После разговора с Лестратом голова гудит, а перед глазами вспыхивают пятна. В кабинете некроманта время текло иначе. Каждая секунда растягивалась в десяток ударов сердца. Теперь же, выбравшись на свободу, я чувствую себя выжатой тряпкой: мышцы одеревенели от напряжения, а на спине холодный пот смешался с каплями дождя, начавшего накрапывать ещё у ворот академии.
Сжимаю кулаки, пытаясь унять дрожь в пальцах, но сейчас не время расслабляться. Мне нужно в город, и если я хочу успеть до темноты, следует поспешить. Но ноги предательски замедляют шаг, когда впереди, метрах в двадцати, мелькает знакомая фигура. Джаспер идёт, сгорбившись, руки засунуты в карманы кожанки. Он двигается в противоположную от города и маяка сторону по направлению к старым докам — месту, где ржавые скелеты лодок десятилетиями гниют в солёной воде.
Ветер рвет капюшон с головы, и я натягиваю его обратно, впиваясь взглядом в спину Джаспера. Сердце колотится предательски громко. «Давид подождёт», — убеждаю себя, прикусывая губу до боли. Мне нужно понять, куда направляется Джаспер, он явно знает больше, чем говорит.
Тропинка, ведущая вдоль берега между валунов и зарослей сужается, обрамлённая колючим кустарником. Ветви цепляются за рукава. Воздух пропитан запахом морской тины и машинного масла. Вдали скрипят ржавые цепи, подвешенные к полуразрушенным причалам. Джаспер останавливается у третьего дока, оглядывается. Я прижимаюсь к мокрому стволу сосны, затаив дыхание.
Он достаёт из кармана мятую пачку сигарет, зажигает, и на секунду лицо освещается оранжевым отсветом. Вижу его сведённые брови, подрагивающую челюсть. Парень явно нервничает. Неужели из-за допроса? Или из-за чего-то другого?
Дождь усиливается, стекая за воротник куртки. Джаспер швыряет недокуренную сигарету в воду и обходит док.
Шаг за шагом, прячась за какими-то бочками и грудами старых сетей, преследую его до конца причала. Здесь волны бьются о бетонные плиты, облепленные ракушками. Джаспер останавливается у одинокой рыбацкой хижины с выбитыми стёклами. Дверь скрипит на петлях, когда он исчезает внутри.
Стою, прижавшись к влажной стене соседнего дока, и пытаюсь заглушить гул в ушах. Если пойду за ним — выдам себя. Если останусь — так ничего и не узнаю, только зря потрачу время. Ветер свистит между доками, а где-то за спиной волны шлёпаются о бетон, словно подгоняя.
Пальцы непроизвольно сжимают край куртки. Подумав, все же подхожу ближе. Я уже убедилась, Джаспер может только пугать меня. Серьезная опасность рядом с ним мне вряд ли угрожает. А с запугиваниями я научилась справляться.
Подхожу к двери, стараясь ступать на носочки, но старые доски под ногами всё равно предательски скрипят. Каждый звук кажется оглушительным. Изнутри доносится шорох — будто кто-то копается в груде металлолома. Прижимаюсь глазом к узкой щели в косяке.
Свет фонарика, подвешенного к балке, выхватывает клочья паутины и разбитые ящики. Джаспер стоит спиной, его рука вытянута вперёд. На перчатке — тёмные пятна. Кровь? Нет, не похоже… Вглядываюсь и понимаю. Мясо. Он бросает небольшой кусок на пол.
Из тени выходит Карго. Чёрные перья сливаются с полумраком, только глаза горят алым, как два уголька. Ворон подбирает еду, резко дёргая головой, и хрипло каркает.
— Спокойно, — бормочет Джаспер, проводя рукой по птичьей спине. Перья взъерошиваются под его пальцами. — Всё будет хорошо.
Голос звучит неестественно мягко, почти нежно. Никогда не видела его таким. Карго склоняет голову, доклевывая остатки, а Джаспер осторожно проводит рукой по голове ворона.
Джаспер еще что-то тихо говорит ворону, но я не могу разобрать слов. Уже собираюсь уходить, но Карго внезапно замирает, поворачивая голову к двери. Его клюв приоткрывается, и я зажмуриваюсь, ожидая громкого карканья.
— Кр-расавица… — хрипит ворон, растягивая слово, словно пробуя его на вкус.
Джаспер резко оборачивается. Я отскакиваю от двери, ударяясь плечом о стену. Сердце прыгает в горле, ноги ватные.
— Что? — Следом за Карго поворачивается и Джаспер, а я испуганно замираю, как не успевшая сбежать мышь.
Солёный воздух смешивается с запахом гниющих водорослей, а тусклый свет из разбитых окон ложится полосами на заплесневелый пол. Джаспер стоит в метре от меня, его тень дрожит на стене, искривлённой сыростью.
— Что ты здесь делаешь, Дана? — голос ровный, да и сам парень будто выточен изо льда. Выдает его только мелкая мышца, дергающаяся в уголке глаза.
Карго переступает с лапы на лапу на груде ящиков, его когти цокают по дереву. Алые глаза следят за мной не мигая.
— Хотела спросить тебя о том же, — отвечаю, делая шаг в сторону, чтобы свет не бил в лицо.
— Не твоё дело. — Он резко поворачивается к ворону, словно проверяя, на месте ли тот. Карго расправляет крылья, сбрасывая пыль, и я зажмуриваюсь на секунду.
— При условии, что ты втянул меня во враньё, — говорю громче, перекрывая шум прибоя за стеной. — Мне кажется, теперь это дело и моё тоже. — Пауза. В тишине слышно, как Джаспер стискивает зубы. — Ты здесь прячешь Карго?
Молчание тянется дольше, чем нужно. Ворон внезапно прыгает с ящика на плечо Джаспера, заставляя того вздрогнуть. Перья касаются его щеки, оставляя темный отсвет на коже.
— Карго сам! Сам прячется! — карканье разрывает тишину, эхо отражается от ржавых стен.
Джаспер резко дёргает головой, словно пытаясь прогнать ворона, но Карго лишь хватается клювом за его куртку и хлопает крыльями, удерживая равновесие.
— Это он сделал? — наступаю вперёд, не давая Джасперу времени, чтобы придумать оправдания. В глазах парня вспыхивает, опасное, но он кивает, почти незаметно.
— Сдашь его? — спрашивает Джаспер хрипло, поглаживая ворона по клюву. Карго прижимается к ладони, издавая мурлыкающие звуки.
— А что будет, если сдам? — тихо спрашиваю я, и с вызовом смотрю на парня.
— Он улетит и больше здесь не появится.
— Карго, пр-ротив! — Ворон вырывается, взмывая к потолку. Крылья бьют по воздуху, сдувая паутину с балок.
Джаспер смотрит на него, и впервые за все эти месяцы я вижу в его взгляде не злость, а усталость.
— Этим ты сможешь мне отомстить, — говорит он, не отводя глаз от кружащей под потолком птицы. — Он единственный, к кому я здесь по-настоящему привязан. — Горло сжимает спазм, и он хрипло добавляет. — Он и Дебора.
Воздух становится густым, как сироп. Карго садится на разбитый фонарь, его тень превращается в гигантского хищника на стене. Где-то за дверью воет ветер, и кажется, он повторяет одно слово: *Выбор… выбор… выбор…*
Свет фонаря над головой Джаспера мерцает, отбрасывая дрожащие тени на стены, покрытые слоем морской соли. Воздух пропитан запахом ржавчины и влажной древесины. Карго перебирает когтями по краю разбитого ящика, его перья взъерошены, будто он только что вырвался из схватки. Алый отблеск в глазу ворона вспыхивает, когда он поворачивает голову, словно зажигая крошечный фонарик во тьме.
— Но зачем? — Голос звучит хрипло от напряжения. Я не свожу глаз с Карго, замечая, как каждое его движение отбрасывает удлинённые тени на пол. — Зачем он убил Дебору?
Ворон резко расправляет крылья, задевая ими Джаспера. Чёрные перья мелькают в воздухе, как обрывки ночи.
— Карго не убивал! — Его карканье звенит металлом. — Карго хороший!
— Но… — Перевожу взгляд на Джаспера, ища поддержки, но он избегает моего взгляда. Его пальцы нервно теребят прядь волос, выбившуюся из-за уха.
Парень откашливается, будто слова застряли в горле. Закусывает губу, и я невольно медитирую на его правильный профиль. Боги, на зачем же вы создали этого парня таким красивым?
— Я кое-что нашёл у него… — Голос прерывается, словно Джаспер борется сам с собой, так и не решив, стоит ли мне говорить.
— Что именно? — Осторожно спрашиваю я, вглядываясь в глаза Джаспера, которые в полумраке старого сарая кажутся черными. Я чувствую, парню очень сложно дается этот разговор.
Тишину нарушает скрип двери на ветру. Карго внезапно взлетает, кружит над нашими головами, и его тень на миг закрывает свет.
— Глас-с-с… мой. — Ворон приземляется на плечо Джаспера, цепляясь когтями за кожаную куртку. — Плата для Карго… Карго заслужил…
Джаспер резко дёргает плечом, пытаясь стряхнуть птицу, но та лишь крепче впивается в ткань.
— Он не убивал, но потом постарался? — Слова вырываются, прежде чем успеваю их обдумать.
Живот скручивает спазм, горло сжимает кислый привкус. Сглатываю, чувствуя, как слюна обжигает пищевод. Перед глазами снова всплывает сцена, которую я видела у маяка. Джаспер пожимает плечами, но его пальцы сжимают край ящика так, что костяшки белеют. Показное равнодушие и спокойствие дается ему непросто.
— Я должен разобраться в том, что тогда случилось… — Джаспер говорит это, опустив глаза в пол, словно признаётся не мне, а трещине в досках. — Как сама понимаешь, Карго не человек и сложно, по его словам, воспроизвести случившееся. А этот… — Джаспер дергает плечом. — Вряд ли станет разбираться и пытаться доказать правоту ворона, поэтому я не позволю им найти Карго.
Пауза тянется, заполненная шумом волн за стенами дока, а понимаю, что должна принять решение. И меня совсем не радует, что я решила проследить за Джаспером. Если бы я только догадывалась о причастности Карго, было бы намного проще. Ворон склоняет голову, его клюв щёлкает в такт каплям воды, падающим с потолка.
— Ты ведь видел её в ту ночь? — Спрашиваю тише, будто боюсь разбудить что-то в этом проклятом месте. Мне не нужно пояснять, кого именно я имею в виду.
Джаспер замирает. Его взгляд скользит по стене, останавливаясь на пятне плесени, которое в полумраке напоминает силуэт.
— Да. — Наконец, признается он. — Мы встречались ночью на маяке… Но я её не убивал. — Он поворачивается ко мне, и в его глазах читается не злость, а усталое отчаяние. — Если алиби посыпется… доказать обратное будет сложно. Так что… ты снова можешь сломать мою жизнь. На этот раз окончательно, что, безусловно, избавит тебя от проблем. Но сможешь ли ты сделать это, Дана, понимая, что я невиновен.
— У меня есть только твои слова, — парирую я. — Я не знаю, где ты был той ночью, что делал. И что у вас произошло с Деборой.
Джаспер пожимает плечами и отворачивается, показывая, что не намерен продолжать этот разговор. А я закусываю губу и думаю, что мне делать. Сдать его? Но к чему это приведет? Не уверена, что к чему-то хорошему.
Стены дока внезапно кажутся ближе, будто сжимаются вокруг нас. Запах солёной воды смешивается с кислотным ароматом старого железа, а где-то в углу капает конденсат, отсчитывая секунды тяжёлыми ударами.
Говорить с ним нелегко, между нами висит напряжение старых обид, а я не готовая просить прощения, так как до сих пор считаю, что поступила правильно. Может быть, слишком поспешно, но тогда казалось опасным давать возможность все объяснить парню, который на твоих глазах чуть не убил другого. Я не стала молчать, Джаспера не стали отмазывать, и как итог он уже третий год в Даркленде. А я до сих пор не знаю, из-за чего произошел тот конфликт.
Самое гадкое, что сейчас я могу пойти и поступить так же. Только вместо Даркленда не исключено, что Джаспера будет ждать настоящая тюрьма. И рассказать все, наверное, правильно, но почему-то я пытаюсь договориться. Наверное, потому что я лучше узнала Джаспера. Он вызывает смешанные эмоции. Он мерзавец, наверное, я его ненавижу, но он перестал быть безликим преступником, избивающим твоего приятеля в подворотне за элитным ночным клубом.
В итоге иду на сделку со своей совестью и пытаюсь переложить на Джаспера принятие тяжелого решения.
— Тебе надо всё рассказать, — давлю я, но голос звучит хрипло и слегка неуверенно.
Джаспер резко поворачивается, луч света от зажатого в его руках фонарика, бьёт мне прямо в глаза. Я отшатываюсь, спотыкаясь о ржавую цепь под ногами. Её звон разносится эхом, словно сигнал тревоги.
— Ты не моя подружка, Дана! — шипение Джаспера напоминает звук лопнувшей струны и расставляет точки над «й». Свободная рука парня сжимается в кулак, но он не кидается на меня, будто держит себя за невидимый поводок. Хотя видно, хочет. Вопрос зачем? Придушить? Сильно сомневаюсь.
Впиваюсь пальцами в холодный металл бочки за спиной. Мне страшно, но Джаспер как дикий пес. Ему нельзя показывать свою слабость.
— Да, я не твоя подружка, но ты не гнушаешься просить о помощи, — бросаю я, стиснув зубы. — И втягивать меня в дерьмо, в котором тонешь сам!
Его лицо искажается гримасой, тень от носа ложится на щёку чёрной полосой. Фонарь дрожит сильнее, луч прыгает по стене, как обезумевший призрак.
— Не понимаю, зачем вообще покрываю тебя! — добавляю громче, чем нужно. — Очевидно же, что моё алиби звучит убедительнее, чем твоё!
Джаспер все же делает шаг вперёд. От него пахнет дымом сигарет и мятной жвачкой — парадоксальная смесь, от которой сводит желудок.
— Может, потому, что в глубине твоей мелкой душонки… — Он наклоняется так близко, что чувствую его дыхание на губах, — … ты понимаешь, что должна мне?
Это так мучительно больно и отчасти справедливо, что не сдерживаюсь.
Рука взлетает сама, чтобы отвесить звонкую пощечину, но Джаспер ловит моё запястье у своего лица. Его хватка не грубая, но неумолимая, как удавка.
Стыд накатывает волной, обжигая уши. Я никогда не была несдержанной, но я слишком гордая, чтобы извиниться.
— Не стоит… — тихо говорит он, склонившись прямо к моим губам. Черные ресницы оставляют длинные тени на скулах, глаза поблескивают в темноте, а губы сжаты в упрямую тонкую линию. Воздух между нами наэлектризован и дрожит от напряжения.
Парень разжимает руку и отступает, словно скрываясь от меня в тени, а я молчу. Не знаю, что сказать. Меня слегка потряхивает от напряжения. И, вообще, рядом с ним я чувствую себя слишком напряженной. Всегда, как на пороховой бочке, непонятно в какой момент рванет.
— Ты можешь делать то, что хочешь, Дана, но Дебору я не убивал, — говорит Джаспер тихо, почти шёпотом. — И это не оправдание, а констатация факта.
Я молчу. Я знаю, что он убивал, иначе не стояла бы сейчас здесь, а была в городе и пыталась встретится с Давидом.
Воздух пропитан солёной горечью, а ветер с моря хлещет по щекам ледяными брызгами. Когда выхожу из дока, над горизонтом уже полыхает закат, будто кто-то поджёг небо. Полосы алого и лилового сливаются со свинцовыми тучами, наползающими с запада, и отражаются в морских волнах. С сожалением понимаю, время упущено. Я никуда уже не успеваю. До города идти час, а первые звёзды уже зажигаются на стремительно темнеющем небе.
Плетусь вдоль берега по мокрому песку. Не знаю, зачем двигаюсь в сторону маяка. Впереди у подножия кучкуются студенты. Одни несут букеты с нелепыми бантами, другие — плюшевых мишек со стеклянными глазами. Останавливаюсь, впиваясь ногтями в ладони. Дебора смеялась бы над этим. Она носила кожаную куртку с заклёпками, красила губы в чёрный и была первостатейной стервой.
В толпе вижу Кирана. Его выбор значительно больше отражает характер Деборы. Красная роза на длинном стебле, украшенном хищными шипами. Рядом с Кираном Лиам. До сих пор взведенный, как пружина. Издалека непонятно, но, похоже, парни ругаются. Точнее, Лиам нарывается, а Киран его успокаивает, мягко, но настойчиво. Как взрослый пес расшалившегося щенка.
— Заткнись, — Киран не повышает тона, но его хватка на плече Лиама говорит сама за себя. Пальцы впиваются в ткань рубашки.
Лиам пытается вырваться, но Киран пригвождает его взглядом. В его глазах — не злость, а холодная усталость. Обхожу их стороной, стараясь не попадать в поле зрения. Запах лилий и гортензий смешивается с морской солью, вызывая тошноту.
Киран отпускает Лиама, резко оттолкнув его в сторону. Тот спотыкается, но не падает, лишь швыряет вслед камень, который со звоном разбивается о скалу.
— Иди к чёрту! — кричит Лиам, но Киран уже растворяется в толпе, красный лепесток розы мелькает за его спиной, как кровавый след.
Вечерний ветер срывает с губ последние слова, унося их в сторону моря.
— Как быстротечна жизнь и как внезапно может измениться…
Поворачиваюсь. Рядом со мной замер мирс лэ Позье, преподаватель живописи. А я сегодня прогуляла занятие. Неловко.
На мужчине тонкое шерстяное пальто песочного цвета, которое подчёркивает стройный силуэт. Шелковый шарф графитового оттенка небрежно повязан поверх воротника, словно последний штрих к безупречному холсту. Даже в сумерках он выглядит так, будто только что сошёл со страницы журнала о современном искусстве.
— Тоже пришли проститься? — спрашивает он. Глаза цвета аквамарина изучают меня, будто пытаются найти удачный ракурс для портрета. — Жаль. Такая юная… бунтарка.
Пауза затягивается. Вдалеке кричат чайки, а волны бьются о камни, отмеряя секунды. Мне хочется сбежать. Разговоры с преподавателями вне класса меня всегда напрягают. Я не знаю, о чем говорить и как себя вести. Мне просто неинтересно.
— Да, проститься… — выдавливаю я, цепляясь взглядом за его шарф. Узоры на нём напоминают гипнотизирующие спирали.
Скомканно прощаюсь и спешу уйти. Уже почти сворачиваю в сторону академии, но потом резко меняю планы и направляюсь к маяку. Не знаю, что хочу там найти, но все же ныряю в приоткрытую дверь.