Бессмертный

Глава 41

— Ты действительно наелась?

Когда Джим присел рядом с ней на крыльцо ветхого особняка, Сисси в очередной раз глубоко вздохнула. Она делала так множество раз с тех пор, как они вернулись сюда, вчетвером съели пять пицц с пепперони и разошлись каждый своей дорогой.

А это значит, что Эд и Эдди направились на чердак.

А Джим присоединился к ней.

После целого дня дождливой погоды, ночь выдалась прохладной и сырой, пахла влажной землей и растениями. А вдыхая запах лосьона после бритья Джима, Сисси казалось, будто она завернулась в его кожаную куртку.

— Сисси?

— Что… о, прости. Да. Боже, да. Не думаю, что когда-нибудь я снова смогу поесть.

Черт. Может ей не следовало использовать именно такую формулировку.

В самом конце дороги автомобиль свернул на их улицу и осторожно приблизился к ним. На мгновение все ее тело напряглось, но это был не большой черный «Мерседес-Бенц» с оторванным значком.

Она расслабилась сразу же, как распознала в нем «Лексус».

— Так странно, — пробормотала Сисси. — Я чувствую отсутствие больше, чем раньше замечала присутствие.

— Чего… а, ты про это. — Джим прокашлялся, будто не желая давать этому имя. — Ты имеешь в виду то, что мы вытащили.

— Да. — Она положила руки на свой живот, набитый пиццой, и потерла его. — Я даже понятия не имела, что оно находилось там, управляло мной. Но сейчас, когда его нет, я чувствую… себя. Это не значит, что я забыла…что со мной сделали или чего я лишилась. Мои ощущения остались теми же, что и прежде. Просто… фундамент уже иной. Более твердый. Больше… меня? Кажется, я несу чепуху.

— Нисколько. Я тебя прекрасно понимаю.

Она пристально наблюдала, как он долго затянулся, а кончик сигареты ярко вспыхнул.

— Клянусь, это одна из моих самых любимых черт в тебе.

Он приподнял брови.

— Что именно?

— Ты всегда понимаешь меня.

— Ты мыслишь весьма здраво. И к тому же чертовски умна.

Он наклонился и запечатлел поцелуй на ее губах, и это казалось таким естественным: легкое касание, дать и получить что-то в ответ, жаркий трепет, последовавший за этим. И все, что ей нужно было сделать, чтобы не дать ему отстраниться — положить ладонь на его сильную руку.

Как будто он снова знал, чего она хочет.

Склонив голову на его предплечье, она смотрела на него, пока он продолжал всматриваться вперед. К сожалению, озабоченность, проявившаяся в чертах его лица, напомнила ей, что подобные мгновения между ними были скорее исключением, а не правилом.

Война все еще продолжалась.

— И что дальше? — спросила она резко.

— С тобой? Ничего. Ты чиста.

— Я имею в виду Девину.

Джим нахмурился, а холод, отразившийся в его глазах, напомнил, что он был не только ее любовником, но и солдатом.

— Ты не должна беспокоиться об этом. — Он наклонился и снова поцеловал ее. — Ты в безопасности. Ты свободна.

Пока ты сражаешься — нет, подумала Сисси.

Казалось преступлением осквернять это мгновение между ними разговорами о последнем раунде. Но она чувствовала, что в его голове крутились те же самые мысли. Должны были. Он должен был думать о том, где найти следующую душу, и что Девина предпримет…

— Я на самом деле очень бы хотел, чтобы ты познакомилась с моей мамой, — резко сказал он.

Когда Сисси отодвинулась, он пристально посмотрел на нее.

— Дым лезет тебе в лицо? Черт, прости, давай я потушу сигарету.

— Нет, нет, нисколечко, — она прервала его. — Честно, все в порядке. Я уже привыкла к этому, и знаешь, мне даже нравится.

Возможно, потому что запах табака ассоциировался с ним.

— Ты просто удивил меня, — пробормотала она.

— Моя мама.

— Ну, да. Я бы тоже с удовольствием познакомилась с ней. — Боже, чем больше Сисси думала об этом, тем больше… — Я действительно была бы очень рада познакомиться с ней.

— Она бы полюбила тебя.

Сисси моргнула несколько раз. Такие слова от мужчины вроде него? Были лучшим комплиментом, что она когда-либо слышала.

— Какой она была?

Джим глубоко затянулся и выдохнул кольца дыма, которые поплыли в сторону света, лившегося из дома.

Ночь становилась значительно светлее, когда ты не одна, подумала Сисси. И нет чувства, объединяющего сильнее, чем подобный разговор между ними.

Ну, за исключением секса.

Чем они и займутся чуть позже.

— Она была невысокой, — наконец произнес Джим. — Но сильной. Черт, она была сильной. Знаешь, на большинстве ферм женщины трудятся дома — и это огромный труд. Фермеры встают до восхода солнца и заканчивают только после заката, а еще им нужна еда и кто-то, кто бы хранил семейный очаг, занимался детьми, счетами и персоналом. Моя мама, она делала и то, и другое. Однажды я видел, как она разделала столетний дуб — он свалился на наш палисадник в результате торнадо — за два учебных дня, зато дров нам хватило на всю зиму.

— Ты скучаешь по ней? Наверное, это…

— Я скучаю по всему. Скучаю по той жизни, земле и по ней. — Он потер бровь большим пальцем, словно пытаясь скрыть от нее свою слабость. — Я думал, что вернусь туда. Ну, знаешь, по окончании службы. Я собирался поработать здесь, в Колдвелле, только до тех пор, пока не буду уверен, что Матиас не станет проблемой. — Он взглянул на нее. — Я не хотел, чтобы это дерьмо последовало за мной на запад. Ни за что. Ферма в Айове должна была стать моим пристанищем на пенсии. Местом моего последнего упокоения.

— Думаю, и твоя жизнь оказалась не такой, какой ты ее себе представлял.

— Так и есть. — Он пристально посмотрел на нее. — Но я встретил тебя.

Она улыбнулась и поцеловала его в предплечье.

— Ну вот, ты опять заставляешь меня краснеть.

— Разве?

— Да.

Он издал звук, что-то среднее между «ммм» и «подожди, пока мы не поднимемся наверх, женщина, а затем поговорим о смущении».

Но вскоре, он вновь уставился перед собой.

— Джим?

— Что?

Боже, она ненавидела этот вопрос.

— Что дальше?

***

Видимо, Джим был неандертальцем. Что, в принципе, неудивительно, учитывая, насколько жестоким он мог быть. Это также не делало его героем своего времени. Но реальность такова, что в тот момент, когда Сисси озвучила свой вопрос, он мог думать лишь о том, что не хочет видеть Сисси и близко ко всему этому, и перебирать в уме, как уклончиво ответить или вообще промолчать.

Он вспомнил кое-что услышанное о парашютистах, ребятах, выпрыгивающих с самолетов в зонах боевых действий. Вооруженные силы проводили проверку их психического состояния, в результате которой выяснился интересный факт: подавляющее большинство никогда не чувствовало страха в процессе работы. Никто. А вопрос выживания? Возможно, в конце концов, такая работа подходит только тем, чьи надпочечники на работе спят глубоким сном.

Но не эта информация потрясла его: почти сто процентов испытуемых ответило, что единственный раз, когда они действительно боялись: при своем последнем прыжке. Как будто они знали, что кидали кости и оказывались в выигрыше слишком часто, и ожидали, что в конце случай возьмет свое, будто судьба доберется до них и схватит только потому, что это ее последний шанс.

Именно так он себя и чувствовал сейчас.

Сисси еле спаслась, и не единожды, а дважды. Он не хотел рисковать ею в третий раз.

А как только он подумал об опасности, в которой она находилась, естественно ему пришлось вспомнить и о Девине…и внезапно невероятной силы ярость поселилась у него внутри, настолько сильная, что вымела все мысли о Сисси. К черту войну. К черту души. К черту всех и вся.

Девина потерпит неудачу, и не потому, что проиграет в войнушку Создателя.

Для него конечный результат может быть только таким; видя Сисси сегодня в ванной, это стало последней каплей. Она снова страдала, ее пытали… снова. Внутри него что-то сломалось: даже несмотря на то, что он сидел рядом с ней, курил как обычный человек и был готов подняться с Сисси наверх и заняться с ней любовью как обычный человек, он был монстром.

Внутри он был ненормальным, отвратительным сукиным сыном в шаге от безумия.

И до тех пор, пока он не уничтожит Девину, он не сможет сконцентрироваться на чем-то другом.

— Джим? Что произойдет дальше?

Он прочистил горло и отвернулся от нее — якобы для того, чтобы потушить сигарету о пепельницу, которую принес с собой, а также потому что ненавидел лгать ей.

— Как и всегда.

— И что это значит? — настаивала она.

— Я нахожу душу, как-нибудь, и приступаю к работе.

— Ты переживаешь по поводу последнего раунда?

— Нет, совсем нет. — По крайней мере, это была правда, поэтому он снова повернулся к ней. — Я чувствую себя отлично. Чувствую себя сильным. Я готов покончить с этой игрой должным образом.

И это также чистая правда. Его внутренний гнев замечательно прочищал мозги. Метафорический стеклоочиститель промыл его фильтр относительно мира, войны и самого себя. С ним? Он ясно видел, что ему следует сделать и куда пойти. Цель понятна, он способен отключить посторонние шумы и телодвижения, концентрируясь исключительно на том, чтобы произвести выстрел на поражение.

— Джим?

— Да?

— Все в порядке?

Он прижал ее к себе теснее и поцеловал в лоб.

— Лучше некуда. Никогда не чувствовал себя лучше.

Дрожь, прошедшая сквозь нее, заставила его нахмуриться.

— Снаружи холодно, — сказал он. — Давай зайдем внутрь.

— Хорошо.

Он помог ей подняться и прижал к себе ближе, направляясь к парадной двери. Внутри он захлопнул дверь, запирая на замок, даже несмотря на то, что его защитные заклинания были лучше, чем все замки «Шлаг».

Он посмотрел на нее, прикрыв глаза.

— Идем в постель?

— Да.

Правильный ответ. Такой правильный.

Они добрались до лестницы, держась бок о бок даже при подъеме по лестнице. Что было замечательно. От чего становилось тошно? В тот момент, когда они проходили мимо напольных часов, которые никто не настраивал и не заводил, чертова штуковина издала гонг. Еще один. И третий.

Джим стиснул зубы и оглянулся. Сделав несколько быстрых вдохов, он представил, как подходит к этому членососу с бензопилой… топором… огнеметом.

Четвертый… пятый… шестой…

— Что там? — спросила Сисси, когда они добрались до второго лестничного пролета.

…седьмой… восьмой…

Он слышал вопрос Сисси, но был слишком занят подсчетом ударов, хотя чертовски хорошо знал конечный результат.

— Джим?

…девятый… десятый… одиннадцатый… двенадцатый…

— Джим.

…тринадцатый.

— Сукин сын, — пробормотал он, прежде чем смог заставить себя вернуться к разговору. Он не позволит отвратному куску дерьма испортить время, которое ему предстояло провести со своей женщиной.

Сфокусировавшись, он уставился на дверь в ванную, которой всегда пользовался, и внезапно захотел изменить пункт назначения, оканчивающийся в ее спальне. Особенно когда представил ее скользкую от горячей воды грудь с мыльной пеной, стекающей с сосков.

Дернув Сисси за руку, он потянул ее за собой.

— Пойдем сюда со мной.