Бамбалейло! (СИ)

= 22 =

— Всё так же могу угостить тебя фруктами и шоколадкой с растворимым кофе, — говорю, натягивая после душа на себя свои домашние штаны и футболку. Митя внимательно наблюдает за мной, и пусть между нами тут ещё полчаса назад сверкали искры, сейчас мне всё же немного неловко. Возможно, виной включённый свет. Или очень яркие воспоминания о том, что этот мужчина делал с моим телом.

— А кроме кофе и фруктов, — его взгляд скользит по корзине с цветами и потом возвращается ко мне, — ты ещё чем-нибудь питаешься?

— Чем покормят, — шучу. — Честно сказать, не люблю готовить для себя. Но можно глянуть, что есть в холодильнике, и что-нибудь сообразить.

— А я хочу приготовить для тебя, — притягивает к себе и улыбается своей мягкой улыбкой. И моё сердце тает. А мне нельзя, чтоб таяло. У нас типа курортный роман — он уже через неделю смоется, по идее.

После того как Митя с минуту изучает мой пустой холодильник, ему приходит решение просто заказать еду, что он и делает. После этого смотрит на вазу на столе с длинными розами. Складываю руки на груди.

— Ты меня хочешь что-то спросить?

Переводит взгляд на меня — и это пристальный взгляд, будто мысли мои читает. И действительно спрашивает:

— Куда поставить кофемашину?

— Ты уверен, что…

— Мне ещё раз про статус напомнить? — приподнимает бровь и уже смотрит так, будто готов подтвердить слова действиями.

— Вот сюда, — указываю на угол столешницы. Митя выходит и в следующее мгновение возвращается с коробкой. Осторожно ставит её на столешницу и начинает распаковывать.

— А про цветы меня спросить не хочешь? — напрямую интересуюсь. Его руки замирают, и будто две секунды он анализирует мой вопрос. Затем поворачивает ко мне голову.

— Они для тебя что-то значат?

— Хм. Думаю, да. Это приятно и красиво.

Выпрямляется и теперь поворачивается всем корпусом. Чуть наклоняет голову и оглядывает меня.

— А тот, кто дарил, для тебя что-нибудь значит?

— Нет, — быстрее, чем нужно, отвечаю. Но это так и есть.

— Я не люблю дарить цветы — бессмысленный подарок. Всегда лучше подарить то, что останется навсегда или надолго. Или то, что нужно, или чего человек хочет, — он отворачивается. — Но если тебе нравятся, я учту.

— Очень интересно, — хмыкаю, отмечая, как даже за таким занятием этот мужчина великолепен. Так. Мне явно нужна никотиновая пауза. Открываю окно и достаю сигарету. Митя ловко её у меня отбирает.

— Не на голодный желудок, — качает головой.

— Хорошо, мам, — закатываю глаза и закрываю окно.

Парень заказывает просто нереальное количество еды. А мне остаётся лишь поставить чайник.

— Итак, — начиная трапезу, интересуюсь, — где вы с дядей Вероники служили, майор?

— Спецслужба, подразделение «Альфа», — невозмутимо отвечает парень, даже глазом не моргнув. Ну, ничего себе.

— Звучит круто, — протягиваю.

— А то. Там только крутые парни, — улыбается, не отрывая своего тёплого взгляда от меня. — Есть сомнения?

— Хм, и что же вы там делали? Били других людей, стреляли?

— В общих и очень размытых чертах, — соглашается спокойно, — подробностями делиться не могу, у меня подписано о неразглашении. Могу только сказать, что Буравин… Тарас был одним из моих парней. Когда группа распалась, я ушёл на другую позицию — готовить новичков. А Тарас ушёл в иной мир, который с моим пересекаться не должен, даже несмотря на то, что я уже в операциях не участвую.

— Иной мир вообще ни с каким пересекаться не должен, — замечаю, понимая лишь часть из всего сказанного.

— Он — одна из разыскиваемых больших фигур криминального мира. Поверь, чем меньше ты знаешь, тем крепче спишь. Поэтому я с вами за стол и не сел. Не положено мне. Положено доложить. Но был у меня должок по службе. Вот и отдал. Честь офицера превыше всего.

— Офигеть у моего бывшего родственничка, — открываю рот я. Представляю, как Лёне досталось от бывшего спеца «Альфы». Ну, теперь понятна вся его скрытность: что карт нет, что звонил только сам. Обалдеть и не встать.

— И что же, за меня совсем не переживал? — спрашиваю.

— Время ему дал. Засёк. Сказал, что если хоть волосок… — ласково касается моих волос, заглядывая мне в глаза. Охо-хо-хо, как заглядывает, — я тебя, Оксан, не то что в обиду. Вообще никому не отдам.

— Да-да, — хмыкаю, уклоняюсь от его руки под предлогом собрать посуду. — Кстати, как продвигается продажа квартиры? — включаю кран.

— Моей? — слегка прищуривает глаза и ведёт по мне взглядом, будто обдумывая что-то.

— Ну, я свою пока не продаю, — веду плечом.

Митя встаёт и подходит ко мне. Лениво, не спеша. Выключает кран, заставляя на него обернуться. И от этого взгляда меня обдаёт жаркая волна.

— Руки на стол, — говорит негромко, но твёрдо.

— Что? — хмурю брови и перевожу взгляд на столешницу и обратно.

— Без вопросов, — перемещает меня от раковины чуть в сторону. Он что, серьёзно? А у самой мурашки бегут.

— Что ты… — оборачиваюсь, но его палец на моих губах заставляет смолкнуть.

Он подходит ближе, и воздух будто становится плотнее. От его дыхания по коже бегут мурашки.

— Руки на стол, — повторяет он мягко, но в этом голосе нет ни тени шутки.

Я вздыхаю, но подчиняюсь. Ладони ложатся на прохладную столешницу, и в тот же миг чувствую его за спиной — совсем близко. Настолько, что между нами не остаётся ни воздуха, ни мыслей.

— Вот так, — шепчет, и этот шёпот скользит по моему затылку, как тёплый ветер. Его шумный вдох отзывается во мне. Его горячие губы касаются моей кожи, заставляя всю покрыться мурашками. Второй раз за вечер, серьёзно? У меня такое было… никогда.

— Ох, — выдыхаю, когда его руки касаются моего живота под футболкой.

Сердце колотится так, будто хочет вырваться наружу.

— Мить… — зову тихо, не узнавая свой голос.

— Ш-ш-ш, — осторожно отодвигает прядь волос с моего плеча, кончики пальцев едва касаются кожи. Его тело прижимается ко мне. Чувствую его эрекцию на себе — и это немыслимым образом дико возбуждает.

Мир будто замирает — всё внимание сосредоточено только на этом движении. Его ладони тёплые, уверенные, но в них нет грубости. Только желание запомнить, почувствовать, прожить. Чувствую, как его дыхание касается шеи. Едва уловимое — но от этого тоже по спине пробегает волна жара.

— Не шевелись, — приказывает он и стягивает мои штаны сразу вместе с бельём. Его рука на животе надавливает и слегка отодвигает от столешницы, показывает, чтоб прогнула поясницу — тоже без слов, рукой.

Он садится на корточки — судя по дыханию, у меня там.

— Какая ты красивая… везде…

А я дрожу от каждого касания воздуха. И вздрагиваю от его ласки. Но, о боги, как он умеет обращаться своим языком, — это просто фантастика. Мои ноги становятся ватными и подгибаются.

— Ми-тя… — сжимаю сильнее край столешницы. Затем слышу характерное «вжу-ух» и стук ремня о пол.

Во мне он ощущается по-другому, но чувство наполненности и дикого восторга никуда не уходят. Его твёрдые бёдра двигаются резко. Его дыхание учащается. А рука сжимает мою талию. И это трение двух тел, его ритм — всё просто сводит с ума. На какое-то мгновение кажется, что время остановилось. Только он и я. И это странное чувство, в котором смешались страх, нежность и что-то большее. То, о чём мне не хочется думать. То, что не хочу впускать. Но с искрами салютов оно будто открывает дверь с ноги и остаётся.

Митя утыкается в моё плечо и целует его.

— Ты обалденная, Оксана. Во всём и везде.

Он касается моей щеки кончиками пальцев — осторожно, словно боится, что я исчезну. А я стою на кухне со спущенными штанами — с шикарным мужчиной за спиной. И впервые за долгое время чувствую себя просто счастливой.