Надежда
— Скажи, а приятно быть слепой дурочкой? — звучит мне в спину злобное и мерзкое от одной из полуголых девиц.
— Кара, отстань, — оборачиваюсь к ней раздраженно. — Я понимаю твою ревность, но скоро я стану женой Сабурова. Он женится на мне, и твои едкие замечания ничего не изменят. Мы станем и мужем и женой! Он меня любит.
— Да-да, и ты такая внезапно его тоже полюбила, — тянет она, коверкая собственный голос. — Сколько лет бегал он за тобой — даже шанса ему не давала, а сейчас вдруг полюбила? — фыркает она, взглянув на меня так, словно это я здесь полуголой перед мужчинами танцую, а не она. Точно только с подработки вернулась. — Брат женился и больше тебе денег не дает, Надюш? Новый кошелек нашла?
— Этот разговор не имеет смысла, — решаю закончить дискуссию на этом. Потому что мерзко все это. Да и слушать домыслы ревнивой девушки в мои планы сегодня не входит.
Гораздо важнее найти Пашу.
Разворачиваюсь к выходу из кабинета Паши и уже собираюсь уйти, когда слышу не менее противное:
— Думаешь, он ждал тебя все эти годы? — хмыкает она, последовав за мной. Разворачиваюсь, потому что боюсь того, что в спину нож воткнет. — Ты все лишь трофей, о котором он мечтал. Сейчас он тебя получил. Но уже не любит. Иначе зачем ему вот эта, — злорадно ухмыляется, достав из своей сумки снимки в прозрачном файле.
— Что это? — безразлично спрашиваю, хотя сердце колотится, как бешеное.
Не из-за недоверия, а из-за страха перед этой женщиной. Я ее боюсь. Она какая-то безумная, и я не знаю, чего от нее ожидать.
— Не “что это”, а “кто это”, — поправляет и протягивает мне стопку фотографий, достав их из файла. — Павел Денисович будет недоволен, что за ним следили. Но это ради твоего блага, Надежда. Из женской солидарности тебе показываю.
Беру фотографии, разглядывая их, пытаясь понять, что именно не так.
— Просто обычная девушка. Он просто ее обнимает, — поднимаю на нее недоуменный взгляд. — Если ты думаешь, что я из тех, кто будет накручивать себя из-за какой-то девушки и обычных, ничего не значащих объятий, то это не так. Я доверяю Паше.
— Только вот она живет в его доме, — продолжает Кара с той же мерзкой улыбочкой.
— В его квартире никто не живет, кроме меня и него, — заявляю, потому что точно это знаю.
— А в доме живет… — тянет она, достав мне нужную фотографию. — Ты ведь знаешь, что у него есть дом. И он почему-то тебя в него не пускает. Потому что там живет она…
— И на этой фотографии ничего нет, — отвечаю ей раздраженно, но замечаю, что девушка на фотографии в домашних тапочках и идет в обнимку с Пашей.
Нет! Это ничего не значит.
Паша бы так не поступил.
Не за пару дней до свадьбы.
Я верю ему.
Верю так, как не верю даже себе.
— Тогда позвони ему, — подначивает меня мерзавка, цель которой рассорить нас с Пашей, но я не позволю ей этого. Ни за что. — Спроси, что он сейчас делает.
— Да с легкостью, — отвечаю и набираю Сабурова, но он тут же скидывает звонок. Как, собственно, со вчерашнего вечера. — Наверное, занят по работе, — опускаю руку с телефоном вниз.
— Звони еще, — с коварством тянет. — Звони, иначе упустишь момент!
Подчиняюсь ее просьбе лишь из любопытства и желания доказать ей, что она ошибается. Что все это ее ревнивые фантазии, которые не стоят моих нервных клеток.
Спустя несколько гудков Паша берет трубку.
— Я занят, — отвечает он сухо и почти безжизненно. — Наберу потом.
— Паш, ты где? — не даю ему скинуть звонок.
— Я поцеловал другую…
Его слова как обухом ударяют по голове, вызывая головокружение и состояние прострации, которое я не могу контролировать.
— Что?.. — шепчу, все еще надеясь на какое-то чудо. — Что ты говоришь, Паша? Шутишь? Несмешная шутка!
— Я поцеловал другую, — повторяет он, тяжело вздохнув. — И я бы отдал все, чтобы сделать это снова…
Долгие гудки.
Вызов прерван.
Смотрю перед собой на свое отражение и не могу сдержать слез.
“Я поцеловал другую. Я бы сделал это снова…”
Зачем он так со мной?
Зачем было добиваться меня столько лет, а в тот момент, когда я поняла, что люблю его, он предал нашу любовь.
Но наша любовь продлилась месяц…
А я им говорила!
Говорила, что все рушится через месяц, но мне никто не поверил!
Даже он…
А по итогу…
Он разрушил меня…
Не помню, как покидаю офис. Я просто иду и все… Домой. Точнее туда, где думала, что мой дом. Но это дом Паши.
Дверь. Чемодан. Вещи. Споры со Степаном. Сажусь в его машину. Еду к родителям. Падаю на кровать и… и мир вокруг исчезает.
Павел
Шаги даются трудно. Впервые в жизни я настолько опустошен и ничего не чувствую. Я закрылся от всего. От мира, от чувств и той волны боли, что нахлынет на меня, когда машина скорой помощи покинет пределы моего дома.
Останавливаюсь около лестницы в сад и сажусь на вторую ступеньку. Бессмысленным взглядом смотрю на мигающие сирены и врачей, которые выносят из дома безжизненное тело юной девушки, которой бы еще жить да жить.
“ — Паша, а я выздоровлю? — спрашивает Женя, делая свой ход в шахматах. Вполне удачный. Может с легкостью мне шах и мат поставить.
— Обязательно, — обещаю ей, спасая себя от проигрыша — Ты еще у меня на свадьбе петь будешь! Ты мне обещала, — напоминаю ей, и она кивает.
— Почему ты женишься не на мне? Я в шахматы играть умею и готовлю вкусно. Чем я хуже нее? Тем, что болею? Так я выздоровлю!
— Вот выздоровеешь, и я подумаю, — бросаю ей с улыбкой. — А вообще у меня в планах выдать тебя замуж за какого-нибудь хорошего человека.
— Они будут не лучше тебя!”
Я обещал ей, что она выздоровеет.
Я не сдержал обещания.
Я соврал девочке, которая всю свою жизнь провела в больнице.
Я ее подвел… я столько всего ей обещал, но не смог сдержать обещания.
— Твою мать! — протискиваю сквозь зубы звуки и ударяю кулаками в бетон. Сменяю душевную боль на физическую. Но фокус помогает недолго.
Мы познакомились с Женей, когда ей было шестнадцать. Сирота из детского дома, которую судьба за что-то наказала онкологией.
Я заметил ее в одной из больниц, которые курирую. Вначале приходил с гостинцами, чтобы порадовать ее. После стал консультироваться с врачами. Врачи не обещали выздоровления, но не исключали его.
Я решил взять ее под особый контроль. Мы добились улучшения ее состояния. Врачи даже отпустили ее из больницы, но я решил, что детский дом ей больше не место и поселил в своем доме. Я отправлял ее в путешествия, покупал одежду, которой она могла хвастаться и в которую наряжалась по поводу и без. Я дарил ей то, что заслуживал этот маленький ангелочек с чарующим голоском.
Она пела так, я терялся во времени. Слишком идеально.
Я знал о ее влюбленности в меня. Она начала говорить о нашей с ней любви и свадьбе, еще когда ей было шестнадцать. И продолжала до сих пор. Три года… два из которых она прожила в моем доме с персоналом. Я приезжал к ней так часто, как мог.
После того, как Надя переехала ко мне, чуть реже стал навещать свою подопечную, но Женя не обижалась. Мы говорили с ней о Наде. Она была счастлива за меня, хоть и предлагала бросить мою невесту и жениться на ней.
Она спокойно принимала то, что я принадлежу другой женщине и уже выдала мне список требований к будущему жениху.
А еще она обещала спеть на моей свадьбе.
В этот день я собирался познакомить двух важных для меня девушек. Мы уже даже выбрали платье для Жени. Легкое, воздушное с блестками. Она была очарована им и представляла себя в нем принцессой. Охрана даже рассказывала, что она надевала его и спускалась по лестнице, репетируя походку настоящей принцессы.
Но последнюю неделю Жене становилось хуже. Вчера вечером мне позвонили. Сказали, что врачи приехали в мой дом. Жене совсем плохо.
Я летел так быстро, что даже не заметил время дороги.
Но я успел ее увидеть.
“ — Она не будет злиться, что ты ушел? — спрашивает меня сухими губами.
— Она поймет, когда я вас познакомлю, — отвечаю ей.
Планы придется поменять. Я расскажу Наде о Жене сегодня вечером. Наверное, даже переедем на время в дом, чтобы Женя всегда была под присмотром. Моим или Нади. Думаю, девочки найдут общие темы для разговоров.
— У нее будет красивое платье? Красивее моего?
— Я его не видел, — отвечаю, глядя на то, как жизнь покидает ее тело. Но я все еще надеюсь. Надеюсь на чудо. Такое уже бывало. Ей становилось хуже, а затем резко лучше.
— Она любит тебя? По-настоящему? Как я?
— Да, Женя, — глажу ее по щеке. — А у тебя есть заветное желание? Что мы с тобой сделаем, когда тебе станет лучше? Хочешь в новое путешествие? Новый телефон? А хочешь, котика тебе подарю? Породистого.
— Мое заветное желание, чтобы ты поцеловал меня, — скромно признается. — Всего один раз! А когда я выздоровлю, я хочу попугая. Говорящего. Чтобы болтать с ним, когда скучно.
— Значит, выздоровеешь — подарю попугая! — обещаю ей.
— А поцелуй? — даже в своем состоянии не прекращает шутить и подбивать ко мне клинья.
— Выздоровеешь окончательно — поцелую! — обещаю ей, готовый нарушить некоторую верность Наде, лишь бы Жене стало лучше.
Да и поцеловать можно в лоб или щеку.
Но вскоре врачи говорят, что в этот раз шанса нет. Шанс, что ей станет лучше совсем мизерный. Его практически нет. Они советуют попрощаться.
Но я не готов прощаться!
Да и как прощаться с человеком, который умирает?
Сказать “Пока!”? Что за глупости?!
— Пить не хочешь? — спрашиваю и сажусь на край ее кровати.
Она еле ощутимо качает головой. Тяжело сглатывает и смотрит на меня. Глаза ее мокрые. Думаю, она сама понимает, что происходит.
И что мне делать?! Как мне попрощаться?! Зачем вообще прощаться?
Ненавижу жизнь за такие моменты!
Дотрагиваюсь до ее руки и беру в свои лапы, сжимаю и глажу. Пытаюсь через прикосновение дать ей немного времени на жизнь. Она ведь еще столько всего не видела! Она слишком юна, чтобы вот так умирать.
И я… я наклоняюсь. Дарю ей то, о чем она мечтает. Я целую девушку, которая вот-вот умрет.
Недолго, но со всей нежностью и любовью к этой девушке.
Отстраняюсь и вижу ее улыбку, а после… после аппараты сигнализируют о том, что я исполнил ее желание перед самой смертью.”
— Павел Денисович, — мой помощник подходит ко мне. Он явился по первому моему звонку, чтобы помочь со всем разобраться, несмотря на свой отпуск. — С вами все хорошо?
— Да, — киваю, но слезы говорят об ином.
Она умерла у меня на руках. Я долго сидел около нее и не знал, что делать дальше.
— Мне позвонить в ритуальное агентство? — предлагает мужчина. — Заняться этим вместо вас?
— Да, — прошу его. — Выбери все самое лучше. И купи подарки и угощения в детский дом Жени. Сообщи о ее смерти и устрой им ужин.
— Павел Денисович, я соболезную вам, — помощник касается моего плеча. — Держитесь.
— Спасибо, — благодарю его. — А сейчас уходи. Хотя… стой. В комнате Жени висит платье. Пусть ей наденут его. Она ждала того дня, когда будет блистать в нем. Оно ей нравилось. Пусть она будет в нем в другой важный день.
Твою мать! Ну почему убийцы и гады живут и радуются, а маленькая девочка умерла?!
Почему все так несправедливо?!
За что?!
— Хорошо, — отзывается помощник и, перед тем как уйти, добавляет. — Ваша невеста разрывает ваш телефон. Он в доме.
— Я наберу ее позже, — отвечаю ему.
— Я могу ответить за вас и сказать, что вы ответите позже, — предлагает.
— Займись Женей. Езжай сейчас с медиками в морг и все организуй. С невестой я сам разберусь, — встаю и иду к дому.
По пути в свой кабинет заглядываю в подвал и беру бутылочку успокоительного. Нужно унять нервы, прежде чем говорить с Надей.
Но уже после первого бокала я теряю ощущение происходящего. Но главное, уходит боль, разрывающая сердце.
Прихожу в себя только на следующий день. Помятый. С головной болью и ломотой в теле. А еще я мокрый…
— Кирилл, твою мать! — рычу на помощника, который вылил на меня стакан воды, а теперь спокойно стоит.
Если бы не головная боль, то убил бы. Но сейчас голову так ломит, что нет сил даже встать с дивана.
— Вас все потеряли, Павел Денисович, — садится напротив меня. Достает из кармана блистер с аспирином. Выдавливает две таблетки в пустой бокал рядом с графином и заливает шипучку водой.
— Чего? — принимаю от него стакан. — Как потеряли?
— Вы здесь уже сутки после смерти Жени, — оповещает он меня, и я просыпаюсь, так и не сделав ни глотка шипучки.
— Черт! — хватаю телефон и пытаюсь разглядеть что-то на экране. Миллион пропущенных от родных. Один принятый от Нади.
Мы говорили с Надей?
Что я ей сказал?
Она не звонила мне больше.
Набираю свою невесту, но никто не отвечает ни с первого, ни с десятого раза.
Твою мать!
Набираю ее охранника.
— Степан, где Надежда? — рявкаю на него. — Дайте мне ее!
— Надежда вчера была у вас в офисе, затем приехала к вам домой. Собрала вещи и уехала к родителям. Я около ее дома. Она не выходила, — коротко отчитывается.
— Я сейчас буду, — говорю ему и отключаюсь. Вскакиваю и, игнорируя собственное состояние, принимаюсь собираться. — Кирилл, какие еще новости?
— Я ничего не говорил вашим родным, — встает следом. — Но сообщил ваше местоположение около получаса назад.
— Что насчет похорон? — переодеваюсь.
— Они послезавтра, — отвечает он, заставив меня остановиться. — Я решил, что завтра их лучше не проводить. Все же у вас свадьба.
— Свадьба… — вздыхаю, проклиная себя за происходящее. Впервые выпал на сутки из жизни. — Спасибо, Кирилл.