Академия Дарклэнд. Клетка

Глава 13

Я смотрю на пламя в камине, протягиваю к огню озябшие руки. Тепло ласкает кожу, заставляя дрожь понемногу отступать. Возвращается Джаспер. Он тоже переоделся в один из найденных халатов — темно-синий, слишком большой для него, рукава закатаны. Парень смыл с себя соль, темные волосы еще влажные, отдельные капельки воды скатываются по лбу и вискам. В руках он несет целую охапку толстых одеял и пару подушек в желтоватых от времени наволочках.

— Закутайся, — командует он, и я с глухим стоном облегчения принимаюсь устраиваться прямо на полу перед камином. Джаспер сгружает одеяла и подушки рядом, образуя нечто вроде гнезда. Я заворачиваюсь в одно одеяло, потом натягиваю на ноги второе, подкладываю под спину подушку. Сразу становится ощутимо теплее, тепло проникает сквозь ткань халата. Парень тем временем снова исчезает в темноте холла, бросив лишь неразборчивое: — Я сейчас.

Я зарываюсь глубже в одеяла, подтягиваю колени к груди, свернувшись калачиком. Пламя потрескивает успокаивающе, его свет мерцает на стенах. Усталость наваливается тяжелой волной, веки слипаются. Я начинаю проваливаться в теплую, темную пучину сна, границы реальности расплываются.

Но Джаспер возвращается довольно быстро. Шаги его гулко отдаются в тишине. Я с трудом приоткрываю глаза. Подмышкой у него зажаты две пыльные бутылки с темно-бордовой жидкостью. В одной руке он несет два хрустальных бокала, в другой — большую фарфоровую тарелку, на которую навалена куча всякого: орехи в скорлупе, сморщенные сушеные фрукты (похожие на яблоки и груши), и что-то темное, похожее на ломтики вяленого мяса.

— Ты где это взял? — мой голос хриплый сна. Я протираю глаза, боясь, что мне это снится.

— Обнаружил, что тут есть погреб, — Джаспер ставит бутылки и тарелку на пол рядом с нашим «гнездом». — И к нашей огромной удаче, он не пустой. Видимо, запасы на зиму или что-то в этом роде.

— А ты уверен, что это… можно есть? И пить? — спрашиваю я, скептически разглядывая сморщенные фрукты и пыльные бутылки. — Это же сколько лет тут пролежало?

Джаспер пожимает плечами, присаживаясь на корточки и вытирая пыль с горлышка одной бутылки краем халата.

— Тут все сушеное или вяленое. Такое не так быстро портится. — Он звучит неуверенно, но пытается убедить скорее себя. — А пить… пить даже нужно. Нам важно не слечь с воспалением легких после этого приключения. — Парень пытается открутить пробку на винте, но она не поддается. — И если сушеное вдруг окажется не очень, вино должно помочь. — Он усмехается без юмора. — А кроме него, честно, пить нечего. Воду из-под крана я бы точно не рискнул, видел, какого цвета она сначала пошла?

С этими словами парень бесцеремонно устраивается рядом, уютно упираясь спиной в сложенные подушки. Он забирает одно из моих одеял и натягивает его на себя. Я слегка фыркаю, но отодвигаюсь, уступая ему немного места.

Тарелку с закуской стоит между нами. Бокалы, слегка мутноватые от времени, Джаспер протирает полой халата и ставит рядом. Огонь в темном стекле пыльных бутылок. А я понимаю — выпить отличная идея. И повод есть, мы остались живы. Я так испугалась и испытала такой шок, что до меня только сейчас начинает доходить. По нашей с Джаспером вине погиб человек. И то, что Давид сам хотел убить меня и непременно сделал бы это, если смог, служит очень сомнительным оправданием.

Вино оказывается сухим, терпким, с явной кислинкой. Не самое вкусное, но после нескольких больших глотков приятное тепло разливается по замерзшему телу, добираясь до кончиков пальцев на ногах. Внутренняя дрожь, преследовавшая меня с моря, наконец-то начинает утихать, сменяясь легким покалыванием под кожей. Сушеное мясо на тарелке — жесткое, как подошва, жуется с невероятным трудом, но оно соленое, насыщенное, и пустой желудок после долгого плавания с благодарностью принимает хоть что-то, унимая первые спазмы голода. Орехи немного отсырели, сушеные фрукты сладкие и резиновые. Не самая вкусная еда в моей жизни, но, безусловно, лучше, чем ничего.

Тепло, тишина, потрескивание дров в камине — все это создает ощущение безопасности. И в этой тишине мой вопрос звучит громче, чем хотелось бы:

— Как ты думаешь, он мог выжить? — спрашиваю я осторожно, не глядя на Джаспера, а уставившись на язычок пламени, лижущий ножку стула.

Рядом со мной Джаспер замирает на мгновение.

— А какой ты хочешь ответ? — Его голос звучит чуть резче, чем обычно.

Я теряюсь. Отвожу взгляд от огня, смотрю на профиль парня, освещенный оранжевым светом. Лицо Джаспера сосредоточено. Между бровями пролегла жесткая складка.

— Правдивый, — настаиваю я тихо. — Если он не выжил… получается… — Я сглатываю комок, внезапно вставший в горле. Говорить это вслух невыносимо тяжело. — Мы убили человека?

Джаспер резко поворачивается ко мне. Его глаза в отблесках пламени кажутся темнее обычного.

— Получается, «я» убил человека. — Он подчеркивает слово «я». — Дана, Давид не тот, кого стоит жалеть. Не трать на него силы.

— А ты его знаешь? — спрашиваю я, все еще не понимая этой уверенности.

Парень пожимает плечами, отворачиваясь обратно к огню. Его плечи под мягкой тканью халата кажутся очень твердыми.

— Он хотел тебя похитить. И выкинул за борт в ледяную воду, в надежде, что ты погибнешь. Сознательно. — Он делает паузу, его голос становится тише, но жестче. — Ты, правда, считаешь, что этого недостаточно, чтобы составить впечатление о нем? Чтобы понять, что он был опасен?

Тишина снова нависает, тяжелая, нарушаемая только потрескиванием поленьев. Я обнимаю колени, зарываюсь глубже в одеяло. Страшная мысль, давно зародившаяся на задворках сознания, наконец вырывается наружу:

— Как ты думаешь, мама знала… что он представляет собой? Что он способен на такое? Что ему нужны только наши деньги.

Чувствую, как Джаспер рядом снова пожимает плечами.

— Родители часто знают про нас больше, чем мы сами. — Он произносит это без осуждения, скорее как констатацию факта. — Думаю, она оберегала тебя от него. Так как могла и умела.

Страх за будущее, приглушенный теплом и вином, снова поднимает голову.

— Что с нами теперь будет? — шепчу я, глядя, как тени от огня пляшут на потолке с облупившейся лепниной.

Джаспер берет с пола бокал и делает еще один глоток вина.

— Мы останемся живы. Это главное. — Говорит он с тихой уверенностью в голосе. — Ты, вообще, жертва. С тобой все понятно. Я… — Он вздыхает. — Ну, может быть, наденут ограничивающие браслеты на полгода. И теперь в Даркленде я останусь не по надуманному обвинению, а по реальному.

Вина сжимает мне горло сильнее, чем раньше.

— Прости, — тихо выдыхаю я, пряча лицо в коленях. — Снова тебя подставила.

Рядом раздается короткая усмешка.

— Ну, видно, судьба у меня такая. — Его голос звучит устало, но без злости. И вдруг, в каком-то непонятном, спонтанном порыве, он двигается ближе. Его рука обхватывает мои плечи, обнимая, а я послушно кладу ему голову на плечо.

Голова лежит на плече парня. Его рука все еще обнимает меня за плечи под одеялом. Это неловко и… странно успокаивающе одновременно. Я боюсь пошевелиться и спугнуть это хрупкое, неожиданное равновесие, возникшее между нами после ужаса этой ночи. Тепло от огня и одеял, тяжесть в веках от усталости и вина — все это обволакивает. Но вопрос, который сверлит мозг, не дает покоя, вырывается наружу, прежде чем я успеваю его остановить.

— Почему ты это сделал? — спрашиваю я тихо, уткнувшись в ткань его халата. Для храбрости делаю еще один глоток вина, кисловатая жидкость обжигает горло.

Рядом чувствую, как Джаспер напрягается. Он не убирает руку, но пальцы слегка сжимают мое плечо под одеялом.

— Что именно? — Голос парня звучит ровно, даже холодновато. Джаспер прекрасно знает, о чем я.

Не меняю позу, мне легче говорить, не глядя ему в глаза. Поэтому продолжаю утыкаться носом в его плечо.

— Спас меня. Ты был далеко на берегу… мог просто… — голос предательски дрожит.

— Уйти? — Он договаривает за меня, и в тоне снова появляется хорошо знакомая ледяная нотка.

Киваю. Мне страшно даже представить, что он мог так поступить, но вопрос не отпускает. Почему он не ушел? Почему рисковал собой? Мы ведь даже не друзья.

Парень вздыхает. Мне кажется, я снова его задела. Это подтверждают его следующие слова.

— Я так похож на того, кто может просто уйти, когда на его глазах происходит сначала похищение, а потом попытка убийства? — Джаспер произносит это без пафоса, почти устало.

— Нет. — Быстро мотаю головой, чувствуя, как волосы цепляются за ткань его халата. — Непохож. Я… я похожа на ту, кого не стоит спасать. Которая приносит только проблемы.

Его рука сжимает мое плечо чуть сильнее, почти до боли.

— Всех стоит спасать, — говорит он твердо. Его голос теряет ледяную нотку, становится просто усталым. — Перестань забивать голову такой ерундой. Я не мог поступить иначе. Точка. А сейчас… — Он делает паузу, и я чувствую, как его тело под одеялом расслабляется от накатившей усталости. — Сейчас нам надо просто отдохнуть. Выспаться. Завтра будем думать, как вернуться в Академию и как объяснить наше внезапное исчезновение. Сил на это сейчас просто нет.

— И при этом не рассказать про… про смерть Давида? — спрашиваю я, поднимая наконец голову и глядя на профиль парня, освещенный пламенем камина. Тени подчеркивают усталость вокруг глаз.

Джаспер откидывается на подушки, его взгляд устремлен в потолок.

— А вот это, боюсь, не получится. Мы должны будем сказать правду. Что Давид пытался тебя похитить и убить. — Он поворачивает голову ко мне. — Все тайное рано или поздно вылезает наружу. Его тело… найдут. Это вопрос времени.

— Или уже нашли, — тихо соглашаюсь я, представляя эту мрачную картину. Чувство вины снова сжимает горло.

— Именно, — подтверждает Джаспер. Потом его рука осторожно опускается на мою голову, мягко прижимая ее обратно к своему плечу, и заставляя прилечь рядом. — А сейчас, Дана, закрой глаза. Постарайся уснуть. Эта ночь… — он не заканчивает фразу, но в его голосе слышится вся тяжесть пережитого. — Она была невероятно долгой. Спи.

Скоро, несмотря на не очень удобную позу и не до конца прогретый воздух, я окончательно согреваюсь в объятиях Джаспера. Его дыхание становится глубже, ровнее. Усталость и нервное истощение берут свое. Я проваливаюсь в тяжелый, беспокойный сон, уткнувшись носом в плечо парня, впитавшее запах морской соли и чего-то неуловимо своего, знакомого.

Но отключиться от пережитого кошмара не получается. Во сне меня снова преследует Давид. Я вижу его искаженное безумием и холодным расчетом лицо. Снова оказываюсь на качающейся палубе катера, который швыряет на волнах, как скорлупку. Снова пытаюсь сбежать, цепляясь за скользкие перила, и снова не могу. Крик Давида сливается с ревом мотора и карканьем Карго. Вода ледяная, веревка впивается в запястья…

Просыпаюсь резко, в холодном поту от собственного крика. Воздух вырывается из легких со всхлипами. Сердце колотится, как сумасшедшее Руки дрожат, слезы подступают комком к горлу, душат.

— Тише! — Джаспер просыпается мгновенно, как будто и не спал. Его голос хриплый от сна, но руки уже сжимают меня в объятиях, крепкие и уверенные. — Все хорошо. Я тут.

Я сильнее вцепляюсь в полу его халата, съехавшего с плеча, чувствуя под тканью тепло его кожи. Меня бьет крупная дрожь. Понимаю, что вряд ли смогу уснуть снова. Картины кошмара слишком яркие, слишком реальные. Каждый раз, закрывая глаза, я вижу темную воду и его лицо.

— Дана, дыши глубже, — уговаривает он, мягко притягивая ближе. Его теплая ладонь на моей спине, медленно поглаживает, пытаясь успокоить. — Вдох… выдох… Вот так. Успокойся. Это просто сон. Ты в безопасности.

Мои слезы оставляют мокрые следы на его обжигающе горячей груди. Я всхлипываю, стараясь делать глубокие, дрожащие вдохи, как он говорит. Его устойчивое сердцебиение под щекой — якорь в этом море страха.

Дрожь постепенно отпускает, сменяясь глубокой, ледяной усталостью. Я отрываюсь от его груди, вытираю лицо рукавом. Вскидываю глаза на парня, пытаясь лучше разглядеть его усталое, но сосредоточенное на мне лицо в отблесках пламени затухающего камина.

— Я не могу спать, — шепчу я. Голос все еще дрожит. — Он приходит за мной… во сне. Мне так страшно, Джаспер. Каждый раз… вода… его руки… — Голос срывается.

Парень тяжело вздыхает. Его пальцы осторожно, почти нежно, убирают спутанную прядь волос с моего мокрого от слез лица. Подушечкой большого пальца он стирает со щек дорожки слез. Его прикосновение твердое, но бережное.

— Это всего лишь сон, Дана, — говорит он тихо. Его глаза кажутся очень темными. — Тени. Отголоски. Давид не сможет причинить тебе зла. Ни сейчас, ни во сне. Его больше нет. Я тебе обещаю.

Сосредоточенно киваю и пытаюсь поверить. Сделать это непросто, сон не идет, а сердце бухает в груди, доставляя почти физическую боль. Я как взведенная пружина, которая в любой момент может распрямиться, и, кажется, Джаспер это чувствует.

Мое взвинченное состояние передается и парню. Взгляд становится тяжелее, дыхание прерывистым, а рука на спине надавливает сильнее, заставляя меня податься вперед.

Его руки скользят под тонкой тканью моей рубашки. Прикосновение к оголенной коже спины заставляет вздрогнуть от внезапного, почти болезненного потока наслаждения. Я выгибаюсь навстречу, теряя остатки стыдливых мыслей. Пальцы Джаспера исследуют линию позвоночника, ребра, останавливаясь у основания лопаток, прижимая меня крепче к полу. Между нами нет больше места для воздуха, для сомнений. Только жар, нарастающий с каждым движением его ладоней, с каждым новым поцелуем, который он оставляет на моей шее, в ложбинке ключицы.

Джаспер отрывается на мгновение, его дыхание — горячий, прерывистый ветер на моей коже. В полумраке его глаза пылают темным огнем. Парень изучает мое лицо. Я вижу в них вопрос, последнюю преграду, которую он готов сломать, но ждет моего молчаливого согласия. Моя рука сама находит его щеку, шероховатую от пробивающейся щетины. Легкое прикосновение, палец, скользящий по линии скулы — это мой ответ.

Джаспер издает тихий стон, низкий, похожий на рычание, и его губы снова находят мои. На этот раз поцелуй глубже, медленнее, но от этого еще более пронзительным. В нем нет прежней яростной жадности, есть что-то иное — сосредоточенное, почти благоговейное. Парень осторожно стягивает мешающую ткань с моего плеча, обнажая кожу. Холодный воздух комнаты касается меня на миг, но тут же сменяется жаром губ, прильнувших к нежному месту у ключицы. Я вскидываю голову, цепляясь пальцами за его волосы, ощущая шелковистость прядей. Каждое прикосновение его рта — электрический разряд, бегущий по нервам, собирающийся в тугой, сладкий узел внизу живота.

Движения становятся более уверенными, но не менее бережными. Ладонь скользит по моему боку, огибает ребра, останавливается на талии. Большой палец нежно проводит по чувствительной коже под грудью, вызывая волну мурашек и тихий стон, вырывающийся из моих губ. Он слышит его. Отвечает собственным, глухим звуком одобрения. Его губы продолжают путь вниз, оставляя влажный след на груди, там, где бешено стучит сердце. Халат, который почти не держится на плечах и давно распахнут последний барьер между нами. Пальцы Джаспера находят край, задерживаются. Парень снова смотрит на меня, и в этом взгляде — обещание и последняя проверка. Я киваю, едва заметно, не в силах вымолвить ни слова, захлебываясь от волн накатывающего желания и странной, щемящей нежности к этому резкому, сложному парню.

Он неторопливо, словно в замедленной съемке, отодвигает ткань. Воздух касается обнаженной кожи, и я чувствую, как все мое тело натягивается, словно струна. Горячий и тяжелый взгляд скользит по моему телу. В глазах парня читается немой восторг, смешанный с темной, первобытной жаждой. Джаспер замирает на миг, а потом его голова склоняется, и губы, невероятно горячие и мягкие, прикасаются к самой нежной, самой чувствительной точке моей груди. Я вскрикиваю, не в силах сдержаться, вцепляясь в его волосы. Мир сужается до этого ощущения — невыносимо острого, сладкого, уносящего прочь все мысли, весь страх, оставляя только белое пламя наслаждения и его имя, звучащее в моей голове как заклинание. Джаспер. Только Джаспер. И эта темная комната, и треск умирающих углей, и его руки, держащие меня, как якорь в бушующем море чувств.

Джаспер замирает. Дыхание у парня тяжёлое и прерывистое, будто он бежал кросс. Его глаза — две темные бездны, и в них я вижу все: знакомый страх, дрожащую надежду, и еще что-то глубокое и незнакомое, для чего пока не находится слов. Парень смотрит на меня так пристально, будто пытается проникнуть под кожу, прочитать каждую спрятанную мысль, каждое тайное чувство, что клокочет у меня внутри. Его взгляд тяжелый и ощущается почти физический.

— Ты понимаешь, что пути назад нет? — Голос парня звучит хрипло. Каждое слово дается с усилием. — Ты завтра пожалеешь.

Я не отвожу глаз. Не моргаю. Глотаю комок в горле. В этот момент все внутри меня вдруг проясняется, словно туман рассеялся. Ни тени сомнений, и голос, когда я отвечаю, звучит ровно и твердо, гораздо тверже, чем я ожидала:

— Я завтра проснусь живой. Поверь, Джаспер. Мне не о чем будет жалеть.

Он наклоняется медленно, будто боится спугнуть этот миг. Его губы находят мои и впиваются жадно, с какой-то отчаянной грубостью, которая сейчас мне нужна, как воздух. В этом поцелуе все невысказанное, все слова, что мы так и не произнесли. Руки, сильные и нервные, сжимают крепче, прижимают к себе так сильно, но в то же время бережно. От этой гаммы переполняющих чувств, у меня перехватывает дыхание. Джаспер держит меня, будто я могу раствориться прямо сейчас в холодном воздухе комнаты.

Ничего больше не существует. Только он. Только я. И отблески камина. Вечно танцующие языки пламени, искажающие наши тени на стенах. Время останавливается, и этот момент растягивается в бесконечную, зыбкую паутину. Треск дров — единственный звук, кроме нашего дыхания.

Движения парня с каждым мигом становятся все более резкими, порывистыми. Он ускоряется, и все превращается в какой-то дикий, неконтролируемый танец чистого желания и огненной страсти. Каждое прикосновение, как удар током, заставляет вздрагивать каждую клетку моего тела. Дыхание срывается, смешивается с его таким же неровным дыханием в один горячий, общий ритм.

Чувства накрывают с головой, как высокая, темная, сокрушительная волна. Желание смывает все барьеры, сомнения и страх. Остается только это… чистое, первозданное чувство единения. Я теряю границы, растворяюсь в этом мгновении и становлюсь частью Джаспера. Больше нет «я», есть только «мы» в этом море огня и тени.

Постепенно буря внутри стихает. На смену приходит странное, глубокое умиротворение. Тяжелая, сладкая усталость разливается по телу. Я засыпаю, уткнувшись лицом в тепло плеча парня, вдыхая знакомый, такой родной запах — соленый от пота, теплый от кожи, с какой-то неуловимой ноткой, которая принадлежит только Джасперу. Его руки все еще крепко обнимают меня, защищая от всего мира за стенами этой комнаты.

В полумраке, под мерцающие отблески догорающего в камине огня, мы, наконец, находим то, что искали так долго и так отчаянно — друг друга. И пока сознание уплывает в сон, последняя ясная мысль проносится в голове: «Я не пожалею ни о чем».

Резкий звук вырывает нас из теплой пустоты сна. Кажется, громко хлопает входная дверь, что в полуразрушенном пустом особняке звучит особенно пугающе. Я вздрагиваю, мгновенно просыпаясь. Сердце колотится где-то в горле. Рядом Джаспер резко вскидывается, все его мышцы напряжены до предела, как у зверя перед прыжком. Я чувствую это, когда прикасаюсь к его предплечью, ставшему словно каменным.

Нас накрывает волна чужой, леденящей силы. Она сгущается в комнате, тяжелая и нездоровая, давящая на виски. Некромант. Один из них здесь. Страх, острый и знакомый, сжимает горло. Джаспер, когда выпускает силу, чувствуется так же, но значительно слабее и не так пугающе.

Джаспер рывком разворачивается, пытаясь закрыть меня собой от входящих. Его спина напряжена, плечи подняты. Я беспомощно притягиваю к груди скомканное одеяло. Это жалкая, тонкая преграда между мной и вторгшимся миром. Ткань прохладная и жесткая.

Дверь в зал, которую мы вчера закрыли, чтобы сохранить крупицы тепла, резко распахивается, ударяясь о стену.

На пороге появляются знакомые персоны. Лестрат, его лицо искажено холодной яростью. Ректор — с виду спокойный, но в его глазах застыло разочарование. И сзади двое магстражей с каменными лицами. Комната с их приходом становится тесной и враждебной.

Лестрат делает шаг вперед, его взгляд скользит по нам, по беспорядку, по остывшему камину. Губы складываются в презрительную усмешку.

— Ну вот. — Его холодный и безразличный голос разрывает тишину. — Я же говорил, что они не могли далеко уйти. И уж тем более сбежать на материк. — Он оглядывает нас с ног до головы. — Вы, двое, вообще, на что рассчитывали? На удачу?

Ректор тяжело и устало вздыхает. Он смотрит на нас, и в его глазах нет злости. Только глубокая досада.

— Джаспер, — он произносит имя тихо, но оно звучит как укор. — Я не ожидал от тебя такого. Ты же умный и целеустремленный парень. — Его взгляд переходит на меня. — Да и от тебя, Дана. Зачем? Кража чужого имущества… Побег… — Он качает головой, словно не может поверить. — Вы ведь не убийцы! Не отбросы! Ваше пребывание в Даркленде… оно же могло закончиться в любой момент по решению ваших семей. Вы были бы свободны. Но сейчас… — Он разводит руками, и в этом жесте — вся горечь. — Поставить такое пятно на репутации? Перечеркнуть все одной выходкой? Ради чего? Ради этой авантюры?

Мое сердце бешено стучит. Я чувствую, как дрожат губы. Голос звучит тихо, неуверенно, но я должна сказать:

— Но мы не сбегали… — Я цепляюсь взглядом за ректора, ищу хоть каплю понимания. — Меня… меня хотели похитить. Джаспер… он просто меня спас. Он пришел за мной.

— Что за бред? — Лестрат резко оборачивается ко мне, его брови сведены к переносицн. — Похитить тебя? Здесь? В Даркленде? Это какая-то нелепая, высосанная из пальца история, чтобы оправдать…

— Это Давид? — Ректор вдруг перебивает Лестрата. Его вопрос повисает в воздухе. Он смотрит на меня пронзительно. Я замираю. Откуда он знает это имя? Холод пробегает по спине. Я нерешительно киваю. Лицо ректора становится еще серьезнее.

— Подробности расскажете потом. — Ректор делает жест, прекращая дальнейшие разговоры. Его взгляд скользит по нашей одежде, разбросанной на полу, по одеялу, которым я прикрываюсь. — А сейчас одевайтесь. Быстро. Пора возвращаться в Академию. Вам обоим есть что рассказать нам. Пока слишком много вопросов, больше, чем ответов.