Бессмертный

Глава 19

— Девина, я хочу помочь тебе всем, чем только могу. Но это сложно сделать, когда ты молчишь.

Сидя на диване цвета овсянки, Девина понимала, что женщина права. В конце концов, люди не способны читать мысли. Но, черт, с чего же начать?

— Срыв связан с твоей работой? — пробормотала терапевт. — Я знаю, ты сказала, что твой коллега пытается подставить тебя в гонке за позицию вице-президента. Или проблема в мужчине, про которого ты рассказывала?

А, да, хорошее напоминание о том, сколько всего она скрывала, дабы разум этого профессионала по социальной работе не разлетелся вдребезги: Девина превратила войну в состязание за карьерный рост в корпорации, Джима — в соперника за место вице-президента. Потом, когда между ней и спасителем дела приняли горизонтальное положение, она свела все ближе к правде.

Что Джим был ее любовью, отношения с которой у нее развивались не так хорошо.

— Знаешь, я впервые вижу тебя такой.

Девина прокашлялась.

— Молчаливой, да?

— Нет, без макияжа. Ты очень красивая без так называемых помощников красоты. — Ты никогда не думала о том, чтобы вообще перестать краситься?

Девина прикоснулась к лицу.

— Кажется, я просто забыла про макияж.

— Твои руки перевязаны. Ты поранила себя?

— Да.

— Девина, я хотела бы узнать, как. Я хочу помочь.

Господи, голос женщины был таким успокаивающим, как нежное объятие, хочешь-не хочешь, но раскроешь душу, даже если это не в твоей натуре.

— Случилось происшествие. Со всеми моими вещами.

Женские брови поднялись на округлом лице. Сегодня на ней был очередной мешковатый наряд, с юбкой в пол и блузкой, сшитой наверняка из палатки. Все в приглушенных коричневых тонах, как и офисные стены, ковер, диван и очки на ее шее. Даже коробка с клинексами цвета миндального печенья.

Как фотография с эффектом сепии.

Хотя предметы цвета древесины, скорее всего, были данью семидесятым.

— …Девина, что произошло?

Девина снова сосредоточилась на женщине.

— Ты не знаешь, кто я на самом деле.

— Не знаю? — терапевт слегка улыбнулась. — Ты удивишься, как много я о тебе знаю.

Да-да. Точно.

— Я не… люблю людей. Я устроена иначе.

— Но внутри тебя есть любовь. — Девина начала возражать, но терапевт покачала головой. — Ты же любишь свои вещи… ты беспокоишься о них, бережно хранишь. Это не здоровое отношение, в нем есть пагубная зависимость, но ты способна испытывать привязанность. К несчастью, ты выбираешь вещи, потому что так безопаснее… что можно понять. Неодушевленные предметы не совершают неожиданных поступков, не могу разбить сердце или предать. Вещи безопаснее. А с людьми сложнее.

Ну, да, подумала Девина. Но ее также не привлекали романтические слюни-сопли, ведь — алло! — она же Зло.

— Он любит другую, — выпалила она.

— Твой мужчина?

— Которого я люблю… да, он любит другую. Но он мой. Он должен принадлежать мне, не ей.

— Вы состоите в отношениях?

— Еще как.

Терапевт кивнула. — И ты чувствуешь его неверность?

— Он живет с другой. В смысле, мы были вместе, когда он встретил ее. Я просто не ожидала… — Она откинула волосы назад. — Вот в чем дело: у нас была ночь любви, во Фредмонте, да? И она была чудесной. Наш самый фееричный секс. — Джим так жестко оттрахал ее раком, что она лбом протерла дыру на ковре у изножья кровати. — Но следующим утром? Он уехал домой к ней. Он бросил меня и уехал… к ней. И я точно знаю, дело не в ее сногсшибательности. Боже, да у нее фигура как у карандаша. Плоская, как доска, а ее волосы? Я вас умоляю. У некоторых крыс волос больше и фигура лучше. Это гребаный стыд, что она может ему нравится.

— Ты считаешь, что у вас были моногамные отношения?

— Ну конечно. — Разве он мог хотеть кого-то кроме нее? — Мы любим друг друга.

— Но он встречается с другой женщиной.

— Да.

— Так, что заставило тебя позвонить? Ты только что сказала, что у тебя случилось «происшествие» с твоими вещами?

Девина чуть не сломалась, вспомнив беспорядок в подвале.

— Плохо уже то, что после нашей ночи он был с ней. Но потом я подставилась ради него. Я нарушила одно из главных правил, чтобы спасти его… работу.

— Мы говорим о корпоративной политике, законах города или штата?

Кажется, правила и установки Создателя больше подходили под понятие федеральных законов.

— Законы высшего уровня. Я спасла его работу… а потом воочию наблюдала, как он подошел к ней, а не ко мне…

Хорошо, она отказывалась думать о чудесном воссоединении Сисси и Джима после его возвращения из Чистилища.

Гребаный ад, ее сейчас стошнит.

— Она тоже работает в компании?

— Как он может так поступать со мной? — пробормотала Девина.

— Знаешь, думаю, для тебя будет более продуктивно сосредоточиться на себе и том, чего ты хочешь добиться. Ты не можешь контролировать его и его решения. Ты можешь лишь беспокоиться о себе и ставить себя превыше всего остального. В конечном итоге, люди должны заслужить право быть в твоей жизни, и по твоим рассказам, твой мужчина совсем не старается. Для тебя может быть полезней избегать его и переосмыслить ваши отношения. На расстоянии виднее.

— Невозможно не встречаться с ним. По крайней мере, весь следующий раунд.

— Раунд?

— Неделю. — В зависимости от того, сколько ей потребуется времени для победы. — Или около того.

Терапевт подалась вперед, ее пухлые коротенькие пальцы обхватили коричнево-золотые очки для чтения.

— Девина, для тебя важно осознать, что никто никому не принадлежит. Отношения появляются и уходят из наших жизней постоянно. Некоторые расставания бывают болезненней других, но затем всегда следует осознание… понимание самих себя, мира вокруг, других людей.

— Но почему должно быть так больно? — прошептала она, наклоняя голову набок. — Почему?

Лицо терапевта еле заметно изменилось, странный свет вспыхнул в ее взгляде.

— Мне жаль, что тебе приходится проходить через это, правда. Я просто думаю, что нет иного способа усвоить урок, который нам необходимо знать. — Терапевт раскрыла, а потом сложила очки. — Знаешь, люди постоянно спрашивают меня об этом, и это мой единственный ответ. Хотела бы я, чтобы все было иначе, но чем больше я вижу, тем сильнее убеждаюсь, что подобно тому, как дети растут и взрослеют через боль, так же закаляются души. Получая вызов, растягиваются, становятся сильнее только посредством страданий… потерь, сердечных мук, разочарования. Девина, ты делаешь, что должна. И я очень горжусь тобой.

Девина долго смотрела на женщину. Забавно, сейчас терапевт не казалась такой тупой, сидя на этом своем мягком диване. Она выглядела… величественной… в своей мудрости.

И она сопереживала ей. Даже если Девина была одной из восьми клиентов по 175$ в час, терапевт проявляла искреннее участие.

— Как ты это делаешь? — спросила Девина.

— Делаю что?

— Проявляешь столько заботы? Это не съедает тебя живьем?

Печаль отразилась на ее круглом лице без резких черт.

— Это моя ноша. Мой рост и мое взросление. Моя работа.

— Я рада, что не занимаюсь твоим делом.

Терапевт улыбнулась.

— Нет, Девина, это не для тебя.

Девина посмотрела на часы и похлопала рукой по дивану в поисках сумки.

— Мне пора. Я выпишу… черт. Где моя сумочка?

— Не помню, чтобы ты с ней заходила.

— Ой. Я могу выписать в следующий раз чек сразу за два сеанса? Или вы предъявите мне счет?

— На самом деле, сейчас я буду выставлять счета твоей страховой. Они обо всем позаботятся.

— О, прекрасно. — Девина встала. Помедлила. — Я не знаю, что делать со всем этим.

— Хочешь — верь, хочешь — нет, но таким образом ты ищешь свой путь. Доверься мне. И, наверное, нам стоит оставить запланированную встречу на этой неделе. Что скажешь?

— Да, хорошая идея. — Она уж приукрасит свое лицо к следующему тет-а-тет. — Увидимся.

— Девина, будь добра к себе.

Да. Точно.

Помедлив в дверях, она оглянулась через плечо. Терапевт не сдвинулась с места, не шевелилась. И, тем не менее, за какие-то секунды… что-то изменилось.

Что-то…

Так, она сходит с ума.

Неудивительно, что ей нужно бывать здесь три-четыре раза в неделю.

— Спасибо, — пробормотала она. — Знаешь, за…

— Я знаю. — Терапевт снова улыбнулась. — И я хочу, чтобы ты помнила кое-что. Мне не кажется, что этот мужчина искренне любит и уважает тебя. Я понимаю, что ты веришь в то, что любишь его, но я сомневаюсь, что этот мужчина искренне любит и уважает тебя. Знаю, это сложно — двигаться дальше, когда чувства сильны, но порой только так мы и можем сберечь себя. Я также готова поспорить, что если ты сделаешь то, что должна, то правильный мужчина появится в твоей жизни, и ты не только узнаешь его, но и сможешь построить с ним здоровые отношения.

Девина резко рассмеялась. — Сложно представить, но спасибо за веру в меня.

— Увидимся послезавтра.

— Договорились.

Девина вышла и позволила двери захлопнуться позади. Когда она пересекала комнату для ожидания, следующий клиент уткнулся в зачитанный журнал, будто не хотел, чтобы кто-то знал, что он нуждается в услугах мозгоправа.

По крайней мере, у нее было некое направление. Терапевт права. Она могла рвать и метать из-за Джима и его многочисленных предательств, но это пустая трата времени на дерьмо, которое она изменить не могла. Она должна сосредоточиться на дальнейшем участии в войне, и это очень просто, по сравнению с попыткой забыть ублюдка.

К тому же, учитывая розовые сопли, в которых увязли Джим и Сисси? Она знала, как выиграть раунд.

Чем миленько пошлет их нахрен.

Но кое-что она должна сделать в первую очередь: разобраться с безобразием, которое она устроила со своей коллекцией. Ей нужно убрать беспорядок — в доме, в голове, в себе. Наведет чистоту и в путь.

Катись к дьяволу, Джим Херон.

Выходя в вестибюль здания, она чувствовала себя мертвой, но, по крайней мере, все еще шла вперед.

Выйдя на солнечный свет, она помедлила мгновение и, нахмурившись, подняла взгляд на пятиэтажное здание из стекла и стали.

Забавно, но у нее не было страховой компании.

***

В это время в Раю, Найджел сидел за столом только с двумя из троих друзей-архангелов. Тем не менее, Берти и Байрон пребывали в приподнятом настроении, несмотря на отсутствие Колина. С другой стороны, для них вернулось хотя бы подобие нормальности… а это всегда хорошие новости в разгар войны.

Налив в фарфоровую чашечку Эрл Грея и сделав глоток, он не чувствовал этой легкости, хотя эта трапеза была значительным прогрессом по сравнению с безжалостной пылью Чистилища.

Вот что чувствовали люди, когда переживали болезнь и катастрофу? Он одновременно был рядом с коллегами, ощущал стул под собой, тяжесть одежд на плечах, изогнутую ручку чашечки… и все же его здесь не было, разум пытался связать вместе два звена между тем, где он побывал и где сидел сейчас.

Без особых успехов.

По правде, хотя его тело двигалось, сознание было еще по ту сторону Рая, и он чувствовал гудящее, жужжащее головокружение, ассоциировавшееся с расколом.

Ему казалось, что если ему удастся зацепиться за что-то четкое, то это поможет процессу реинтеграции.

Но Колин ясно выразил свое мнение в гостиной, покачав головой…

Вдалеке, на другом краю лужайки, появилась фигура в белом, постепенно приближаясь… и дыхание замерло в горле у Найджела. Высокий и мощный, Колин шагал как воин, коим был, и он быстро сократил расстояние… и своим приходом привнес опустошение, от которого Найджел пошатнулся.

Сев, он поприветствовал Таквина, ирландского волкодава, и все остальные замерли и умолкли.

В повисшем глухом молчании Найджел отметил, что темные волосы были влажными после недавних купаний, и от мужчины пахло сандалом и специями.

— Сейчас, раз мы все присутствуем, — хрипло сказал Найджел, — Я хочу официально принести извинения за свои действия.

Или, скорее так: «Прости меня, Колин. И я бы хотел поговорить наедине».

— Чтобы в полной мере включить спасителя в войну, я…

Колин оборвал его:

— Думаю, все мы согласимся с тем, что в печальном свете войны, лишь одно имеет значение — что будет дальше.

Понимай как: «Меня не интересуют объяснения, ни публичные, ни в частном порядке».

Найджел пару мгновений пытался оправиться от удара в живот.

— Да. Разумеется. — Он прокашлялся, а Байрон и Берти заняли себя подсчетом смородины в своих булочках. — Верю, вопрос в том, сказать или нет спасителю о его грядущей роли в войне.

— Ты допускаешь, что он выиграет этот раунд, — пробормотал Колин.

— Он не допустит поражения.

— Позволь напомнить, этот ангел собственноручно отдал флаг врагу.

— Он изменился.

— Потому что отправился в Чистилище и сумел вернуться? — Глаза Колина ничего не выражали, когда он, наконец, бросил на него взгляд поверх чайных сэндвичей на подставке. — Значит, это место преображает. К несчастью, слишком мало, слишком поздно и все такое.

— Это не место, а природа ошибок меняет человека. Скорбь из-за глупых поспешных поступков может быть мощным катализатором.

— Многое может служить катализатором.

Понимай как: «Например, предательство любимого».

— Чаю? — спросил Берти, пытаясь прекратить перебранку.

— Нет, благодарю. — Колин откинулся на спинку, уставившись на Бастион Душ. — Пища — последнее, что меня сейчас интересует.

Байрон поставил чашечку на блюдце, словно он потерял аппетит… но его глаза за розовыми стеклами сияли.

— Найджел, я поддерживаю твой оптимизм. Я надеюсь, что мы одержим верх… и хотя я всегда уважал твою преданность правилам войны, я понимаю, что если Джим узнает, что он — последняя Душа, это может оказаться полезным.

— Если, конечно, мы не проиграем раунд, — вмешался Колин. — Как проиграли три других.

— Девине не одолеть Джима. — Найджел сделал глоток из фарфоровой чашечки. Чай был на вкус как помои, хотя сделан так же, как и всегда. — Зная, кто стоит на кону.

— Думаешь, это повлияет на исход? — Колин холодно улыбнулся. — Любовь не настолько надежна. По крайней мере, исходя из моего опыта.

С этими словами, архангел встал. — Прошу меня извинить, я собираюсь проверить окрестности замка.

— Тебе составить компанию? — спросил Берти.

— Нет. Спасибо.

Когда Колин ушел, Берти и Байрон снова заняли себя созерцанием красот, старательно избегая Найджела.

— Таквин, — пробормотал он. — Ты пойдешь за ним?

Ирландский волкодав хрюкнул, а потом ускакал вслед за Колином, держась на расстоянии и так тихо, как могло животное весом в десять стоунов и напоминавшее швабру.

— Думаю, мне нужен отдых, — сказал Найджел, откладывая салфетку на пустую тарелку. — Прошу меня извинить.

Он не любил поддаваться эмоциям. Показывать печаль и боль другим?

Выражаясь словами спасителя, да хрен бы вам.