День тянется мучительно долго. Я слоняюсь по знакомым коридорам академии, цепляясь за каждый разговор, за каждый взгляд. Легенда о том, что мы с Джаспером вместе, сейчас мне на руку. Интерес не вызывает удивления. Люди осторожничают, но хоть не молчат в моем присутствии. Шепотки сливаются с шумом шагов и скрипом дверей. Джаспер… Дебора… заперли… подозревают… Я впитываю все, как губка, но конкретики — ноль. Только слухи, густые и тревожные, как туман над болотом.
К вечеру ноги сами несут меня к преподавательскому крылу. Там вижу Кирана. Сидит на широком, холодном подоконнике из темного дерева, задрав одну ногу. Его взгляд приклеен к тяжелой дубовой двери кабинета мирс Паулы. Не нужно быть провидцем, чтобы понять, кого он ждет. Эта его влюбленность давно не милое увлечение, а что-то болезненное, навязчивое. Но это его проблемы. Уверена, найдутся желающие ткнуть его носом в реальность, только не я. Он меня вряд ли услышит. Мы не настолько близки, ну и мои отношения с Давидом лишают меня права читать кому-то лекции о морали.
Подхожу ближе. Тень от меня падает на парня, и он медленно поднимает глаза. В них не удивление, а выжидательная настороженность. Киран словно пытается определить я друг или враг.
— Не знаешь, что с Джаспером? — выпаливаю я прямо. Голос звучит встревоженнее, чем хотелось бы.
Киран долго смотрит на меня оценивая. Пальцы его бесцельно перебирают бусины на браслете.
— Его… увели вниз. В подземелья, — наконец произносит он тихо, кивая куда-то в сторону старых подвалов. –
Боятся, что сбежит. Но ты не переживай, — добавляет он с кривой усмешкой. — Кормят там, говорят, неплохо. Как в дорогом пансионе.
— Знаю’ю, — отвечаю я сухо, чувствуя, как по спине пробегают мурашки. — Я уже испытала… удовольствие от пребывания в камере.
Его брови почти незаметно ползут вверх.
— Так, он был с тобой той ночью… — Киран делает паузу, вглядываясь в меня. — … или с Деборой?
Я пожимаю плечами, стараясь изобразить безразличие, которого не чувствую.
— Это Джаспер. — Скольжу ладонью по прохладному дереву подоконника и сажусь рядом с Кираном. — Есть подозрение, что он успел все, — признаюсь, глядя не на парня. — Но я не верю, что Джаспер убил Дебору.
Киран вздыхает, звук тяжелый и усталый. Он переводит взгляд обратно на двери преподавательской.
— Джаспер и Дебора ругались. В последнее время постоянно, — говорит он тихо, почти шепотом. — Дебора… она искала способ сбежать. И… — Киран замолкает, губы плотно сжаты. Ищет слова. — Иногда ее идеи… они были сумасбродны. Опасны. Не для нее одной.
Я замираю, ловя каждое слово. — Джаспер мог попытаться ее остановить? — спрашиваю осторожно.
— Да, — Киран кивает, его лицо становится мрачным. — Мог. И он, и Дебора… они оба… — Киран снова подбирает подходящее выражение и машет рукой, так как нужных слов не хватает. — Слишком эмоциональны. Вспыльчивы. Если очередная их ссора… вышла из-под контроля… — Его голос срывается, и он замолкает окончательно. Продолжение висит в воздухе, тяжелое и очевидное.
Я киваю, понимая. Наверное, тут стоит поставить точку. Принять эту версию. Уйти. Но внутри что-то гложет, не дает просто взять и поверить. Какое-то упрямое, нелогичное чувство. Возможно, это понимание одной простой вещи: Джаспер, каким бы вспыльчивым он ни был, никогда не стал бы подставлять Карго. И вторая заноза: ладно, допустим, ссора. Допустим, парень толкнул Дебору в пылу гнева. Случайность. Но… зачем кому-то понадобилось уродовать ее лицо? Этот вопрос не дает покоя.
После разговора с Кираном я чувствую себя выжатой, как лимон. Каждый шаг по каменному полу коридора отдается тяжестью в ногах. Мысли путаются, а перед внутренним взором постоянно всплывают картинки. Изуродованное лицо Деборы, мрачные предположения Кирана, Джаспер внизу, в этих сырых подземельях… Мне нужно добраться до своей комнаты. Хотя бы на минуту присесть, перевести дух, собраться с мыслями.
Но судьба, кажется, сегодня против меня. Едва я сворачиваю в знакомый проход к спальному крылу, из тени ниши у статуи кого-то из основателей академии выходит мирс Амелия. На ее лице застыла маска вежливой строгости, но глаза сканируют меня так пристально, что становится не по себе.
— Дана, не спеши. С тобой, тоже хочет поговорить магстраж.
— Прямо сейчас? — недовольно уточняю я, в общем-то, прекрасно понимая, каков будет ответ.
Мирс Амелия только криво усмехается и изгибает бровь. Рукой она указывает в сторону коридора. Ждать пока я отдохну и соберусь с мыслями, никто не будет.
Сердце мелко и часто колотится под ребрами. Опять? Я киваю, слова застревают где-то в горле. Никаких сил спорить. Просто иду рядом с ней, чувствуя внутреннюю дрожь. Сохранять хотя бы видимое спокойствие получается все сложнее.
Лестрат ждет меня в том же кабинете. Запах старой бумаги, воска и чего-то неуловимо резкого. Стол, заваленный папками. И он сам. Сидит, как и в прошлый раз, но сегодня его взгляд кажется тяжелее, пристальнее. Он не предлагает сесть. Мирс Амелия занимает место у стены, наблюдая. Тишина давит на уши.
Лестрат кладет локти на стол, сцепляет пальцы. Его голос, когда он начинает говорить, низкий и ровный. Это пугает сильнее всего.
— Объясни, — начинает он без вступления. — Почему ты врала по поводу ночи, когда умерла Дебора.
Я открываю рот, но он не дает мне вставить слово.
— Кто заставил тебя? Джаспер? — Его глаза буравят меня. — Или ты… — Он делает едва заметную паузу, — … была в курсе его планов? Мне рассматривать тебя, как соучастницу?
Воздух в кабинете густеет. Проще всего выложить всю правду. Сказать, что Джаспер запер меня, и я не в курсе, где он провел ту ночь. Что он придумал легенду про ночевку, потому что… понимал, он главный подозреваемый. И да, именно он заставил меня соврать. Почему я молчу? Почему язык будто прилип к небу? Внутри все кричит, что нужно сознаться, но вопреки здравому смыслу, продолжаю настаивать на своем.
— Я не врала, — слышу свой голос, звучащий на удивление ровно, хотя внутри все дрожит. — Я ночевала у него. Это правда. — Делаю глубокий вдох, пытаясь унять дрожь в коленях. — Но… я не следила за ним всю ночь. Я спала.
Лестрат не отводит взгляда. Его пальцы слегка постукивают по темному дереву стола.
— Когда ты засыпала, — переспрашивает он медленно, растягивая слова, — он был рядом?
— Да, — отвечаю я быстро. Слишком быстро? — Рядом.
— А когда просыпалась?
— Тоже. Был рядом. — Голос звучит чужим.
Он наклоняется чуть вперед. Давление его взгляда становится почти физическим.
— Значит, ночью… — он делает паузу, позволяя словам повиснуть в тишине кабинета, — … он мог уйти?
Я ощущаю, как взгляды Лестрата и мирс Амелии скрещиваются на мне. Комната кажется очень маленькой, а воздух спертым. Протест? Отрицание? Подтверждение? Любое слово сейчас может стать ловушкой. Я чувствую, как плечи сами собой поднимаются в легком, почти незаметном пожатии. Говорящее молчание. Я не подтверждаю. Я не опровергаю. Я просто… пожимаю плечами. И смотрю куда-то мимо магстража, на ряды старых книг за стеклом шкафа.
Меня отпускают, так ничего и не добившись. Я упрямо стою на своей версии. Дверь кабинета Лестрата закрывается за моей спиной с глухим щелчком, от которого я вздрагиваю. Стою в полумраке коридора, прислонившись к прохладной каменной стене. Меня трясет. Ладони холодные и влажные, как в лихорадке, и я сжимаю их в кулаки, стараясь унять предательскую дрожь. Воздух кажется густым, его трудно втянуть в легкие. Нужно просто дойти до комнаты, сходить в душ, уснуть и верить, что следующий день будет лучше, чем этот.
Делаю первый шаг от стены, еще шаткий, и тут же — прямо перед кабинетом директора, который теперь плотно оккупировал Лестрат, нос к носу сталкиваюсь с Несси. Мы обе вскрикиваем одинаковым, глупым: «Ой!» и отпрыгиваем друг от друга, как ошпаренные. Сердце, которое только начало успокаиваться, снова бешено колотится где-то в горле.
— Что ты здесь делаешь? — выдыхаю я, стараясь скрыть, как запыхалась. Мой голос звучит хрипло.
Несси поправляет сумку, съехавшую с плеча. Ее глаза, широко раскрытые от неожиданности, быстро бегают по моему лицу, потом скользят к зловещей двери кабинета.
— А ты? — отвечает она вопросом на вопрос. Ее голос звучит чуть выше обычного.
Я делаю глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Коридор пустынен, только наше сбивчивое дыхание нарушают тишину.
— Допрашивали, — коротко бросаю я, махнув рукой в сторону двери. — Опять. Лестрат.
По лицу Несси пробегает тень понимания, смешанная с легкой тревогой. Она кивает, не спрашивая подробностей.
— Ты сейчас в комнату? — уточняет она, перекладывая тяжелую сумку с одного плеча на другое.
— Да, — отвечаю я. Надо лечь. Закрыть глаза. Хотя бы на минуту.
— Ой, а можешь отнести мой блокнот? — просит Несси, уже роясь в своей бездонной сумке. Она вытаскивает книжечку в толстой, потрепанной темно-синей обложке. — Положи, пожалуйста, на прикроватную тумбочку. Спасибо огромное!
Она сует блокнот мне в руки. Он тяжелый, обложка шершавая под пальцами. Я автоматически киваю, соглашаясь.
— Ладно, — говорю я. — Отнесу.
Несси уже разворачивается и почти бежит прочь, ее шаги быстро затихают в пустом коридоре. Я стою еще секунду, сжимая блокнот, потом поворачиваюсь и иду к своей комнате. Ноги все еще ватные, но мысли уже начинают проясняться от движения.
Добираюсь наконец. Дверь с привычным скрипом поддается. Комната пуста, залита лунным светом, пробивающимся сквозь неплотно прикрытые шторы. Тишина. Не зажигая свет, бросаю сумку на пол, кладу книгу Несси на ее тумбочку и падаю на кровать лицом в подушку. Прохладная ткань приятно касается щеки. Только оказавшись в темноте и одиночестве на своей кровати, когда гул в ушах начинает стихать, ко мне приходит осознание, заставляющее резко открыть глаза и приподняться на локтях.
Несси… она так и не ответила на мой вопрос. Совсем. Увернулась, как угорь. Спросила сама, сунула книгу и смылась. Что она делала возле кабинета Лестрата? Почему так торопилась? Я смотрю в полумрак, блокнота на тумбочке, и чувствую, как по спине снова пробегают мурашки. В Даркленде одни загадки.
Следующее утро наступает слишком резко. Я просыпаюсь за пятнадцать минут до пары. Сердце колотится в панике. Вскакиваю, натягиваю первое, что попадается под руку — простое черное платье. Наспех чищу зубы, сгребаю волосы в хвост и мчусь по коридорам, по которым студенты спешат на пары. Завтрак? Не сегодня. Кофе? Мечта. Я врываюсь в аудиторию буквально за секунду до звонка, запыхавшаяся, с учебником, едва не вываливающимся из сумки.
До обеда честно учусь. Стараюсь вникать в лекции по истории магии, в формулы трансмутации, но мысли постоянно норовят ускользнуть — к Джасперу, к допросу, к странному поведению Несси. Заставляю себя концентрироваться. Записываю. Отвечаю, когда спрашивают. Голова гудит от напряжения и недосыпа.
После последней пары я почти вырываюсь на свободу, планируя рвануть в город, к Давиду. Но не успеваю сделать и десяти шагов от корпуса, как меня ловко перехватывает мирс Валериан, наш преподаватель из изостудии.
— Дана, ты не забыла, что у тебя сегодня занятия, — напоминает он настойчиво, но без укора. Его рука легонько, но недвусмысленно направляет меня в сторону мастерских. — Ты пропустила уже два. Нельзя расслабляться, талант требует практики.
Я внутренне вздыхаю, откладывая побег. Приходится идти с ним по длинному переходу, соединяющему корпуса.
По дороге преподаватель оживленно рассказывает о моем «потенциале», о «свежем взгляде», о том, как мои последние наброски «интересны». Меня это искренне удивляет. У меня были хорошие учителя рисования до академии. И лучшее их качество — честность. Они не боялись сказать, что работа сырая, что пропорции хромают, что свет не тот. Мои работы здесь… они посредственны. Я это вижу сама, сравнивая с работами других. Эта неприкрытая лесть мирс Валериана режет слух. Зачем?
Вхожу в просторную, светлую студию с высокими окнами. Запах масляной краски, скипидара и древесины. Кроме меня, здесь уже несколько учеников: кто-то возится с глиной, кто-то пишет натюрморт. Я молча достаю свой мольберт, закрепляю на нем лист плотной бумаги, готовлю уголь. Начинаю механически наносить линии, стараясь отогнать назойливые мысли.
Тишину студии внезапно разрывает восторженный возглас одной из девушек, сидящей у окна:
— Смотрите, паром!
Это как искра. Мы все, будто по команде, подскакиваем со своих мест и устремляемся к окнам. Внизу, у старой академической пристани, действительно пришвартовывается небольшой паром. С трапа сходит пара: мужчина и женщина средних лет, в дорогих стильных костюмах. Вновь прибывшие оглядываются, кажется, немного растерянно.
— Интересно, кто это? — шепчет моя соседка по мольберту, рыжеволосая и очень худая девчонка, которую я знаю лишь в лицо. Она прищуривается, пытаясь разглядеть детали.
— Слушайте, — тянет Киро, старожил студии, парень с вечно испачканными краской руками. Он стоит, прислонившись к раме. — Мне кажется, это родители Энси… Интересно, что они тут забыли? Пойдемте уточним? Можно, мирс Валериан?
Он оборачивается к преподавателю с вопросительным взглядом. Обычно мирс Валериан разрешал такие отвлечения, подбадривал любопытство. Но сейчас его лицо становится неожиданно строгим. Он откладывает палитру и кисти.
— Сосредоточьтесь на работе, — звучит его голос, непривычно твердый и суровый. В студии сразу становится тихо. — Занятие еще не закончилось. Какая разница, кто приехал, если приехали не к вам. Заканчивайте наброски. Сейчас же.
Его тон не оставляет возможности для возражений. Мы переглядываемся, удивленные такой резкостью, но молча возвращаемся к своим мольбертам. Шум прибоя и гудок парома за окном теперь кажутся далекими и неважными. В студии снова воцаряется тишина, но уже другая — напряженная и неловкая. Я беру уголь, но линии на бумаге кажутся чужими. Мысли уносятся к внезапно приехавшим родителям Энси. Она же уехала из Даркленда, что могло привести ее маму и папу сюда? Или Киро напутал?