Вот это пиздец, звездец и ахуанец встретились в одном месте. Добро пожаловать, дорогие. Если бы не я — даже не знаю, было бы это возможно ещё с кем-то.
— Какого чёрта? — только и спрашиваю.
— Пожалуйста, выслушайте меня, — её глаза тут же наполняются слезами, а голос дрожит. — Пожалуйста, помогите…
Но меня это только раздражает. При ближайшем рассмотрении видно, что она реально зелень зелёная. И красивая просто до жути — и это без косметики. Однако залететь от моего мужа успела. Этого Лёне не хватало со мной? Молодости? Красоты?
Выдыхаю и закрываю дверь. Защёлкиваю на два раза. Смотрю на себя в зеркало. Чуть ближе. У меня неплохая генетика, и я не выгляжу на свой возраст, но и до зелёной малолетки мне уже далеко. Чуть оттягиваю кожу на веке. Затем рассматриваю морщинки.
А, к чёрту!
Расстёгиваю юбку и прохожу в комнату. Переодеваюсь в удобный домашний костюм.
И чего она приперлась? Ко мне? Я ей что, скорая помощь? У меня вообще, что ни день — то один гость другого лучше. Вот жила я себе спокойной и размеренной жизнью, а потом — бац! — и сразу как-то попала в сумасшедший водоворот, который крутит, не останавливаясь.
П а м а гите.
Капец какой-то.
Оглядываю оставшиеся голые стены. Но я не хочу клеить. Я хочу курить. Где эта чёртова сигарета?
Сигарета так и лежит под зеркалом в коридоре. Ради интереса смотрю в глазок. Ну, обалдеть. Она сидит на чемодане и смотрит в пол. Картина маслом — не ждали, а мы приперлись. Ну пусть сидит. Если думает, что меня легко сломить, надавив на жалость — пусть выкусит. Я не буду её слушать. Потому что мне — все равно! Ещё ей помощь мою подавай. Наглость просто высшая степень.
Открываю окно на кухне и сажусь на подоконник полубоком. Обожаю эти старые квартиры за их широкий подоконник. Закуриваю от спички. Проклятый Митя. Из-за него снова втянусь и курить стану. А от этого кожа портится. Ещё старше стану выглядеть. И перестану ему нравиться.
Чёрт.
Но как же хорошо.
Ещё одна затяжка — и я успокоюсь. Да-да, вот сейчас.
Меня не волнует беременная, молодая и очень красивая любовница моего мужа. Во мне нет ни любви, ни тоски, ни жалости. Прям как у Саши Белого… Блин, могу поспорить, эта девка ни черта не поймёт — ни цитаты, ни кто такой Белый.
Тушу окурок о железный карниз снаружи окна. Затем иду в коридор и смотрю в глазок.
Вот же чёрт! Она не поменяла позы, вообще не двинулась, как соляная статуя.
А мне неожиданно кажется, что пол какой-то грязный и нужно срочно его помыть. А также протереть везде пыль. Грязной посуды, к сожалению, как таковой, нет.
Снова смотрю в глазок. Ну и чего она тут уселась?
Нет, Оксанчик, тебя это не волнует. Это её ребёнок. И её ответственность. И вообще ты — жертва . Да. Ты — жертва. Это из-за неё всё полетело в тартарары. А в тебе нет ни тоски, ни любви, ни…
Вот чёрт!
Раздражённо щёлкаю замок и открываю дверь. Девушка поднимает голову. Эти голубые глаза, полные отчаяния, меня не трогают. Не-а. Вообще.
Нет-нет-нет.
— Сколько тебе лет? — спрашиваю строго.
— Восемнадцать.
Вот же твою мать! Моему ребёнку могло быть почти столько же. Сейчас. Моему. И ребёнку Лёни. А он трахнул девчонку. Просто трахнул. И, судя по всему, не один раз.
— И как тебя зовут?
— Вероника.
— Ну, Вероника, — выхожу и облокачиваюсь спиной о косяк своей двери, — что ты от меня хочешь?
— Мне больше некуда идти… я ушла из общежития… он обещал, что… будет хорошо… он говорил… — всхлип, и она обнимает живот, — они хотят его забрать… Я подслушала разговор… но я… я не отдам! Он — мой!
Выдыхаю, поднимая глаза к потолку.
О — ужас! В углу огромная паутина с огромным пауком. Какой ужасный монстр. Точно. Анель. Во веки и отныне. Да, именно сейчас нужно думать именно об этом. О пауке.
— Я не знала, что Леонид женат… Честно! — Вероника вновь вскидывает на меня глаза. — Я узнала намного позже, чем… вот, — снова касается живота. — И… мне просто некуда пойти…
— И ты решила прийти ко мне?
— Больше некуда. А вы ведь его ненавидите… Пожалуйста. Помогите. Мне нужно перекантоваться всего неделю… я всё, что угодно, умею: убираться, стирать, мыть полы — что хотите. Хорошо шью. Я буду тихая и незаметная.
— А потом что же? — переваривая информацию и поражаясь абсурдности ситуации, спрашиваю. Наверное, если завтра позвонят в дверь, я открою — и там будут зелёные человечки, и сообщат, что забирают меня для опытов, я просто попрошу их подождать, пока соберу вещи. Моё удивление иссякло.
— Что?
— Да. Через неделю что? Лёня такой же родитель, как и ты. Он имеет законное право на… — киваю на её живот.
Испуганно таращится на меня, будто это я сейчас собираюсь у неё отобрать живот.
— Мой дядя… он приедет… Он разберётся.
— А дядя кто?
— Он… эм… он дядя Тарас.
— Бульба, что ли? — невесело хмыкаю. — Боже ж мой. И что, у тебя друзей совсем нет? Или ещё кого?
— У меня никого нет, только дядя. А он сейчас далеко. А друзья… ну, они все живут с родителями… или так же в общаге. Простите, правда. Я понимаю, что вы меня ненавидите… Но я… честно, если бы я про вас знала, я бы никогда. Клянусь! Я… не знала про вас. Только когда забеременела, Леонид… он мне сказал, что женат и что не может от вас уйти, потому что вы болеете. А любит меня…
И я не специально, правда. Я случайно. Я учиться хотела. Но…
Моя челюсть вновь стремится к земле. Но я умело удерживаю её и даже мысленно себя хвалю за сдержанность. Ну просто мой Лёня? Лёня наплёл такое? Клянусь, я жила с незнакомцем. Как я могла не замечать лжеца рядом?
Это просто уже сверх меры. У каждого человека она есть. Моя уже горит на красной кнопке «СТОП».
Её рассказ сбивчивый, нервный. И хоть суть ясна, у меня ещё остаются вопросы. Но… постой-ка. Я же не думаю серьёзно её впустить в дом? Вдруг она ночью меня прирежет ножом? Оглядываю девушку. У Лёни, как я понимаю, один типаж. Надо всё-таки с ним встретиться и дать хорошо в черепушку.
Мои мысли прерывает хлопнувшая подъездная дверь и цокот спешных каблуков, поднимающихся по лестнице.
Вероника оборачивается и резко встаёт, отойдя два шага ко мне.
Анель.
Да. Вот. Я совершенно не удивлена.
Свекровь смотрит на меня. Я — на нее. Потом Анель смотрит на Веронику, а я по-прежнему на Анель.
— Поехали домой, Ника, — говорит, — что ты тут вообще делаешь? Сорвалась на ночь глядя…
О, как. Уже домой. Она, значит, уже дома живет. Поменяли с лёгкостью одну на другую. А мне-то заливала соловьем.
— Я с вами не поеду, — неуверенно говорит девчонка.
Выдыхаю. Как я оказываюсь вечно в какой-то драме? Мне вон еще обои доклеивать нужно. Писец. Лёня, Лёня, наделал делов — и в кусты. Как всегда, мама за него разбирается.
— А что же с ней, — кивает на меня, — будешь жить? А ты, Оксана, в своем уме вообще-то?
— Да уже, кажется, что нет, — отзываюсь.
— Я не пойду в ваш дом! Вы чокнутая старуха! Вы хотите украсть моего ребенка! Я всё слышала!
— А куда ты собираешься, к ней, что ли? К жене?
— Скоро бывшей, — вставляю.
— Это мы еще обсудим. Пойдем домой, Вероника, не выводи меня! Это мой внук, в конце концов! Или мне нанять людей, которые тебя отсюда утащат?
Боже ж ты мой. Моя свекруха вообще умом поехала, честное слово. А девчонка совсем бледная, будто смерть. Стоит, едва дышит.
— Анель, вы ее пугаете, она вам прям сейчас и здесь родит, — вмешиваюсь всё же, потому что это невозможно терпеть. — Что вы, в самом деле, как Румпельштильцхен?
— Что ты несешь, Оксана? Ты вообще не вмешивайся, тебя это не касается! Я, между прочим, хочу семью спасти!
Что, простите?
— Чью? Вашу с сыном?
— Не смей такое говорить! — сверкает грозно глазами. Клянусь, я ее до сих пор побаиваюсь. Но тот факт, что она больше не может мной помыкать, как-то придает сил.
Тем временем эта боевая женщина с медными волосами и на шпильке хватает девчонку за кисть. Но Вероника упирается к стенке, ко мне.
— Пойдем домой, девочка! — тянет ее.
— Не пойду я! — продолжает отбиваться та.
— Так стоп! Брейк! — с трудом отцепляю свекровь от девчонки. — Успокойтесь обе две! Мы все здесь взрослые люди, — смотрю на Нику, — почти. К чему насилие, вы что, хотите, чтоб у нее ребенок нервный родился? Если вы его украдете, вам потом с ним ночи не спать, если что!
— Я не отдам! Дядя приедет и не отдаст меня и его! Ясно?
— Никто не украдет твоего ребенка, он в животе. Просто выдохните, а то я в каком-то бразильском сериале, честное слово!
— Я не позволю, чтоб мой внук ночевал на улице! Или думаешь, она тебя приютит прям? А жить на что будете? У нее же не гроша!
— Уж благодаря вам — так точно, — замечаю.
— Ника, не дури, просто поехали домой. Внизу ждет машина.
Вероника смотрит на меня. В ее глазах застывает слепая и глупая надежда. Ну, серьезно, девочка, ты разрушила мою семью. Затем ее брови хмурятся, когда смотрит на свекровь.
— Я с вами никуда не поеду! Никогда!
— Ох… — зло выдыхает Анель и, также злобно сверкнув, практически как резанула ножом по мне взглядом, разворачивается и покидает нас.
— Вот и ушла злая мачеха, — проговариваю. — И мне пора. И тебе. Мой совет — попросись к друзьям. Иногда родители тоже люди.
— Спасибо ва… — тихо бормочет. А затем прям по стеночке аккуратно оседает.
Вот черт. Обморок? Серьезно? Только вот этого мне и не хватало. Хлестаю ее по щекам, но она не приходит в себя.
Твою ж дивизию!
Вызываю скорую, спускаюсь вниз на этаж, молясь, чтоб сосед был уже дома, потому что на руках я ее не унесу, сломаюсь пополам как минимум. А волочить по полу — как-то боязно.
Колочу в дверь как сумасшедшая. И когда она отворяется, Митя ловит мою руку, заботясь, чтоб она ему не зарядила меж глаз. На нем та же одежда, что была в парке. Наверное, недавно пришел и не успел переодеться.
— Оксана? — удивлённо поднимает брови. — Решила пойти со мной на свидание?
— Эм… почти. У меня там на бетоне беременная любовница моего мужа в глубоком обмороке от моей свекрови. Ее бы перетащить на диван. Скорую вызвала…
Как только получает информацию — он не медлит и секунды. Просто захлопывает дверь и пулей летит наверх. С легкостью и осторожностью берет девушку на руки, и я открываю перед ним дверь, забрав ее чемодан. Показываю, куда положить, будто бы есть варианты.
Но Митя не спешит уходить. Оглядывает ободранные стены и одну обклеенную. Затем смотрит на Веронику и на меня.
— Беременная любовница мужа? — уточняет с ухмылкой.
Развожу руками, потому что что сказать, когда нечего.
— Ну, — вновь смотрит на девушку и на меня, — зато твою жизнь не назовешь скучной.
— Да. Что ни день — то всё веселее и веселее. Теперь понимаешь, что… — наклоняюсь над девушкой, касаюсь ее лба. Сама не знаю зачем, проверяю ладонью дыхание. Ну а что я еще могу? Я не врач. — Свидание будет крайне трудным во всей моей жизненной кутерьме. Мне бы вон обои поклеить, да кран подкрутить, и то сил нет.
— Ничего. Трудности созданы, чтобы их преодолевать, — Митя плечом облокачивается о косяк.
— Какой мудрый юноша, — хмыкаю, еще раз оглядывая девушку.
На удивление, бригада скорой появляется на пороге уже буквально через пять минут. Они приводят Веронику в сознание, но вид у девушки бледный и вялый. Фельдшер с умным видом заключает: сильнейший стресс. Режим — постельный. Завтра срочно к доктору. Пациента не беспокоить, не волновать. А пока пусть спит.
Ну, просто, зашибись.
— И что мне теперь с ней делать? — спрашиваю больше в пустоту, чем у Мити, который закатал рукава и пока была бригада, сделал мне чай.
— А что ты хочешь сделать?
— Взять и задушить ее голыми руками, — отвечаю, не задумываясь. Мы стоим на кухне. И когда здесь сосед — она, кажется, еще меньше. Вноваты его широкие плчеи и высокий рост.
— Оправдано, — одобряет.
— У тебя есть сигарета, а? Я просто на фиг это всё не вытяну, — отпиваю чай. Боже, что за божественность?! — Ммм, какой вкусный… Что ты туда намешал? У меня такого не было...
— Травки принес тебе, — хмыкает, наблюдая за мной своим этим вот взглядом, что прям бы… ух. Еще и бегал домой. Надо же.
— Может, и тебе чаю налить? — предлагаю, отведя глаза.
— Может, — медленно отзывается, делая ко мне два шага. Поднимаю к нему лицо. Я ему едва достаю до плеча. Нежно касается рукой моей щеки и, наклонившись, целует в лоб.
Ох, у меня прямо все органы в дудочку скручиваются от нежности. И неожиданности. Ну, в лоб? — Но я предпочитаю свидание.
А затем дает мне в руку едва початую пачку сигарет и уходит. И я уже почти совершенно влюбляюсь, обнаружив на сковороде макароны с каким-то сырным соусом.
Когда он успел-то это сварганить-то?
Ммм… Божественные. Как и мой сосед.