Анастасия, боярыня Воеводина

Глава 40

Начались неприятности с семьи друга Михаила. Он собирался отплыть из Ревеля, пользуясь теплой погодой и отсутствием льда на Болтике, собственноручно отвезти договор о союзе со Швецией против Польши в руки Густава-Адольфа, надеясь получить его подпись, что сделало бы союз действующим. Несмотря на уговоры Михаила не ездить в зиму, поберечь здоровье, отказался послать одного из дьяков Посольского приказа, убедив Михаила в том, что ему беседовать с королем будет проще. Но доехал только до Пскова. Остановился передохнуть и подождать Якоба Делагарди, который намеревался сам проводить князя до Ревельского порта, упростив и ускорив его путешествие, пользуясь своей властью наместника. Якоб прибыл быстро, и они уже собрались выезжать из Крома, как отряд был остановлен группой всадников на взмыленных конях, во главе которого Михаил с удивлением увидел своего зятя.

Спешились, зашли в помещение, где квартировал Михаил. Феодосий, явно взволнованный, протянул князю послание государя. Там был категорический приказ передать все свои полномочия своему зятю, с тем, что бы он ехал к шведской армии. Заодно побывал бы дома. Приписка внизу, сделанная рукой самого царя объясняла все.

«Умер экс Пфальцграф Фридрих V! Дай сыну возможность похоронить отца!»

Михаил предупредил Якоба, задержал отъезд, объяснил ситуацию. Тот понял. С интересом смотря на европейского принца, ставшего русским боярином, он предвкушал, как будет интересно королю увидеть беглого сына Фридриха. Против передачи дел не возражал. Так что выехали на следующий день утром. Якоб предложил Феодосию плыть до Гааги, или Роттердама, там встретиться с семьей, обнять мать. А потом с небольшим отрядом эскорта двигаясь по занятым Шведами немецким землям, достичь армии короля у городка Лютцен, недалеко от Лейпцига, где тот готовился дать сражение австрийцам, которые пытались преградить ему путь на Прагу и Вену. Победа в этой битве вынудила бы Габсбургов запросить мира, опасаясь полного разгрома.

Обратно Михаил приказал зятю не торопиться, дождаться весны и плыть в Ревель, ни в коем случае не ехать через Польшу, так как в условиях войны это было опасно. Отправив зятя под покровительством Делагарди, сам задержался в Пскове, навестил знакомую вдову Марьяну, вернее, уже счастливую супругу почтенного сотника Псковской дружины. Старший пасынок уже был в армии, под крылом отчима дослужился до десятника, младший был писцом в приказной палате Пскова. Младшие, дочь от первого мужа и два сына от второго еще сидели дома по малолетству. Так что все у его спасительницы было хорошо. В начале декабря Михаил вернулся в Москву. Узнал новости. Армия Шеина наконец-то доползла до Смоленска, и разбивала осадный лагерь. Но были и плохие новости. В начале ноября Владислава избрали на Польский трон, так что через пару месяцев, после коронации, можно было ждать его выступления на помощь Смоленску.

Но этим все неприятности не ограничились. В последних числах декабря в Москву неожиданно вернулся боярин Воеводин с неприятными вестями. Он, вопреки приказу Михаила, бросив свой эскорт ждать начала навигации по Балтике в Роттердаме, повторил путешествие князя по Европе. Срочно, под видом молодого французского дворянина, пытающегося завербоваться в наемники, с одним слугой, сыном Микки, проехал через пылающую Европу. Все ради того, что бы принести русским дурную весть: в сражении погиб Густав-Адольф. Фред даже не стал дожидаться тела отца, которое вез из Майнца его младший брат. Он срочно выехал к шведской армии, надеясь застать Акселя Оксешерна, который принял на себя командование армией и бремя регента Швеции. Ему удалось переговорить с вельможей и передать ему текст договора, но тот мог действовать только с согласия риксдага. И он ясно дал понять, что он лично не будет способствовать ратификации договора, так как именно он заключал перемирие с Польшей и был сторонником сохранить Польшу сильной, чтобы впоследствии посадить на трон шведа. Шансы были.

Он все же написал ответ царю, не упомянув о своих планах, просто сославшись на сложности с наследованием шведского престола. Брат Густава, Карл-Филипп 10 лет назад скончался, а его дочь еще очень мала. Так что договор с Россией они рассмотрят только после решения вопроса о престолонаследии.

Фред с трудом прорвался через бурлящую Польшу, добрался до крепости Белой, где его чуть не побили из-за европейского костюма, приняв за солдата польского короля. На его счастье Семен Прозоровский еще не выдвинулся на соединение с Шеиным. Он узнал зятя соседа, так как взял свою вотчину под свое управление, выставив из нее не оправдавшего доверие брата Ивана. Живя там в сезон охоты много общался с Воеводиным-Муромским. Так что Фреда согрели, накормили, дали несколько часов на отдых, переодели в теплую шубу и отправили в Москву, посчитав его вести очень важными. Новость о гибели шведского короля ставила под сомнение помощь шведской армии, на которую так надеялся Филарет. Надо было действовать гораздо быстрее, брать Смоленск, пока не очухались поляки, а Шеин топтался на месте. То жаловался на нехватку пороха, то людей, хотя к нему присоединились все свободные отряды, то на плохих артиллеристов, никак не способных пробить стену крепости. На заседании думы бояре, помнившие его оскорбительные речи на Соборе, ворчали и недоумевали. Михаил злился. Филарет защищал своего любимца, говоря, что надо дать ему время подвести подкоп под стены. Бояре, подавленные его авторитетом на заседаниях помалкивали, а между собой шептались в духе «Плохому танцору всегда широкие штаны мешают». Князь Михаил несколько раз пытался убедить государя сместить Шеина, выступить против отца, но тот не решался. Тем временем наступила весна. Наконец, в мае, удалось подвести подкоп под стену, но взрыв мало что дал. Шеин списал неудачу на нехватку пороха. Государь Михаил взбесился. Весь Кремль содрогался от его эпитетов горе-воеводе, при его очередном споре с Филаретом.

— Что он с порохом творит? Ест что ли его на завтрак, обед и ужин? Все зелье поставляем только ему, и никакого толка!

Вечером царь вызвал Михаила и попросил тайно расследовать, куда уходит порох. Поручать это разбойному приказу он не стал — тот был под полным влиянием Филарета. Но провести расследование до конца Михаилу не удалось. Стало не до него. На юг России обрушилась очередная беда.

Филарет затянул с посольством к Гиреям, не отправил откуп от набега, и царевич Мубарек, сын хана, получив щедрое подношение от поляков, напал большими силами на юг России, традиционно двигаясь по Муравскому и Изюмскому шляхам. Впереди крымчаков, пытаясь первыми захватить добычу, набег устроило 5000 войско запорожских казаков, разоривших Валуйки но отброшенных от Белгорода и устремившихся на запад, на подмогу Польше. Оголенные стараниями Шеина, с разрешения Филарета, южные крепости не могли оказать сопротивления татарам. Единственно, кто смог сопротивляться, это несколько крепостей, откуда Михаил Муромский не дал снять людей, не подчинился грозному приказу самого Филарета. Пытаться давить на фаворита сына Филарет не рискнул. Михаил и так уже набрался храбрости спорить с отцом. А за побратима разругался бы в пух и прах! Старел Филарет, так что сделал вид, что все в порядке и Шеину прямо заявил, что бы Муромского оставил в покое. Так что крепости Епифань, Михайлов, Данков, Лебедянь с ее Свято-Троицким монастырем, ново построенный Богородицк, а так же вотчина князя Михаила, Бобрики осаду выдержали. Набег застал Михаила в имении. Опытный в отражении набега князь собрал за стенами крестьян из окрестных деревень и всех помещиков в округе и пять дней отражал атаки татар, пока они не отхлынули, соблазняясь более легкой добычей. Но без последствий для семьи князя набег не обошелся. Отражая очередной приступ, татарской стрелой был убит старший сын, крестник государя, Михаил. Татары докатились до Коломны и Серпухова. Этот набег вызвал массовый уход народа из армии Шеина. Просиживать штаны в осаде, которая велась кое-как, в то время, как их семьи угоняли в полон татары, не хотел никто. Их даже не останавливали грозные приказы из Москвы. Задержав большую группу дезертиров, числом более 2000 человек, князь Михаил повел их через уже разоренные татарами земли Курска и Белгорода в низовья Дона, разорять ногайские и татарские степные улусы. Так что Мубарек был вынужден прекратить набег и повернуть назад.

Опасность от Москвы отвели, но Шеину это не помогло. Воспользовавшись затянувшейся осадой, в августе к Смоленску подошли поляки. Теперь Шеину пришлось не осаждать город, но отбиваться от войск Владислава и вылазок осажденных. Царь Михаил уже не слушая отца, который постоянно хворал, слал одного гонца за другим, требуя от Шеина, пока дороги не развезло осенними дождями, снимать осаду и отступать к Москве, к свежим силам Пожарского и Черкасского, с тем, что бы заманить Владислава в засаду, как и задумывалось раньше. Однако Шеин продолжал вяло трепыхаться, оставляя одну позицию за другой, вместо быстрого, дружного отступления, которое должно было заманить молодого короля в засаду. Видимо, слушал советы иностранных командиров, не всегда честные. Курьеров задерживал, обратно не отправлял.

В конце октября все войско Шеина само оказалось в осаде. Поляки перерезали последнюю дорогу на Москву. Прозоровский и шотландец Лесли требовали от Шеина бросить тяжелые пушки и налегке прорываться к своим. Тот отказался. Тогда стали разбегаться наемники, соблазненные более щедрыми посулами поляков. Прозоровский на свой страх и риск отправил послание государю. Михаил был в ярости. Все планы летели в тартарары из-за старого упрямца. Только защитить Шеина было уже некому. В начале октября тихо скончался патриарх. Главными помощниками Михаила стали Федор Шереметьев и князь Воеводин-Муромский.

— Миша, что делать? Погубит старый дурак войско. Отступать надо, черт с ними, с пушками! Разбили бы Владислава, заставили бы их вернуть! Что делать? Дорога перерезана, войско голодает, а он сиднем сидит и чего-то ждет! И не послать никого сменить! Не пробьются. Конфузия почище, чем у покойного Густава-Адольфа под Псковом!

— Хуже. Там в общем-то диверсия была, Густав в том поражении на прямую не повинен. А тут одна дурость и, честно, корысть! Не хотел тебя после смерти отца огорчать. Продавали наш порох. В Европе он сейчас дорог, война. Покупали его и венгры и австрийцы и шведы и полякии даже татары. Вот список посредников. В том числе и из наемников! Из офицеров!

— Шеин знал⁇

— Прямых улик нет, но, так сказать, не препятствовал!

— Козел старый! Пусть только выберется, зашлю так далеко, что бы до места службы не доехал, сдох по дороге! Надо его сместить. Только не пошлешь никого, через кольцо польское не прорваться! Что делать?!

— Миша, давай я попробую. Отведу глаза полякам, прорвусь. Посмотрю своими глазами, что творится у Шеина.

— Миша, нельзя же тебе, опять легкие застудишь!

— Не успею. Только снабди меня письмами, и указом, с соответствующими полномочиями. Попробую вывести войско к отрядам Пожарского и Черкасского. Что они, зря столько времени ждут, что ли?

— Миша, а если их на прорыв к Шеину кинуть? Может, поможет?

— Их сколько? 10 000 всего. А у Владислава более 20. Погубим полки. Кто дорогу Владиславу на Москву преградит? Они сейчас на хороших позициях, подготовленных для обороны, стоят. Так что от более многочисленного войска отобьются!

— Хорошо, спасибо, Миша за предложение! Дай сутки на раздумья, посовещаюсь с более опытными вояками, с Шереметьевым и тем же Пожарским. Потом решу. Опасаюсь за тебя, брат!

На следующий день Михаил получил приказ государя сменить Шеина. Все воеводы признали, что старый вояка неспособен возглавлять войско. Надеялись на Михаила и его дар. Дар помог, через польские войска проехал с малым эскортом свободно. Но, как оказалось, главная для него опасность была не в поляках!