Анна, увидев мужа в таком состоянии, аж пошатнулась. Пожалела, что не успела расспросить Прозоровского. Но только коснулась груди, что бы понять тяжесть ранения, поняла почти все. Ранение да, тяжелое, но не опасное. Но вместо обычного яркого огня дара, всегда слегка ее обжигавшего, в теле Михаила еле-еле тлели полу погасшие угли.
— «Опять выложился почти под ноль. Я помочь не смогу. Настя нужна. У них дар с отцом одинаковый, подпитает, как всегда. Сейчас надо Мишу обмыть, раны залечить, накормить, явно голодал вместе с войском, а потом Настя дар восстановит»!
Вслух прокричала:
— Манька, зови холопов, барина в баню снести. Давно уже затопить должны были! Да Агафью, ключницу, позови!
— Барыня-княгиня, — послышался знакомый женский голос, — звали?
— Агафья, Николая зови, надо Мишу обмыть, переодеть, потом лечить буду. И пошли кого-нибудь порасторопнее за Настей, скажи, она отцу срочно нужна! Баня готова?
— Не серчай, барыня, дурни вперед людскую истопили, для дружины, господскую я уже позже приказала. Уж больно князь плох был, не думали, что мыться станет.
— Давай в людскую, что ли. Все равно, больше двух месяцев в лагере пробыл, грязный весь, как лечить? От грязи все болезни. Вымыть надо, чистое тело и само помогать лечению будет.
— Да уж, Антошка рассказывал, что у Шеина в лагере воды согреть не на чем было, не то, что помыться! О, вот и Николай! Коля, зови народ, тащите князя в баню, да вымойте хорошо, и насчет паразитов в голове, возьмешь мыло с персидской ромашкой, жидкое, используешь.
— Я его уже ребятам выдал. Рассказывали, до чего Шеин войско довел, жуть. Вроде раньше справный воевода был! Берите носилки, ребята, несем! Барыня, а что с повязкой делать?
— Снимайте, грязь там одна, Я раствор передам, как вымоете, промойте раны, они уже закрываются. Потом я сама все обработаю.
Через час отмытый Михаил был уложен в спальне на чистое белье, в чистых исподних портках, Анна приказала одеть, помня о визите Насти. Анна села рядом, положила руки на грудь мужа и ахнула. Семь, семь очагов легочной хвори! Три слева и четыре справа! И активно растут! Прямо, как у маменьки! Господи, что делать? Тогда она, сильная, молодая ведьма не справилась, даже с бабушкиной помощью, а теперь? Когда растратила большую часть силы на царскую семью! Только-только помогла второму сыну Михаила, младенцу Иоанну преодолеть детскую ветряную хворь, похожую на оспу, но не такую смертельную. Для детей постарше. Для младенца могла обернуться роковой. Спасла. И что теперь? Но Анна не сомневалась. Привычным жестом положила руки на самую опасную болячку, совсем рядом с раной от вражеской пули. И стала ее уничтожать, начиная с краю. Вроде все шло хорошо. Но тут Михаил закашлялся, и к ужасу Анны изо рта мужа потекла тонкая струйка крови. У ведуньи упало сердце. Легочное кровотечение, это первый шаг к гибели больного от чахотки. Караулившая барыню Агафья сообразила быстро. Подбежала, протянула отвар от кашля. Анна покачала головой.
— Давай сама, я руки отрывать не буду! Что же Настя так долго?
И продолжила мерно выжигать очаг чахотки. Михаил все не приходил в себя. Но дыхание стало ровнее, бледный, но уже не синюшный. Еще чуть-чуть и очаг был подавлен. Анна взялась за второй. Но сила иссякала. И тут в спальню ворвалась Настя.
— Мама, что с отцом?
— Плохо, дочка, все плохо. Как всегда не усидел в покое, мало того, что ранение получил, так еще и выложился где-то по полной. Как я понимаю, питался плохо, негде было, да и переохладился. Ранение почти зажило, но чахотка возобновилась. Целых семь очагов. Мне сил не хватает, один с трудом залечила. Подпитать его надо! Сможешь?
— Не стану. Мне сила для лечения потребуется. Другая чародейка подпитает. Агафья, позови Александру.
— Подожди, Настя кровотечение у него легочное, это значит, что зараза наружу прорывается. А ты ребенка…
— Не страшно Насте двух минут хватит. Потом умоем и все. Я же от отца ничего не подхватила!
Затопали детские ножки и в комнату влетела Александра Воеводина, старшая внучка, четырех лет.
— Мама, Гафа сказала, деду плохо?
— Да, дочка, сможешь дать деду силу?
— Да, деда, на! — Девочка схватила руку Михаила, подержала и отпустила.
— Все, больше не влезет! Можно деда поцеловать? Он сразу проснется!
— Нет, Саша, пока ему лучше спать. Устал твой дед. Как проснется, я тебя позову!
— Хорошо, мама! Я пойду с братиком Мишей играть.
— Иди, только Агафья тебя умоет.
— Пойдем, Гафа, умоемся и руки вымоем. Братик маленький, надо руки мыть, что бы с ним играть!
Настя аккуратно провела рукой над грудью отца. — Ничего, мама, справлюсь, но мне Фред нужен. Подпитка нужна.
— Настя, он же чародей!
— Мама, я же говорила, а ты не верила. Я могу силу из одного дара в другой перекидывать. Вот и буду черпать ее и из чародейского, а подпитывать ведьмовской. А Фред чародейский восполнять будет! Поеду в Посольский приказ. Посыльного могут задержать, а меня не удержишь! А ты как-то найди князя Семена, узнай у него, на что отец так потратился, да что за условия в лагере были, все-все, вплоть до мелочей. Мне важно. Хорошо? Ты знаешь, где Семен живет?
— В Кремль поеду. Он должен был к царю ехать, докладывать.
— Зря это он!
То, что он зря не послушал Михаила, который, прежде, чем потерять сознание предупредил Семена, что бы он к царю на доклад не совался, а срочно вернулся к армии, Прозоровский понял довольно быстро. Как и то, что зря государю народ дал прозвище «Кроткий»! Потому что кротости в Михаиле не было ни золотника! Он застал царя во время совещания с главами разрядного и разбойного приказа и с замещающими глав посольского, пушкарского и стрелецкого, а так же сыскного. Михаил орал так, что слышно было во дворе. Единственный, кто посмел ему отвечать был зять князя Михаила, боярин Воеводин, и то, видимо, потому, что по молодости лет страху было мало, а может, надеялся на защиту тестя и семьи. Оказывается, Михаилу донесли, какие требования выставил Владислав Шеину. А то, что капитулировали совсем на других условиях, то царю еще донести не успели. Они так торопились уйти с честью, знаменами и оружием, пока не очухался Владислав, что гонца не отправили. И со стоянок тоже. Понадеялись на других воевод. А те только и сообщили, что Шеин остатки войска привел и все. И теперь, Михаил срывал злость на том, кто первым подставился, то есть на Прозоровском. Слова вставить не дал, приказал не мешкая, под конвоем, отправить князя в Сибирь, в дальний острог. И пригрозил, что это еще не все, вскроется другие вины, может кончиться плахой. Так что Прозоровского заковали и под конвоем усадили в простую телегу. Ни с женой увидеться, ни с детьми не дали. Даже не покормили. Но из Кремля телега успела только выехать. На Красной площади дорогу телеге преградил нарядный возок. Лошадь встала, И никакие усилия не могли сдвинуть ее с места. Стражники всполошились. А из возка выскочила богато одетая женщина, в женском княжеском венце и приказала заворачивать обратно. Стражник, попытавшийся угрожать ей оружием, вдруг позеленел и бросился к стене Кремля, да там прямо и приключилась с ним большая неприятность, даже штаны снять не успел. Княгиня Анна вцепилась в Семена и затащила его в свой возок, невзирая на цепи и вялые протесты двух других бравых вояк. Узнали. Поняли, что связываться с царской ведьмой себе дороже. Возок въехал в Кремль, остановился у входа в терем царицы, Анна открыла дверцу и потащила князя прямо к Евдокии Лукьяновне.
Та, увидев Прозоровского в оковах, ахнула, узнав всю историю, кликнула ближних боярынь и выплыла из покоев. Ясно было, собралась Михаилу мозги прочищать.
— Даша, не забудь, Настя Федю ждет. Без него лечить Мишу не начнет!
— Помню, Анна, вы с князем беседуйте, но лучше бы ты его к себе отвезла. Ему бы в баню и поесть. Да и из твоего дома Мише его не выцарапать! Особенно, если твой Михаил очнется.
Так что князя вновь протащили обратно до возка и повезли в имение Воеводиных-Муромских. Там Анна отправила его в уже готовую господскую баню, приказав кузнецу снять железо. На его опасения, что ее самоуправство сделает ему только хуже, да и ей может достаться, Анна просто махнула рукой: — Ничего мне Михаил не сделает!
После бани, переодетого в вещи князя, Семена усадили за стол. Много есть не дали, Анна сказала, вредно. Так что он съел ушное из курицы, белорыбицу, и биточки рубленые из телятины. Запил все сбитнем. Затем Анна отвела Прозоровского в спальню, где лежал Михаил. Настя, его дочь сидела у постели отца, пришедшего в себя, и кормили его с ложечка той же куриной ухой.
— Мама, Фред где? В приказе его нет. Без него мне нет смысла начинать. Придется бросать на полпути, а это хуже, чем просто ждать.
— Миша! — кинулась к мужу Анна. Настя отставила миску с ухой, и потянула князя Прозоровского к двери.
— Выйдем, пусть без нас поцелуются. Правда папе от матушки сейчас влетит! Но не думаю, что сильно.
Действительно, Анна даже не успела начать выговаривать безрассудному мужу все, что она думает о его неосторожности, как дверь в который раз распахнулась, и в покои влетел сам государь, сопровождаемый зятем князя Михаила, мужем Насти. Бросив ничего хорошего не обещающий взгляд на Семена, царь с воплем:
— Мишка где? Что с Мишкой! Что с Мишкой, Анна?! — Бросился в спальню.
Настя схватила Фреда и что-то быстро ему зашептала. Тот кивал головой, соглашаясь. Через десять минут царь Михаил вышел, ведя за собой Анну, Настя с мужем вошли в спальню. Князь Семен внутренне сжался, не зная, что ожидать от царя.
— Так, — спокойно сказал Михаил, — расскажи-ка мне снова, князь, что у вас там происходило, после того, как я доклад с голубями получил. Прости, что не выслушал сразу, все вины на тебя одного повесил. Мишка сказал, что ты его спас, вывез из лагеря, когда он совсем силы потерял. Рассказывай по порядку, спокойно. Но учти, я у Мишки все переспрошу, так что врать не смей!
— Государь, так я врать не собирался, просто никто слушать не стал. Капитулировали мы почетно, знамена сохранили, оружие и пушки легкие. Так что никто наши стяги под копыта коню Владислава не кидал. Хотя такие требования были. Старый дурак собирался ради пушек, которые все равно бы бросили, так как тащить их нам было просто нечем, а солдат бы массу ради них положили, так вот, собирался он в ногах у Владислава валяться, знамена ему в трофей отдать, и честь свою потерять. Но Михаил поперек его встал. Объяснил уроду, что честь не в пушках, а его валяние на коленях, потеря лица не его, воеводы, но державы Российской и государя. Пригрозил разума лишить, если своевольничать будет. Объяснил, как Владислав приемлемые условия предложит, так что чтобы он быстро их подписал, пока он его, Владислава держит. И что бы никаких иностранцев, кроме Лесли, на переговорах не было. После подписания условий капитуляции князь Михаил свалился, но приказал срочно уходить из лагеря, пока Владислав не очухался. Мы с полковником Лесли его вывезли сперва на лошади верхом, привязав, а потом, нам прислали из Дорогобужа сани, и мы его повезли в санях. А в Вязьме я оставил остатки своего полка Черкасскому, а сам поспешил довезти князя до дома.
— А где Мишку ранили?
— Так мы вначале, в ноябре еще прорыв организовали. Шеин не запретил, не посмел. Михаил прикрывал передовой отряд, но в него выстрелил кто-то из своих, иностранцев. Полог спал, нас увидели и отбили. Полковник Лесли сказал, что он пристрелил негодяя, прямо на совете у Шеина, но поздно было.
— А что там продажей пороха на сторону?
— С порохом не сталкивался, а вот хлебом спекулировали, перепродавали. Ты, государь, запретил разорять местных крестьян, правильно, не виноваты они, что под поляками очутились. Хлеб покупали, по дешевке, но покупали. Плохо было с хлебом. Я как-то решил на свои хлеб закупить, жалко солдат было. Так, когда я предложил крестьянам цену вдвое дешевле, чем нам его поставляли, то они чуть не упали. Покупали-то хлеб в десять раз дешевле! Много народу на этом руки погрело.
— Сам Шеин тоже?
— Оговаривать не буду, за руку не хватал, но думаю, не сам, но через доверенных людей дело имел. Не мог не знать о схеме перепродажи!
— Хорошо, спасибо, князь, что друга моего спас, извини, погорячился я с тобой. Отдохни дней пять дома, и возвращайся к полкам своим. Чувствую, скоро нас Владислав на прочность попробует!