Авдотья, дочь купеческая

Глава одиннадцатая. Дела столичные

Фамильный особняк на сторонний взгляд ничем не отличался от остальных, расположенных на Невском проспекте. Но Дуня смотрела хозяйским глазом, потому-то и заметила облупившуюся штукатурку на арке над воротами, ведущими на задний двор и трещины на нескольких мраморных балясинах парадной лестницы, ведущей на второй этаж.

Мелкие трещины не представляли опасности, с ремонтом перил можно было повременить, но Дуне очень не понравилось, что они находятся на самом видном месте. Она отстала от остальных домочадцев, поднимающихся по лестнице, и приложила к перилам обе руки. Здесь даже предварительной диагностики не потребовалось, перила окутало еле заметной зеленоватой дымкой, а трещины стали прямо на глазах затягиваться, не прошло и трёх минут, как все балясины сверкали гладкими мраморными боками.

Дуня, окинув довольным взглядом свою работу, перешла к перилам, расположенным с другой стороны лестницы. Платон, его маменька, тётушки остановились, удивлённо наблюдая за происходящим, им не доводилось вблизи видеть действия магов, обученных управлять своим даром. Глаша поглядывала на них с торжеством, гордая за свою подругу. Горничные и слуги, собравшиеся в вестибюле встречать хозяев, смотрели чуть ли не с раскрытыми ртами. Даже дворецкий, следивший за слугами, несущими багаж хозяев и гостьи, отвлёкся. Но быстро опомнился, шикнув на зазевавшихся слуг с саквояжами в руках. В душе его забрезжила робкая надежда, что закончился период упадка и обеднения дворянского рода Лыковых, которому служил он сам и два поколения до него.

Со второй стороной Дуня справилась ещё быстрее. Она отняла руки в перчатках, оставшихся такими же белоснежными, что свидетельствовало о поддерживаемом здесь и в отсутствие хозяев порядке. Дуня с уважением посмотрела на дворецкого и сказала больше для него:

— Мрамор восстанавливать сложно, магия продержится месяца три, затем нужно будет нанять шлифовальщиков.

Дворецкий склонил голову, показывая, что распоряжение к сведению принял. Маменька Платона, чувствуя, что власть ускользает из рук, тоже обратилась к дворецкому:

— Климентий, надеюсь, гостевые комнаты для Авдотьи Михайловны и её подруги готовы?

От этого заявления все остолбенели, а Дуня сощурила глаза, раздумывая, не наплевать ли на приличия, и не осадить ли свекровушку при всех.

— Софи,— прошипела старшая из тётушек, трогая сестру за рукав.

— Ах, из-за утомительной дороги я всё перепутала, — нисколько не стушевавшись, продолжила маменька Платона, — конечно же Авдотье Михайловне хозяйские покои рядом с комнатой Платона, а гостевую напротив Глафире.

— Васильевне, — подсказала Дуня, пристально глядя на свекровь.

— Глафире Васильевне, — сказала та и первой отвела взгляд.

Средняя тётушка вздохнула с облегчением и принялась обмахиваться кружевным платочком.

Покои, подготовленные для неё, Дуне понравились, хоть и не дотягивали до девичьей светёлки в родном доме. Она одобряюще улыбнулась горничной, развешивающей вещи из саквояжа в гардеробной и сусликом замершей при появлении новой хозяйки. «Вот Платошина маменька постаралась, прислуга вся зашуганная. Кроме дворецкого, пожалуй, — подумала она и направилась к небольшой двери, соединяющей её комнату с комнатой мужа, размышляя: — К возвращению из имения в одну спальню объединим, негоже супругам в разных постелях спать. Но пока не до того».

Платон радостно улыбнулся Дуне. Он стоял у зеркала, развязывая шейный галстук, а камердинер раскладывал на кровати домашний костюм.

— Я думал, ты отдыхаешь, душенька, — произнёс он.

— Некогда, Платоша, нам нужно закладную выкупать, — ответила Дуня. — Ты переоденься для поездки в банк, я покуда тоже платье сменю. Затем пригласи в свой кабинет дворецкого, обсудим кое-какие дела.

Не дожидаясь ответа от сквасившего капризную физиономию Платона, Дуня ушла к себе. Но, перед тем, как переодеться, она заглянула к подруге. Глаша успела надеть домашнее платье. Она сидела в уютной гостиной, забравшись с ногами на кресло и увлечённо читая монографию их учителя.

— А я говорила, что книги по магии куда увлекательнее твоих романов! — с торжеством воскликнула Дуня.

— Просто у Николая Николаевича литературный талант, — возразила Глаша и попросила: — Дуня, мы же в имение через Москву поедем, давай заглянем в нашу Альма-матер.

— Я и сама хотела тебе предложить, — оживлённо произнесла Дуня. — Думаю, Николай Николаевич вновь остался в нашем институтском общежитии на лето. Он всегда за ученицами, которых не могут по каким-то причинам на каникулы забрать, присматривает. Ох, совсем забыла, зачем пришла. Не хочешь с нами до банка прогуляться?

— Нет, Дунюшка. Извини, но я лучше почитаю, — ответила Глаша, виновато улыбаясь.

— Ладно, читай. Но изучи хорошенько диагностику повреждений в домах и прочих сооружениях. После объясню, зачем, — сказала Дуня и поспешила к себе, переодеваться. Глаша послушно принялась искать в содержании нужную главу.

Дуня сменила платье, шляпку, перчатки, успела вдоволь покрутиться перед зеркалом, пока появился Платон. Дуня даже залюбовалась одетым этаким денди мужем, к тому же на его красивом лице не наблюдалось выражения капризного мальчика. За время переодевания он успел смириться с мыслью, что вместо отдыха придётся заниматься делами.

Кабинет отца Платона, почившего десять лет назад вследствие неудачного падения с лошади, казался заброшенным, несмотря на идеальный порядок, а может, наоборот из-за этого. У Дуниного папеньки на столе всегда кучей лежали различные бумаги, талмуды, счета и расходные книги.

Дворецкий, за которым послал Платон, явился, держа в руках довольно толстую папку и выглядел, скорее, радостно, чем озабочено.

— Скажи-ка, Климентий, как тебя по батюшке? — уточнила Дуня.

— Ильич, — ответил дворецкий.

— Скажи, Климентий Ильич, за сколько времени прислуге жалование не выплачено? — спросила Дуня.

— За десять недель, — ответил дворецкий и быстро достал из папки бумаги. — Вот тут всё до копеечки подсчитано.

Дуня внимательно изучила поданный список, затем спросила о ежемесячных тратах на содержание особняка, продукты питания и прочие нужды. Дворецкий протянул ей ещё несколько бумаг, до конца не веря, что вот это нежное небесное создание в голубом платье и легкомысленной модной шляпке может задавать такие приземлённые сугубо деловые вопросы. Дуня вынула из ридикюля чековую книжку и многозарядную перьевую ручку. Она быстро выписала чек, проставив в нём итоговую сумму задолженности перед прислугой. Затем достала чистый лист, написала несколько строк, расписалась и приложила к бумаге перстень. По бумаге пробежали искорки, превращая её в магически заверенный документ.

— Вот чек, Климентий Ильич, обналичь и сегодня же выдай жалование, — распорядилась Дуня. — А это доверенность, согласно которой ежемесячно будешь получать на содержание особняка, питание и на жалование в пределах указанной вот тут внизу суммы у поверенного купцов Матвеевских в Коммерческом банке.

Дворецкий принял чек и доверенность и произнёс:

— Не сомневайтесь, Ваше сиятельство, в лучшем виде-с всё будет исполнено.

— Можешь меня называть Авдотьей Михайловной, — сказала Дуня. — Приготовь чистые листы и новую папку. После обеда проведёшь нас с Глафирой Васильевной по всему особняку и внутреннему двору. Мы проведём магическую проверку основного здания и хозяйственных построек на скрытые повреждения. Ну и явные запишем. Так мы значительно сэкономим. Вызывать из канцелярии специалистов не три копейки стоит и даже не три рублика. Можешь идти, Климентий Ильич. Платоша, подойди-ка, мой свет.

Платон, со скукой изучающий вид за окном, чуть не подпрыгнул от неожиданности. Он подошёл, присаживаясь на стул, только освобождённый дворецким.

Последний же выходил с чувством, что просто обожает новую хозяйку. Спустя пару часов Дуню обожала вся прислуга в особняке, получившая, наконец, положенные деньги. Те, кто уже замыслил уходить, в поисках лучшего места, резко передумали.

Об этом всеобщем обожании Дуня и не подозревала. Они с Платоном, наняв извозчика — собственный экипаж Лыковых и впрямь оказался не на ходу — отправились в Имперский банк, где находилась закладная на особняк и в ломбард, где хранились фамильные украшения. Везде рассчитывался Платон. Дуня заблаговременно выписала и отдала ему чеки, чтобы не уронить в глазах окружающих его мужское достоинство. По Дуниным понятиям главой в их семье должен быть муж, а то, что она его направляет да подталкивает, посторонним знать не обязательно.

— Ну что, домой, душенька? — спросил Платон, когда они вышли из ломбарда.

— Нет, Платоша, заедем к папенькиному поверенному в Коммерческий банк. Нужно драгоценности в банковский сейф поместить. Мы уезжаем, маменька и тётушки одни останутся. Вдруг какие лиходеи об украшениях пронюхают. Оно, конечно, можно и в особняк новый сейф прикупить, да нам пока лишние траты ни к чему, — сказала Дуня.

— Да, да, маменькина безопасность превыше всего, — согласно закивал Платон.

Вернулись они к обеду, после которого Дуня и объявила, что в имение они втроём поедут, сдобрив эту новость тем, что скоро прибудет коляска для выезда, и что маменьке с тётушкой она оставит средства на беззаботную жизнь и новые наряды.

Маменька Платона и без того недовольная, что украшения в банковский сейф поместили, ещё насупилась. Но сёстры так просительно на неё уставились, что она нашла в себе силы промолчать. К тому же, положа руку на сердце, имение Платонова маменька никогда особо не любила. Выезжала туда на лето лишь потому, что в это время в столице активно шло строительство мостов, домов, храмов. По улицам непрерывно ездили гружёные лесом и кирпичами телеги и даже сквозь плотно закрытые окна доносились стук топора и визжание пилы.

После обеда Платон, наконец, отправился отдыхать. Дуня с Глашей, которой стала понятна просьба подруги, прочесть главу о повреждениях, вместе с дворецким и ещё парочкой слуг принялись обходить особняк. Правда, перед этим Дуня тоже переоделась в домашнее платье, ведь им предстояло посетить чердак, подвал и хозяйственные постройки во внутреннем дворе.

Результаты проверки Дуню успокоили. Во-первых, срочного ремонта ничего не требовало, кроме, пожалуй, экипажа. Но Дуня велела его продать, не видя смысла тратить не маленькие средства на его починку. Во-вторых, предполагаемая сумма на ремонт оказалась куда меньше, чем она ожидала.

— Когда из имения возвратимся, тогда и будем работников нанимать, — сказала Дуня дворецкому. — Если какие непредвиденные траты во время нашего отсутствия образуются, ты, Климентий Ильич к поверенному обратись. Скажешь, на непредвиденные траты. Я его сегодня предупредила.

Они с Глашей направились к себе.

— Устала, Дунюшка? — спросила Глаша.

— Есть немного, — ответила Дуня и воскликнула: — Стой, у тебя паутинка в волосах.

Она убрала замеченную паутинку с волос замершей подруги. Глаша пауков не то, чтобы не любила, опасалась. После Глаша осмотрела подругу, достав у той из волос крошечное пёрышко, курятник они тоже проверили. Да, во внутреннем дворе держали кур, уж очень маменька Платона любила омлеты на завтрак. Почистив друг друга подруги, смеясь, разошлись по комнатам. Они словно ненадолго вернулись в детство, когда вот так же отряхивались после очередного похождения.