Глава 20.
Голос и жар
Океан в ту ночь был беспокойным. Купол дрожал — не от шторма, а от чего-то большего. «Терпеливые» вернулись. Их силуэты стояли за линией горизонта: тени из стекла, тонкие и холодные. Они не кричали, не били в стены — они ждали. И это было страшнее любого шторма.
Женщины собрались в круг. Гребни светились, лица — сосредоточенные, но в каждом дрожала память страха. Алла привычно пыталась шутить:
— Ну что, если мы опять скажем «нетушки», они поймут?
— Если скажем вместе — поймут, — ответила Татьяна.
Она шагнула вперёд. На ней было простое платье из светящихся нитей, волосы распущены. Она выглядела сильной — но внутри всё горело. Сегодня решалось всё: не только их свобода, но и её жизнь.
Трое встали позади. Элиан — тень и свет, глаза серебряные. Рион — камень и вода, плечи как стена. Каэль — огонь, взгляд прожигающий. Они были вместе — и все трое смотрели на неё.
— Вы пришли, — сказала Татьяна в темноту. — Но мы не ваши.
Тени дрогнули. Голос, похожий на звон стекла, прошёл сквозь купол:
— Вы — наши. Вы — нужны.
И тогда Татьяна подняла руку.
— Нет, — сказала она. — Мы — дом. Мы — смех. Мы — любовь.
Женщины подхватили. Их смех разнёсся под куполом, как песня. Дом мигнул «кухонной лампой», и слово мы вспыхнуло на стене. Вода загудела, воздух поднялся, огонь в сердце Каэля взметнулся. Купол отозвался общим светом.
Тени не выдержали. Их силуэты растворились, словно их смыло. Тишина вернулась. Купол стал снова прозрачным.
После круга женщины разошлись. Кто-то плакал, кто-то смеялся, кто-то падал в объятия. Но Татьяна знала: её путь ещё не закончен.
Она вернулась в дом. И трое — за ней.
Внутри было тихо. Огонь в камине горел мягко, воздух был густым, вода журчала в фонтане. Дом закрыл двери.
— Ты выбрала, — сказал Каэль.
— Нет, — ответила Татьяна. — Я не выбираю одного. Я выбираю — вас. Всех. Потому что я — Альфа. А Альфа не рвёт себя на части. Она держит.
Рион подошёл ближе, положил ладонь ей на плечо.
— Тогда держи нас. Всех.
Элиан шагнул вперёд, его дыхание коснулось её щеки.
— И позволь держать тебя.
Каэль больше не спорил. Он взял её за руку и прижал к груди.
— Ты — моя. Наша.
И тогда Татьяна позволила себе то, чего так долго не позволяла: она отпустила. Не страх, не боль — стены. Она позволила им быть ближе. Их руки — на её коже, их дыхание — на её губах, их жар — в её теле.
Она смеялась и плакала одновременно. Вода текла по её шее, огонь жёг её губы, воздух держал её дыхание. И это было не разрывом, а слиянием.
— Жар, — прошептала она. — Ваш и мой.
— Наш, — ответили они вместе.
И ночь стала долгой. Дом слушал. Купол хранил. Океан пел. А внутри неё горел свет — не одиночный, а общий.
Утро встретило их тишиной и свежим дождём. Капли падали мягко, и в их ритме звучало слово: свобода.
Женщины на острове пели, смеялись. Купол сиял. Планета приняла их.
А Татьяна, сидя на террасе, смотрела на троих мужчин рядом. Она знала: её жизнь изменилась навсегда. И впервые за долгие годы ей не было страшно.
Она улыбнулась.
— Ну что, — сказала она. — Дом есть. Голос есть. Любовь есть. Осталось только жить.
Дом мигнул «кухонной лампой». И слово живём вспыхнуло на стене.