Время шло. Я привыкала к старой и новой одновременно школе, налаживала связи со старыми друзьями, строила свою новую жизнь; обычн, без выпендрежа и постоянного напряжения. Мама нашла новую работу — в кафе рядом с домом. Платили меньше, но ей нравилось общение с людьми, нравилось, что не нужно никого обслуживать в чужом доме. И даже некоторые идеи насчёт открытия небольшого, но своего бизнеса у мамы появились. Конечно, об этом она говорила между делом, с нервной усмешкой в голосе — и денег взять негде, " Т вообще, из грязи в князи собралась. Денег нет, а я уже в Абрамовичи ме́чу."- грустно подытоживала она всякий раз, как речь заходила о том, сколько нужно будет затратить на этот самый бизнес.
Максим не исчез из моей жизни, но держался на расстоянии. Иногда писал, спрашивал, как дела. Рассказывал о своих успехах — о том, как поступил на IT-курсы при университете, как начал подрабатывать в компании отца. Никогда не давил, не просил встреч, не напоминал о прошлом.
Отец его все-таки уехал в Америку, оставив сына заканчивать школу под присмотром своего помощника. И, как я узнала от мамы, он приставил к нему хорошего психолога, с которым Максим разговаривал каждую неделю. Ну и, конечно, Святослав Васильевич приглядывал за крестником. Я выдохнула — у него не забалуешь, там жёсткая дисциплина будет. При всей своей несерьёзности и напускной мягкости, мужчина был со стальным характером. Ох и достается сейчас Максима- на нем ведь двойные усилия сосредоточены.
— Он очень изменился, Настя, — сказала однажды мама, когда мы смотрели фильм. — Алексей Викторович звонил узнать, как у нас дела. Рассказал, что Максим стал другим. Более ответственным, более... настоящим. Сказал, что это твоя заслуга.
Я не ответила, но что-то внутри меня дрогнуло. Да, я видела эти изменения в его сообщениях, в его рассказах. Но я не была готова снова открыться. Еще нет.
Шли месяцы. Я нашла свое призвание — оказалось, что я люблю работать с детьми. Стала помогать в детском центре, проводить занятия для малышей. Чувствовала, что нашла себя — не в роли дочери горничной, не в роли девушки богатого парня, а сама по себе.
Тетя, преодолев стеснение, все же нашла контакты своего капитана. Оказалось, что он давно в разводе, а до этого никогда не был женат. То есть, никаких ' жена и двое детей' не было и быть не могло. Он уверен, что звонила тете Оле одна из его приставучих поклонниц, чей отец на тот момент был очень влиятельным человеком в их городе. Для него добыть информацию не составило бы никакого труда, да и дочь знала подход — явно не сказала, для чего ей эта информация. Возможно, приврала, что с подругой связь потеряла. Так или иначе, и ему телеграмма и письмо пришли с адреса тети Оли, а он, по молодости и наивности, не обратил особого внимания на то, что отправлена она была не с почтового отделения в нашем городе, а совсем из другого- крупного, но нашего региона. Подумал, может, тетя не желает сплетен, перед женихом своим светиться. Что кто-то знакомый с почты может сообщить ему, что его невеста шлёт письма какому-то мужчине. Я не знаю, правду ли он говорит, да и тетя Оля не особо в это поверила. Но они довольно долго проговорили, и каждый решил, что только сейчас в их истории можно поставить точку. Наконец-то поставить точку. Я была рада тому, что этот груз упал её плеч- груз недосказанности, догадок, переживаний. Что я, что мама как никто другой понимали тетю- каково это жить в сомнениях. Размышлять, гадать, отчего твой любимый человек поступил внезапно и так подло, и поступил ли? Метаться от твердой уверенности в том, что он не мог бы этого сделать, не такой, до нервного осознания, что ты- не особенная, что изменяют и уходят даже от первых красавиц планеты. В моем же случае- что часто бросают родных детей, даже тех, кого растили с рождения.