Академия чаросвет. Тень

Глава 15. Темные тайны

Лодка мягко уткнулась носом в берег, поросший мхом, и мужчины вышли на сушу один за одним.

– Смелей, – подбодрил один из них. – Не сожрали тебя в тот раз, не сожрут и теперь.

– Наверное, – сказал другой и осклабился в улыбке.

Я видела все довольно четко – обычное дело для сумеречных, привыкших к темноте, – и еле сдержала крик, когда прямо под ногами прошмыгнуло что-то длинное и шипастое. Однако еще в лодке меня строго проинструктировали: не орать, не визжать, а лучше вообще заткнуться.

Обгоревшие руины Левых Порожков выглянули из мрака, и Первый легонько подтолкнул меня в спину. Утлые домишки обступали улицу с обеих сторон, и я зажала себе рот ладонью, когда увидела светящиеся глаза, глядящие на меня из пустого окна.

Первый быстро задвинул меня за спину, а его воины действовали слаженно, будто отрепетировав эту сцену много-много раз. Длинное чешуйчатое тело выпрыгнуло вперед стремительно, как распрямившаяся пружина, широкая пасть с игольчатыми зубами распахнулась, но мечи взлетели быстрее. На склизкую брусчатку упала отрубленная голова твари, и третий мужик пнул ее ногой.

– Мелкая, – с сожалением вздохнул он. – Ядовитые железы еще не созрели.

– На обратном пути заберем, – пообещал его товарищ, вытирая клинки о пышный пласт мха.

Дальше я так и шла, зажимая рот ладонью, однако никто больше на нас не выскочил. Хотя иногда я замечала, что тьма как будто движется, улавливала шорохи, трескотню ночных насекомых и чуяла острый звериный запах.

Левые Порожки оказались совсем крохотными, и вскоре мы остановились на пятачке площади, окруженной слепыми витринами лавок. Судя по вывескам, когда-то здесь продавали сдобу, украшения и даже цветы. Мне цветов никто и никогда не дарил – у нас в Сумерках это считалось глупой расточительностью.

– Я проверю. – Мужик со шрамами скрылся в распахнутом дверном проеме, и вскоре вынырнул на балконе сверху. – Чисто.

Первый поправил покосившуюся вывеску с одиноким тюльпаном и протер ее ладонью.

– Не узнаешь? – спросил он хрипло.

Сердце дробно застучало в груди. Я все гадала, каким был мой дом, и теперь стояла у его порога. Выдохнув, я прошла следом за Первым, который чиркнул огнивом, зажигая фитиль лампы.

– Пусть рассмотрит хорошенько, – пояснил он своим людям.

Ступать приходилось осторожно: пол подгнил, всюду валялись глиняные черепки от разбитых ваз. В углу сохранился прилавок, украшенный простенькой резьбой – листики да цветочки. Я поднялась по лестнице, перешагнув провалившиеся ступеньки, и вошла в комнату. Сердце ухнуло куда-то в живот, а потом подпрыгнуло к горлу.

Хребет ночной твари, лежащий у стены, изгибался крутой аркой, и по нему взбегал тонкий вьюнок. Бледный колокольчик цветка пах сладко и нежно, украшая собой череп с двойными клыками.

– Не припоминаешь? – спросил Первый. – Я убил эту тварь, когда она была в шаге от тебя.

Я сглотнула и огляделась, пытаясь вспомнить хоть что-то. Обои покрылись плесенью, у окна вырос пышный куст тьмошника. Две узкие кровати стояли у стены, разделенные тумбочкой, и я подошла ближе.

– Почему вы не приводили меня сюда раньше? – спросила я.

– Не было нужды, – с безжалостной откровенностью сказал он. – Раньше я не считал тебя полезной.

– Зачем же вы вообще меня спасли? – спросила я.

– Я пытался спасти твою мать, – ответил он. – Не успел.

В изголовье одной из постелей я заметила тряпичную игрушку и, взяв ее в руки, узнала черного щенка. Перед глазами вспыхнул сон: колыбель, игрушки, голоса…

– Моя мать была чаром?

– Нет, – сказал Первый. – Она по-другому сияла. Улыбка, глаза, волосы…

«Я люблю тебя…»

Голос из сна прозвучал в моей голове снова, и я его вдруг узнала.

– Вы мой отец? – вырвалось у меня, но Первый криво усмехнулся и покачал головой.

– Он был чаром, студентом, приезжал к нам на практику. Заодно поразвлекся с сумеречной девчонкой. Чаросветы берут, что им вздумается. Повелители жизни. Ты уже знаешь, как у них все устроено, так?

– Зачем же вы хотите снова отправить меня туда?

– Ш-ш-ш, – шикнул один из мужиков, дежурящий у окна, и Первый быстро погасил лампу.

Я осторожно выглянула в окно и увидела широкую гладкую спину твари. Она выпрастывала вперед лапы с широкими присосками и подтягивала следом тело, оставляя на брусчатке густую бурую слизь. Раньше я не видела мокрощупа вживую. Он медленно прополз через площадь, обогнув статую чаросвета. Руки, которые каменный чар протягивал в сторону тьмы, защищая людей от ночи, казались обрубками.

– Ты выполнила задание, Мэди, справилась просто отлично, – зашептал Первый мне на ухо. – Схемы, что Строк отправил, крайне занимательны.

– Это по учебе, – неуверенно пояснила я. – Он собирает студентов, и они упражняются в архитектуре света. Как лучше распределить лучи…

– И как их убрать, – кивнул Первый. – Он искал дыры в схемах освещения.

– Это всего лишь задачки…

– Одной из них была схема Правых Порожков, – не дал мне договорить Первый. – Они хотят погасить свет. Опять.

***

Бастиан заметил Фелицию возле тренера и подбежал к ней, оставив базу посреди матча.

– Что происходит, Питер? – и без того звонкий голос девчонки-комментаторши, усиленный артефактами, прозвенел над трибунами. – Себастиан Альваро покидает поле?

– Думаю, он хочет обсудить тактику с тренером, – пояснил Питер. – Хотя мы и так видим стратегию его команды. Псы стараются провести мяч по всем шести базам перед тем, как забить гол в центральный дом, и набрать максимум очков.

– Коты действуют более осторожно…

– Трусливо.

– Продуманно, – возразила девчонка. – Да, пусть они отстают, но все их подачи были результативны. Тише едешь – дальше будешь.

– Псы ведут, – возразил Питер. – Очевидно, что смелость берет города, а в нашем случае – центральную базу.

Они продолжили болтать, зрители шумели, девчонки прыгали, размахивая флагами домов, Мэдерли не было. Она так и не пришла на уроки, и Бас не нашел ее ни в библиотеке, ни в столовке, ни в парке, нигде. Она просто исчезла без следа, и он с ума сходил от волнения. Оглядев еще раз сектор псов, Бастиан вдруг встретился взглядом с такими же серыми, как у него, глазами и вздернул брови от удивления. Его отец, Артирес Альваро собственной персоной, поднял ладонь, приветствуя сына. Бас махнул ему в ответ и подбежал к Фелиции.

– Ты увидишь ее вечером, – недовольно сказала она, не дав ему и рта раскрыть. – А сейчас соберись и не психуй.

– Где она?

– Узнаешь в свое время.

– С ней все хорошо?

– Ну… – Фелиция замялась, и у Баса в глазах потемнело. – В целом, да.

– Давай на поле! – рявкнул на него Алеф. – Пас, передача и в центральную базу. Победа в первом сете у вас в кармане, не рискуй.

– Ага, – кивнул Бастиан и снова повернулся к Фелиции. – Вы ведь можете сказать точно, что у нее было с Монтегой?

– Бастиан, милый, – с оскорбительной жалостью произнесла она. – По-хорошему, я вообще не должна тебе ничего говорить. И когда будешь беседовать с папой, очень тебя прошу не упоминать мое имя, идет?

– Артирес Альваро здесь? – заволновался Алеф. – Почему не сказала?

Поняв, что ничего больше не добьется, Бастиан побежал назад на свою базу. Монтега уже стоял у центрального дома в защите, и после того, как Рет вкинул мяч, Бас со всех ног понесся в центр поля.

– Розыгрыш на третью базу, передача назад на Рета в четвертую, пас на Альваро! – Питер так орал, что его было бы слышно и без артефакта.

– Теперь псы играют трусливо, так?

– Сейчас им нет смысла обходить все базы по кругу. Сет почти завершен.

Бас поймал мяч и рванул еще быстрее прямиком на Монтегу, краем глаза заметив еще двоих защитников. Обманное движение, и Кей отклонился чуть влево для перехвата, Бас зацепился за выставленную ногу, перекатился кубарем по траве, но, поднявшись, вкинул мяч в кольцо.

– Го-о-о-ол! – заорал Питер. – Аль-ва-ро! Аль-ва-ро!

– Всего два очка.

– Первый сет за псами. А Монтега поставил подножку. Надеюсь, судья это заметил.

– Это было случайно!

– Кажется, Себастиан так не думает.

Поднявшись и стряхнув приставшую траву, Бастиан подошел к Кею.

– Похоже, я тебя серьезно зацепил, – с фальшивым сочувствием произнес тот. – Больно?

Отчего-то показалось, что говорит он вовсе не о банальной подножке, а о другой ситуации, которая действительно была очень болезненной.

– Больше не суй свои лапы куда не надо, – с угрозой произнес Бас.

– Не видел Мэди сегодня? – непринужденно спросил Кей. – Она обещала, что будет в секторе кошек.

Бастиан толкнул его в грудь, еле сдерживаясь, чтобы не влепить по нахальной роже.

А впрочем, так уж ли ему надо сдерживаться?

– Назад! Разошлись! – послышался крик судьи. – Альваро, белая карточка! На скамейку!

Бастиан сплюнул на траву, но не стал спорить. Может, и лучше ему отсидеться. Не хотелось подставлять всю команду из-за личных счетов.

– Надеюсь, после матча Мэди поздравит меня с победой со всей тщательностью! – крикнул ему в спину Кейден.

Бастиан развернулся всем телом, но невесть откуда взявшийся тренер схватил его за плечо.

– На скамейку, – приказал Алеф. – Следующий сет сидишь. Подумай о команде, если сейчас тебе влепят черную карточку, я не смогу заменить игрока.

– Итак, Себастиан Альваро удаляется на скамейку запасных, – с неприкрытой радостью вещала девчонка. – Не выдержал морального давления. Что ни говори, а чаркросс – не для слабаков.

– Хотел бы я знать, что сказал ему Кейден…

– Что бы это ни было, Монтега молодец, настоящий капитан ведет свою команду к победе всеми способами. И во втором сете на замену Альваро выходит новенький, Фалько Фокс. Посмотрим, на что способна эта черная лошадка.

– Красная собачка, – исправил ее Питер.

– У Котов появился реальный шанс выровнять счет. Ко-ты! Ко-ты!

– Да, мяч у котов, разводящий Трикс, и я готов биться об заклад, коты попробуют провести мяч по всем шести базам и отыграться. Почему ты смотришь в другую сторону поля, Лиана?

– Да как тебе сказать… – с придыханием произнесла девчонка. – Там показывают вещи поинтереснее.

Бастиан стянул потную майку, облился водой из бочки у края поля и тряхнул головой как пес. Сев на скамейку, еще раз оглядел трибуны. Рядом с отцом, нацепив самое любезное выражение лица, сидела ректорша. Может, подойти к ней? Должна же она знать, где студенты ее академии.

На скамейку запасных опустилась Фелиция и похлопала его по колену.

– Все будет хорошо, – пообещала она.

Бастиан повернулся к ней и, прищурив глаза, сказал:

– Я тут кое-что вспомнил. Тот день, когда мы с Фалько поехали в Сумерки. Он пришел ко мне в шапке. Сказал, мама заставила надеть, потому что в Сумерках холодно. А еще посоветовала ехать по левому объезду, потому что правый размыло. Ну, мы и решили… Это вы нас отправили туда. В таверну, где я встретил Мэди.

– У тебя ко мне какие-то претензии? – спросила Фелиция.

Бастиан усмехнулся и мотнул головой:

– Никаких, – заверил он.

– Второй сет проходит под флагом Котов, – злорадствовала девчонка-комментаторша. – Себастиан Альваро наверняка корит себя за то, что не смог сдержаться. Выпад в сторону Кея Монтеги обошелся его команде дорого.

– Разрыв в счете сократился, но хочу отметить, что Фалько Фокс – очень многообещающий игрок. Сумел пройти четыре базы…

– А потом его сбили с ног, изваляв в траве как щеночка, – перебила девчонка. – Мяч снова у Котов, рывок к центру, обманный пас на Трикса, назад на Монтегу… Го-о-ол! Коты вырываются вперед!

Фелиция бегала вдоль края поля, переживая за Фалько. Бастиан глянул на табло и цыкнул зубом. Ничего. Еще отыграется.

Дверь позади скрипнула, и на скамейку запасных опустился отец, по-дружески толкнув его плечом.

– Чего на Монтегу-младшего наехал?

– Он нарывался, – ответил Бас. – А ты зачем здесь? Посмотреть на игру?

– Вообще-то я хотел посмотреть на твою девушку, – откровенно признался отец. – Где она?

Он и сам бы хотел это знать.

– Тебе мама рассказала? Передай ей, что моя личная жизнь никого не касается.

– Ты сейчас очень сильно ошибаешься, Бас, – вздохнул он. – Так уж вышло, что твоя личная жизнь касается вообще всех. Я правильно понимаю, что в девушке течет кровь седьмого дома?

Трибуны взревели, радуясь очередному голу, а Бастиан повернул голову к отцу. Тот смотрел внимательно и серьезно, но без упрека, и, похоже, знал куда больше, чем можно было предположить.

– Возможно, – коротко ответил Бас. – Я сам пока толком не разобрался. Библиотекарь решил отлучить меня от закрытого сектора.

– По какому праву? – возмутился отец. – Ты – Альваро…

– Давай только ты не пойдешь выяснять отношения со слепым калекой, – перебил его Бас. – Я сам все решу. Откуда ты вообще узнал про седьмой дом?

– Уже все знают, – ответил отец. – Седьмой дом возродился. Оракулы бегают как ошпаренные. Пока что они не выяснили, в ком именно проснулась темная кровь, но это вопрос времени.

– Мэдерли вовсе не темная, – возразил Бастиан. – Она… светится.

– Мать так и сказала. Ты нас с ней познакомишь?

– В следующий раз, – уклончиво пообещал он.

– Ты должен принять решение уже сейчас, – сказал отец, устремив задумчивый взгляд на поле. – Еще не поздно вернуть все как было. Если ты оставишь девушку, то свет в ней постепенно угаснет.

– Выходит, ее ищут?

Отец кивнул.

– И если найдут? – голос предательски дрогнул.

Старший Альваро вздохнул.

– Существующий порядок устраивает тех, кто наверху. А люди, привыкшие смотреть в будущее, ненавидят неизвестность.

– Мэди грозит опасность, – понял Бас. – Поэтому я должен бросить ее?

– Я всегда пытался быть честным с тобой, сын, поэтому скажу, как есть. Ее будут искать в любом случае, хоть ты ее бросишь, хоть нет. Она – угроза, и ее попытаются убрать.

– Если она будет со мной, то никто не посмеет!

– Еще как посмеют, – усмехнулся отец. – С превеликим удовольствием. Хотя, конечно, заступничество дома Альваро меняет дело. Поэтому вот как мы поступим: вы с ней сидите тихо и не высовываетесь. А я иду к нашим союзникам и объясняю расклад. Возможно, кое-кому появление седьмого дома будет только на руку.

– Например, нам? – вырвалось у него.

Отец помолчал и перевел взгляд на Бастиана.

– Так и есть, – не стал отрицать он. – Я – глава дома Альваро и блюду его интересы. Я собираюсь повернуть ситуацию в пользу нашего дома. Ты против?

– Если это защитит Мэди, то я только за. Хоть и не понимаю, как она может представлять угрозу всему миру.

– Когда-то сила седьмого дома была очень велика. Настолько, что он затмевал все остальные.

– Как так?

– Многие знания были утеряны, а то и специально уничтожены. Я знаю лишь, что свет седьмого дома особенный. Горит куда сильнее и обладает иными свойствами. А зажигается от другого чара, если тот идеально подходит. Вроде как выставить линзу под нужным углом к лучу.

– Го-о-ол! Псы провели мяч по трем домам перед тем, как забить в центральную базу, и счет почти сравнялся. Похоже, третий сет будет очень горячим!

– Напряжение растет. Коты не собираются сдаваться. Последняя подача, и, бьюсь об заклад, они постараются заработать максимум до возвращения Альваро на поле.

– Забавно, что ты встретил эту девчонку, да еще и сходу выяснил, что она тебя отражает, – заметил отец. – Вероятность один на миллион. Как вообще так вышло?

– Судьба, – бросил Бастиан, найдя взглядом Фелицию.

Отец, нахмурившись, помолчал.

– Когда все узнают, ты тоже окажешься под ударом, – сказал он, поднявшись со скамьи.

– Ты ведь не думаешь, что я откажусь от нее потому, что струсил? – спросил Бастиан, посмотрев в глаза отцу.

– А она того стоит? – спросил тот прямо. – Ты уверен, что хочешь влезть во все это? Не потому, что тебе не слабо, а потому что тебе это точно надо?

Бас подумал, подбирая слова, но все они казались тяжеловесными, или слишком пафосными.

– У меня от нее бабочки, – признался он.

– Значит, бабочки, – повторил отец и, усмехнувшись, похлопал его по плечу. – Давай, надери зад котам.

– И-и-и-и-и Себастиан Альваро возвращается на поле! – восторженно заверещал Питер. – Он отдохнул и полон сил…

– …и разрыв в десять очков кажется настоящей катастрофой, – перебила его девчонка. – Пора бы псам поджать хвосты и сдаться.

– Лиана, такое чувство, что ты встречаешься с кем-то из кошачьего дома.

– Нет, но я бы не прочь, – хихикнула она.

Фалько вернулся на скамью, раздосадованный и злой.

– Они играют нечестно! – пожаловался он.

– Ты хорошо держался, – похвалил его Бастиан, натягивая черную майку. – В следующей игре будешь в основном составе.

Фалько тут же расплылся в улыбке, а Бас, выбегая на поле, подумал, что в действиях Фелиции, которая так умело сплетает чужие судьбы, явно есть своя цель. И он бы совсем не удивился, если бы она затеяла все это ради сына.

***

Первый схватил меня за руку и потащил за собой. Его ладонь оказалась сухой и горячей и сжимала мои пальцы слишком сильно. Я рефлекторно попыталась высвободиться, но он вел меня по лестнице все выше, на самую крышу. Звезды отсюда казались ближе, а Правые Порожки на другом берегу реки под светом башен словно принарядились. Снежок искрился, над крышами тянулись уютные столбики дыма, в окнах горел свет и мне остро захотелось туда, в тепло и безопасность.

Первый подтолкнул меня вперед, и запах, тронувший мои ноздри, показался вдруг знакомым. Словно отголосок мелодии, которую я не слышала очень давно.

– У твоей матери был сад, – сказал он. – Все растили овощи, зелень, а Элия – цветы.

Первый произнес имя с несвойственной ему нежностью, и оно правда было красивым. Я покатала его на языке, но так ничего и не вспомнила. Впрочем, вряд ли я звала маму по имени.

– Цветочная лавка, – он криво усмехнулся. – Кому оно надо в Сумерках? Я покупал букеты и дарил ей же. Она бы их не брала, но ей надо было кормить дочь.

Сад давно погиб, уступив место ночным растениям, остался лишь куст лапотника, широкие листья которого усыпали синие капли цветов – точно роса, отразившая небо. Цветы слабо мерцали во мраке, и это от их запаха сердце сжималось.

Я хотела узнать так много, получить наконец ответы.

– Как вышло, что я не погибла? – спросила я.

– Я тебя спас. Вытащил из дома и унес на лодку. Ты была без сознания.

– Если б не тот чар на башне, то сожрали бы и тебя, и нас, как пить дать, – подал голос страшила с пропаханной когтями макушкой, поднявшийся за нами следом.

Я повернулась к нему, а Первый резко прикрикнул:

– Держи язык за зубами! Толку от его света? Все равно Элия умерла!

– Девчонка-то выжила, – спокойно возразил Шрам, по-видимому, не особенно чуткий к интонациям. Он подошел к краю крыши и плюнул вниз. – Пусть свет горел и недолго, но нам аккурат хватило, тем более он направил луч точно на дом.

– Сюда? – переспросила я. – На этот дом? Значит… Расмус Корреган пытался спасти мою мать?

Сердце пустилось в галоп, и я повернулась к Первому. Если бы он был чаром, то сейчас испепелил бы взглядом не в меру болтливого мужика. Но тот, обернувшись, вдруг выпалил:

– Уходим. Прямо сейчас.

На обратном пути мы не заботились о тишине и осторожности, и неслись со всех ног к реке, и я даже была благодарна Первому за то, что он держал меня за руку. Что-то клацало позади, хрипело. Один из мужчин отстал, и я услышала свист меча. Когда он догнал нас, меч был черным от крови. Другой подбежал к лодке и, не став заморачиваться узлом, резанул веревку кинжалами, а потом, размахнувшись, швырнул их в ночь так, что они просвистели прямо у моего лица и вонзились во что-то позади с влажным хрустом. Мы запрыгнули в лодку, оттолкнулись от берега, и весла взрезали черную воду.

Тьма позади уставилась десятком глаз, рыкнула голодной пастью, и я сжалась от страха, обхватив себя руками. Первый опустился напротив и посмотрел прямо мне в глаза.

– Почему вы не сказали про Расмуса раньше? – спросила я, едва не плача.

– Чтобы что? – произнес он. – Чтобы ты кинулась в объятия своего папаши, который оставил вас с Элией в Сумерках? Чтобы ты простила ему и тьму, и голод, и равнодушие?

– Но я имела право знать!

– Тебя вырастила мать. Как удобно, что ты ее забыла, а я вот помню! И как она плакала из-за этого мерзавца, и как превратилась в тень самой себя. Все из-за проклятого чара! Смотри же, – он сгреб мои волосы пятерней, заставив повернуть голову к Левым Порожкам, руины которых лежали на берегу, как обгоревший труп. – Вот, что произойдет с твоим домом, если ты поверишь их лживым речам и сиянию. Вот будущее, которое ты принесешь в Сумерки: ужас, смерть и бесконечную ночь.

Я всхлипнула и, высвободившись, оттолкнула его руку.

– Твой отец тебя бросил, Мэдерли, – припечатал он. – Ты не должна ему доверять. Ты никому не должна верить.

С берега кто-то утробно взвыл, и мне захотелось заткнуть уши, чтобы не слышать ни вой твари, ни ядовитые слова Первого.

– Шесть домов лишь слуги истинного дома, первого, – продолжил он. – Его свет зажжется во тьме. Так гласило пророчество, и так оно сбылось.

Весла несли лодку к берегу, отбивая ритм, а позади шипели волны. Одна поднялась выше и побежала за нами, догоняя.

– Свет и тепло для каждого, – речитативом говорил Первый. – А не жалкие лучи, которые в любой момент могут погаснуть по воле жадных безумцев.

Он и сам казался безумцем сейчас, а его глаза фанатично блестели. Из-под толщи воды проклюнулся острый черный плавник, и мужики синхронно выругались, но Первый все не унимался:

– Они называют кровь седьмого дома темной. Но в ней горит истинный свет. Единство дня и ночи, дитя света и тьмы. За тобой придут, Мэдерли. Придут снова.

Лодка вздрогнула от удара в днище. Черный плавник вынырнул с другой стороны, и рядом с ним появился еще один. Я обернулась – берег еще далеко. Мечник встал у края борта, и когда плавник вынырнул рядом, с размаху всадил лезвие в воду.

– Почему вы думаете, что Левые Порожки погибли из-за моей матери? – спросила я, хватаясь за борта лодки, которую тряхнуло снова.

– Я так не говорил, – покачал головой Первый. – Я думаю, что они погибли из-за тебя, Мэди. Все они. И твоя мать тоже. У чаров есть оракулы, которые смотрят в будущее и меняют его к своей выгоде. Они могли увидеть твое рождение, и ты им не нужна.

Лодка крутанулась на месте, накренилась, черпнув воды, и Шрам, выхватив весло, ударил плашмя по морде, высунувшейся из реки. Это ведь остропер – поняла я. Целая стая. Очень хорош копченым. Только рыбачить на него лучше с берега, а голову сразу рубить топором. Плавников было уже с десяток, они будто водили хоровод вокруг лодки, периодически тараня ее борта. А пристань приближалась так медленно.

– Тебя в академии еще ничему не научили? – с искренней надеждой в голосе спросил Шрам.

– Могу засветить, – сказала я.

Тренер по боевке не даст соврать. Но теперь я знала, как сделать это по-настоящему. Я развела руки, направив ладони к воде по обе стороны лодки, и свет сорвался с моих пальцев белым потоком. Первый зажмурился и отвернулся, Шрам восхищенно выругался и наоборот – вытаращил глаза, а двое других продолжали грести.

– Достаточно, – сказал Первый, и я сжала пальцы.

Вода сияла как зеркало, которое развернули к солнцу. Река убегала в ночь извилистой лентой, такой белой, как будто кто-то пролил молоко. Плавники спрятались в глубину, но один остропер всплыл кверху брюхом. Крякнув, Шрам перегнулся за борт и, подхватив рыбину за жабры, втащил в лодку. Я быстро поджала колени к груди, чтобы не остаться без ног, но остропер лишь скалил острые лезвия зубов и не шевелился.

– Жирный какой! – с удовольствием похвалил мечник. – Как думаешь, Рут нам его закоптит?

Когда лодка причалила к пристани, Первый выбрался и протянул мне руку.

– Ты наша, – сказал он, когда я шагнула к нему. – Тень.

Во сне он говорил те же слова моей маме.

– Ты одна из нас.

У меня в горле стоял комок, и я вообще не знала, что думать. Река медленно угасала, но я ясно видела другой берег. Наверное, теперь, забравшись повыше, я смогу найти свой дом. На его крыше цветет синий лапотник, а в спальне вьюнок обвивает скелет твари, убившей мою мать.

– Ты нам поможешь, – произнес Первый, и это не было вопросом.

Я кивнула и, не став прощаться, пошла домой, выжатая, как тьмошников жмых.