Альфа для центавры

Глава 2

Глава 2.

Под куполом

Корабль мягко скользил сквозь черноту, и Татьяна впервые почувствовала — время здесь течёт иначе. Оно не секундами измерялось, а дыханием: ровным гулом двигателей, вспышками звёзд за обзорными окнами, мерцанием приборов. Женщины постепенно стихали: кто-то уснул, уткнувшись в колени, кто-то шептался с соседкой, кто-то просто смотрел в тьму и не мигая ловил новые миры глазами.

Татьяна стояла у прозрачной панели, почти вплотную, и смотрела, как вдали разгорается свет. Сперва он был точкой, потом рос, переливался, и вот перед ними раскрылся мир. Планета, опоясанная россыпью изумрудных островов, парящих в океане. Над каждым островом — сияющий купол, словно стеклянный колокол, внутри которого мягко светилось небо.

— Это Ксантара, — сказал золотой, подойдя ближе. Его голос вибрировал в груди, как бас струны. — Наш дом.

Женщины ахнули в унисон. Кто-то заплакал, но уже иначе — от облегчения, от красоты.

Острова под куполами были как картины: один утопал в зелени, на другом сверкали белые башни, третий казался сплошным садом, где росли гигантские цветы. Между островами тянулись мосты из света, а под ними переливались воды океана — чистые, до дна прозрачные, в которых плавали существа с длинными плавниками и сияющими хвостами.

Татьяна прижала ладонь к стеклу. «Вот бы… вот бы такой Земле быть».

Они высадились на центральном острове. Купол над ним светился мягким золотом. Воздух ударил в лёгкие — чистый, плотный, пахнущий травой и солью. Где-то звенели птицы, и этот звук казался невероятно земным. Женщины остановились, боясь сделать шаг, будто воздух растворит их.

Трое мужчин повели их по мостовой, выложенной светящимся камнем. Вокруг тянулись дома — не дома, а капли, вырастающие из земли: гладкие, округлые, обвитые зеленью. Стены полупрозрачные, будто стекло, но внутри светились мягким огнём.

— Каждый дом под куполом живой, — объяснил белый, его голос был спокоен, как гладь воды. — Он очищает воздух, собирает влагу, хранит тепло.

Женщины слушали, и в их глазах снова появлялась жизнь.

Они привели их в просторное здание на краю скалы. Здесь было место для отдыха, общий зал и галерея, из которой открывался вид на океан. Волны мягко бились о камни, и звук их был роднее любого объяснения.

— Здесь вы останетесь, пока вам не определят острова, — сказал тёмный. Его взгляд был жёстким, но в глубине теплился огонь. — Каждый, кто ещё не встретил свою пару, будет жить под защитой общего купола. Это безопасно.

Женщины переглянулись. Кто-то кивнул, кто-то всхлипнул. Но страх уступал место надежде.

Татьяна стояла в центре, и она ясно видела: все взгляды снова тянутся к ней. Молодые, зрелые, дрожащие — все искали в ней опору.

— Мы — земные, — сказала она вслух. — И нам нужно держать уровень. Мы не товар и не пленницы. Мы гостьи. И будем вести себя так, будто это наш выбор.

В зале стало тише.

— Уровень, — повторила Лина, та, у которой двое сыновей. — Верно.

— Уровень, — подхватила Алла, пытаясь скрыть дрожь.

И слово пошло по кругу, превращаясь в мантру.

Но Татьяна чувствовала и другое: взгляды мужчин. Их троица держалась рядом, но каждый смотрел на неё по-своему. Белый — пристально, будто вглядывался глубже кожи. Золотой — с уважением и явным одобрением. Тёмный — с раздражением и чем-то ещё, похожим на ревность.

Она поняла: их бесит не только её спокойствие, но и то, что другие мужчины наверняка заметят её. Альфа всегда привлекает.

И сердце забилось быстрее.

Диалоги между женщинами в этот вечер лились, как поток:

— Ты видела их волосы? Белые, золотые, чёрные… словно из сказки!

— А если они и нас… выберут?

— Ха! Тебя — может быть. Меня — вряд ли.

— Перестань, — вмешалась Татьяна. — Здесь никто никого «не выбирает». Здесь ищут истинных. Это другое.

— А если я никому не подойду? — всхлипнула Нина.

— Значит, найдёшь себя, — твёрдо ответила Татьяна. — А потом всё остальное придёт.

Смех, слёзы, перебитые реплики — всё это делало их снова людьми.

А вечером, когда женщины разбрелись по залу и в воздухе запахло тёплым хлебом, принесённым из кухни-дома, Татьяна осталась у обзорного окна. Она смотрела на океан и думала: «Я нервничаю. Но не покажу. Я буду держать себя в руках, и они — все — будут держаться за меня. Я не позволю им увидеть слабость. Ни мужчинам, ни женщинам».

И где-то позади раздался голос белого:

— Ты держишься так, будто всегда жила здесь.

Она обернулась.

— А может, я просто устала жить в пустоте, — ответила она.

И он впервые улыбнулся.

Они разместились в доме, который напоминал одновременно и жилище, и храм. Стены дышали мягким светом, переливались полупрозрачными волокнами, а воздух внутри всегда оставался свежим, будто в горах после дождя. Потолки высокие, выгнутые, но не давящие — скорее купольные, словно их приютила огромная раковина.

Татьяна впервые осталась наедине с ощущением, что здесь всё сделано не для показа, а для жизни. Полы из гладкого материала, напоминающего полированный камень, были тёплыми, словно под ними текла река с горячими источниками. Стены откликались на прикосновения: если коснуться, они мягко меняли оттенок, подстраиваясь под настроение хозяина.

Из глубины дома доносилось журчание воды. Там находился зал отдыха с прозрачным бассейном, в который стекал каскад, имитирующий водопад. Вода светилась мягкими искрами, будто в неё добавили частицы лунного света. Женщины, всё ещё настороженные, тихо переговаривались, не решаясь приблизиться.

— Это похоже на сказку, — прошептала Алла, но голос её дрожал. — Только я не знаю, хорошая ли она.

— Сказки всегда страшные вначале, — ответила Татьяна. — Главное — не забывать, кто мы.

В каждой из женщин жила своя реакция. Нина не отпускала накидку, всё ещё ёжилась, вздрагивая от каждого громкого звука. Лина, наоборот, словно ожила: помогала другим, уговаривала сесть, попить воды. Олеся крепко сжала руки на коленях, но взгляд её блуждал по дому, словно она искала зацепки — доказательства, что это не сон.

— А если они завтра скажут: «Вы — снова товар»? — неожиданно спросила Яна, и смех её прозвучал слишком резко. — А мы тут расслабимся?

— Тогда я первая напомню им, что мы не товар, — отрезала Татьяна.

И это сработало. Женщины переглянулись, и страх отступил хотя бы на шаг.

Мужчины вернулись позже. Белый вошёл первым, как тень, почти бесшумно. Он шёл легко, но в его взгляде была сосредоточенность, будто он всё время слушал невидимые голоса. Его движения были точны, даже в мелочах — он поднёс к столу блюда, и посуда встала идеально симметрично, словно сама знала, куда лечь.

Золотой, напротив, вошёл шумно: его шаги отзывались в полу, его плечи заполняли дверной проём. Он нес на руках ящики с вещами для женщин и поставил их, как будто это были не грузы, а перышки. Его энергия наполняла пространство — рядом с ним хотелось выпрямляться.

Тёмный пришёл последним. Его волосы падали на плечи, глаза горели. Он скользнул взглядом по женщинам, задержавшись на Татьяне, и угол его губ едва заметно дёрнулся. В его взгляде была смесь раздражения и вызова.

— Здесь вы будете спать, — сказал он резко. — Дом откликнется. Если захотите теплее — стены согреют. Если тише — он приглушит звуки.

— Дом? — переспросила Алла.

— Он живой, — спокойно добавил Белый. — Он связан с нами. Но теперь будет слушать и вас.

Татьяна подошла ближе к стене и провела ладонью. Ткань дома откликнулась, вспыхнула мягким золотым оттенком. Она ощутила тепло, как будто кто-то коснулся её руки с другой стороны.

— Значит, и стены умеют слушать, — усмехнулась она. — Хорошо. Будем дружить.

Женщины начали расходиться по комнатам, но стоило им уйти, как мужчины снова сосредоточили внимание на Татьяне.

Белый говорил первым, негромко:

— Ты держишь их вместе. Если бы не ты, они бы сломались.

Золотой кивнул, но его взгляд был суров:

— Но ты и привлекаешь слишком много внимания. Здесь — не только мы. Другие мужчины будут смотреть на тебя. Это вызовет… проблемы.

— Проблемы? — Татьяна вскинула бровь. — Потому что я дышу, разговариваю и не прячусь под лавкой?

Тёмный шагнул ближе, и воздух будто заискрился. Его голос был низким, напряжённым:

— Потому что ты Альфа. Ты сама это знаешь. Мужчины будут тянуться к тебе, как мотыльки к огню. И нам это не нравится.

— Вам не нравится, что я живая? — спросила она и усмехнулась. — Какая жалость.

И замолчала. Потому что в груди дрогнуло — не страх, не злость. Искра. Она почувствовала на себе три разных взгляда: холодный анализ Белого, уверенную силу Золотого и жгучую ревность Тёмного.

Позже, когда женщины уже обживались в своих комнатах, Татьяна вышла на террасу. Океан шумел под скалой, ветер гулял под куполом, разнося запахи трав и соли. Она вдохнула полной грудью и впервые позволила себе расслабить плечи.

— У тебя дрожат руки, — сказал Белый, появившись рядом так тихо, что она вздрогнула.

— Значит, я всё-таки живая, — ответила она.

— Ты сильная, — заметил он. — Но сила — это не камень. Сила умеет и гнуться.

Татьяна посмотрела в его глаза, серебристые и слишком внимательные. На секунду ей захотелось опереться. Но она только выпрямилась и произнесла:

— Я держу себя ради них. Ради женщин. Не ради вас.

И пошла обратно в дом.

Внутри стоял золотой. Он стоял так, что его фигура заслоняла половину зала.

— Ты ведёшь себя, как воин, — сказал он. — Но ты не одна. Здесь три мужчины, которые уже положили за тебя жизнь. Не забывай этого.

Она ответила спокойно, но в голосе дрогнула усмешка:

— А вы не забывайте, что я прожила жизнь без вас. И пока справлялась.

Золотой не улыбнулся, но в его глазах мелькнуло уважение.

А тёмный ждал её в коридоре. Его взгляд был горячим, слова — резкими:

— Ты играешь с огнём, женщина. Мы держим их ради тебя. Но если другие потянутся — я сожгу этот зал, лишь бы их отогнать.

Она шагнула ближе, настолько, что ощутила его дыхание.

— Не сожжёшь, — прошептала она. — Потому что я сама решу, кто подойдёт ближе.

И пошла прочь, оставив его с горящими глазами и стиснутыми кулаками.

Эта ночь была первой под куполом. Женщины спали тревожно, вздрагивая, зовя кого-то во сне. Но Татьяна сидела у окна, слушала океан и думала: «Я нервничаю. Но я держу их. Они держатся за меня. И эти трое тоже держатся — хотя сами пока не понимают, как сильно».

И впервые за долгое время ей стало любопытно — что будет завтра.