Академия Дарклэнд. Клетка

Глава 9

Сосредоточиться на картине не получается. Вообще. Карандаш постоянно падает из моих рук, линии на бумаге получаются кривыми и неживыми. Все мое внимание приковано к окну, хотя паром уже уплыл, а родители Энси скрылись в здании академии. Желудок сводит от неприятного предчувствия. Что-то не так. Зачем они сюда приехали, ведь их дочь уже дома. И, по идее, их больше ничего не должно связывать с Дарклендом.

Мирс Валериан крутится возле моего мольберта чаще, чем у других. Он наклоняется, делает вид, что внимательно разглядывает мой жалкий набросок — несколько невнятных линий, обозначающих вазу.

— Видишь, здесь свет падает под углом, — начинает он мягко, указывая пальцем на мою работу. — Можно усилить контраст, сделать акцент… учти, когда начнешь работать с цветом. — Его голос звучит навязчиво-доброжелательным. Потом он переходит на отвлеченные темы. — У кого ты училась, пока не оказалась тут?

Я молчу. Киваю автоматически, не вникая в суть сказанного им. Смотрю не на рисунок, а куда-то в пространство перед собой. Со стороны, наверное, это выглядит не просто невежливо, а откровенно грубо. Но я не могу. Не могу заставить себя улыбнуться, вставить пару слов, сделать вид, будто меня волнуют светотени, или светская беседа, или сам преподаватель. Все внутри сжалось в тугой, тревожный комок. Попытки завести со мной разговор разбиваются о стену молчания. Мирс Валериан вздыхает, почти неслышно, и отходит к следующему ученику, оставляя меня в покое.

Два с половиной часа, отведенные для дополнительных занятий, тянутся как резина. Каждая минута — пытка. Как только время пребывания истекает, я даже не дожидаюсь, пока мирс Валериан официально с нами попрощается. Резким движением срываю листок с мольберта, швыряю уголь в ящик стола, хватаю сумку.

— Подожди, — слышу я его голос позади, когда уже делаю первые шаги к выходу. — Ты не закончила… Давай обсудим…

Но я не останавливаюсь. Не оборачиваюсь. Я просто ускоряю шаг, почти бегом выскакиваю из студии в прохладный полумрак коридора. Воздух здесь кажется чуть легче, но тревога не отпускает.

Уже в коридорах меня настигает тревожный шепот. Похоже, погибла не Дебора… Энси, которая, должна была в то злополучное утро уехать на пароме из Даркленда, домой не вернулась. Я замедляю шаг, невольно прислушиваясь, ловя обрывки фраз, доносящихся из-за угла или из открытых дверей классных комнат.

Обрывки случайно услышанных фраз складываются в жуткую мозаику. Сердце стучит где-то в висках. Я прижимаюсь спиной к прохладной каменной стене, стараясь не шуметь, ловя каждое слово.

«Ее родители приехали сюда… за дочерью. Искать. Потому что домой… она так и не вернулась».

Но тогда… если убили не Дебору, а Энси… то почему тело переодели и изуродовали лицо?

Потому что хотели скрыть, отвечаю сама себе. Могла ли Дебора совершить убийство, чтобы вырваться на свободу. И основной вопрос. Мог ли ей в этом помогать Джаспер?

Родителей Энси никто не видел лично. Их сразу увели в кабинет директора. Но вся академия гудит. Шепоток в столовой, за углами корпусов, в библиотечных залах — все в курсе, что они в ужасном состоянии. Информация о смерти дочери их сломала. Сначала они, вообще, отказывались верить. Но Лестрат их убедил. Тело убитой еще не было предано земле. И ее как-то все же опознали. Возможно, родители знали какие-то особые приметы. Родимые пятна, татуировки, детские шрамы…

Я узнаю новости не из официального объявления, а через вездесущий, липкий шепот в коридорах.

И почти сразу же выпускают Джаспера, об этом мне с радостным возбуждением сообщает Рика, глаза у нее круглые от переполняющих эмоций. Она единственная, с кем меня тут связывает подобие дружеских отношений.

— Сама видела! — шепчет она, прикрывая рот рукой, но голос дрожит от возбуждения. — Только что! Он выходил из подземелий.

В целом это логично. У Джаспера не было мотива убивать Энси. Они существовали в параллельных мирах, не общались, уж тем более не конфликтовали. Никаких точек пересечения. А вот Дебора… Теперь все указывает на нее. Убила Энси и сбежала.

Я стою посреди коридора, люди обтекают меня, а в голове бардак. Понимаю, что нам с парнем нужно поговорить.

Я почти на сто процентов уверена, он знал, что Дебора замышляет побег. А я должна была стать его алиби. Именно поэтому он закрыл меня в своей комнате и продержал всю ночь.

Адреналин ударяет в виски. Я отправляюсь его искать. В самой академии его нет. Ни в комнате, ни в столовой, ни в библиотеке. Интуиция ведет меня на задний двор академии, в тенистый уголок под разлапистыми старыми липами недалеко от высоченного, одинокорастущего кедра. Здесь висит запах нагретой хвои и земли. Вижу два силуэта в полумраке под деревьями: Джаспер и Киран. Говорят тихо, но чувствуется висящее между ними напряжение.

Понимаю, что при Киране Джаспер ничего мне не скажет. Поэтому прижимаюсь к шершавому стволу дерева и банально подслушиваю. Ловлю обрывок фразы Джаспера:

— … не верю, что она убийца, Кир… — Парень делает резкий жест. — Даже для Деборы это… слишком. Чересчур.

Киран стоит, скрестив руки, лицо в тени.

— Ты же знаешь Дебору. — Его голос звучит устало, без обычной иронии. — Чтобы защитить своих или добиться желаемого… она совершала по-настоящему сумасшедшие вещи.

— Это не она! — упрямо утверждает парень. Он разворачивается и проносится мимо меня так стремительно, что едва не сбивает с ног. Я инстинктивно отшатываюсь.

— Элай! — вырывается у меня. Я делаю шаг вслед, рука сама тянется остановить его.

Он оборачивается на мгновение. Глаза темные, почти черные от гнева и боли.

— Не сейчас, Дана! — отмахивается он и исчезает за углом здания.

Я пытаюсь двинуться за ним, но тяжелая рука Кирана ложится мне на плечо.

— Не стоит, — говорит он тихо, глядя в сторону, куда скрылся Джаспер. — В таком состоянии его лучше не трогать. Пусть остынет. Сам придет, когда переварит.

— Ты… ты правда думаешь, Энси убила Дебора? — спрашиваю я прямо, глядя ему в глаза.

Киран усмехается. Коротко, беззвучно. В его взгляде — странная смесь усталости и цинизма.

— А ты думаешь иначе? — Он пожимает плечами. — Только Джаспер упрямится… — Киран делает паузу, его взгляд становится жестче. — … потому что Дебора не просто совершила убийство. Она хладнокровно подставила его. Сделала главным подозреваемым. И это… — он снова усмехается, — … конечно, приводит его в бешенство. Сильнее, чем все остальное.

Слова Кирана кажутся весьма логичными. И на какое-то время эта логика меня убеждает. «Забить». Отличное слово. Пусть Джаспер сам разгребает свои проблемы, если он так хочет. Я пытаюсь игнорировать. Целый час мотаюсь бесцельно по академии — от библиотеки, где пыльные фолианты кажутся немыми свидетелями моей растерянности, до пустого спортзала, где эхо гулко отбивает шаги. В конце концов, оказываюсь в столовой. Беру чашку кофе, горького и остывшего, усаживаюсь у окна. Смотрю, как последние лучи солнца вытягивают длинные тени по двору. И понимаю — не могу. Не могу просто так оставить его в этом состоянии. Даже если он рычал. Даже если потом пожалею.

Встаю и иду искать парня. Где он может быть? Первая мысль — старый лодочный сарай у причала. Запах гнилого дерева, тины и краски, но там пусто. Только скрип половиц под ногами да пыльные лодки, укрытые брезентом. Ни души. Даже Карго нет.

Остается одно место. Маяк.

Дорога к нему кажется длиннее обычного. Вечер. Небо над морем свинцовое. Начинает сгущаться туман, влажный и холодный, он ползет по земле, обволакивая ноги. Дует холодный ветер с моря, пробирая насквозь. Где-то внизу, невидимые за пеленой тумана, волны с глухим рокотом разбиваются о скалы. Звук постоянный, навязчивый, как биение сердца.

Как и рассчитывала, нахожу Джаспера на маяке. Он сидит прямо на дощатом полу на открытом балконе, прислонившись спиной к шершавой стене маяка. Именно отсюда упала Дебора.

Голова запрокинута, глаза смотрят в пустоту. В руке зажата почти пустая бутылка джина. Запах спиртного смешивается с соленым морским воздухом.

Подхожу медленно. Он не поворачивается, не подает признаков, что слышит шаги. Может, и правда не слышит.

— Напиться, — говорю я, останавливаясь в паре шагов. Голос звучит резче, чем хотелось, но сдержаться не могу. — Это самое примитивное решение, Джаспер. Самый простой способ спрятаться от реальности. Но она никуда не денется.

Он медленно поворачивает голову. Глаза находят меня. Сначала невидящие, потом в них вспыхивает что-то темное, узнаваемое. Я вижу, как срабатывает триггер. Мои слова — как красная тряпка. Он отталкивается от стены, встает. Шатается. Бутылка с глухим стуком падает на камни, доливая остатки джина в трещины.

— Примитивное? — его голос хриплый, срывающийся. — Ты пришла сюда, чтобы читать мне лекции? Чтобы умничать? Кто ты такая, чтобы учить меня?

Голос повышается, перекрывая шум прибоя и ветра.

— Я пришла, потому что ты ведешь себя как последний дурак! — кричу я в ответ. Страшно? Да. Но злость сильнее. — Ты вляпался по уши, использовал меня, а теперь примитивно напиваешься в тумане! И кто виноват? Ты сам! Ты знал про ее план?

— Ты ничего не понимаешь! — Он делает шаг ко мне, слишком близко. В его глазах — дикая смесь боли, гнева, отчаяния. И алкоголя. Много алкоголя. Он дышит тяжело, его лицо искажено.

Внезапная пауза. Резкая, как обрыв. Тишина, в которой слышно только наше учащенное дыхание и далекий грохот волн. Напряжение висит в воздухе. Оно стало гуще тумана, его почти можно пощупать. Джаспер смотрит на меня, не отводя глаз. Взгляд буравит, полный чего-то невысказанного, темного, неконтролируемого.

Джаспер резко сокращает расстояние между нами. Один шаг. Два. Прижимаюсь спиной к шершавой стене, а рука Джаспера впечатывается в стену возле много уха. Парень наклоняется ко мне и неожиданно целует. Яростно. Отчаянно. Как будто хочет заткнуть мне рот, заткнуть весь мир, заглушить свою боль. Грубо. Его губы давят, зубы больно задевают мою губу. Я замираю, испытывая оцепенение и шок. Тело напряжено как струна, разум пуст. Я не отвечаю. Не могу. Просто стою, впиваясь пальцами в ладони, чувствуя вкус джина и соли на его губах, слыша бешеный стук его сердца где-то очень близко.

Ненавижу! Как же я его ненавижу! Его губы жесткие, влажные от джина и соленого ветра, давят на мои с такой силой, что становится больно. Вкус алкоголя смешивается ароматом моря. Я замираю. Весь мир сужается до этого поцелуя: грубого, неожиданного, нежеланного, обжигающего губы. Его горячее и прерывистое дыхание смешивается с мои. Воздуха не хватает, и в груди полыхает ярость. Она все еще клокочет во мне, смешанная с обидой и шоком. Я пытаюсь оттолкнуть его, руки упираются в грудь Джаспера, но это все равно, что пытаться сдвинуть с места скалу. Его пальцы впиваются в мою талию, и я чувствую себя зажатой в капкан. Это наказание? Вымещение злости? Еще один способ причинить боль?

Ловлю его наглые губы, с твердым намерением укусить побольнее, но ничего не получается. Я теряюсь и плыву под его напором.

Что-то меняется. Секунда растягивается в вечность. Губы Джаспера не становятся мягче, давление не ослабевает. Но внутри этого яростного, отчаянного захвата рождается что-то иное. Что-то голодное. Неистовое. Как будто сквозь его гнев прорывается невысказанная, загнанная в угол боль. И эта боль находит отклик во мне. Не сразу. Где-то глубоко, под слоями злости и предательства, во мне что-то вздрагивает. Забытое. Опасное.

Его язык проводит по моей губе — требовательно, почти агрессивно. И меня опаляет жаром. Он вспыхивает внизу живота — внезапный и стремительный. Он разливается по жилам, сжигая остатки сопротивления. Мое тело, только что напряженное, как в ожидании удара, обмякает. Колени подгибаются. Голова кружится, словно я пила джин, а не слизывала с его губ. Это настолько волнительно и необычно, что я теряюсь в своих эмоциях.

Я больше не его отталкиваю. Мои руки, еще секунду назад пытающиеся оттолкнуть, впиваются в плечи. Это единственная возможность, удержаться на ногах. Я отвечаю на поцелуй. Сначала неуверенно, почти неосознанно. Потом — с той же яростью, с какой он напал. Но это уже не злоба. Это страсть. Острая, всепоглощающая, пугающая своей силой. Мы больше не боремся. Мы поглощаем друг друга. Этот поцелуй — акт отчаяния для него, выплеск всей накопленной боли, потерянного контроля, страха. Для меня же он становится откровением. Жестоким, неожиданным, как удар молнии в кромешной тьме. Я открываю в себе глубину, о которой не подозревала. Глубину, способную ответить на его боль не жалостью, а таким же диким, оголенным чувством. Мир вокруг — туман, камни, рев волн — перестает существовать. Есть только этот стеклянный миг хрупкости и силы, боли и невероятного, запретного притяжения, где грань между ненавистью и чем-то бесконечно опасным и желанным стирается без следа.

Я буду об этом жалеть и очень скоро, но сейчас в этом мире только я и он. Оба сломленные, преданные и несчастные, но способные исцелить друг друга.

Очнувшись от наваждения, я резко отталкиваю Джаспера. Мои ладони с силой упираются в его грудь, и он отшатывается, на короткий миг потеряв равновесие.

Мои губы все еще горят, как после ожога, от его грубого прикосновения, от едкого привкуса джина и соли. Сердце колотится где-то в горле, гулко отдаваясь в висках. В ушах звенит, в глазах мелькают темные пятна.

— Ненавижу! — шиплю я сквозь сжатые зубы, чувствуя, как вся кровь приливает к лицу. Кулаки сжимаются сами собой, ногти впиваются в ладони. С трудом сдерживаюсь от того, чтобы вмазать ему по физиономии со всего размаха. Торможу лишь потому, что понимаю — Джаспер сейчас на взводе, пьян и зол. Он не позволит себя ударить. А я… я совершенно не готова сегодня, после всего, еще терпеть унижения. Не здесь. Не сейчас. Не от него.

Он вызывающе смотрит на меня. В его глазах — не раскаяние, а какое-то дикое, мутное торжество, смешанное с вызовом.

— А мне так не показалось, — бросает он с нахальной усмешкой. Голос хриплый, пропитанный спиртом и дерзостью, режет слух.

Этих слов хватает. Я не могу больше здесь находиться. Ни секунды. Разворачиваюсь и пробегаю к узкой, винтовой лестнице, ведущей к уличной двери. Резкий запах плесени, старого камня и чего-то затхлого ударяет в нос. Винтовая лестница круто уходит вниз, в сырой сумрак. Я не смотрю под ноги, спускаюсь почти бегом, цепляясь за холодные, облупившиеся перила, спотыкаясь на неровных, скользких ступенях. Сердце все еще бешено стучит, дыхание сбитое, рваное. Выскакиваю на улицу, навстречу свежему, соленому воздуху.

Не останавливаясь, спускаюсь по каменистой, мокрой от тумана тропинке к самой воде. Замираю на большом, плоском валуне у берега, о который с глухим шипением разбивается морская пена. Брызги ледяными иглами касаются лица, щиплют кожу, оставляя соленые дорожки. Медленно возвращаюсь в реальность.

Вдыхаю полной грудью морской воздух — резкий, чистый, вытесняющий из легких запах джина и близости Джаспера. Морской воздух наполняет меня, прочищая голову. Поднимаю лицо. Над морем, в прорехах медленно клубящегося тумана, мерцают редкие звезды. Любуюсь их отражением в колыхающейся, черной глади воды — хрупкими, дрожащими бликами, которые волны тут же разбивают на тысячи осколков и снова, нехотя, собирают.

Стою так, не знаю сколько. Время теряет смысл. Немного уняв дрожь в руках — она все еще пробегает мелкими волнами по коже, отдаваясь слабостью в коленях, я слезаю с валуна. Бреду по кромке прибоя, где мокрый песок темный, плотный. Кроссовки тут же промокают насквозь от набегающих волн, но мне все равно, даже приятно. Двигаюсь сторону города. Там, где вдалеке, сквозь пелену, тускло светят размытые огни. Я ничего не вижу перед собой. Глаза расфокусированы, способны разглядеть только песок под ногами и темную воду. Мысли — хаотичные, обжигающие обрывки стыда, гнева и той дикой вспышки страсти, что все еще пульсирует под кожей.

Бреду без цели. Просто потому, что на берегу тихо. Только вечный, убаюкивающий рокот волн, да редкие крики далеких чаек, теряющиеся в просторе. Пустынно. Ни души. И я не хочу возвращаться в комнату. Туда, где даже стены давят. Здесь, под бескрайним, затянутым туманом небом, у бесконечного, дышащего морем, хоть на время можно раствориться и стать маленькой частью этой огромной темноты и шума. Просто идти вперед, шаг за шагом, туда, где огни города кажутся чужими, ненужными звездами, не имеющими ко мне никакого отношения.