Анастасия, боярыня Воеводина

Глава 4

Как решили, так и действовать стали. Невеста в покоях кремлевских пребывает, родня вокруг нее, все блюда пробует, что бы не намешали чего. Блюда носили с царского стола, но неведомо родне было, что в блюдах этих и таится опасность. За честь почитали. Для Михаила и то попроще готовили, Марфа сама следила, что бы попостнее блюда были. Как Анна советовала. А невесте сама куски выбирала, пожирнее и поподжаристее, тоже Анна посоветовала.

Михаил с Марией раз в день обязательно встречался, но в присутствии матери, приличия соблюдая. Больше Мария презрительных рож не корчила, разговаривала вежливо, вкрадчиво, но тем для разговоров было мало. Плохо образована была невеста. Даже псалтырь с трудом читала. Любимым занятием было у нее гадание. Вот гаданий она множество знала. Но Марфу беспокоило то, что привязывался к ней Михаил все сильнее. Анна на большом сроке уже была, в Кремль ей ездить было тяжело, да и неудобно. Молодице при таком сроке положено было дома сидеть и молится о легком родоразрешении. Так что сравнивать Михаилу Романову невесту было не с кем.

А та здорова оказалась, только полнела и все! Марфа уже к Аглае съездила, к Анне не решилась, нельзя беременную черными мыслями отягощать. Посоветовалась, не стоит ли каких травок для жизни безобидных намешать, что бы рвоту вызвать, время, как сквозь пальцы вода убегает, скоро пора к свадьбе готовиться, а невеста все не заболевает, только толстеет. Уже почти договорилась с Аглаей рвотного, что при отравлении назначают, во взвар подмешать, как занемогла Мария. Рвота началась. Ничего в рот взять не может, все сразу наружу вылетает! Оказалось, тошнило ее уже неделю, да и рвота бывала, после плотного обеда, но родня проверила извергнутое Марией на яды, ничего не нашли, и успокоились, скрывали немощь, пока уже скрывать невозможно стало. Тут все забегали, лекарей позвали. И своих, и немецких. Те невесту осмотрели, диету прописали, и вроде ей лучше стало.

Марфа велела племяннику своему, Салтыкову, Михаилу проверять, что с будущей женой Михаила творится. Она с ним еще вначале разговор имела серьезный. Салтыков ей каялся, говорил, что ничего плохого в виду не имел, просто хотел, что бы Миша женился, и наследников заимел, трон укрепил. Поэтому и жену подсылал к жене Муромского, для того, что бы она запомнила, как та выглядит, что бы девицу похожую Михаилу подобрать. Он ему сам рассказывал, что нравилась ему Анна, но он рад, что на ней Миша, друг, женился. Салтыков еще удивлялся дружбе двух Михаилов. Надо же, царю дорогу перебежал, девицу увел, а тот не только в опалу дружка прыткого не отправил, а наоборот, наградил, свой собственный княжеский титул дал.

И задумал Миша тоже набиться Михаилу в друзья, пользуясь тем, что невесту ему нашел, точь в точь, его любовь первую. Точь в точь не вышло, все-таки Анна и держать себя умела, и образованна была получше, чем иной боярин роду древнего. А эта деревенщина, ни ступить, ни слово молвить не умеет. Конечно, натаскали ее Хлоповы за полгода, но все же не то! Но отбор прошла. Помогла матушка, старица Евникия, да слух, что девице сами Салтыковы покровительствуют. А Хлоповы, вот странность, сами согласились девку дочерью признать. Даже не пришлось угрожать сведениями о их верном служении самозваной полячке! Тетка Салтыкову выговор сделала и велела что бы крутился, как хотел, но девку от Михаила убрал! И объяснила последствия этой свадьбы. Ужаснулся Михаил Салтыков последствиям, понял, почему Хлоповы на подлог охотно пошли, и стал момента ждать, что бы девку услать. Но под благовидным предлогом, не раскрывая происхождения подлого, что бы тень на царя не бросить.

Так что, прослышав про немощь невесты к лекарям бросился. И так и сяк намекал, что бы заключение дали, что Мари-Анастасия потомства дать не сможет, а они ни в какую. Вид делают непонимающий, и объясняют, что болезнь от еды жирной и сладкой, обильной. От которой желчь разлилась. Надо постное есть, и все пройдет. А на деторождение не повлияет. И действительно, покушала девка кашки простой, да овощей вареных, и прошла тошнота. И дядька ее активизировался, начал письма строчить, с наветами, что отравили племянницу его, но Бог миловал и она опять здорова!

Но тут сама себе девка навредила. Как полегчало ей, так сразу потребовала сласти. Мяса побольше, особенно она уток и гусей жареных любила. И через неделю возобновилась болезнь! Тут Салтыков уже не стал с лекарями договариваться, сразу в думу побежал, переврал заключение врачебное, благо никто из бояр на чужом языке не говорил. Дума быстро поняла, откуда ветер дует, и постановила Марию от Михаила отстранить, и выслать ее куда подальше, что бы приязнь сердечную молодого царя избыть. Постановили сослать в Тобольск, под надзор. А отца что бы просьбами царю не докучал, отправить в Вологодское наместничество, воеводой в городок малый. Подальше от Москвы, помятуя о его шашнях с Мариной Мнишек. С женой и всем семейством. С Марией оставили только бабушку и двух дядей настырных, одного — с женой.

Михаил горевал, просил мать смягчиться, подождать, дать время, что бы здоровье у невесты поправилось, но та на своем стояла. Боярская дума тоже. Михаил хотел с Мишей, другом посоветоваться, но оказалось, тот срочно уехал, даже родов у жены дождаться не смог. Шереметьев настоял. Шведы на переговоры вновь согласились, но все тянули, место, которое их бы устроило, найти не могли! Наконей, нашли, в Столбово, аккурат посередине между Ладогой и Тихвиным, так они другие претензии высказывать стали. Вот, Мишу срочно и послали, улаживать. Даже с государем не простился, только через Марфу передал, что обещает вернуться с мирным договором.

В действительности, узнав о болезни невесты, и, понимая, что Михаил его совета спрашивать будет, а правильным советом он может дружбу старую разрушить и семью подставить, Миша, по совету Анны, сам к Федору Шереметьеву пришел и попросился снова на службу. Федор удивился — жена на сносях, он действительно хотел Михаила использовать, но после родов у Анны. Пришлось объяснить деликатную ситуацию с царской невестой. Не всю, конечно. Рассказал, что Анна ее смотрела, посоветовала, не есть много сладкого и жирного, а то заболеть может, но та ее не послушалась и заболела. Сейчас Дума требует больную невесту забраковать. В принципе Миша с ними согласен. Жена царя важное дело сделать должна — наследника родить. А больная если даже на женских органах это не отразится, зачать сможет, а вот выносит ли здоровое дитя, это вопрос. И Анна сомневается. Михаил, по привычке с ним советоваться начнет, а что он сказать может? Только правду, ту, что он Федору сказал. Но ситуация у него деликатная. Он все же первую любовь у царя из-под носа увел, и что он не обиделся сейчас, ничего не значит. Теперь, когда у него копию Анны отнимают, он это припомнить может. И всю дружбу порушит. Все заслуги позабудет и в опалу отправит! Семью подводить он не хочет, так что лучше всего ему на это время исчезнуть из Москвы по такой срочной надобности, что даже дождаться родов жены не может! Он Федору доверяет, Анна одобряет, отец тоже, понимает его тяжелое положение. Так что пришел к старому другу отца помощи просить.

Федор проникся, понял, что лучше Мише исчезнуть на время, пока самый тяжелый период не пройдет. Вернется, утешать друга будет, а не советы давать. Приехал к князю Муромскому с вопросом, как здоровье Михаила, может ли он снова на службу вернуться. Предупрежденный князь согласие дал, и поехал Михаил в знакомые леса под Тихвином, место переговоров со шведами выбирать. С Марфой переговорил, объяснил ситуацию, так, как она есть. Марфа отъезд одобрила, обещала прикрыть, объяснить сыну срочность.

Так что вновь по бокам зимней дороги уносились назад дремучие северные леса, для поездки выбрал Миша сани легкие, с кибиткой. Верхом Анна не советовала ехать, боялась за легкие. Впряжен в них был Пан Чертохонский, который уже многих кобыл у отца в заводе покрыл, часть уже жеребят народили. Мчал рысак легкие санки размашистой рысью, как над землей летел, почти копытами снега не касаясь. К удивлению дружины верной не отставал от них князь, да и выносливей был рысак, чем верховые кони. Правил Михаил сам. Кучер с Микки, напросившимся опять Майклу служить, ехали в обозе, на других санях. Так и доехали, особо не напрягаясь. Деревню Столбово, где располагалась делегация шведов проехали без остановки, остановились в месте, где квартировала делегация Москвы, называемом Горкой, при разрушенной шведами Никольской церкви. В семи верстах от Столбово. Князь Мезецкий встретил не очень приветливо, усмотрев в новоиспеченном князе Воеводине-Муромском себе конкурента, однако, прочтя письмо Шереметьева, задумался.

— Здесь всё правда написана? — Вдруг спросил он Михаила.

— Не знаю, не вскрывал и не читал. Но обычно боярин Федор неправду не пишет — тоже довольно холодно ответил греющийся у печи Михаил.

— Сколько же лет вам было в Лебедяни?

— 19.

Брови у князя поднялись на середину лба.

— И это правда, что вы вла…

Михаил поднял руку в предупреждающем жесте.

— Пусть это будет тайной до определенного момента, даже для наших аглицких союзников. Правда, увы, этот момент слишком скоро наступит!

— Почему?

— Меня слишком хорошо знает глава шведской делегации, Якоб Делагарди, к сожалению. Я, конечно отпустил бородку, но увы, думаю, это недостаточная маскировка. К тому же, как у всех одаренных она начала расти слишком поздно.

— Здесь Шереметьев просит подобрать вам теплое помещение, вы непривычны к холоду?

— Нет, просто я только весной излечился от легочной хвори, и это было условие моего отца.

— И где же князь мог подхватить эту гадость, обычно это болезнь бедняков!

— Во время путешествия по Европе. Там она гостит даже в королевских дворцах.

— И какие страны вы посетили? Это было развлекательное путешествие? Прошу меня простить, но надо знать с кем придется работать бок о бок.

— Я не обижаюсь, привык. Нет, не развлекательное. Я посетил Нидерланды, Германию, Ливонию, Польшу, Литву, Эстляндию. После чего примкнул к шведам.

— Тогда полюбопытствую еще. Боярин Федор пишет о вашей хвори, упоминает, что она у вас развилась после пребывания в яме с водой во время пожара в шведском лагере, вас туда шведы кинули?

— Нет, сам прыгнул. Что бы от пожара спастись. Не ожидал такого. Пересидел, вернее, перележал, водой прикрылся, а сил выбраться не хватило. Две псковитянки вытянули.

— А чего же вы ожидали?

— Взрыва пороха. Хотел штурм города сорвать. А шведы рядом с пороховым провиантский склад разместили. С маслом постным, ромом и прочими горючими жидкостями. Вот от него пламя и разлетелось по всему лагерю.

— Значит, это тоже правда, что это вы пожар в шведском лагере устроили, после чего они осаду с Пскова сняли, и личный титул князя за это получили?

— Тоже, правда. Поэтому и не стоит мое участие в переговорах афишировать, чем позже Якоб Делагарди и другие офицеры меня узнают, тем лучше.

— Хорошо, я думаю, бородка, русское платье свое дело сделают.

— Тогда именуйте меня просто Муромским, княжеский титул лишнее внимание привлечет.

— Договорились! Если я правильно понял, вы будете присутствовать на всех переговорах, так?

— Желательно.

— Тогда сегодня милости прошу отобедать с нами, потом отдохнете, я отдал приказ разместить ваших людей, а вас прошу занять одну из комнат в доме священника, к сожалению, ее придется делить с одним из моих спутников. Дворянином Зюзиным. Теплых помещений у нас мало! Алексей, потеснишься.

— Ничего страшного. Только у меня слуга, он по-русски плохо говорит, так что пусть на него не обижаются.

— А он кто?

— Англичанин. Впрочем, на верность проверен и сам вызвался меня сопровождать. Если что-то от своих соотечественников узнает, доложит.

— Понял.

После обеда Михаил прошел в отведенную ему пополам с дворянином Зюзиным комнату. Там уже хозяйничал Микки, пытаясь отжать большую половину помещения Михаил пресек его активность, и сказал, что их все вполне устроит. Алексей Зюзин был человек средних лет, тихий и спокойный, славящийся умением составлять документы со всякими титулованиями, кроме того, знавший шведский язык. Нравилось ему соседство с молодым князем, или нет, было неясно, но он не ворчал. Только спросил, как молодому князю удалось проникнуть в шведский лагерь.

Михаил рассказал о путешествии по Европе, зимовке в Польше, беседе с Филаретом, и решении проникнуть в шведскую армию под видом принявшего лютеранство шотландца, рассорившегося с отцом. Как удалось привлечь внимание короля разговорами об искусстве и литературе, затем спасти Густава-Адольфа от русской пули, и стать шведским полковником и графом. Как он узнал у того же Делагарди о плане штурма трех псковских башен, и предупредил псковичан, что привело к гибели четырех лучших полков короля. О плане решающего штурма города и о попытке его сорвать, а самому попытаться остаться в окружении короля и тихо подталкивать его к миру. И как продуктовый склад этому помешал. Зюзин, тоже одаренный поинтересовался, каким чародейством владеет его молодой сосед. Миша сообщил, что огнем, воздухом и водой, последней — слабее всех, и еще тленом и параличом, а еще он эмпат. О ментальной магии он предусмотрительно умолчал. Зюзин позавидовал такому богатому набору. После чего Миша прилег передохнуть, а Зюзин начал переводить свежие предложения шведов на русский.