось? – рассердились оба.
– Туда! Догадайтесь с трех раз!
Хохотали втроем. До ближайшего туалета Лена сбегала, накинув поверх рубашки плащ. а потом Маркус все-таки заставил ее выпить какой-то травяной отвар, и ее почти немедленно стало клонить в сон.
Наутро, довольно позднее утро, она встала с больной головой и дурным настроением. Нельзя ей давать снотворное ни под каким видом. Мужчин не было, и это показалось странным: обычно, куда бы она ни пошла, кто-то непременно ошивался поблизости. Лена умылась давно остывшей водой и немножко пришла в себя. Вчерашний день казался совершенно нереальным. Какие-то разбойники, какой-то сто лет не мытый главарь… Невольно вспомнился Лиасс в их первую встречу, аккуратный, подтянутый, в белоснежной рубашке, и пахло от него вкусно, вроде как свежескошенной травой…
А методы и цели одни и те же: у красавца эльфа и у тупого бандита… От этой мысли стало совсем грустно. Лена оделась, привела в порядок постель и подумала, что переезжать в дом к советнику придется, как ни противно. В палатке было холодно, хотя угли в жаровне тлели и даже тепло давали. Ровно на два метра вокруг себя. Как-то дома, еще в Новосибирске, зимой где-то что-то прорвало и отключили отопление. На второй день в квартире температура упала до пяти градусов. В палатке было ненамного больше, но вот с масляными радиаторами здесь были сложности… Лена погрела руки над жаровней. Хотелось плакать. Может, воспользоваться тем, что никто не кинется утешать и говорить что она теперь даже на слезы права не имеет?
Теплые руки обняли ее сзади. Ну вот, утешитель. Лена повернулась, потерлась щекой о сукно куртки… и не сразу поняла, почему затекает шея и вообще ощущения какие-то непривычные. Ее целовал Милит, и как целовал! Лена хотела отстраниться, но он словно и не заметил ее усилий. Тогда она затрепыхалась активнее, завертела головой и в итоге въехала ему макушкой по губам, да так крепко, что он разжал руки. Милит улыбнулся и хотел что-то сказать, но Лена разозлилась и влепила ему крайне звонкую пощечину. Эльф вздрогнул, но промолчал, прижал к сердцу раскрытую ладонь, поклонился и вышел. И что шуту говорить? Не заметила, что куртка синяя, а не серая. Не сообразила, что голову высоко задирать пришлось: шут хоть и не маленький, Милит его на полголовы выше. Даже вкус поцелуя был другой, и на это она не сразу обратила внимание, потому что ей все равно было хорошо – только в чужих руках! И кто поверит, что она просто была расстроена и ошиблась? Она бы нипочем не поверила.
– Могу я войти, Аиллена?
– Можешь, – буркнула Лена. Лиасс внимательно на нее посмотрел, но ничего не сказал. А Лена бы дала голову на отсечение, что он все понял. И даже, наверное, Милита видел. Тоже… весь в деда. Ну на кой вчера этому надо было напоминать о деталях их первой встречи? Постройнела она, видите ли. А тогда кривобокая и толстая была. Она и не напрашивалась, сам стрельбище продемонстрировал, чтоб ее в постель уложить.
– Ты такое же дерьмо, как и эти бандиты! – выпалила Лена. Лиасс кивнул.
– Когда должен добиться цели, я использую любые методы. Просто я умнее и опытнее, знаю, что насилием от тебя ничего не получить, кроме проклятия. И знаешь, я не верю, что ты вспоминаешь наше знакомство с отвращением. Тебе было хорошо. Но ты почему-то очень этого стыдишься.
– Почему-то!
– Почему-то, – подтвердил эльф. – Ты не могла не получить удовольствия, потому что я знаю, что для этого нужно делать. И твое тело откликалось, как и должно было. Ну а на твою душу я и не претендовал. Ничего. Ты еще привыкнешь. Э-э-э, Аиллена, не нужно плакать! – Он поймал ее за руку и обнял. Отечески, надо сказать. Попробовал бы иначе, никакая магия бы его не спасла. – Что случилось? Милит тебя обидел? Был груб?
– Не был он груб. Зачем ты пришел, Лиасс?
– Чтобы спросить, нет ли у тебя особых пожеланий насчет разбойников.
– Особых? В смоле медленно сварить? Или кожу содрать?
– Можно, – совершенно спокойно согласился Лиасс. – Смолы у нас, правда, маловато, жалко на них переводить, может, достаточно будет воды? Ну а кожу содрать совсем просто. Даже специальное заклинание есть.
Лена оттолкнула его обеими руками.
– Ты всерьез?
– Я – да. А вот ты решила пошутить. Правда, воображение у тебя слабовато, есть и куда более неприятные виды смерти. – Он улыбнулся. – Не пугайся. Им вполне хватило сегодняшней ночи, да и король, думаю, вряд ли всего лишь их повесит. Мы собираемся отправить их в Сайбу, где их ждет неизбежная казнь. По крайней мере, так говорит посол.
– Что ж вы с ними делали? – прошептала Лена.
– Учили юных магов. Должны же они на ком-то обучаться?
Вот так. Любые жертвы, чтобы спасти свой народ, любые условия короля, истинная клятва и прочие присяги гаранту конституции – и тренировка на людях. На мерзавцах, но на живых людях. И чем он отличается от Крона?
– Знаешь, Лиасс, а цель не оправдывает средства.
– Оправдывает. Если ты точно знаешь, в чем твоя цель. Беда в том, что нередко выбор цели ошибочен.
Ну и что? Назвать его мерзавцем? Согласится. Если даже на «дерьмо» не обиделся.
– Они пережили трудную ночь, но они живы и практически здоровы. В этом несомненное преимущество… беседы с магами, а не с палачом. Вожака я даже подлечил, чтобы он смог самостоятельно подняться на эшафот. Прощать врагов можно, Аиллена, но только умных врагов. Прощать эту шваль просто глупо, потому что им попросту недоступно понятие милосердия.
– Я не уверена, что оно доступно тебе.
– Я тоже не уверен, – пожал плечами Лиасс. – Ну так что, не хочешь ли посетить Сайбу? Король ведь настоятельно тебя приглашал. По-моему, тебе стоит отдохнуть от нас. А Милиту – от тебя.
– Спасибо, что пришел за мной вчера, – наконец-то поблагодарила Лена. Владыка удивился:
– Разве я мог не прийти?
– Мог, если бы это показалось тебе соответствующим цели!
Да что из меня лезет, подумала Лена, совсем сдурела? Эльф взял ее за плечи и как следует встряхнул. А потом поцеловал. Не отечески. Да что они все, с ума посходили! Лена вырвалась, отскочила, налетела на кого-то и на всякий случай двинула локтем назад.
– Делиена, ты чего? – опешил Маркус.
– Лечение нервного потрясения с помощью поцелуев, – насмешливо сообщил Лиасс. Маркус подумал секунду – и обхватил Лену руками, покрепче, чтоб не брыкалась, и тоже поцеловал. И тоже не отечески! Лена двинула его коленом, но не очень удачно, и за это он поцеловал ее еще раз, а потом передал… потом передал шуту. И сразу все стало хорошо. Лена вцепилась в его серую куртку, уткнула нос в плечо, а он грозно спросил:
– Кто тебя обидел?
– Все, – признался Маркус. – И я, и Владыка. Может, еще кто заходил пообижать. Ты не видишь. что ее из ступора надо бы вывести? Рассказать как, или сам поймешь.
– Убью! – пообещала Лена в куртку.
– Договорились. Пойдем-ка, Владыка, пройдемся, пока нас тут не убили. Пусть они разберутся.
Шут заставил ее сесть на одеяло.
– Ну что с тобой? Все уже хорошо. Плохо было вчера, а оно уже прошло. Они же тебя дразнят. Ты что, Маркуса не знаешь?
– А чего он? Целовать-то зачем?
Шут почесал в затылке.
– Тебе надо объяснить, зачем мужчины целуют женщин? Потому что им это приятно. Обоим. Как тебе объяснение? А то, может, показать лучше? Целовать можно так… или так… или вот так…а еще вот так…
Раздражение постепенно ушло. Злилась-то она на себя. Из-за того, что никто, кроме шута, ей был не нужен, однако она умудрилась перепутать его и Милита, а знакомство с Владыкой вспоминала действительно без отвращения.