Без памяти во лжи

Глава 17: Арес

Арес

Мне становится жаль её.

Это чувство ударяет совершенно неожиданно, как выстрел в тишине, пробивая мою броню, которую я так тщательно выстраивал.

Жалость — горячая, острая, почти болезненная.

Но за ней приходит что-то ещё.

Что-то странное, чему я не могу дать названия. Не любовь — я никогда её не любил, даже в те первые месяцы, когда её улыбка казалась мне настоящей. То была лёгкая влюблённость...

А это... это что-то тёплое, мягкое, как слабый свет в конце тёмного тоннеля. Оно шевельнулось где-то в груди, там, где я давно похоронил всё, что могло сделать меня слабым.

Стискиваю зубы до скрипа, пытаясь задавить это, прогнать, как прогонял всё, что мешало мне держать контроль.

Она предательница. Лгунья!

Она разрушила всё, что я строил, и теперь играет в невинность, чтобы снова обвести меня вокруг пальца.

Я настойчиво внушаю себе эти мысли...

Но чем дольше смотрю на неё — на эту дрожащую фигурку, что кажется такой хрупкой, такой настоящей, — тем громче стучит в висках:а если нет?!

Не выдерживаю.

Дверь машины хлопает за мной, и холодный дождь тут же обрушивается на плечи, промочив пиджак и даже рубашку за считаные секунды. Волосы прилипают ко лбу, вода стекает по лицу, но я не замечаю этого.

Шаги гулко отдаются по мокрому асфальту, пока я приближаюсь к ней.

Селена не шевелится, даже когда останавливаюсь прямо перед ней. Её глаза закрыты, дыхание прерывистое, а губы дрожат, бормоча что-то невнятное.

Наклоняюсь ближе, и жар её кожи ударяет меня, как огненная волна. Она горит.

— Селена, — зову тихо, но голос тонет в шуме дождя.

Жена не откликается.

Не раздумывая, подхватываю её на руки. Она кажется легче, чем я ожидал — невесомой, как пёрышко, будто последние недели выжали из неё всё, что было.

Мокрая одежда липнет к её телу, холодная и тяжёлая, а кожа под ней пылает, обжигая мои ладони. Её голова бессильно падает мне на плечо, и я чувствую, как её горячее дыхание касается моей шеи.

— Чёрт возьми, — цежу, быстро шагая к машине.

Открываю заднюю дверь и аккуратно укладываю жену на сиденье, стараясь не задеть голову о подголовник.

Она сворачивается, подгибая колени, словно беззащитный ребёнок, и что-то бормочет — бессвязное, потерянное.

Сажусь за руль, завожу двигатель и срываюсь домой.

Дорога обратно пролетает в каком-то тумане...

Дождь хлещет по стеклу, дворники работают на пределе, а я бросаю взгляды в зеркало заднего вида, проверяя её. Весь путь жена лежит неподвижно, только грудь слабо вздымается от тяжёлого дыхания.

Когда мы подъезжаем к особняку, снова беру Селену на руки и заношу внутрь. Поднимаюсь в её комнату, чувствуя, как напрягаются мышцы от каждого шага. Укладываю на кровать, и только тогда понимаю, что нужно что-то делать.

Она не может оставаться в мокрой одежде — температура сожжёт её изнутри, если не снять всё это прямо сейчас.

Стягиваю с неё куртку, бросаю на пол, затем принимаюсь за свитер. Ткань липнет к коже, сопротивляясь, но я справляюсь, стараясь не смотреть туда, куда не следует. Она больше не моя. Селена предала меня.

Когда дело доходит до джинсов... Пальцы замирают на пуговице... выдыхаю сквозь стиснутые зубы, пытаясь держать себя в руках.

Это не про желание — не сейчас, не с ней, не в таком состоянии. Это про необходимость.

Наконец, снимаю с неё всё, оставляя только нижнее бельё, и прежде чем накрыть одеялом, меня что-то заставляет остановиться.

Смотрю на её тело, лежащее передо мной, и будто вижу впервые.

Оно... другое.

Не то, что я помнил. Не то, что я знал наизусть после всех тех ночей, когда брал её.

Её кожа кажется нежнее, мягче, почти невинной. Изгибы талии, линия бёдер, даже шрамы и синяки от аварии — всё выглядит иначе, более женственно, более... нетронуто.

Что-то не сходится.

Я замираю, глядя на неё. Буквально столбенею.

Что происходит?!

Это усталость играет со мной? Или свет в комнате падает так, что обманывает глаза?

Но чем дольше я смотрю, тем сильнее растёт чувство, что передо мной не та женщина, которую я ненавидел все эти годы.

Погрузиться в размышления не позволяет стук в дверь, который вырывает меня из оцепенения. Доктор, которого я вызвал ещё по дороге домой, прибыл быстрее, чем я ожидал.

— Где пациентка? — голос пожилого мужчины спокойный, деловой, как и подобает человеку, его статуса и квалификации.

— Здесь, — бросаю, отходя от кровати и указывая на Селену. — У неё жар. Высокая температура. Она бредит и не приходит в сознание.

Доктор кивает, открывает свой чемоданчик и приступает к осмотру.

Я отступаю к окну, скрещивая руки на груди. Дождь всё ещё льёт за стеклом, стекая по нему длинными струями, а я наблюдаю за работой врача, который склоняется над женой, проверяя пульс и проводя все необходимые манипуляции.

— Серьёзно, — бормочет старик, доставая термометр. — Нужно сбить температуру. Организм вашей жены сильно ослаблен...

— Возможно, — отвечаю резко, чувствуя, как раздражение смешивается с чем-то ещё... с виной? — Она недавно из больницы.

Доктор бросает на меня короткий, колкий взгляд, но ничего не говорит. Просто продолжает делать свою работу.

А я стою, глядя на Селену, и пытаюсь понять, что за чертовщина творится в моей голове?! Почему я чувствую то, что совершенно точно не должен чувствовать?!