Анастасия, боярыня Воеводина

Глава 35

Осенью опять охотились, Фред присоединился, тем более, надо было насущные проблемы обсудить в узком кругу. Заканчивалось «женское правление» в Турции. В следующем году султан Мурад отмечал совершеннолетие. И, судя по отзывам о нем, доходившим из Порты, властолюбивому юноше надоела сидеть послушным маменькиным сыном, собирался он отстранить от власти засидевшуюся в регентах мать. Фред предлагал послать к нему послов, поддержать, и склонить присоединиться к союзу России и Швеции, против Польши. Такой расклад был выгоден и России и Швеции. И Турции тоже. Ей тоже мешала окрепнувшая чересчур сильно при Сигизмунде Польша. Фред вызвался поехать сам, невзирая на опасность пути, ненадежность казаков и крымских татар. Не пустили. Посчитали чересчур молодым. Моложе самого султана. Неуважением могли посчитать. Так что остался Фред в Посольском приказе, а ехать Михаил решил сам. Тем более, даром владел гораздо лучше, и старше был, да и опыт рейдов в чужие страны имелся. Турция не север, вреда здоровью не причинит. По осени выехал. До Туретчины добрался на удивление просто. Большой отряд не брал, так легче было накладывать отвод глаз. Подарки Порте провезли небольшими частями, частично даже с купеческими караванами через Каспий, Эревань, и до Стамбула. Там их собрали на снятом подворье, и они ждали Михаила. Поспели как раз вовремя. Мурад как раз отстранил свою мать от власти, с почтением, но твердо заявив, что вырос и отныне править будет сам. Так что русским удалось поздравить его первыми, что на Востоке всегда ценилось.

Мурад прекрасно говорил по-французски, так что в общении услуг толмача не требовалось. Михаил опять истинным змеем себя выставил. Не пожалел Витязя, подарил Мураду с присказкой — великому султану — царскую птицу! Мурад не утерпел, вырвался на охоту, затравили даже пару мелких, степных антилоп. С птицей Мурад обращаться умел, сразу контакт наладил. На охоте и сблизился с русским послом. Дары прислали богатые, меха роскошные. Уважили. И после отдыха небольшого вызвал султан русского на беседу, в сады дворцовые. Стал выспрашивать о первых годах царствования Михаила, кто помогал, или сам правил, как смог страну удержать, хотя младше его был. Расспрашивал, что сам посол в это время делал. Он же тоже молодой тогда был.

Так за разговорами Польши коснулись. Мурад как раз отряд направил, в приграничные земли, в Валахию, где слишком вольно польские паны гуляли. Но сразу сказал — основная война у него с персами, что при правлении его матушки совсем от рук отбились. Тут Михаил и высказал просьбу. Запретить крымскому хану устраивать в ближайшие три года набеги на Русь. За это время они со шведами подожмут хитрых поляков, отвоюют обратно свои земли и заставят королевича Владислава отказаться от привычки зваться царем Московским. Хорош царь! Веру своего народа не пожелал принять, в столицу даже не приехал, на царство не венчался, а титул, как в насмешку, носит. Турки к таким вещам были чувствительны, указ татарам отправили, и пообещали мир держать. И хорошо. Михаил рад был. С паршивой овцы, хоть шерсти клок! Большего от турок ожидать и не следовало. С тем с Мурадом и распрощался. Пожелал царствовать успешно, всех врагов разбить. А перед отъездом подарочек получил. Лично от султана. Не откажешься! Удружил басурман!

Отправлял султан своего старшего друга, мудрого Михая-Ага, наиболее безопасным путем, вокруг Европы, так как на Украине, во исполнение договора войска крымского хана Джанибека-Гирея напали на левобережных запорожских казаков, подчинившихся Польскому королю. В ответ, донские казаки бросились грабить прибрежные, приазовские городки, и разбойничать на Черном море. Так что там было безопасно не проехать. Султан приказал нанять один из голландских кораблей, загрузил на него подарки русскому царю. Написал и личное послание, заверив его, что их народы похожи друг на друга и обычаями, и даже одеждами, и религию православную он уважает, она ближе к исламу, чем все европейские, и чудо схождения Благодатного огня, не раз им самим наблюдавшееся в храме Гроба Господня, его в силе православия убедило. Так что он приказал уже татарам тревожить Польшу, что бы брату своему, Михаилу помочь. Михаил распрощался с Султаном, который приглашал его еще раз посетить Стамбул, уже после того, как он лично наведет порядок в своей империи, расшатанной за время правления его матери. Михаил пожелал Султану скорейшего успеха на этом поприще. И тут его и огорошили. Вместе с прощальными традиционными подарками, хитро улыбающийся Мурад что-то приказал Главному смотрителю Гарема, и на палубу готового отплыть судна внесли крытый паланкин. Лично султан вывел из него девицу, закутанную по самые глаза в покрывало.

— Мишель — на французском, улыбаясь проговорил султан, — ты долго прожил у нас, и, как я заметил не имел рядом с собой женщины. Такое долгое воздержание вредно для здоровья мужчины. А впереди у тебя еще долгий путь в Москву. Поэтому, в знак моей дружбы, я дарю тебе жемчужину моего гарема, нетронутую, насверленную, Алиму-хатун. Пусть эта верная раба услаждает твой путь до дома, а потом верно служит тебе, под началом твоей старшей жены, Анны!

По знаку султана воины, его сопровождавшие отвернулись, и он сам сорвал покрывало с одалиски. Девчонке едва ли исполнилось 12 лет, но она была вполне сформирована. Тонкие черты полудетского личика, влажные от готовых пролиться слез глаза. У нее была явная примесь крови кавказских народов. Девочка заученно пала ниц перед ее новым повелителем, но неожиданно, после всех положенных приветствий на турецком, обратилась к нему по-русски.

— О, господин, молю тебя, попроси у султана моего младшего брата! Иначе его оскопят и сделают евнухом в гареме! Он так же красив, как и я, послушен и услужлив!

Михаил был готов ко всему, но не к такому! И отказаться нельзя, нетронутая девушка из гарема султана, один из самых почетных подарков! Обычно, одарение кого-либо, даже старой девой, ближе к 30 годам, считалось великой честью! А тут цветочек, которым вполне мог насладиться сам султан. Поэтому Михаил склонился в благодарственном поклоне, и рассыпался в благодарностях. И тут же нижайше попросил о великой милости:

— О повелитель, дева прекрасна, и умеет говорить по-русски! Она явно скрасит мне долгое путешествие на родину, но я осмелюсь обратиться к величайшему с одной смиренной просьбой. Дева говорит, что у нее есть младший брат, тоже красивый мальчик! Я понимаю, что злоупотребляю вашей добротой, но нельзя ли присоединить к деве еще и его, что бы счастье мое было полным?

Султан с усмешкой посмотрел на русского посланника.

— Теперь понимаю секрет твоего долгого воздержания, Мишель! — С улыбкой сказал он. Сделал знак евнухам.

— Слышали? Приведите парня!

Главный евнух побледнел и что-то быстро стал говорить по-турецки. Султан сделал нетерпеливый жест, заставляя замолчать, и обратился к Михаилу:

— Он утверждает, что парень, в отличие от сестры не укрощен, строптив, и не обучен!

— Так это даже интереснее, чем покорный, сломленный раб! Вы же видели беркута! Думаете, укротить дикого орла проще, чем человеческого детеныша? Так что у меня будет хорошее развлечение во время плавания! И потом, контраст — мягкая, покорная дева и необузданный парень!

Султан кивнул. Через несколько минут приволокли мальчишку, лет десяти, закованного в цепи, худого, неоднократно избитого.

— Это твой послушный и услужливый брат? — с улыбкой спросил Михаил девочку.

— Да, это Ахмат, господин, но он не причинит беспокойства. Я сама поговорю с ним!

— Хорошо. Спасибо, великий султан, пусть все враги падут ниц при одном твоем приближении!

Девицу увели в каюту, ее брата Михаил приказал вымыть, пока они в порту и нет недостатка в пресной воде. Парня повели в портовые бани. Через полчаса, уже чистого, но все еще в кандалах притащили обратно. Михаил приказал запереть его в небольшом чулане, где хранились запасные корабельные канаты. Распрощались с султаном, и корабль стал медленно отчаливать от пирса. Вслед ему прозвучал салют из корабельной артиллерии, два военных корабля присоединились к нему на выходе из гавани Стамбула, что бы охранять его во время плаванья по водам, где господствовала Турция. И это несмотря на султанские вымпелы на мачтах, гарантирующие свободный проход их носителю. Когда минареты турецкой столицы скрылись из вида, к Михаилу подошел капитан.

— Извините, господин, не знаю вашего титула, но хочу огорчить. Наш корабль принадлежит соединенным провинциям Голландии, а у нас рабство запрещено.

— То-то об этом так хорошо осведомлены рабы в ваших иноземных колониях, капитан! Кстати, простоты ради, можете обращаться ко мне Ваша Светлость. Хотя мой титул на родине, князь, в переводе на французский и звучит как «принц», но более соответствует титулу герцога в Европе. Не бойтесь, я не рабовладелец. Или вы предлагаете мне вернуть девочку в гарем, а ее брата — в руки лекарей с ножами? И цепи я не приказал с него снять больше из беспокойства за него, что бы глупостей не наделал. Надеюсь, что он так же, как и сестра знает русский, так что мы сможем договориться!

Капитан, низко поклонившись знатному пассажиру, удалился на мостик успокоенный, а Михаил проследовал в свою каюту. Пора было начать знакомиться с неожиданными подарками. Начал с девицы. Она уже расположилась на его койке в соблазнительной позе, как учили. Хорошо учили! Михаил вздохнул и сел на табурет около небольшого столика.

— Алима это твое настоящее имя? — спросил он, зная, что в гареме одалискам меняют имена на «благозвучные».

— Да, я же с Кавказа, у нас это частое имя, означает «мудрая». Начальница нашей ода сказала, что я умно себя веду и оставила мне это имя.

— А лет тебе сколько, мудрая?

— 12. Но у меня уже были крови, я могу уже зачать.

— «Господи, совсем ребенок»! — пронеслось в голове у Михаила.

— А откуда ты знаешь русский язык?

— У меня мама была русская, — всхлипнула девочка, — отец ее из набега привез, из станицы.

— А как вы с братом у турок очутились?

— Сосед напал. Неожиданно. Наш аул поджег, нас с братом схватили и увезли. Я до сих пор не знаю, что с отцом. Но, думаю, жив. Я разговор подслушала, один евнух нашей начальнице говорил, что меня родня выкупить хотела, но им сказали, что из гарема возврата нет, и что родные должны радоваться, что их дочь попадет к самому султану. Про брата разговора не было. Спасибо вам, что его попросили себе. Он строптивый и упрямый. Не захотел одному визирю подчиниться, вот тот и отдал его, что бы оскопить, послушнее сделать. Я с ним поговорю, он будет вас слушаться!

Михаил усмехнулся. С парнем явно будут проблемы. Но ничего, надо только терпением запастись.

— Алима — спросил он — у тебя кроме этих шальвар и безрукавки больше ничего нет?

— Господину не нравится мой наряд?

— Не нравится. Ты шить умеешь?

— Нет, нам не разрешали колоть пальцы иглой. Для этого специальные девочки имелись. Дома мама учила, но я все почти забыла.

— Ничего, найдем где купить. А то ты замерзнешь. В море холодно еще. Только весна началась.

— А господин разве меня не согреет?

— Послушай, Алима, я в три раза тебя старше. У меня дочь старше тебя и уже сделала меня дедом. У нас в стране не принято ложиться в постель с детьми. И к тому же, больше, чем одной жены иметь нельзя, грех это. Поняла? Так что поедешь со мной в Россию просто, как воспитанница, выучишься читать и писать по русски, изучишь православие, крестишься, и найдем для тебя мужа, хорошего, который любить будет, на руках носить и на других девиц и смотреть не станет! Как тебе, нравиться?

Алима задумалась.

— Нравиться, — улыбнулась она.

— Вот, а что бы муж любил, надо, что бы ты к нему пришла нетронутой, чистой. И имя тебе надо придумать христианское. — Михаил задумался. — Нашел! Алима значит, мудрая, тогда будешь Софией. Это тоже значит мудрость. Нравится?

— Непривычно, но у нас есть имя Сафия, похоже, правда? А вы моего брата не обидите?

— Не обижу. Если глупостей делать не станет. Значит так, пока одежду, подходящую для плавания не купили, ты из каюты не выходи. Я поговорю с капитаном, может, зайдем в порт на Греческих островах, а то до Венеции далеко плыть! Так что пока заворачивайся в одеяло и спи. Это первое правило против морской болезни. А я пойду, поговорю с твоим братом.

Михаил вышел, закрыл каюту на ключ, все-таки слишком много кругом матросов молодых, от греха подальше! Прошел к чулану, куда заперли парня. Открыл. Мальчишка сидел на бухте каната, сжавшись в комок, и, видно не ждал ничего хорошего. Увидев Михаила вздрогнул, и, кажется, сжался еще сильнее.

— Тебя Ахмет зовут? — спросил Михаил, что бы начать с чего-то разговор.

— Мальчишка молча кивнул.

— По-русски понимаешь, значит, как и сестра?

Опять кивок.

— Говорить-то можешь, или тебе отрезать части тела начали с языка?

— Могу, но зачем?

— Вроде нормальные люди друг с другом говорят.

— Мне нормальные с тех пор, как на отцовский аул напали не встречались.

— Верю. Одежды, как я понимаю, у тебя кроме этой тряпки на бедрах нет.

— Нет.

— А лет тебе сколько?

— 10, через месяц исполнится.

— Ты сказал, что аул отцовский, значит, он там главным был?

— Да, он был князем. У него еще два аула было. Только болезнь у нас приключилась. В нашем ауле уже стихла, а в соседних самый разгар. Отец туда поехал, мать повез. Она лечить травами умела, многим помогла. А на нас сосед напал. Он к сестре сватался, не к Алиме, самой старшей, отец отказал. Очень злой характер у того был. Сосед обиду затаил, и напал. А сестра его любила. Она ему дверь башни и открыла. Он ее увез, башню разграбил, нас захватил. Алима успела двух младших братьев на чердаке спрятать. У Сауле ума хватило про тайник не говорить. Наоборот, попросила башню не жечь, наследство прадедов. Он, видно ее любил, согласился, только сакли пожег. И нас увез. Потом обоих вместе продал. Туркам.

Мальчишка замолчал. Видно, вспоминал весь прошлый ужас. Потом поднял взгляд на Михаила. Расхрабрился.

— А я вам зачем?

— В общем-то, незачем, сестра твоя попросила, сказала, тебя оскопить хотят. Пожалел. Давай договоримся. Ты глупостей не делаешь, бежать не пытаешься, обещание даешь. Тогда я с тебя все железо сниму, и к сестре жить на время плавания пристрою. Там у меня две комнаты, сам в одной помещусь, вы в другой.

— А что, вам Алима не нравится? Вы разве не с ней спать будете?

— Я, как ты понял, русский. У нас не принято с детьми спать и больше одной жены сразу иметь. А моя жена меня дома ждет. Так что интереса к твоей сестре у меня нет. Доберемся до России, в учение отдам, письму, чтению, арифметике, потом к делу приставлю, сам выберешь, что понравится.

— И воином можно?

— Можно и воином. Только креститься придется. Не испугаешься веру сменить?

— У меня мать православная! И отец не настаивал, что бы она веру сменила! Она всегда говорила, бог един, а как его называют — Аллах, или Христос, то только от людей зависит и сущности его божественной не меняет!

— Вот и молодец. Ахмет как я помню, означает благословленный. Значит, будешь Венедиктом, Веней. То же значение. Пойду, поговорю с капитаном. Есть ли возможность цепи сбить. Но сначала поклянись мне ну, хоть именем Аллаха, что бежать пытаться не будешь. Все равно до дома не доберешься. Поймают. Без семьи, без защиты снова рабом станешь. А что с красивыми мальчиками в рабстве делают, уже понял. Лучший выход — это в янычары. Так как?

— Обещаю. Клянусь не сбегать, — вздохнув обещал мальчишка.

— Вот и молодец.

Михаил был спокоен. Он просканировал парня. Он обещал честно. Очень устал, сил сопротивляться судьбе у него уже не было. Так что обещание дал от чистого сердца.

Через два часа накормленные, успокоенные брат с сестрой уже крепко спали под одним одеялом, «валетиком», во второй комнате каюты Михаила. Самому ему пришлось довольствоваться койкой своего слуги, а самому Антошке, сыну десятника Дениса Федосьева, — одеялом и ковриком на полу. Голландский корабль продолжал свое плавание.